Читать книгу Абидосская невеста - Джордж Байрон - Страница 3

Кто знает край далекий и прекрасный,

Где кипарис и томный мирт цветут

И где они как призраки растут

Суровых дел и неги сладострастной,

Где нежность чувств с их буйностью близка,

Вдруг ястреб тих, а горлица дика?

Кто знает край, где небо голубое

Безоблачно, как счастье молодое,

Где кедр шумит и вьется виноград,

Где ветерок, носящий аромат,

Под ношею в эфире утопает,

Во всей красе где роза расцветает,

Где сладостна олива и лимон,

И луг всегда цветами испещрен,

И соловей в лесах не умолкает,

Где дивно все, вид рощей и полян,

Лазурный свод и радужный туман,

И пурпуром блестящий океан,

И девы там свежее роз душистых,

Разбросанных в их локонах волнистых?

Тот край – Восток, то солнца сторона!

В ней дышит все божественной красою,

Но люди там с безжалостной душою;

Земля как рай. Увы! Зачем она —

Прекрасная – злодеям предана!

В их сердце месть; их повести печальны,

Как стон любви, как поцелуй прощальный.

Собрав диван, Яфар седой

Сидел угрюмо. Вкруг стояли

Рабы готовою толпой

И стражей быть и мчаться в бой.

Но думы мрачные летали

Над престарелою главой.

И по обычаям Востока,

Хотя поклонники пророка

Скрывают хитро от очей

Порывы бурные страстей —

Все, кроме спеси их надменной;

Но взоры пасмурны, смущенны

Являли всем, что втайне он

Каким-то горем угнетен.

«Оставьте нас!» – Идут толпою. —

«Гаруна верного ко мне!»

И вот, Яфар наедине

Остался с сыном. – Пред пашою

Араб стоит: – «Гарун! Скорей

Иди за дочерью моей

И приведи ко мне с собою;

Но пережди, чтоб внешний двор

Толпа военных миновала:

Беда тому, чей узрит взор

Ее лицо без покрывала!

Судьба Зулейки решена;

Но ты ни слова; пусть она

Свой жребий от меня узнает».

«Что мне паша повелевает,

Исполню я». Других нет слов

Меж властелина и рабов.

И вот уж к башне отдаленной

Начальник евнухов бежит.

Тогда с покорностью смиренной

Взяв ласковый и нежный вид,

Умильно сын к отцу подходит

И, поклонясь, младой Селим

С пашою грозным речь заводит,

С почтеньем стоя перед ним.

«Ты гневен, но чужой виною,

Отец! Сестры не упрекай,

Рабыни черной не карай…

Виновен я перед тобою.

Сегодня раннею зарей

Так солнце весело играло,

Такою светлою красой

Поля и волны озаряло,

Мой сон невольно от очей

Бежал; но грусть меня смущала,

Что тайных чувств души моей

Ничья душа не разделяла;

Я перервал Зулейки сон, —

И как замки сторожевые

Доступны мне в часы ночные,

То мимо усыпленных жен

Тихонько в сад мы убежали, —

И рощи, волны, небеса

Как бы для нас цвели, сияли,

И мнилось: наша их краса.

Мы день бы целый были рады

Вдаваться сладостным мечтам,

Межнуна сказки, песни Сади

Еще милей казались нам, —

Как вещий грохот барабана

Мне вдруг напомнил час дивана, —

И во дворец являюсь я:

К тебе мой долг меня приводит.

Но и теперь сестра моя —

Задумчива – по рощам бродит.

О, не гневись! Толпа рабов

Гарем всечасно охраняет,

И в тихий мрак твоих садов

Лукавый взор не проникает».

«О сын рабы!» – паша вскричал:

«Напрасно я надеждой льстился,

Чтоб ты с годами возмужал.

От нечестивой ты родился!

Иной бы в цвете юных дней

То борзых объезжал коней,

То стрелы раннею зарею

Бросал бы меткою рукою,

Но грек не верой, грек душой,

Ты любишь негу и покой,

Сидишь над светлыми водами

Или пленяешься цветами;

Ах! признаюсь, желал бы я,

Чтоб, взор ленивый веселя,

Хотя б небесное светило

Твой слабый дух воспламенило!

Но нет! Позор земли родной!

О! если бурною рекой

Полки московитян нахлынут,

Стамбула башни в прах низринут

И разорят мечом, огнем

Отцов заветную обитель!

Ты, грозной сечи вялый зритель,

Ты лен пряди, – и стук мечей

Лишь страх родит в душе твоей;

Но сам ты мчишься за бедою;

Смотри же, чтоб опять с тобою

Зулейка тайно не ушла!..

Не то – вот лук и вот стрела!»

Уста Селимовы молчали;

Но взор отцов, отцова речь

Убийственней, чем русский меч,

Младое сердце уязвляли.

«Я сын рабы? Я слаб душой!

Кто ж мой отец?.. Давно б иной

Пал мертвый за упрек такой».

Так думы черные рождались,

И очи гневом разгорались,

И гнева скрыть он не хотел.

Яфар на сына посмотрел —

И содрогнулся… Уж являлась

Кичливость юноши пред ним;