Читать книгу Во всем виноват лишайник - Джон Уиндем - Страница 3

Из зала все вынесли. Кто-то украсил стены мрачного вида ветками вечнозеленых растений. Кто-то другой, вероятно, решил, что мишура немного поднимет настроение. Столы у стены, словно длинная, застеленная белой скатертью стойка бара, были уставлены тарелками с бутербродами, разноцветными пирожными, пирожками с сосисками, кувшинами с лимонным и апельсиновым соком, вазами с цветами и кофейниками. Сама же комната напоминала ожившую палитру. Издалека казалось, что целая стая скворцов распевает свои вечерние песни.

В колледже святого Меррина праздновали окончание семестра.

Мисс Бенбоу, преподавательница математики, слушая скучный рассказ Авроры Трегг о непревзойденных умственных способностях ее щенка, не спеша оглядывала комнату, мысленно составляя список тех, с кем обязательно следует поговорить сегодня вечером. В дальнем конце комнаты она заметила Диану Брекли, которая на несколько мгновений осталась одна. Диана, несомненно, была среди тех, кто заслуживал похвалы и самых теплых поздравлений, поэтому, воспользовавшись короткой паузой в восторженном повествовании Авроры, мисс Бенбоу похвалила сообразительного щенка, пожелала ему всего самого наилучшего в будущем и поспешно ретировалась.

Проходя по комнате, она неожиданно взглянула на Диану глазами постороннего человека. Школьница превратилась в прелестную девушку. Возможно, дело в том, как она одета. Простое голубое платье, казалось, ничем не выделяется среди остальных, но если рассмотреть его повнимательнее, совсем недорогое – мисс Бенбоу знала это совершенно точно, – и все же в нем есть стиль. Диана всегда одевалась со вкусом, а еще обладала качеством, благодаря которому вещь стоимостью в три гинеи казалась дорогой. Мисс Бенбоу улыбнулась, отметив, что, пожалуй, этот редкий дар достоин уважения. Неожиданно она подумала, что внешность является одним из талантов Дианы. Впрочем, ее нельзя, собственно, назвать хорошенькой. Хорошенькие девушки прелестны, как цветы в мае, но весной их такое множество! Ни один человек, владеющий чувством языка, не назвал бы Диану хорошенькой…

Восемнадцать – всего восемнадцать – было тогда Диане. Довольно высокая – пять футов и десять дюймов, – стройная и хрупкая. Темно-каштановые волосы с легким красноватым оттенком. Линии лба и носа не в чистом виде греческие, но их так и хотелось назвать классическими. Едва заметно подкрашенные губы – все-таки она пришла на вечеринку – выгодно выделяли их обладательницу среди множества пурпурных бутонов. Рот сам по себе ничего не обещал постороннему наблюдателю, однако при случае волшебно улыбался, не слишком часто, впрочем. А стоило вам подойти к Диане поближе, как вы окунались в ее чудесные серые глаза, оторваться от которых было почти невозможно. Они смотрели на вас и оценивали, поражая своей спокойной уверенностью. Поскольку обычно мисс Бенбоу обращала внимание на способности девушки, а не на ее внешность, она с некоторым удивлением вдруг поняла, что Диана стала настоящей «красавицей», как было принято говорить во времена молодости ее родителей.

Эта мысль вызвала приятные чувства – в школах вроде колледжа Святого Меррина не только ставили своей целью дать ребенку хорошее образование; здесь старались получше подготовить девушек к вступлению во взрослую жизнь – а у красивого, привлекательного человека всегда больше шансов выжить в суровых джунглях современного общества, где ты нередко оказываешься в окружении совершенно невежественных особей.

Всякие болваны предлагают дурацкую работу, вьются, словно бабочки с радужными крыльями из банкнот, стараются завлечь, в воздухе витают самые разные соблазны, клейкая паутина раннего замужества пытается заманить в свои сети, мамаши с куриными мозгами неожиданно выскакивают из кустов, а близорукие папаши неуверенно бредут по тропе жизни; прямоугольные мерцающие глаза гипнотически горят в темноте, тамтамы выбивают безумный ритм, и, перекрывая гвалт, кричат пересмешники: «Какое это имеет значение, пока она счастлива?.. Какое это имеет значение?.. Какое это имеет?..»

