Читать книгу Реальные ублюдки - Джонатан Френч - Страница 2

– Ньеллос.

– Неллус.

– Да нет же: Ньеллос.

– …Нилус.

– На конце четкое «о». Как «орки». Ньеллос.

– Нилос.

– Уже лучше. Только не «ни», а краткая «н». Ньелос.

– Н-н… н-н-н… н-йелл-ос.

– Не плюйся слогами. «Л» переходит в «о». Ньеллос.

– …

– Давай еще.

– Ньелос.

– Почти правильно. «Л» нужно… подсечь. Там звук внутри звука. Ньеллос.

– Ньеллос.

– «Л» растяни.

– Ньеллос.

– Не забывай подсекать.

– Ньеллос.

– Тяни, а потом секи.

– Ньеллос.

– Забыла растянуть.

– Ньеллос.

– Забыла подсечь.

– ДА ПОШЛО ОНО НА КРИВОЙ СРАНЫЙ СВИНОЙ ХРЕН!

Блажка яростно швырнула осколок булыжника. Тот врезался в своих собратьев, лежавших в тачке, чем нарушил их равновесие. Груз опрокинулся. Мед попытался предотвратить падение, удержав тачку за рукоятки, и инстинктивно потянулся обеими руками. За левую рукоять он схватился, но правая только ударила его по культе, когда тачка накренилась. Блажка заметила, как ее наставник поморщился от боли и неловкости, пока спасался от небольшого обрушения, вызванного ее гневом.

Звуки работы разом смолкли – все взгляды обратились к источнику шума. Блажка рявкнула на ближайших к ним зевак.

– Бекир, Госсе! Сюда, помогите!

Названные сопляки бросились на ее зов, быстро и послушно, как молодые псы.

– Остальные – за работу! И осторожнее, мать вашу!

Рабочие на вершине огромной кучи породы переключили внимание на камни у себя под ногами и опасливо зашуршали лопатами.

Блажка выровняла тачку. Когда Госсе и Бекир затащили на нее выпавший булыжник, Блажка подошла к Меду и протяжно вздохнула.

– Мне жаль.

– Все нормально, вождь, – ответил он, не глядя ей в глаза. Он старался не показывать культю, баюкая ее здоровой рукой. Он солгал. И она это знала. Как знала и то, что, если бы она на него надавила, ему стало бы еще хуже. Он как-то сказал ей, что единственное, что может быть больнее самой потери руки, – это вспоминать о том, что ее больше нет.

Они стояли молча, изнывая от жары. Утро было туманным, зной еще не начался. Потели они не от того, что светило в небе над головой, а от того, что курилось в камнях под ногами. Руины павшего Горнила до сих пор тлели. С разрушения великой крепости прошло больше года, но опрокинутые камни все еще извергали в небо черный дым.

Ублюдки пытались собрать годные камни бывшего дома и в первые недели после его разрушения, но обгоревшие обломки были такими горячими, что ими можно было обжечься. И лишь когда минуло несколько месяцев, верхний слой остыл. Тем не менее собирать камни оставалось опасным занятием. Поселенцы и сопляки, определенные в рабочую бригаду на этот день, ковыляли по изломанной поверхности кургана, перебирали камни и медленно грузили тачки, которые ждали их у подножия груды обломков. Эти тачки затем увозили и выгружали на большие веревочные сети, которые тащила в Отрадную упряжка свинов.

Пока Блажка наблюдала за работами, у нее взмокли плечи и спина, под рубашкой зудело, а сзади давили на нервы заплетенные косы. Она, выругавшись, собрала волосы в тугой узел и закрепила его повыше. В сотый раз с тех пор, как стала вождем, она подумала, не взять ли в руки ножницы. Но не делала этого, сама толком не зная почему – и зачем вообще их отрастила. Наверное, отмечала ими время своего руководства копытом. И возможно, ей просто нравилось быть собой и не хотелось возвращаться к иному.

Как бы то ни было, при такой жаре это тщеславие ее только бесило.

– Продолжим? – спросила она Меда.

– Думаю, мы достигли предела твоего терпения на сегодня, вождь.

