Читать книгу Лучезарная - Джордан Ифуэко - Страница 9

Часть 1
Глава 7

Оглавление

В усадьбе Бекина жизнь протекала размеренно, лишенная каких-либо особенных событий.

Никакой ритм не заставлял часы пролетать быстрее, кроме стука дождя по крыше. Вопросы утекали в землю, как вода. «Коснутся ли меня? Буду ли я сегодня любима? Придет ли матушка? Почему… почему она не приходит?»

Но в Детском Дворце не оставалось времени на вопросы. Весь день был расписан по часам, и в этой рутине незаметно пролетели года. Мое тело изменилось. Слабые конечности обросли мышцами. Я больше не смотрела на мир широко открытыми глазами и научилась прятать тактильный голод. Я стала говорить с олуонским акцентом, репетируя улыбки и упреки под зеркальными потолками. Я сменяла маски, пока они не начали сливаться с моим лицом. Голос Леди затих в памяти. Я с головой погрузилась в любовь друзей – Дайо, Киры и Санджита – и почти забыла, что мне суждено стать убийцей.

Мой пятнадцатый день рождения ознаменовал стук барабанов, эхом отражающийся от стен Зала Снов: Бам-бам-гун-гао, гун-гао. Как и все кандидаты Дайо, я научилась различать эти ритмы. К пятому гун-гао – «проснитесь на молитву» – я успела откинуть в сторону москитную сетку, сорвать с себя спальный платок и встать на циновке. Вместе с десятками других подростков я ждала на женской половине зала, вцепившись пальцами в черную тунику и суонский пояс кандидата.

Слуги – некоторые несли книги – отодвинули ширму, которая разделяла мальчиков и девочек, и замерли у стен, предварительно пересчитав ребят на циновках на тот случай, если кто-то пропал. Когда барабанная дробь прекратилась, Мбали вошла через двойные резные двери, присоединяясь к зевающему Дайо на помосте.

– Доброе утро, кандидаты! – произнесла она громко.

Мы поклонились в ответ, касаясь ладонями лбов и сердец.

– Доброе утро, Ваше Святейшество! – ответили мы.

– Почему вы проснулись? Почему не умерли во сне?

– Потому что Сказитель Ам даровал нам еще один день!

– Для чего Сказитель позволил вам жить?

– Чтобы мы могли служить принцу, избранному Аритсаром, Лучезарному, и стремиться стать его Помазанниками!

– Почему вы должны служить принцу?

– Потому что мы любим его больше жизни!

Мбали улыбнулась, как и всегда, с загадочной смесью спокойствия и глубокой печали.

– Очень хорошо, дети.

Барабаны забили снова, отпуская нас на завтрак. Дайо, разумеется, вышел из комнаты первым, сопровождаемый Помазанниками. Я любила эту часть дня меньше всего.

Моя боль по отношению к растущему Совету Дайо походила на гниющую язву. По отдельности кандидаты мне нравились, но я завидовала их близости к принцу. Кира стала первой, кто смогла пройти проверку Лучом после Санджита. Она с радостью согласилась занять место в Совете, и всех остальных уроженцев Благословенной Долины отправили по домам. Я танцевала с Кирой на торжественном вечере, устроенном в ее честь, улыбаясь от уха до уха, чтобы подавить слезы. Я знала, что не могу стать Помазанницей. А теперь, если я покину Детский Дворец, не смогу забрать Киру с собой.

Вскоре пришел черед и других: строгой девочки из Бираслова, слепого мальчика из Ниамбы, девочки из Кетцалы со своеобразным чувством юмора – и так далее, пока наконец в Совете не осталось только три места: для кандидатов из Джибанти, Суоны и Дирмы.

Санджит отказывался стать Помазанником даже спустя четыре года. Он все еще жил во дворце в качестве тени Дайо. Оставшиеся дирмийцы продолжали соревноваться, при этом они боялись Санджита почти так же, как суонские кандидаты недолюбливали меня.

Едва ли я могла винить их за ненависть. Я отказывалась присоединиться к Совету, однако Дайо от меня почти не отходил. Даже сейчас принц улыбался мне, стоя у дверей и жестом показывая нам с Санджитом, чтобы мы присоединились к нему за завтраком.