Поэтому вы, естественно, будете испытывать некоторую гордость, наблюдая за теми, коим помогли преодолеть все эти опасности.

Однако мисс Бенбоу была вынуждена напомнить себе, что Диана не особенно нуждалась в подобной помощи. Жизненные бури не слишком ее тревожили. С полнейшим равнодушием наблюдала Диана за различного рода искушениями, словно ей и в голову не приходило, что они могли быть направлены на нее. Девушка вела себя, как образованный путешественник, попавший в интересную страну. Возможно, конечная цель еще не совсем понятна, но она, несомненно, находится где-то впереди, а то, что кого-то привлекают остановки в маленьких придорожных городках, вызывает удивление да и только.

Можно радоваться, что Диана многого добилась, но ставить это себе в заслугу вряд ли будет правильно. Девушка напряженно трудилась и заслужила успех. Единственное, о чем можно пожалеть – впрочем, наверное, это неправильно, учитывая, с какими инертными и равнодушными детьми приходится иметь дело, – можно пожалеть, что у нее… ну, уж слишком яркая индивидуальность, что ли?..

К этому моменту мисс Бенбоу добралась до середины зала, и Диана заметила ее приближение.

– Добрый вечер, мисс Бенбоу.

– Добрый вечер, Диана. Я хочу тебя поздравить. Это замечательно, просто замечательно. Конечно, никто из нас и не сомневался – более того, мы были бы ужасно разочарованы, если бы обстоятельства сложились иначе. Однако такой полный успех – я даже боялась надеяться.

– Огромное вам спасибо, мисс Бенбоу. Но дело тут не во мне. Я хотела сказать, что без всех вас я бы не смогла ничего добиться. Ведь вы говорили мне, что нужно делать, не так ли?

– Ну, именно для того мы здесь и находимся, но и мы у тебя в долгу, Диана. Даже в нынешние времена стипендия, которую ты получила, делает нашей школе честь – а результаты, которые ты показала, едва ли не самые лучшие за все годы существования колледжа Святого Меррина. Я полагаю, тебе это известно.

– Мисс Фортиндейл была очень довольна.

– Ну, это еще мягко сказано. Она просто в восторге. Как и все мы.

– Благодарю вас, мисс Бенбоу.

– И, конечно, родители тоже восхищены твоими успехами.

– Да, – с некоторым сомнением согласилась Диана. – Папа рад. Ему нравится, что я буду учиться в Кембридже, потому что он сам мечтал об этом. Если бы я не получила стипендию, на это нельзя было и надеяться, мне пришлось бы поступить, – тут она вспомнила, что мисс Бенбоу заканчивала лондонский университет, и в последний момент успела поправиться: – в какой-нибудь «кирпичный университет»[3].

– В некоторых «кирпичных» очень даже неплохо учат, – заметила мисс Бенбоу с легким укором.

– О да, конечно. Просто когда ты уже что-то решила, любой другой вариант кажется неудачей. Вы понимаете, что я имею в виду?

Мисс Бенбоу не захотела вступать в дискуссию на эту тему.

– А что думает твоя мама? Она тоже должна тобой гордиться.

Диана посмотрела на мисс Бенбоу своими серыми глазами, которые, казалось, видели дальше и больше, чем глаза большинства других людей.

– Да, – ответила девушка равнодушно, – именно так она к этому и относится.

Мисс Бенбоу слегка приподняла брови.

– Я хотела сказать, что она, наверное, ужасно гордится моими успехами, – пояснила Диана.

– Но все так и есть, – запротестовала мисс Бенбоу.

– Она пытается. Мама и в самом деле вела себя очень мило, – сказала Диана, еще раз взглянув на мисс Бенбоу. – Только я никак не могу взять в толк, почему матери продолжают считать, что быть красивой, чтобы мужчины просто умирали от желания затащить тебя к себе в постель, гораздо важнее и достойнее, и что умной при этом быть совершенно не обязательно? По-моему, правильнее было бы как раз наоборот.