На самом деле это означало, что Мед сам достиг предела терпения, но Блажка предпочла не произносить этого вслух. Заставлять его преподавать ей и так было тем еще издевательством. В наступившем молчании Мед наконец поднял глаза и одарил ее примирительной улыбкой.

– Эльфийский сложный, но у тебя все получится.

Блажка кивнула, стараясь не отводить глаза слишком быстро, но выдерживать взгляд Меда подолгу она не могла.

Черт.

Он еще слишком влюблен, чтобы быть хорошим наставником. Молчание казалось еще хуже жары – оно будто указывало пальцем на возрастающую неловкость.

Благо, Мед первым провел рукой по пышной полоске волос, тянувшейся у него поперек бритой по бокам головы, и отвернулся. Это эльфийское фиглярство некогда служило поводом для нескончаемых колкостей и насмешек со стороны других Ублюдков, но он выдерживал все издевки и носил прическу Рогов с той же легкостью, с какой говорил на их языке. Блажка понимала, как ей повезло, что у нее в копыте есть такой посвященный. Для нового вождя он остался столь же бесценен, каким был для старого.

И конечно, Ваятелю, чумному говнюку, не приходилось опасаться страстного поцелуя от подчиненного.

– Ладно, – проговорила Блажка со вздохом. – Тогда я вернусь к работе.

Мед кивнул.

Блажка, неторопливо подняв лопату, двинулась к горелым камням.

– Вождь?

Она остановилась и обернулась на Меда.

– Ты делаешь успехи.

Она фыркнула от смеха.

– С какой стати? Потому что уже почти могу сказать «спасибо» по-эльфийски?

Мед замялся.

– «Ньеллос» означает «убивать». И только в отношении мужского пола.

Блажка провела пыльной рукой по губам.

– Так что ты говоришь, я делаю?

– В этот раз ты хотя бы не пыталась сломать тачку. – Его улыбка была заразительной.

– Чудесно, нахрен, – проговорила Блажка со смехом, направившись к куче обломков.

Несколько мгновений она выбирала лучшую траекторию для подъема. Все, кто работал на развалинах Горнила, давно усвоили, что по куче надо ходить так, словно она кишит змеями. А благодаря внезапному шипению пара, выходящего промеж камней, усвоить это было несложно. Не удовлетворившись ни одной из кратчайших траекторий, Блажка направилась вдоль края, пока не нашла крепкий с виду ряд крупных булыжников. По ним она и взобралась, перепрыгивая с одного на другой, пока не достигла примерной вершины того, что прежде служило наружной стеной. Слева от нее, неподалеку, цепочка жителей Отрадной передавала из рук в руки осколки сгоревшей крепости, спуская их с холма. Блажка предоставила эту менее тяжелую и менее опасную работу людям, а полукровкам приказала обшаривать руины, выкапывать наиболее ценные куски и вывозить их к цепочке.

В глубине всей этой разрухи она заметила Абрила: сопляк пытался сдвинуть огромную плиту рычагом. Он находился недалеко, но Блажке понадобилась целая вечность, чтобы до него добраться: ступать нужно было осторожно, только на носочках.

– Не стоит тебе делать это в одиночку, претендент.

Будь это Туро, или Петро, или еще кто-то из старших сопляков, близких к голосованию за вступление в братство, он продолжил бы мужественно бороться своим длинным стальным орудием, чтобы не проявить слабость или некомпетентность перед вождем. Но только не Абрил.

– Знаю, – ответил он, с облегчением выдохнув и немедленно прекратив попытки. – Я работал с Сенсом. Мы уже почти ее подняли, но она соскользнула и… – Он повернулся и сел на плиту, блестящие локоны свисали на его удрученное лицо, с них капал пот. Парень благоговейно потер камень. – Думаю, мы всегда сможем приходить сюда и навещать его.

Блажка скрестила руки на груди.

– Сенс пошел за помощью, да?

Абрил продолжил любовно поглаживать плиту.

– Пошел. Оставил меня искать сокровища в одиночку.

– Здесь нет сокровищ, Абрил.

Он с надеждой посмотрел на нее.

– А мое яблоко, которое я туда уронил?

