Читать книгу Серые ублюдки - Джонатан Френч - Страница 7

После восьми дней отсутствия Шакала в Горниле за ним прислали сопляка. Молодой претендент весь запыхался, будто от самого лагеря бежал со всех ног.

– В чем дело, сопляк? – поинтересовался Шакал. – Не можешь милю пробежать без одышки?

Сопляк постарался выровнять дыхание, отчего у него задрожали губы и побледнело лицо.

– Черт, Биро, дыши нормально, – промолвила Берил со своего кресла на крыльце. – Не позволяй ему собой помыкать. Шакал сам упал в обморок, как девственник, когда его в первый раз заставили прибежать в Отрадную с донесением. Знаешь, сколько времени я потом приводила его в чувство?

Шакал фыркнул. Не все из Ублюдков обрадовались бы, если бы над ними насмехались в присутствии сопляка, но Шакал находил историю Берил забавной, особенно потому, что это была неправда. Шакал срезал еще пару артишоковых стеблей, бросил головки в корзину возле Берил и только потом поднялся. Спрятав нож, он взял бригант и арбалет.

Берил взглянула на него с легкой улыбкой.

– Рада была побыть с тобой, Шакал.

Он наклонился к ней и поцеловал, потом сошел с крыльца под палящее солнце.

– Идем, – сказал он Биро.

Спешно кивнув, сопляк развернулся на каблуках и затрусил по пыльной дорожке, пересекавшей Отрадную. Шакал, сощурившись на покатый склон, двинулся за ним шагом. Парень обернулся и понял, что он не спешит.

– Ваятель сказал привести вас поскорее! – крикнул Биро на бегу.

– Тогда ему стоило прислать моего чертова свина, – ответил Шакал, не удосуживаясь повысить голос.

Найденыши, поняв наконец, что он уходит, прервали свою игру и окружили его живым смеющимся облачком, пока командный голос Берил не отозвал их обратно.

Дорога в Горнило шла в гору. Шакал не торопился, надевая на ходу бригант. Биро все время был в нескольких шагах впереди. Парню было не больше тринадцати, он еще не пробыл сопляком и года и до сих пор говорил с посвященными членами копыта со смесью страха и благоговения. К счастью, это удерживало его и от болтовни в пути.

Когда они приблизились к Горнилу, Шакал заметил у ворот небольшую стоянку.

– Когда они пришли? – спросил Шакал, разглядывая с полдюжины лошадей и палаток.

– Два дня назад, – ответил Биро. – Кавалеро из кастили.

Шакал хотел было высмеять сопляка за столь очевидное замечание, но воздержался от оскорблений, решив вместо этого преподать ему урок.

– Кавалеро-то да, – согласился он, – но можешь ты мне сказать, простолюдины они или дворяне?

Биро тупо уставился на него.

Шакал взял его за плечо, когда они подошли ближе, и указал на лошадей, которые паслись на скудной траве равнины.

– Присмотрись к лошадям… ни одной чистокровной.

На страже стояло двое людей, остальные четверо бросали кости возле небольшого костра.

– Вельможные хиляки редко играют в кости, – продолжил Шакал, – и они носят алые пояса, чтобы обозначить свое положение. У этих олухов поясов нет, и оружие у них похуже. Но дерутся они обычно лучше. Запомни это.

Биро быстро кивнул и проглотил ком в горле.

Миновав ворота, Шакал вошел в тоннель в стене и начал длинный путь сквозь темноту. Он слышал, как Биро, шагавший следом, вел рукой вдоль стенки – парень еще не научился ходить по тоннелю без подсказок. Шакал вспомнил, как сам много лет назад ходил здесь так же.

– Почему?..

Шакал резко развернулся к Биро, прежде чем тот успел промолвить еще слово, и шикнул на мальчика.

– Никогда не разговаривай внутри стены! – прошептал он. – Иначе ты не услышишь ездоков, которые могут появиться с любой стороны. Я не хочу, чтобы меня затоптали из-за того, что какой-то сопляк не может держать язык за зубами.