Чувствуя, как горит лицо, я проскользнула мимо других кандидатов, провожающих меня завистливыми взглядами. Их отводили на завтрак согласно расположению циновок-постелей. Последнему, кто заходил в столовую, доставались уже остатки еды… и очень мало времени, чтобы перекусить перед началом занятий.

Приблизившись к дверям, я расправила плечи, готовясь услышать вопрос, который Дайо неизбежно задавал мне каждое утро.

– А теперь ты любишь меня, Тарисай из Суоны?

Я привычно закрыла сердце от тепла его улыбки.

– Конечно, нет, – хмыкнула я, показывая на Зал Снов. – Из-за тебя каждый кандидат из Суоны хочет меня убить.

Принц поднял бровь и сказал наполовину серьезно, наполовину шутливо:

– Мы можем отослать их всех прочь хоть завтра. Тебе нужно только сказать «да».

Когда-то я была выше Дайо, но теперь он нависал надо мной, заставляя чувствовать себя карликом. Принц мог бы выглядеть угрожающе, если бы не стройная фигура и бесконечно наивные черные глаза.

Густые кудри Дайо слегка приплюснулись с того бока, на котором он спал. Вероятно, он не заметит этого вплоть до середины завтрака.

– Я не готова пробовать Луч снова, – пробормотала я. – Ты ведь знаешь.

– Я знаю одно, – ответил он. – Твое место – здесь, с нами.

Слова вонзились прямо в сердце, как ядовитые дротики, и продолжали обжигать, пока я завтракала вместе с Советом Дайо, а потом шла в северный внутренний двор, чтобы тренироваться с оружием и без оного. Я вымещала гнев на боевых шестах и копьях.

Каждый день я искала причину исполнить приказ Леди. Пыталась убедить себя, что Дайо – такой же монстр, как и я. Демон, которому суждено принести Аритсару страдания. Может, Дайо и суждено стать императором, но о нем будут вспоминать лишь в кошмарах. Иначе почему, размышляла я, Леди хотела его убить?

Но за четыре долгих года, находясь рядом с Дайо, я ни разу не видела в нем монстра. Только мальчика с огромным ранимым сердцем и надеждой, которая могла заполнить океан.

Я отказывалась проходить проверку Лучом, полагая, что рано или поздно Леди появится во дворце и заберет меня домой, недовольная бездействием дочери. Однако месяцы превращались в годы, и я пришла к единственному выводу: матушка обо мне забыла.

Несколько лет назад это осознание стало бы для меня болезненным. Но теперь у меня появились другие амбиции и мечты: я хотела большего, чем просто завоевать любовь Леди. Я хотела помогать Аритсару, как Кира и другие Помазанники. И мечтала присоединиться к героям, изображенным на Стене Смотрящих. Я стремилась заслужить этот доверчивый взгляд, который адресовал мне Дайо каждое утро.

Но я была наполовину эру. Насколько я знала, от проклятия невозможно избавиться.

Крак! Тупым концом тренировочного копья Кира ударила меня в живот, и я согнулась пополам, задохнувшись.

– Ты отвлекаешься, – заметила она.

Пот блестел на лбу Киры под молитвенным платком, стекая по лицу. Она улыбнулась, демонстрируя ямочки на щеках.

– Извини, – пробормотала я, перехватывая копье поудобнее, чтобы снова попробовать защититься.

– Дай угадаю. – Кира показала кивком на другой конец двора. – У тебя появился внезапный… интерес к рукопашной борьбе?

Я бросила взгляд ей за плечо, и сердце невольно сжалось. Кира слегка толкнула меня в бок. Я ответила тем же, смущенно улыбаясь.

– Ты закончишь упражнение или нет? – потребовала я, и наши копья скрестились.

Но мой взгляд невольно скользнул к противоположной стороне двора. Санджит помогал наставникам с обучением кандидатов, показывая прием со смертельным захватом. Это казалось невозможным, но за четыре года мальчик стал еще больше. Он очень вырос. На подбородке появилась щетина, и он уже не сутулился стыдливо, а стоял прямо – во весь рост.

Сейчас спина Санджита была покрыта пылью и землей того же насыщенного медного цвета, что и кожа. Он сделал подсечку стоявшему перед ним кандидату, однако оба подростка тут же упали на землю. Королевский Медведь позволил противнику оказаться сверху, а потом ударил его бедром в плечо. Не давая ему сбежать, Санджит обхватил себя за лодыжку, поймав шею и руку мальчика в удушающий захват. Все закончилось за считаные секунды: соперник стал хватать ртом воздух, хлопая Санджита по руке.