Мисс Бенбоу заморгала. Разговор с Дианой принимал неприятный оборот. Впрочем, есть ли у нее право пасовать перед трудностями?

– Я думаю, – серьезно проговорила она, – что следует заменить слово «достойнее» на слово «естественнее» Ведь мир «умников» для большинства матерей является таинственной книгой за семью печатями, они чувствуют себя в нем весьма неуверенно; зато большинство женщин, и это вполне понятно, считают, что являются крупными спедиалистами в другой области, что они прекрасно все понимают и могут оказать бесценную помощь своим дочерям.

Диана задумалась.

– И все же слова «достойно» и «прилично» все равно каким-то образом возникают – хотя я и не очень понимаю почему, – проговорила девушка, слегка нахмурившись.

Мисс Бенбоу чуть покачала головой:

– Тебе не кажется, что ты смешиваешь два совершенно разных понятия: приличия и конформизм? Родители, естественно, хотят, чтобы дети жили по понятным им правилам и законам. – Она поколебалась несколько мгновений, потом заговорила снова: – Тебе никогда не приходило в голову, что, когда дочь домохозяйки решает сделать карьеру, она тем самым подвергает критике жизненные принципы матери? Она словно говорит: «Та жизнь, что была вполне подходящей для тебя, мамочка, совершенно не годится для меня». Знаешь, матерям, как, впрочем, и всем остальным людям, такие идеи не очень-то по душе.

– Я никогда не думала об этой проблеме с такой точки зрения, – задумчиво призналась Диана. – Значит, получается так: в глубине души матери не перестают надеяться, что их дочери, решив сделать карьеру, потерпят неудачу и таким образом предоставят им еще одно доказательство извечной правоты старшего поколения?

– По-моему, это уж слишком прямолинейно, ты со мной не согласна?

– Но… ведь получается именно так, разве нет, мисс Бенбоу?

– Думаю, нам следует переменить тему разговора, Диана. Где ты собираешься провести каникулы?

– В Германии, – ответила Диана. – По правде говоря, гораздо больше я хотела бы побывать во Франции, но Германия гораздо полезнее.

Они еще немного поговорили о каникулах, а потом мисс Бенбоу снова поздравила Диану и пожелала ей успехов в университетской жизни.

– Я ужасно благодарна за все. И так рада, что вы мной довольны, – сказала ей Диана. – Вот что представляется мне ужасно забавным, – задумчиво продолжала она, – мне кажется, любая девушка способна стать желанной кандидаткой в жены, стоит ей только использовать свои мозги по назначению, даже если у нее их не так и много. Поэтому я никак не возьму в толк…

Однако мисс Бенбоу не дала ей снова втянуть себя в дискуссию.

– О, – воскликнула она, – вот и мисс Таплоу! Не сомневаюсь, что она просто сгорает от желания поговорить с тобой. Идите сюда.

Ей очень ловко удалось скользнуть в сторону, и в тот момент, когда мисс Таплоу начала довольно скучным голосом поздравлять Диану, мисс Бенбоу развернулась – и тут же оказалась лицом к лицу с Брендой Уоткинс. Пока она поздравляла Бренду, на пальчике которой красовалось совсем маленькое и совсем новенькое колечко, знаменующее помолвку и являющееся гораздо более значительной ценностью, чем все стипендии во всех университетах мира, она услышала голос Дианы у себя за спиной:

– Ну, быть просто женщиной и больше ничем кажется мне совершенно бессмысленным и бесперспективным занятием, мисс Таплоу. Я хочу сказать, что рассчитывать на повышение по службе тут ведь не приходится, не так ли? Если только ты не станешь содержанкой или чем-нибудь в таком же роде…

– Никак не могу понять, в кого она такая, – удивленно проговорила миссис Брекли.

– Ну, уж не в меня, это точно, – объявил ее муж. – Знаешь, мне иногда даже хотелось, чтобы в нашей семье нашелся кто-нибудь с настоящими мозгами, но насколько я знаю, таких родственников у меня не было. Впрочем, не очень понимаю, какое значение имеет то, откуда в ней это взялось.