Юноша оказался смышленым – ничего больше не сказал, даже не стал отвечать.

Ускорив шаг, Шакал повел их дальше. Когда он сам был в таком возрасте, как Биро, он боялся ходить внутри стены, постоянно думая, что на Горнило нападут и ворота закроют раньше, чем он успеет пробежать по тоннелю, а когда печи нагреют проход, он сварится в собственной шкуре. Всем соплякам нужно было этого бояться – страх держал их начеку и не давал погибнуть.

Но спешил Шакал по другой причине. Если в Горниле были кавалеро-простолюдины, значит, к Серым ублюдкам наведался Игнасио, и, без сомнения, именно из-за этого Шакала сейчас и вызвали.

– Седлай моего свина, – приказал он Биро, как только они вышли на свет. Парень побежал к хлеву. Так или иначе, Шакал отбыл свое наказание, и в скорейшем времени ему предстоит выехать в путь.

Он вошел в зал собраний и направился сразу в светлицу Ваятеля. Как и ожидалось, там Шакал увидел капитана Игнасио, развалившегося в кресле у стола вождя. Невзрачный, с залысинами, рябой кожей и слезящимися глазами, Игнасио был самым что ни на есть простым солдатом. Судя по всему, одного возраста с Бермудо, он, однако, годился своему знатному ровеснику в отцы – тяжелая крестьянская жизнь запечатлелась в каждой морщине его смуглого лица.

– Шакал, – проговорил Игнасио, кивнув.

– Капитан.

Ваятель поднял глаза и скривил губы. За его спиной на заставленной полке стояла пара пыльных керамических сосудов. Это были старые саперные горшки, из тех алхимических приспособлений, которые использовались во время Нашествия, чтобы пробивать дыры в защите орков. Служа тогда рабом, Ваятель сам мастерил такие горшки и наполнял летучими веществами, благодаря которым они становились столь опасными. Реликвии на полке были пусты и негодны, но Шакал, оказываясь в светлице Ваятеля, всегда видел в них напоминание о взрывном характере вождя.

– Я уже начинаю жалеть, что тебя не утопили младенцем, Шак.

Шакал ничего не ответил – он ждал дурных вестей.

Ваятель махнул Игнасио рукой, обернутой в льняную ткань.

– Скажи ему.

Капитан посмотрел на Шакала, и на его усталом лице отразилась досада.

– В кастиль вернулась лошадь кавалеро Гарсии.

Шакал изо всех сил старался сохранить спокойное выражение лица.

– Я нахожу это любопытным, Шакал, – проговорил Ваятель опасно небрежным тоном. – Очень любопытным, поскольку ты сказал мне, что лошадь вместе с телом кавалеро попадет к Месителю.

– Я сейчас съезжу, – сказал Шакал. – Поговорю с Санчо. Узнаю, в чем дело.

– Я уже узнал. – Игнасио вздохнул. – Бордельщик сделал все, как ты просил. Отправил к Месителю птицу, на следующий день тот приехал, забрал Гарсию и лошадь. Но потом эта лошадь появилась у наших ворот.

– Шак? Не хочешь объяснить, почему так получилось? – спросил Ваятель.

Шакал пожал плечами.

– Спросите Месителя.

Ваятель помрачнел.

– Хочешь свалить свои ошибки на него?

– Нет, вождь.

– Я послал птицу. Как только Игнасио приехал и рассказал мне об этой растущей горе свиного дерьма. И теперь жду ответа. – Ваятель выставил перед Шакалом крючковатый палец. – Ту его часть, которой еще не знаю.

Капитан снова устало вздохнул.

– Тот, кого ты убил, был сыном какой-то мегеры из… Валлисолета, кажется. Маркиза или вроде того.