Санджит отпустил его.

– Это нечестно, – пожаловался кандидат, тяжело дыша. Он тоже был из Дирмы. – Его Дар выдает мои изъяны, о которых я не догадывался. Санджит должен был предупредить меня обо всем, чтобы уравнять шансы.

Санджит поднялся, бесстрастно глядя на поверженного противника. Мышцы играли у Королевского Медведя под кожей.

– Если ты не знаешь свои слабости, – сказал он, – тебя и без моего Дара убьют в первой же битве.

Кандидат хмыкнул.

– Да что ты знаешь о битвах? У себя дома ты – всего лишь отброс из трущоб. А я – сын аристократа.

– Когда наемный убийца придет за тобой ночью, – ответил Санджит, – ты ведь не будешь звать на помощь родителей, правда?

Кандидат сердито пыхтел.

– Я тоже ничего не знаю о битвах, – встрял Дайо, ступая на тренировочную арену, чтобы развеять повисшее в воздухе напряжение. – Тебе придется швырнуть на землю и меня, Джит. Мне нужно многому научиться – даже больше, чем Камалу.

Он улыбнулся дирмийскому кандидату, который с досадой поклонился и покинул арену.

Дайо расставил ноги, сгорбившись в неловкую боевую стойку:

– Я готов, Медведь.

Уголки рта Санджита чуть приподнялись.

– Твоя самая большая слабость, братец, – заявил он, подсечкой роняя принца на землю, – заключается в том, что ты видишь во всех только хорошее. – Санджит улыбнулся, помогая Дайо встать. – И я бы предпочел иметь твою слабость, а не свой Дар.

Отряхнувшись и покинув арену, Санджит встретился со мной взглядом. Я отвернулась, краснея до кончиков пальцев ног, обутых в сандалии.

Большинство кандидатов до сих пор боялись Медведя. Он редко общался с кем-то, кроме Дайо, за которым следовал тенью, словно мрачный архангел. Но когда все ложились спать, я слышала, как ширма между женской и мужской половинами отодвигается. До меня доносился звук шагов, направляющихся к циновке, а потом надо мной возникала пара умоляющих глаз.

– Пожалуйста, – шептал Санджит. – Забери их. Заставь воспоминания исчезнуть.

Каждую ночь, начиная с ночи с нашего знакомства, мы уходили в старую комнату игр, где в темноте над нами нависали призраки ярких резных животных. Я касалась лица Санджита, чувствуя, как ускоряется его пульс, и прижимала ладони к вискам мальчика.

Через нас проходил поток ужасных образов.

Хруст ребер. Синяки. Кости ломаются под руками Санджита, пока толпа вокруг кричит и топает, поощряя его продолжать поединок.

Громче всех звучит голос его отца.

«Ты думаешь, это ад? Я покажу тебе ад и преподам урок, который преподал твоей матери! Продолжай драться, мальчишка».

Со временем я научилась забирать воспоминания Санджита на целый час, иногда даже на день. Но жестокие картины всегда возвращались после заката, просачиваясь в бессолнечные мысли Санджита.

Иногда мне попадались и светлые воспоминания. Я видела в его разуме юного и счастливого Санджита, танцующего под звон колокольчиков вместе с матерью. Балансирующего с ней на спине слона, который вразвалку топал по пыльным улицам Дирмы.

Мать водила сына в трущобы, к бедным и больным, перевязывала раны и вправляла сломанные кости, поощряя Санджита применять Дар, чтобы поставить другим диагноз. Под ее руководством руки Санджита могли лечить людей… пока отец снова не заставлял его убивать.

Однажды ночью Санджит спросил меня, могу ли я дать кому-то воспоминания, а не забирать их.

Я обняла себя за плечи, занервничав:

– То есть придумывать? Создавать воспоминания о том, чего никогда не было? Я не стану так делать.

– Нет! – Санджит потер ладонью шею, показавшись мне нехарактерно застенчивым. – Просто… ты все время видишь мою историю. А я никогда не видел твою.

Это застало меня врасплох. Я уставилась на него.

– Никто раньше не просил, чтобы я показала свою историю! – Я заерзала. – У демонов обычно хороших историй не бывает.

Санджит рассмеялся.