Блажка фыркнула. Это было наименее вероятное предположение из всех. Она отложила лопату и жестом приказала ему встать и передать ей прут. Абрил, при всем своем шутовстве, был отнюдь не слабаком и обладал врожденной силой и внушительной мускулатурой полуорка на пороге взросления. Общими усилиями они приподняли плиту и сдвинули ее в сторону, обнаружив под ней кучу битых камней, которые вполне можно было перенести. Присев на корточки, Блажка растопырила руку и коснулась ею только что открывшихся камней.

– Жара нет, – заметила она довольно.

– И яблок тоже, – разочарованно услышала она сзади.

Встав, она похлопала Абрила по плечу.

– Молодец, сопляк. Давай уже двигать его к цепочке.

– Точно, вождь.

Абрил отошел, чтобы положить прут, и один из камней скользнул у него под каблуком. Он воткнул стальное орудие в землю, чтобы не завалиться на спину, – сработал рефлекс.

В том месте, куда вошел прут, из земли вырвался поток воздуха.

Блажка успела среагировать – пригнулась и схватила молодого полукровку. Оба вскрикнули сначала от столкновения, а потом еще раз – когда упали на неровные камни. Крепко обхватив Абрила руками, Блажка перекатилась, когда наружу выплеснулся гейзер нефритового огня. Они избежали пламени, кувыркнувшись, и поднялись на колени. Блажка закрыла глаза от адского жара и выпустила воздух из легких. Аль-Унанский огонь выбился на волю, вырос колонной втрое выше ее. Сияющее изумрудное пламя, будто жидкое, разбрызгивалось по камням и продолжало гореть даже после того, как рухнула колонна.

Блажка слышала срывающийся голос Абрила, который призывал отступить, но не обращала на него внимания. Огонь – эта колдовская субстанция, вызвавшая падение Горнила и безумного полукровки, чей разум породил эту крепость, – ее завораживал. Даже стоя на коленях, ощущая, как неровные камни впиваются ей в плоть, Блажка осознала, что под ней гробница Ваятеля, а языки пламени – его надгробие.

«Гори в аду, мерзкий старый говнюк!»

– Вождь! Нужно уходить!

Пересиливая притягательность огня, Блажка принялась отползать прочь по-крабьи, не позволяя себе двигаться быстро. Торопиться было глупо. Ведь повсюду были скрытые карманы опасной, алчной субстанции, которые только и ждали обвала или неосторожного рабочего, который даст ей извергнуться. Если один загорится, остальные впадут в панику. А топот бегущих ног, вероятно, пробудит пламя – этот урок был усвоен, и дорогой ценой.

Когда Блажка с Абрилом удрали, раздались предупредительные сигналы. Всем рабочим надлежало покинуть кучу. Блажка надеялась только, что они помнили: бегать здесь нельзя. Она чувствовала, что сама порывается инстинктивно броситься в бегство, зная, что все может взлететь на воздух в любой момент. Наконец они добрались до вала на месте обрушенной стены и стали спускаться по склону. Едва они коснулись ботинками земли, Блажка и Абрил ринулись прочь, присоединившись к группе с встревоженными лицами, которые собралась на расстоянии тренчального выстрела от развалин.

– Раненые есть? – спросила она, торопливо проходя мимо десятка сопляков и поселенцев. Ей отвечали, отрицательно качая головами или бормоча. Все были бледны и испуганы после внезапной пробежки, но никто не обгорел.

Мед подъехал на свине и явно испытал облегчение, когда его взгляд упал на Блажку.

– Потери есть? – спросила она.

Он покачал головой.

– Я всех объехал. Все спустились. Извержений тоже больше не было, насколько мне известно.

Хорошие новости, но работа на этот день, как и на ближайшие недели, была окончена. Карман должен прогореть. И даже если все закончится быстро, Блажка не могла пускать людей обратно к этому дремлющему зверю слишком рано. Нужно было время, чтобы исключить несчастные случаи. Новости о взрыве обязательно достигнут Отрадной, где один мужчина потерял ногу из-за огня, а у кожевника, тела которого даже не удалось найти, осталась жена с тремя детьми.