Шакал никак не отреагировал. Названия гиспартских городов и титулов говорили ему еще меньше, чем самому Игнасио. Но капитан продолжил говорить, и неизменная усталость вдруг его покинула, а звучавшая в его словах тревога придала Игнасио редкую оживленность.

– Говорят, у нее целое состояние. Влияние при дворе. И сейчас она не просто потеряла сына. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Шакал проигнорировал беспокойство капитана.

– Если бы он много значил для нее, его не сослали бы сюда.

Игнасио только фыркнул.

– Я не знаю, что он наделал, но изгнание в Уделье могло быть проявлением материнской любви и следствием ее денежного взноса, которое спасало его от казни. Маркизе может не понравиться, что она вырвала сына из рук палача только затем, чтобы он в первую же неделю погиб в Уделье.

Шакал посмотрел на Ваятеля.

– И нас это волнует? Ни слухам, ни придворным в пустошах нет места.

– Бермудо волнует, – ответил Игнасио, наклоняясь вперед в кресле, чтобы привлечь внимание Шакала. – Эта басня, которую ты рассказал новым кавалеро, про то, что Гарсия напал на капитана и дезертировал, – она в его духе, поэтому никто в Гиспарте не стал бы его искать. Но лошадь вернулась. С территории кентавров. Куда, по твоим словам, он сбежал!

– Откуда даже тяжаки не выходят живыми, – проговорил Шакал.

– И уж тем более скаковой жеребец, выросший в конюшне какого-нибудь хлыща, – проворчал Ваятель. – Твоя история провалилась, Шак.

Игнасио цокнул языком.

– Бермудо вгрызся в тех новичков, чтобы рассказали правду. Пока они больше боятся тебя, чем его. Но сколько это может продолжаться?

Действительно, сколько? Игнасио до сих пор считал Шакала настоящим убийцей Гарсии. Значит, юные кавалеро в самом деле не рассказывали правду. Если бы хоть один из них проговорился, что его череп пронзила стрела женщины-полуорка, Игнасио немедленно бы понял, о ком речь, и передал вождю. И Ваятель отреагировал бы на эту весть совершенно иначе.

– Сама по себе лошадь ничего не доказывает, но не сомневайся, Шакал, если тело обнаружат и Бермудо сможет воспользоваться им в своих интересах, он это сделает.

– Например, сам заплатит, чтобы его отправили в Гиспарту, лишь бы развлечь маркизу моим повешением?

Игнасио криво усмехнулся Ваятелю.

– Ты же вроде говорил, что он дурак.

– Но это не значит, что он тупой, – ответил тот.

– Зачем до этого доводить? – спросил Шакал у вождя. – Вы же не станете отдавать одного из своих, чтобы умилостивить какую-то дворянку.

Глаза Ваятеля вспыхнули гневом.

– Когда Гиспарта приходит в мой удел и чего-то требует, я окунаю каждого хиляка лицом в грязь. Но лучше до этого не доводить. А если уж довели, то не нужно бояться виселицы, Шакал. Потому что я спалю в Горниле твою беспечную тушу.

Шакал думал об этом с того момента, когда вошел в комнату. Он повернулся к Игнасио.

– Ты можешь сделать, чтобы эти кавалеро и дальше молчали? Припугнуть их как-нибудь?

Игнасио хрипло рассмеялся, сочтя это забавным.

– Чтобы молчали и оставались живы? Видать, ты все-таки тупой. Мы с моими людьми подолгу в кастили не сидим. У нас есть свои обязанности. В патрули ходим, например. И доставляем плохие вести в копыта полуорков, которые мутят всякое дерьмо.

Шакала не волновали упреки этого усталого бесполезного человека. К тому же болтовня Игнасио о патрулях кое о чем ему напомнила.

– Бермудо приехал в бордель в то утро, потому что искал тебя, – сказал он. – Думал, ты будешь там с нами. Почему?

Игнасио раздраженно растянул губы.

– Чтобы сбагрить мне тех молокососов. Или ты думаешь, он показывал им, как тут все устроено? Нет. Такие удовольствия он скидывает на меня.