– Я не имела в виду ее способности. Отец должен был неплохо соображать, иначе он никогда не добился бы успеха в своем бизнесе. Нет, дело в… ну, наверное, это можно назвать независимостью… Она постоянно задает самые разнообразные вопросы. Ее интересуют темы, о которых нет никакой необходимости спрашивать.

– При этом она находит на свои вопросы такие забавные ответы – судя по тому, что мне иногда удается от нее услышать, – добавил мистер Брекли.

– Она какая-то беспокойная, – настаивала на своем Мальвина Брекли. – Конечно, молоденькие девушки становятся беспокойными – это совершенно естественно и этому не следует удивляться, – но я хочу сказать, что тут все как-то не так.

– Никаких молодых людей, – проворчал ее муж. – Знаешь, дорогая, не стоит жалеть об отсутствии неприятностей – еще накликаешь беду.

– Но ведь это же было бы только нормально. Такая хорошенькая девушка, как Диана…

– Она могла бы иметь кучу поклонников, если бы захотела. Научилась бы хихикать – а вместо этого говорит парням вещи, от которых те впадают в панику.

– Диана не задавака, Гарольд.

– Конечно, нет, мне это прекрасно известно. Но все находят ее именно такой. Мы живем в районе, где принято считаться с условностями. Существует три типа девиц: «веселые», хохотушки и задаваки, других просто нет. Ужасно противно жить в таком вульгарном районе; вряд ли ты бы хотела, чтобы Диана влюбилась в какого-нибудь местного кретина?.

– Нет, естественно, нет. Только…

– Да знаю я! Это было бы гораздо более нормально. Дорогая, когда мы последний раз разговаривали с мисс Паттисон в школе, где учится Диана, она предсказала, что девочку ждет блестящее будущее. Она так и заявила: «блестящее будущее», а это уже само по себе не может быть нормальным. Знаешь, полного счастья не бывает, нельзя получить и то и другое одновременно.

– Мне кажется, гораздо важнее быть счастливой, чем выдающейся.

– Дорогая, не хочешь ли ты сказать, что все те, кого ты называешь нормальными людьми, счастливы? Ну и предположение! Посмотри-ка по сторонам… Нет, надо благодарить судьбу за то, что девочка не втрескалась ни в одного из тех балбесов, что населяют нашу округу. Тут уж о блестящем будущем пришлось бы забыть; впрочем, балбесу тоже не поздоровилось бы, в этом я не сомневаюсь. Не волнуйся. У нее будет все в порядке. Ей нужно только хорошенько развернуться.

– Ну да, конечно, у моей матери была младшая сестра, тетя Анни, – задумчиво проговорила миссис Брекли. – Она была не совсем обычной особой.

– Да? А что с ней было не так?

– В 1912 году – или в 1913-м – ее посадили в тюрьму за то, что она устроила фейерверк на Пиккадилли.

– Господи боже мой, зачем?

– Она бросила несколько хлопушек под ноги лошадям и устроила такой переполох, что возникла грандиозная пробка – от Бонд-стрит до Свои и Эдгаре, а затем она забралась на крышу автобуса и принялась вопить: «Женщинам право голоса!» и скандалила до тех пор, пока ее оттуда не сняли. Она получила месяц. А семья чувствовала себя по-настоящему опозоренной.

Вскоре после этого тетя Анни швырнула в окно кирпич, когда проходила по Оксфорд-стрит, и ее посадили уже на два месяца. Она не слишком хорошо себя чувствовала, когда ее выпустили на свободу, поскольку в тюрьме объявила голодовку, так что моей бабушке пришлось вывезти ее на природу. Однако тетя Анни умудрилась вернуться в Лондон и швырнуть бутылочку с чернилами в мистера Бельфура, так что ее снова арестовали – в тот раз она чуть не спалила целое крыло тюрьмы Холлоуэй.