– Все, тут нам делать нечего, – объявила Блажка. – Мед, скажи остальным. Берем, что есть, и уходим.

Мед развернул Нихапсани, ткнул свина пятками и поехал собирать остальных.

Миля до Отрадной выдалась утомительной. Они ушли с кучи перед рассветом, а сейчас была только середина утра. Из трех упряжек, что они привели тянуть камни, полная сеть была только у одной. Блажка шла пешком рядом с основной группой рабочих. Ездить в седле она предоставила соплякам, которым нужно было практиковаться.

Наконец, впереди показалась деревня.

Блажка всегда изумлялась тому, насколько чужой выглядела обнесенная частоколом Отрадная. Она здесь выросла, и пейзажи оливковых рощ и виноградников, украшавших заросли кустарника на окраинах деревни, служили фоном всех ее детских воспоминаний. Сейчас эти виноградники стояли засохшие, рощи пожрала саранча, и от деревни их отделяла прерывистая стена из бревен и камней, оставшихся от Горнила.

Сопляки-часовые увидели их и распахнули плачевного вида ворота. Когда группа рабочих вошла за частокол, Блажка размяла шею, хрустнув позвонками. Черт, день только начался, а она уже устала.

На главную улицу выбежал тощий сопляк с мотыгой поперек плеч. Завидев ее, юнец ускорил шаг.

– Не поздно ли копать, Тельч? – крикнула ему Блажка.

– Нет, вождь, – ответил сопляк, не останавливаясь. – У Хорька сломалась кирка. Он послал за новой.

– Тогда беги скорее, – поторопила его Блажка.

Молодой полуорк послушно выскочил за ворота.

Блажка повернулась к своей бригаде.

– Сопляки, идите вперед, доложите на ров Хорьку. Абрил! Не забудь, что тебе в патруль.

Старшие претенденты – все, кроме Абрила, – повернулись и последовали за Тельчиком. Жители Отрадной направились в глубь деревни. Блажка отпустила их и отправила Меда проследить за разгрузкой камня, который они привезли к дому каменщика.

– Подготовь нам свинов, – приказала она Абрилу.

Когда полукровка радостно побежал к хлевам, она зашагала к приюту.

Внутри было тихо, но не из-за хрупкого спокойствия спящих детей, – то была тишина, рожденная нуждой, от того, что малые дети уже много дней недоедали. Горстка найденышей не спала – они, будто завороженные, играли под столом. Что бы это ни была за игра, выглядела она пугающе и совершенно непривычно. Никто не смеялся, не пищал от восторга и даже не кричал от возмущения – просто пятеро угрюмых детей, не старше четырех, коротали время. На соседних койках лежали их старшие товарищи, которые сном пытались бороться с голодными болями. Когда Блажка сама была ребенком, здесь никогда не было так тихо. Дети-полуорки вообще славились своим буйством.

Когда Блажка вошла в комнату, Метла отложила шитье в сторону, встала и подошла встретить ее у двери.

– Колючка спит, – сообщила она полушепотом. – Один малыш всю ночь не давал ей уснуть.

Блажка понимающе кивнула и оглядела девушку. Метла служила наглядным свидетельством того, почему полукровки называли людей хиляками. Даже во времена достатка, когда Серые ублюдки были сильны, она всегда напоминала ивовую ветвь. Все в ней – волосы и руки, ноги и даже нос – было длинным и тонким.

– А ты? – спросила Блажка. – Все болеешь?

– Нет, – ответила девушка. – Перед рассветом жар спал. Я здорова.

По ее виду это едва ли можно было утверждать. Истощение отражалось на ее лице темными кругами под глазами.

– Тогда вернусь, когда Колючка проснется.

Блажка направилась к выходу, и сироты уставились на нее из-под стола. На их лицах не было ничего, кроме душераздирающей маски безразличия.

Она вышла на северную окраину города. Большинство зданий, что она миновала, были пусты. Хотя посвященные братья высказывали притязания на некоторые из них, Блажка пресекла эти идеи, прежде чем те пустили корни. Она считала, что Ублюдкам надлежит жить всем вместе в доме винодела. Ей не нужно было, чтобы члены копыта разбредались по всей деревне, развлекаясь со своими койкогрелками и теряя дисциплину.