– Мы отклоняемся, – заметил вождь. – Капитан здесь не затем, чтобы устранять последствия, Шакал. Это сделаешь ты.

– Тогда я поскачу к Санчо и возьму след. Если тело Гарсии…

– Нет, – отрезал Ваятель. – Я уже послал Овса и ту сучку, за которую вы оба проголосовали, чтобы взять ее в копыто и потом творить с ней вот такое.

– Что вы хотите от меня?

– Иди в опоросный сарай.

Шакал едва не запротестовал, но все же сдержался. Что-то подсказало ему, что это уже не относилось к исправительным работам. Возможно, ледяной тон вождя или спокойствие Игнасио, а может, и мысль о том, что у копыта не было свиноматок, собирающихся вскоре родить. Как бы то ни было, от этого приказа ему стало не по себе.

Не сказав ни слова, Шакал покинул комнату. Проходя по коридору, он слышал, что обсуждение продолжилось – Игнасио заговорил об оплате услуг.

Опоросный сарай вопреки своему названию был внушительных размеров зданием, которое стояло под самой стеной в отдалении от хлевов и загонов для поросят. Шакал вошел в низкое длинное помещение. Как он и подозревал, опоросные станки были пусты. Он шагал в полумраке по центральному проходу, его ботинки бесшумно ступали по соломенной подстилке, разбросанной поверх щепок и опилок.

Свины были душой копыта, его силой. Без них патрулировать Уделье или вступать в бой с тяжаками было бы просто медленным самоубийством. Сюда переселяли свиноматок, готовых произвести на свет новое поколение варваров, и обеспечивали их покоем и заботой. Ваятель не позволял соплякам заходить в опоросный сарай, доверяя принимать поросят только Мелочнику и тем посвященным, которые помогали ему. У Шакала это дело получалось плохо – не хватало практики. В тот единственный раз, когда он попытался помочь, Мелочник его прогнал. Тогда Шакала сменил Овес, и вскоре к соскам своей изнеженной матери прижималось пятеро здоровых варварят.

С обеих сторон проход упирался в небольшую комнату. Шакал сомневался, что Ваятель отправил его сюда проверять запасы, поэтому двинулся направо – к двери, куда уводили несчастных свиноматок, если после неудачного опороса их уже нельзя было спасти.

Комната милосердия.

Он приоткрыл дверь, и до него донеслись сдавленные крики боли и паники. Сарай всегда содержался в чистоте, но сейчас Шакалу в ноздри ударил запах пота, мочи и страха. Он открыл дверь шире и увидел жуткий профиль Колпака. Бледный полукровка не повернулся к Шакалу, пристальным, немигающим взглядом глядя на стену за дверью. Его безволосая кожа имела цвет грязного белья, без единого оттенка серого или зеленого. Ублюдки гадали, не альбинос ли он, но у него не было той странной розоватости в глазах, как у тех, кто страдал таким недугом. Нет, в его глазах зияли пустые черные пропасти.

Перед его бездонным взглядом стояли на коленях шестеро рыдающих мужчин, голых и закованных в цепи. Кляпы у них во рту были пропитаны соплями и слезами, оставившими блестящий след на усах, украшавших каждого пленника.

Новые кавалеро Бермудо.

Шакал заскрежетал зубами. Игнасио привез не только новости.

Мужчины тоже его узнали и скорчились сильнее. Сквозь кляпы доносились отчаянные звуки – были ли это мольбы или протесты, Шакал не понимал. Однажды он их отпустил. Но лишь совершенный глупец мог поверить, что он сделает это снова.

Он подошел к Колпаку, но сразу повернулся к противоположной стене – встав к обреченным спиной.

– Кто-нибудь уже заговорил? – прошептал он.

Колпак поднял к нему лысую голову.

– Сам слышишь.

Сдавленные всхлипы не унимались.

– Ваятель с ума сошел, если считает, что это выход, – заметил Шакал.