– Предприимчивая женщина эта твоя тетушка. Но я не совсем понимаю…

– Ну, она не была нормальной. Так что Диана могла унаследовать свои странности по моей материнской линии.

– Нет, я не совсем понимаю, что именно могла Диана унаследовать от своей агрессивной тетушки, и, откровенно говоря, моя дорогая, меня абсолютно не волнует, откуда это взялось. Важно одно – она наша дочь. И я считаю, что у нас получился очень неплохой, хотя и несколько неожиданный, результат.

– Кто же спорит, дорогой. У нас есть все основания гордиться ею. Вот только, Гарольд, всегда ли блестящая жизнь оказывается к тому же самой счастливой?

– Понятия не имею. Ты и я знаем – во всяком случае я знаю, – что можно быть счастливым, не обладая выдающимися способностями, а как себя чувствует человек одаренный и что ему требуется, чтобы быть счастливым, – даже не представляю. Однако мне хорошо известно, что это может сделать счастливыми других. Например меня, – и причины тут чисто эгоистические. С тех пор как Диана была еще совсем маленькой девочкой, меня мучила мысль, что я не смогу послать ее учиться в первоклассную школу, – о, я знаю, в колледже Святого Меррина хорошие учителя, Диана это доказала, но я про другое. Когда твой отец умер, я предполагал, что мы сможем себе позволить дать девочке приличное образование. И отправился к нашим адвокатам. Они ужасно сожалели, что вынуждены ответить мне отказом. Инструкции в завещании сформулированы предельно четко, сказали они. К деньгам нельзя притрагиваться до тех пор, пока Диане не исполнится двадцать пять лет. Более того, под них даже нельзя взять заем на ее образование.

– Ты никогда не говорил мне об этом, Гарольд.

– Я решил сначала все выяснить. Ну а когда оказалось, что деньги нельзя трогать… Знаешь, Мальвина, я считаю, что это самый отвратительный поступок, который твой отец совершил по отношению к нам. То, что он ничего не оставил тебе, – ну, это вполне в его духе. Но завещать нашей дочери сорок тысяч фунтов при условии, что она не сможет ими воспользоваться в первые, самые важные для формирования личности годы, не извлечет из них никакой пользы!.. Так что я очень рад за Диану. Она добилась для себя того, чего не сумел сделать я. И, сама того не зная, утерла старому ублюдку нос.

– Гарольд, дорогой!

– Знаю, милая, знаю. И хотя я стараюсь не думать о твоем так-его-и-так, но когда такое случается… – Гарольд замолчал.

Обвел взглядом маленькую гостиную: совсем неплохо – конечно, мебель следовало бы обновить, но в комнате достаточно уютно. Впрочем, сам маленький домик, стоящий среди множества других в бедном районе… Замкнутая жизнь… Постоянная нехватка денег, повышение жалованья никогда не поспевало за растущими ценами… Множество вещей, о которых Мальвина мечтала, но не могла получить…

– Ты по-прежнему ни о чем не жалеешь?

– Нет, дорогой. Ни о чем.

Он поднял ее на руки и подошел к креслу. Она положила голову ему на плечо.

– Ни о чем, – негромко повторила она. А потом добавила: – Я не стала бы счастливее, если бы получила стипендию.

– Дорогая, все люди разные. Так или иначе, я пришел к выводу, что мы отличаемся от других. Многие ли из живущих на нашей улице могут честно сказать, вот как ты сейчас: «Я ни о чем не жалею»?

– Наверное, такие тоже есть.

– Не думаю, что это распространенное явление. И даже если тебе ужасно хочется, чтобы у других людей все обстояло так же, как у тебя, не в твоих силах что-либо изменить. Более того, Диана не слишком на тебя похожа – да и на меня тоже. Один Бог знает, в кого она пошла. Так что нет никакого смысла переживать из-за того, что она не желает вести себя так, как вела бы себя ты на ее месте – если бы тебе удалось вспомнить, что чувствует девушка в восемнадцать лет… Блестящее будущее, говорят они. Единственное, что нам остается, – наблюдать за воплощением в жизнь этого пророчества, ну и всячески поддерживать Диану, конечно.