Блажка приблизилась к месту, которое некогда считалось верхней окраиной поселения. Здесь частокол изгибался, чтобы захватить добрый кусок ровной земли. Чтобы обнести этот участок, они израсходовали почти всю древесину, но защитить свинов было для них критически важной задачей.

По ветру разносился шум и запах пары десятков варваров. Тренированные звери Ублюдков толкались у корыта перед хлевом, а пара сопляков высыпала ведра корма прямо на рыла нетерпеливых животных. Счастливые свины ничего не ведали о нормировании и за день съедали больше, чем их надзиратели за три, но позволить варварам зачахнуть было бы ошибкой. Поросят и крутней кормили почти так же хорошо, только они спали не здесь, а в загоне. Рядом, во дворике укрощения, Дуболом сидел верхом на сильной молодой свиноматке, крепко схватившись за бивни, чтобы приучить к повиновению. Это было самым сложным в обучении варвара. Свины ненавидели, когда их дергали за бивни, особенно на ходу.

Прислонившись к загону, Блажка наблюдала, как Дуболом водил животное, поворачивая взад-вперед вдоль забора, постепенно усиливая давление на свинодерги. Бывший кочевник оказался прирожденным укротителем: никогда не терял терпения и всегда точно знал, насколько нужно подтолкнуть свина. Раньше Ублюдки обучали варваров по очереди, как и сопляков, но вскоре стало очевидным, что тягаться в этом деле с Дуболомом не мог никто, поэтому Блажка назначила его обучать новых животных на постоянной основе.

Увидев ожидающего вождя, Дуболом затормозил и ловким для такого здоровяка движением спрыгнул со зверя. Свиноматка, пользуясь временной свободой, порысила в дальний конец дворика.

– Эту из Шквала бивней привели? – поинтересовалась Блажка, кивая подбородком на свинью.

Дуболом подошел к забору и кивнул.

– Она почти готова, – отозвалась Блажка с немалым довольством.

Дуболом выставил пару мозолистых пальцев.

Блажка понимающе хмыкнула.

– Две недели. А за десять дней сможешь? – Она понизила голос. – Я знаю, вы с Медом хотите скорее представить Абрила к братству. Печально будет, если у новобранца не окажется своего свина.

Глаза Дуболома задумчиво поднялись из-под тяжелых бровей. Затем он быстро все взвесил и кивнул.

– Хорошо. А как крутни из Клыков, растут? Я бы очень хотела пустить в патрули больше сопляков.

Дуболом протяжно вздохнул, раздув и без того недюжинную грудь. Его взгляд упал на загон поменьше, где троицу визжащих, покрытых щетинкой страшилищ держали взаперти отдельно от остальных необученных свинов. Переведя взгляд обратно на Блажку, Дуболом скривил губы и, выставив руку ладонью вниз, качнул ею в воздухе.

Блажка с досадой выдохнула.

– Так и думала. Занимайся. Только смотри, чтоб они тебя не убили. Я могу сама над одним поработать, когда вернусь.

В ответ он сдвинул брови и затряс головой.

– Не надо со мной нянчиться, Дуболом. Или забыл, на ком я езжу?

И будто по волшебству, в этот момент из хлева показался Абрил: он вел соплячьего и Блажкиного свинов – запряженных и готовых в патруль.

Одобрительно кивнув сопляку за скорость, она села верхом. Варвар был одним из первых, кого Ублюдкам подарили Клыки наших отцов, и он оставался таким же диким, как его прежние хозяева. Возмущенно пыхтя, свин взбрыкнул, вскинув задние ноги достаточно сильно, чтобы Абрилу пришлось отойти на шаг-другой. Это была старая игра, и Блажка всегда в ней побеждала. Взявшись за оба свинодерга и крепко обхватив бока ногами, она вынудила ретивого свина подчиниться. Затем еще один недовольный храп – и зверь окончательно успокоился. Блажка никогда не давала свинам имен, но Ублюдки называли ее зверя Щелкочесом. «Единственный, кто смахивает пыль у вождя между ног». Им казалось, это умно́. И еще казалось, что она ничего об этом не слышала.

