Оглавление
Джордж Элиот. Мельница на Флоссе
Книга первая. Сын и дочь
Глава первая. Окрестности Дорлкотт-Милл
Глава вторая. Мистер Талливер из Дорлкотт-Милл оглашает свое решение насчет Тома
Глава третья. Мистер Райли дает совет по поводу школы для Тома
Глава четвертая. В ожидании Тома
Глава пятая. Том возвращается домой
Глава шестая. Тетушки и дядюшки съезжаются
Глава седьмая. Прибытие родственников
Глава восьмая. Мистер Талливер проявляет слабость
Глава девятая. Визит в Гарум-Ферз
Глава десятая. Мэгги ведет себя хуже, чем сама ожидала
Глава одиннадцатая. Мэгги пытается убежать от собственной тени
Глава двенадцатая. Мистер и миссис Глегг у себя дома
Глава тринадцатая. Мистер Талливер окончательно запутывает нить судьбы
Книга вторая. Школа
Глава первая. Первый семестр Тома
Глава вторая. Рождественские каникулы
Глава третья. Новый товарищ
Глава четвертая. «Гениальная» идея
Глава пятая. Второй визит Мэгги
Глава шестая. Объяснение в любви
Глава седьмая. За вратами рая
Книга третья. Крах
Глава первая. Что случилось дома
Глава вторая. Терафим[36] миссис Талливер, или Боги домашнего очага
Глава третья. Семейный совет
Глава четвертая. Надежда угасает
Глава пятая. Том вскрывает устрицу ножом
Глава шестая. Борьба с предрассудками о том, что складные ножи дарить не следует
Глава седьмая. Курица пускается на хитрость
Глава восьмая. Свет в конце тоннеля
Глава девятая. Новая запись в семейной Библии
Книга четвертая. Юдоль скорби
Глава первая. Разновидность протестантизма, неведомая Боссюэ[40]
Глава вторая. Разоренное гнездо, пронзенное терниями
Глава третья. Голос из прошлого
Книга пятая. Зерна и плевелы
Глава первая. В Красном овраге
Глава вторая. Тетушка Глегг узнает ширину большого пальца Боба
Глава третья. Шаткое равновесие
Глава четвертая. Еще одно объяснение в любви
Глава пятая. Раздвоенное дерево
Глава шестая. Нелегкая победа
Глава седьмая. Судный день
Книга шестая. Большое искушение
Глава первая. Дуэт в раю
Глава вторая. Первые впечатления
Глава третья. Сердечные излияния
Глава четвертая. Брат и сестра
Глава пятая. Из которой становится ясно, что Том все-таки сумел вскрыть устрицу
Глава шестая. Иллюстрирующая законы привлекательности
Глава седьмая. Филипп появляется вновь
Глава восьмая. Уэйкем предстает в новом свете
Глава девятая. Благотворительность как она есть
Глава десятая. Чары разрушены
Глава одиннадцатая. На узкой тропинке
Глава двенадцатая. Семейное торжество
Глава тринадцатая. Унесенные отливом
Глава четырнадцатая. Пробуждение
Книга седьмая. Избавление
Глава первая. Возвращение в Дорлкотт-Милл
Глава вторая. Сент-Оггз выносит приговор
Глава третья. Которая показывает, что старые знакомые способны удивить нас
Глава четвертая. Мэгги и Люси
Глава пятая. Последний спор
Эпилог
Отрывок из книги
По широкой равнине, меж привольно раскинувшимися зелеными берегами, спешит к морю Флосс, а навстречу реке, подобно нетерпеливому возлюбленному, жаждущему заключить ее в жаркие объятия и остановить ее стремительный бег, торопится прилив. На своей могучей груди он несет черные силуэты торговых судов, груженных свежеструганными сосновыми досками, туго набитыми мешками с льняным семенем или черным блестящим углем, – несет к городку Сент-Оггз, чьи старинные рифленые крыши из красной черепицы и широкие фронтоны верфей и складов виднеются между невысоким, поросшим лесом холмом и берегом реки, окрашивая ее воды в мягкий багрянец под лучами неяркого февральского солнышка. По обе стороны от нее вдаль убегают богатые пастбища, перемежающиеся клочками вспаханной земли, готовой принять семена будущего урожая, или уже зазеленевшими первыми побегами озимых. Кое-где за зелеными изгородями и многочисленными деревьями еще виднеются золотистые россыпи прошлогодних стогов, так что со стороны кажется, будто далекие корабли поднимают свои мачты и вздувают красно-коричневые паруса прямо посреди ветвей раскидистых ясеней. На самой окраине городка с красными черепичными крышами в реку впадает ее бурный приток Риппл. Поверхность его рябит мелкими темными барашками, придающими ему на редкость живописный вид. Когда я брожу по его берегам и вслушиваюсь в его негромкий умиротворенный шепот, так похожий на голос друга, пусть и неспособного услышать меня, он представляется мне живым и словоохотливым спутником. Я до сих пор помню большие ивы, окунавшие ветви в его воды, и этот каменный мост тоже сохранился в моей памяти.