– Гарольд, значит, она ничего не знает о деньгах?

– Диана, естественно, знает, что дед завещал ей что-то. Но она не стала спрашивать сколько. Так что мне не пришлось лгать. Я просто постарался создать впечатление, что сумма не слишком велика, скажем триста или четыреста фунтов. Так, мне казалось, будет лучше.

– Ты совершенно прав. Я постараюсь не забыть об этом, если она когда-нибудь меня спросит.

После короткого молчания Мальвина поинтересовалась:

– Гарольд, это звучит, наверное, очень глупо, но чем в действительности занимаются химики? Диана объяснила мне, что химики не имеют никакого отношения к фармацевтам, мне это нравится, только я все равно не совсем поняла.

– Да и я тоже, дорогая. Наверное, нам следует еще раз спросить у Дианы. Да. Все поменялось – наступил момент, когда она рассказывает нам.

Оказалось, что родителям Дианы Брекли нет никакой необходимости пытаться понять, чем занимаются химики, поскольку уже во время первого года обучения Диана решила, что ее гораздо больше привлекает биохимия – Мальвина так и не поняла, что же это такое.

Решение было принято после прослушивания лекции на тему: «Некоторые тенденции эволюционного развития в современном мире», которая состоялась в обществе «Середина Двадцатого Столетия». Название не показалось Диане особенно интересным, для нее так и осталось загадкой, почему она туда отправилась. Это решение определило всю ее будущую жизнь.

Лекцию читал Френсис Саксовер, обладатель множества титулов, занимавший в свое время должность профессора биохимии в Кембридже, а в последние годы считавшийся интеллектуальным ренегатом. Его семья происходила из Стаффордшира, где многие поколения Саксоверов жили, ничем не выделяясь, до тех пор, пока в середине восемнадцатого столетия в семье не появился ген предпринимательства. Этот ген в сочетании с надвигающейся эпохой индустриализации позволил Саксоверам придумать новые способы применения парового двигателя, по-иному организовать производство и, воспользовавшись преимуществами новых навигационных каналов, начать широкую торговлю со всем миром. Так родилось огромное состояние.

Последующие поколения не ударили в грязь лицом. Ничто не могло остановить Саксоверов. Они постоянно шли в ногу с прогрессом и даже начали работать с пластмассами, когда почувствовали, что спрос на посуду сильно возрос. Во второй половине двадцатого столетия семья продолжала процветать.

Однако во Френсисе ген предпринимательства принял иную форму. Он предоставил управлять производством старшим братьям, а сам решил избрать собственный путь и занять некую высокую должность. Так он, во всяком случае, думал.

Тем не менее случилось так, что здоровье Джозефа Саксовера, его отца, ухудшилось. Обнаружив это, старший Саксовер, который всегда реально смотрел на вещи, не стал терять времени зря и передал управление всеми своими делами двум старшим сыновьям. Последние восемь или девять лет жизни он посвятил хобби, которое отнимало у него все время, – Джозеф изобретал самые разнообразные способы нанесения урона ненасытному министерству финансов. Хотя определенные принципы мешали ему добиться столь же головокружительных успехов, как некоторым из его конкурентов, деятельность Джозефа Саксовера, тем не менее, привела к тому, что правительству пришлось ввести ряд новых указов, пресекающих кое-какие махинации, – уже после его смерти. В результате отцовских маневров материальное положение Френсиса оказалось куда более прочным, чем он мог предполагать, и это его раззадорило. Вероятно, знаменитый саксоверский ген активизировался, как только почувствовал, что капитал лежит без движения. Целый год беспокойство Френсиса росло, пока наконец он не решился оставить свою должность и ринуться в битву за рынок.

С несколькими надежными помощниками он организовал свой собственный исследовательский центр и был полон решимости доказать, что вопреки общепринятому мнению открытия могут делать не только крупные компании с полувоенными нравами.