Она пробыла в этом копыте слишком долго, чтобы не услышать, и слишком долго, чтобы не считать это имя чертовски забавным. Умные они говнюки, ее Ублюдки.

Абрил также забрался в седло и ждал, когда она прикажет идти.

– Чего ты там болтаешься, сопляк? – упрекнула его Блажка. – Тебе еще весь южный круг надо сделать до темноты. А это немало, когда едешь один. Лучше тебе поторопиться.

Абрил просиял, на его лице отразилась готовность.

– Один?

– Постарайся не умереть.

– Есть, вождь!

Абрил рьяно толкнул своего свина, по-хамски оставив Блажку в пыли.

Она, кивнув Дуболому и крепко ткнув своего зверя, тронулась за ним вслед.

Сопляки, выставленные у ворот, распахнули створки. Тонкие бревна, казалось, не выдержали бы, даже если бы их атаковал баран. Отрадную необходимо укреплять. И каким бы опасным ни выглядело Горнило, его ресурсами Ублюдки не могли пренебречь.

Облезлый Змей, который как раз возвращался из патруля, повернулся в седле, когда Абрил с восторженным воплем пронесся мимо. Блажка держала темп более размеренный и, войдя в тень ворот, натянула поводья рядом со Змеем.

– Абрил едет сам, вождь? – спросил он, довольный.

– Есть что мне доложить, полукровка? – ответила Блажка, сводя его улыбку на нет.

– Отсюда до Люсии – чисто. Ни тяжаков, ни еще кого.

– И зверя нет?

Облезлый Змей лениво почесал полунакидку на левом предплечье. Солнце раздражало мясистые шрамы, покрывавшие всю руку, как напоминание об ожогах, которые он перенес, когда, еще будучи сопляком, работал в печах Горнила.

– Даже следов нет. Мне жаль, вождь.

Смятение в его голосе соответствовало тому, что ощущала сама Блажка.

– Может, мне больше повезет, – сказала она ему. – Как зайдешь, расставьте мишени. Пусть сопляки упражняются.

– Сделаем. – Змей кивнул.

Как самый новый из Ублюдков – он стал посвященным всего полгода назад, – он был не лучшим наставником для претендентов, но выбор был невелик.

– И передай Меду: пока я не вернусь, он за главного.

– Есть, вождь.

Их свины разошлись, и Блажка двинулась вдоль частокола Отрадной, проверяя, нет ли в нем слабых мест. Черт, да по сравнению с устрашающей громадой Горнила он весь выглядел построенным из щепок. Камни старой крепости устанавливались слишком медленно. Что инструментов, что людей, знающих, как с ними работать, не хватало. Большинство искусных ремесленников предпочло не возвращаться после падения Ваятеля и его твердыни. Лесов же в пустошах Уль-вундуласа всегда недоставало. К счастью, теперь, когда не нужно было топить печи Горнила, Блажка уже в первые месяцы после того, как стала вождем, сумела раздобыть достаточно бревен, чтобы установить частокол. Так копыто и жило под его хрупкой защитой, разделяя пространство с теми, кто раньше находился под его опекой. Отрадная была действительно обязана Ублюдкам: ее жители сумели выжить в этом жалком краю только благодаря тому, что рядом находилось Горнило и его ездоки. Теперь же Горнило превратилось в кучу мусора, а Ублюдки стали обычными поселенцами и заняли брошенные жилища.

Но Блажка не могла допустить, чтобы эти поселенцы жили праздно.

Ров снаружи стены был почти готов. Сменная бригада сопляков несколько месяцев вывозила землю и выкапывала камни. Руководить ими согласился Хорек. Когда Блажка подъезжала к месту, где шла работа, топоролицый брат приветственно поднял руку. Он, весь чумазый, стоял надо рвом.

– За работу, полукровки никудышные! – крикнул Хорек паре десятков сопляков, трудившихся внизу. – Вождь на вас смотрит! Если хотите, чтобы у вас появился шанс убить орка, который насиловал вашу мамку, вам лучше произвести впечатление!