– Поверь мне, солнечная девочка: ты не демон. Я видел слишком много настоящих монстров, чтобы ошибаться.

Я тяжело сглотнула, стараясь заглушить голос Леди в голове.

«Я приказываю тебе убить… убить…»

«Нет», – подумала я яростно.

Это история – больше не моя.

А моя еще не написана.

Я взяла Санджита за руку и приложила его широкую ладонь к щеке. Осторожно начала показывать ему сад в усадьбе Бекина, красный от поцелованных солнцем манго… и домашних учителей, нависающих надо мной, пока я решала загадки. Показала слонов, которых видела из окна, и блуждающие огоньки над их огромными и смешными ушами. И Ву Ина с Кэтлин, спорящих между собой, пока мы пересекали пустыни и горы по пути к Олуону.

Но я утаила от него эру, Леди и ее желание.

Чем больше я делилась с ним своей историей, тем дольше мрачные воспоминания не возвращались к Санджиту. Иногда он и вовсе не просил меня стирать их. Ему хотелось забыться в моих.

– Однажды у меня закончатся воспоминания, – предупредила я его.

Санджит пожал плечами.

– Тогда, полагаю, нам просто придется сделать новые, солнечная девочка.

* * *

Когда тренировка закончилась, во двор выбежал дворцовый посыльный и поклонился, передав сообщение одному из наставников. Тот кратко взглянул на письмо и, не изменившись в лице, подозвал Санджита:

– Это тебе. – Наставник поколебался. – Лучше прочти, когда будешь один.

Когда мы вернулись в Детский Дворец для очередной порции занятий и испытаний, Санджит куда-то пропал. Я думала о нем в течение дня, пока решала различные загадки и логические головоломки. Благодаря обучению в усадьбе Бекина задачи здесь в основном казались мне достаточно легкими и редко требовали полного сосредоточения.

– Как думаешь, что у Санджита случилось? – шепотом спросила я у Киры, услышав ритм барабанов.

Мы вернулись в Зал Снов и выстроились для вечернего изучения катехизиса. Кира обеспокоенно покачала головой.

– На обеде его не было. Джит никогда бы не оставил Дайо надолго. Наверняка стряслось что-то плохое.

Прежде чем мы смогли продолжить обсуждение, в зал вошли двое жрецов с масляными бородами. Они заняли обычные места на помосте, а мы, кандидаты, встали на циновки. Кира оставила меня и подбежала к Дайо. Барабанная дробь отбила вступление, предшествующее чтению свитка. Та-дак-ка, та-дак-ка. Гун, бом-бом-бом. «Услышьте священную историю создания мира».

Я тщетно пыталась отложить мысли о Санджите, пока жрецы рассказывали историю, делая паузы для традиционного вопроса-ответа.

– Королева Земля и Король Вода полюбили друг друга, – пел один из жрецов, пока другой тихо вторил ему, отбивая ритм на барабане в форме песочных часов. – И родилось у них множество детей: деревья, реки. Создания, что ползают, ке-ду, ке-ду, и плавают, плеск-плеск. Слабы они и лишены речи. Но одиноко ли Земле и Воде? Скажите же!

– Нет, – ответили мы хором. – У них есть друг!

– Точно так! – продолжил жрец. – Пеликан скользит по небу от звезды к звезде, и с крыльев его падают истории – вум-м, вум-м, – способные наполнить тысячу миров. Пеликан старше, чем Земля и Вода, старше даже солнца. Не всегда у него есть крылья и клюв. Иногда у него – копыта и хвост, или лапы и грива, или вовсе нет тела. Кто же наш Пеликан?

– Сказитель Ам!

– Да, Ам, что зовется Прошлым и Грядущим. Но узрите: Пеликан движется в потоке времени подобно ветру, а имен у него не меньше, чем перьев. Как вы его назовете? Выбирайте мудро, ибо в именах скрыта сила.

Высоко над Землей и Водой парит Императрица Небо. Она глядит вниз, а в ней кипит – вш-ш, вш-ш, – ревность. Ведь еще до того, как отдать сердце Воде, Земля была ее возлюбленной сестрой. Теперь Небу одиноко и горько в воздушном царстве. Небеса завывают – ау-у-у, ау-у-у, и океаны кипят – вуш-ш, вуш-ш. Война между Императрицей Небом и Королем Водой длится семь тысяч лет. Покинута Земля и сестрой, и мужем. Узрите ее нового возлюбленного: прекрасного Полководца Пламя.