«Дарр Девелопментс» – так он назвал свою компанию, дав ей имя поместья, которое купил специально для этих целей, – существовала вот уже шесть лет. Френсису удалось продержаться, по крайней мере, на пять лет дольше, чем предсказывали все его друзья, – многообещающее начало. Компания владела несколькими патентами, заинтересовавшими крупных производителей и вызвавшими зависть бывших коллег. Поэтому некоторая толика злобы присутствовала в догадках о причинах возвращения Френсиса в места своей юности: многие говорили, что процесс обучения подрастающего поколения ученых его совершенно не занимает, просто он намерен завербовать для работы в «Дарре» новых толковых работников.

Как ни странно, потом Диана не могла вспомнить никаких подробностей лекции. Френсис заявил, причем представил это утверждение не как предположение, а как общепризнанный факт, что главной фигурой вчерашней жизни был инженер, сегодня ей является физик, а завтра главенствующее место займет биохимик. Услышав это, Диана задала себе только один вопрос: почему ей самой это не приходило в голову раньше? Ее словно посетило откровение – она впервые поняла истинное значение слова «призвание». Тем временем лекция продолжалась – во всяком случае, у Дианы сложилось именно такое впечатление, хотя потом ей мало что удалось вспомнить – все слилось в некое единое понятие, ощущение призвания.

Френсису Саксоверу тогда еще не исполнилось и сорока лет. Худощавый мужчина с орлиным носом, довольно высокий – больше шести футов. Темные волосы, немного седины на висках. Не очень густые брови сильно выступают вперед, слегка затеняя глаза, которые из-за этого кажутся глубоко посаженными. Держался он весьма непринужденно, скорее вел диалог, чем читал лекцию, беспрестанно ходил вокруг кафедры, активно жестикулируя загорелыми руками с длинными пальцами.

Главное, что Диана вынесла с этой лекции, – впечатление от личности самого лектора, его энтузиазма и уверенности. И еще… что она наконец нашла единственную достойную цель жизни…

Отсюда и переход на отделение биохимии.

Отсюда напряженная работа.

Отсюда отличное окончание университета.

Наступил момент выбора работы.

Диана хотела пойти в «Дарр Девелопментс». Это не вызвало особого восторга.

– Гм-м. Возможно, учитывая ваши результаты, – вынуждена была признать ее научная руководительница. – Но Саксоверу непросто угодить. Конечно, он столько платит, что может себе позволить выбирать, однако многие говорят, что у него уж слишком часто меняется персонал. Почему бы вам не рассмотреть предложение какой-нибудь крупной фирмы? Шире возможность выбора, стабильность, может быть, не так завлекательно, зато хорошая, надежная работа, а в конечном счете, что может быть важнее.

И все-таки Диана предпочитала «Дарр Девелопментс».

– Я бы хотела попытаться поступить именно туда, – твердо заявила она. – А если ничего не выйдет, я всегда смогу обратиться в большую компанию – насколько мне известно, такие варианты вполне возможны, а вот наоборот – нет.

– Ну что ж, – не стала больше возражать руководительница, и на ее лице появилась улыбка. – По правде говоря, – призналась она, – в вашем возрасте я поступила бы так же. В подобных ситуациях обычно возражают родители.

– Только не в моем случае, – сказала Диана. – Если бы я была мужчиной, они, скорее всего, настаивали бы на крупной компании, но с девушками все обстоит иначе. Их серьезные интересы являются всего лишь легкомысленным прологом к тому, чтобы начать серьезно относиться к легкомысленной жизни, так что считается, что это все не имеет особого значения, понимаете?

– Понимать – слишком определенное слово для подобных рассуждений, но я представляю, что вы имеете в виду, – проговорила наставница. – Хорошо, я сообщу о вас Саксоверу. Там может быть очень интересно. Кстати, вы читали о том, что они вывели вирус, делающий стерильными мужские особи саранчи? Конечно, женские особи в течение нескольких поколений продолжают производить другие женские особи без участия самцов, однако никто не сомневается, что рано или поздно это должно каким-нибудь образом сказаться, иначе секс теряет всякий смысл, не так ли?

– Я надеюсь, ты получишь эту работу, если тебе так хочется, милая, но что такое этот «Дарр»?