– Давай упахай их, Хорек! – подыграла ему Блажка. – Я хочу посмотреть, у кого еще останутся силы зарядить тренчало на занятии по стрельбе. Готова поспорить, что ни у кого!

Хорек ухмыльнулся.

– А моя норма вина говорит, что ты ошибаешься, вождь.

– Посмотрим, – сказала Блажка, проезжая дальше. – Жду не дождусь вечера – ух и напьюсь я сегодня!

Оставив их позади, она все еще слышала традиционные наставления Хорька.

– У меня есть планы на это вино, поняли? И если я его лишусь из-за того, что вы, щенки, слишком дохлые, чтобы прокопать какой-то ров в земле, то обещаю: завтра у ваших жоп начнется настоящий кошмар! Да-да, это значит, что я буду дрючить каждого своим несмазанным х… – Остальное заглушил шум лопат, с новой силой принявшихся рассекать землю.

Блажка завершила обход, отметив вдоль стены места, которые следовало оценить Меду, а потом направилась на восток.

Когда перед ней распростерлись пустоши Уль-вундуласа и очертания деревни остались позади, Блажка почувствовала, что ей даже задышалось легче. Бывали дни, когда ей и вовсе хотелось кричать от облегчения.

Реальные ублюдки были слишком малы числом, чтобы освободить от патрулирования хоть одного ездока, но даже будь их целая сотня, Блажка все равно отработала бы свою очередь. Иначе сошла бы с ума. Объезжать удел копыта было единственной задачей, одинаковой как для ездоков, так и для вождя. Здесь, снаружи, ее обязанности можно было пересчитать по пальцам одной руки, а ошибка стоила бы только собственной жизни или жизни своего свина. Она умела распознавать следы орков, отличать отпечатки копыт кентавров от лошадей кавалеро, замечать вторженцев на горизонте, бдеть за каждой из тысяч опасностей, что Уль-вундулас радостно им доставлял. Но вот чего она не знала – так это того, как ей сохранить свое копыто невредимым и как его накормить. Она не знала, когда прибудет очередная повозка с припасами от Шквала бивней и как собрать достаточно материалов, чтобы построить нормальную крепость. Управлять Отрадной было все равно что пытаться удержать в руке яичный желток. Как бы ловка ни была Блажка, он все равно утекал сквозь пальцы. В патруле можно было отодвинуть все заботы на второй план, и теперь, под стук копыт Щелка, она все сильнее удалялась от Отрадной. Здесь от беспокойства не то что не было толку – оно даже вредило. Тут от нее требовалось быть просто ездоком, который следовал всего двум правилам.

Живи в седле. Умри на…

Вдруг живот Блажки пронзила жгучая боль. Она закряхтела и заскрежетала зубами, пошатнулась, дернувшись в седле, чтобы увернуться от лезвия ножа, обжигающего ее изнутри. Она почти удержалась, но тошнота подкатила к горлу и устроила пляску уже в ее голове. Блажка рухнула на землю, но не ощутила жесткого падения из-за хлыстов пламени, пронзивших ее мышцы. С хриплыми стонами, прорывающимися сквозь стиснутые зубы, Блажка свернулась в клубок и закаталась по земле. Боль поползла по позвоночнику, остановилась у его основания и принялась жевать ее плоть. Блажка напряглась всем телом и забилась в конвульсиях. Ей хотелось закричать, бросить жуткой боли вызов, но вместо этого она ощутила лишь влажную тяжесть в легких. К неконтролируемо дергающимся конечностям прибавился мучительный кашель. Давясь и задыхаясь, будто ее грудь набита камнями, она хватала ртом воздух, пока из горла на язык не поднялась теплая масса. Вкус у нее был отвратительный.

И еще она шевелилась.

Блажка встала на колени и выплюнула эту извивающуюся массу.

Затуманенным взором она видела, как та лежит на земле, извиваясь и трепыхаясь в окружении ярких пятен крови. Размером с ее большой палец и черная как смоль. Маслянистая поверхность извергнутого месива отражала солнце.

Блажка втянула воздух в опустошенные легкие и прохрипела в отчаянии:

– Нет, опять…