Колпак ответил все тем же мертвенным взглядом. В нем не было и намека на мысль. Каждый раз, когда Шакал смотрел на него, этот убийца со шрамами напоминал ему змею, заглатывающую жертву. Медленный, молчаливый, безжалостный, сосредоточенный на своей холодной цели.

Шакал пытался придумать другой способ, его мысли метались, но не приводили ни к чему. Ваятель сделал выбор. Игнасио исполнил свою роль, заманив этих людей в ловушку. Они не знали Уделья и наверняка понятия не имели, где находятся; даже увидев Горнило, они были слепы и уязвимы, как поросята, что рождались в этом сарае.

И Шакал не мог их спасти. Ваятель заявил, что не отдаст Гиспарте ничего из того, что у него потребуют. Он лгал, возможно, сам этого не зная. Он отдал бы Блажку. Если кто-то из этих людей сказал бы, что она убила Гарсию, у вождя появился бы шанс избавиться от нее, сняв ответственность с копыта. Бермудо получил бы казнь, маркиза – свою месть, а Ваятель освободился бы от женщины, которую никогда не хотел видеть в рядах своего копыта. И Овес с Шакалом не смогли бы проголосовать против.

На лице Шакала, в отличие от мертвенной маски палача, видимо, отразились его мысли, потому что Колпак подал голос, настолько тихо, что едва можно было различить слова:

– Только быстро.

Шакал повернулся и протянул к кавалеро руку. Шесть пар пронизанных страхом глаз выпучились на него.

– Так, спокойно. Мы просто вынем ваши кляпы. – Он чуть не подавился своей ложью, еле сдержав возглас, когда те облегченно умолкли. Только их лица оставались напряженными и недоумевающими. Шакал зашел за спину крайнего справа кавалеро. Колпак скользнул к пленнику с левого края. Голова, на которую смотрел Шакал, дрожала, волосы промокли насквозь. Кожа на затылке потемнела от уль-вундуласского солнца, а ниже, под дуговидной границей, была заметно бледнее. Сосредоточившись на этой линии, Шакал вынул нож.

Кавалеро, находившийся рядом, наблюдал за ним, вытянув шею, чтобы увидеть то, что вскоре ждало и его.

Шакал встретился с ним взглядом, и его хитрость раскрылась.

Пленник издал сдавленный вопль, заглушивший чавкающие звуки кинжала Колпака, быстрой серией ударов пронзавшего плоть. Он валил пленников одного за другим, всаживая оружие в затылок каждому с ужасающей точностью. Четверо кавалеро погибли, не успев понять, что происходит. Пятый – тот, кто закричал, – был слишком сосредоточен на Шакале, чтобы заметить свою гибель, приближавшуюся в покрытой багровыми пятнами руке Колпака.

А вот шестой увидел.

Он качнулся вперед, от жажды жизни став быстрым, как заяц, и неуклюжим, как пьянчуга. Он отпрянул от Шакала, вскочил на ноги, но споткнулся, ударившись о закрытую дверь головой. Прислонившись к двери спиной, уперся пятками в пол и заскользил по дереву плечами и цепью. Ошеломленное лицо выражало дерзкое, но бесполезное предостережение тем, кто мог погнаться за ним.

Как только он поднялся на ноги, ему в грудь вонзился кинжал Колпака – лезвие угодило в самое сердце. Бунт кавалеро сменился замешательством, но в этот миг у него подкосились ноги, и он осел на копчик, уже лишенный жизни.

Шакал не сдвинулся с места. Он повернулся к Колпаку – тот стоял рядом с последним живым кавалеро и удерживал юнца рукой за плечо, не давая ему подняться. Но опасаться этого не стоило. Пленник уже ничего не соображал. Он все еще завывал сквозь свой кляп, пока не кончался воздух в легких, потом делал судорожный вдох и кричал снова.

Пристальный взгляд Колпака, спокойный и выжидающий, был направлен на Шакала.