– Научно-исследовательский центр. Частная компания, которая принадлежит доктору Саксоверу. Огромный дом конца восемнадцатого века, окруженный парком. Знаешь, из тех поместий, которые слишком велики для того, чтобы кто-нибудь захотел в них жить, но не представляют ни малейшего интереса для государства. Доктор Саксовер купил его почти десять лет назад. Он с семьей занимает одно крыло здания. Все остальное переделано под офисы и лаборатории. Конюшни и дома для слуг превращены в небольшие квартирки для персонала. По всей территории поместья разбросаны маленькие коттеджи. Некоторое время назад доктор Саксовер построил еще несколько лабораторий и новых домов для супружеских пар, ну и тому подобное. Это что-то вроде общины.

– Тебе придется там жить?

– Да, или где-нибудь неподалеку. Мне говорили, что там сейчас многовато народу, но если повезет, я смогу получить одну из квартир. В самом большом здании есть что-то вроде столовой для персонала, ее услугами пользуются все работники, если захотят, конечно, и, естественно, можно уезжать на выходные. Все твердят, что это чудесное место, прямо на природе. Но там требуется работать как следует, нужно интересоваться всем, что происходит в компании. Доктор Саксовер не терпит бездельников.

– Кажется, неплохое место, – сказала миссис Брекли. – Дорогая, мы совсем ничего не знаем про такие места, я и твой отец. И никак не можем понять, что они там делают? Что производят?

– Ничего не производят, мамочка. Они разрабатывают идеи, а затем дают возможность другим пользоваться этими идеями.

– Но если это хорошие идеи, почему бы им не взять их себе?

– Работа исследователя заключается в другом. Понимаешь, «Дарр» – это не фабрика. Все происходит следующим образом… ну, например, доктору Саксоверу пришла в голову идея насчет термитов – знаешь, есть такие белые муравьи, которые поедают дома и много еще чего другого в тропиках…

– Дома, дорогая?

– Ну, то, что сделано из дерева… а потом рушится и все остальное. Так вот, доктор Саксовер и другие ученые из «Дарра» занялись этой проблемой. И выяснили, что термит, откусывая кусочек дерева и глотая его, не в состоянии переварить пищу самостоятельно – внутри его организма живет простейший паразит, который разрушает целлюлозную структуру дерева, после чего термит уже может приступать к пищеварению. Итак, ученые исследовали паразита и придумали химическое соединение, которое является для него смертельным. Оно эффективно и абсолютно безопасно для человека. Ученые ввели его термитам, те продолжали питаться деревом, но без помощи паразита не могли его переварить, поэтому просто умирали от голода.

Ученые из «Дарра» назвали это вещество АП-91 и запатентовали его, а доктор Саксовер представил его на рассмотрение государственных химических предприятий и предположил, что в тропиках его будут очень охотно покупать. Был проведен ряд тестов, которые дали прекрасные результаты, позволившие начать производство. Теперь это вещество продается в тропиках повсюду под торговой маркой «Терморб-6», доктор Саксовер получает прибыль с каждой проданной баночки, что приносит не одну тысячу фунтов в год, а ведь это всего один из множества его патентов. Так они и работают.

– Белые муравьи. Какой кошмар! – возмутилась миссис Брекли. – Лично я не хотела бы работать с белыми муравьями.

– Ну, это лишь один из проектов, мамочка. Они одновременно занимаются целой кучей самых разнообразных проблем.

– Слушай, а народу там много?

– Ну, не знаю сколько, думаю, человек шестьдесят.

– И девушки?

– Да, мамочка. С приличиями там все в порядке. Мне говорили, что процент заключенных в «Дарре» браков очень высок. Только вот не знаю, хорошо ли это с твоей точки зрения. Впрочем, можешь не беспокоиться, в мои намерения не входит в ближайшее время присоединиться к большинству.

– Дорогая, обычно это выражение употребляется для того…

– Я знаю, мамочка. Знаю… ой, ты же еще не видела мое новое платье, я купила его для собеседования. Пойдем, покажу.