Дети Земли и Пламени множатся – сильные, яростные! Вулканы! Драконы! Рубины и горы угля. Вода понимает: эти дети не от него рождены. Гневаясь, он оставляет Землю, и озера высыхают, хас-с, хас-с. Поля превращаются в пустыни. Узрите же, как Земля умирает. Кто придет ей на помощь?

– Пеликан!

– Да, Пеликан парит над Землей и пронзает грудь, чтобы накормить ее! Ша-а, ша-а – падает кровь Пеликана на раны Земли. И что же? Новые дети рождены на свет!

Созданы из глины Земли, пробуждены к жизни кровью Пеликана.

– Человечество!

– Да, первые люди. Вода примиряется с Землей, обещая растить ее новых чад, как своих собственных. Сильны ли те дети?

– Да, и умны!

– Эгей, точно так. Но просыпается в Пламени ревность. Злит его союз Земли с Водой и дружба с Пеликаном. Проклинает он человечество тринадцатью смертями. Некогда боги, теперь они смертны, слабы, как животные. Что же им делать? Кто поведет их? Скажите!

– Лучезарный!

– Эгей, точно так! Узрите: Пеликан крадет луч у самого солнца, благословляя первого императора мудростью и состраданием. «Тебе предстоит выбрать одиннадцать братьев и сестер, – говорит Пеликан императору, стряхивая с крыльев масло. – Каждый человек, которого ты помажешь, даст тебе неуязвимость к одной из тринадцати смертей. Выбирай мудро, император, ибо для всего мира ты будешь богом, но смертным – для Совета». Эгей, эгей.

– Конец!

Миф был древним, за исключением части о Лучезарном, которая добавилась пятьсот лет назад, когда Кунлео образовал империю.

Завершив рассказ, жрецы заставили нас перечислить тринадцать причин людской смерти.

– Яд, болезнь, обжорство, – перечисляли мы хором. – Горение, утопление, удушение. Кровотечение, нападение зверей, природная катастрофа. Отказ органов, проклятие ведьм. Избиение, старость.

Лучезарные при рождении получали иммунитет к одной из смертей. Но после сбора полного Совета из одиннадцати человек убить их могла лишь старость – если, конечно, кто-то из советников не становился предателем.

– Слушайте же обязанности советников будущего императора, – изрек жрец после урока, а я забарабанила пальцами по бедру: эти слова я слышала сотни раз. – Одиннадцать должны использовать власть, данную титулом, справедливо и непредвзято. Одиннадцать должны служить принцу, затем империи и только потом – родному королевству. Им нельзя формировать значимые узы вне Совета. Внутри Совета ни одни узы не должны быть крепче, чем верность наследнику. Плотские отношения запрещены, за исключением таковых с будущим правителем Аритсара.

По комнате разнесся шепот. Мне невольно вспомнилась медно-коричневая широкая спина, блестевшая от пота и глины. Я встряхнула головой, чтобы избавиться от мыслей, впервые за этот день благодарная, что Санджита поблизости нет.

– Слушайте же обязанности будущего императора, – продолжил жрец, кланяясь Дайо. – Его Высочеству запрещено жениться. Вместо этого принц должен помазать доверенную советницу, через которую будет служить империи. Его Высочество должен с особым вниманием выбирать сестер по Совету… – жрец на миг умолк и бросил взгляд на женскую половину зала, – поскольку каждая способна родить ему Лучезарного наследника.

Я скривилась. Жрец говорил так, словно во дворце был гарем, а не священный Совет.

Я подняла руку и выпалила:

– А что происходит, если вместо императора – императрица?

Бугристый лоб жреца наморщился.

– Повторюсь: императорам Аритсара запрещено жениться. Подобный союз нарушит баланс сил в Совете.

– Нет, – перебила я. – Я имею в виду, что насчет случаев, когда Лучезарная – женщина?

Жрец вздохнул, будто я испытывала его терпение. И улыбнулся.

– Среди Лучезарных нет женщин, дитя. Ам всегда выбирал мужчину. Это, конечно, не означает, что сестры в Совете не имеют ценности. В конце концов, вы можете понести от Лучезарного. – Он подмигнул мне. – Империя будет у вас в неоплатном долгу.

Лучезарная

Подняться наверх