А вот и Дорлкотт-Милл, здешняя мельница. Я просто не могу пройти мимо, чтобы не остановиться на минуту-другую на мосту и не полюбоваться на нее, хотя небо уже затянуто тучами, а день давно клонится к вечеру. Даже сейчас, на исходе февраля, когда деревья стоят голые и неприветливые, на нее приятно смотреть – пожалуй, сырость и прохлада лишь добавляют очарования аккуратному и ухоженному домику, столь же древнему, как и те вязы и каштаны, что укрывают его от ураганных ветров, налетающих с севера. Приток грозит вот-вот выйти из берегов, затопив заросли лозы и чуть ли не весь участок перед домом. Глядя на полноводный ручей, сочную траву и нежную зелень мха, которая сглаживает суровость огромных стволов и ветвей, просвечивая сквозь их переплетение, я понимаю, что всей душой люблю этот влажный климат, и завидую уткам-вдовушкам, что погружают головы глубоко в воду среди прутьев лозняка, не обращая внимания на то, сколь нелепо они выглядят для тех, кто взирает на них сверху, из благополучной сухости.
.....
«Ах, дитя мое, вот придут настоящие беды, тогда и будешь убиваться!» – подобное слабое утешение почти всем нам доводилось выслушивать в детстве, и мы, став взрослыми, бездумно повторяем его своим детям. Все мы жалобно заливались слезами, стоя с голенькими ножками в коротеньких носочках, когда теряли из виду маму или няньку в каком-нибудь незнакомом месте; но мы более не помним всей остроты этого момента, как и не можем оплакать его, что случается с нашими же страданиями, настигшими нас пять или десять лет назад. Нет, каждое из этих мгновений оставило свой след и до сих пор живет в нас, но их последствия безвозвратно смешались с более плотной текстурой нашей юности и зрелости; вот так и получается, что на горести собственных детей мы смотрим с улыбкой, не веря в реальность их боли. И найдется ли среди нас кто-либо, способный вспомнить свои детские переживания, причем не только то, что он сделал и что после этого с ним сталось, что он любил или ненавидел, пока ходил в детском платьице или коротких штанишках, а заглянуть в собственную душу и оживить воспоминания о том, что он тогда чувствовал, когда расстояние от одного Иванова дня до другого казалось непреодолимым; что он чувствовал, когда школьные товарищи не брали его в игру только потому, что он мог неправильно ударить по мячу; или в дождливый день на каникулах, когда он не знал, чем себя занять, и от безделья ударялся в проказы, от проказ – в обиду, а от обиды переходил к угрюмой неразговорчивости; или когда мать наотрез отказывалась купить ему пиджак с фалдами, хотя каждый второй мальчишка в его возрасте уже носил такой? А ведь стоит нам только постараться вспомнить те детские обиды, смутные догадки и казавшуюся погубленной жизнь и безрадостные перспективы, придающие детской горечи всю ее остроту, как у нас пропадет всякое желание смеяться над бедами своих детей.
– Мисс Мэгги, вы должны тотчас сойти вниз, – сказала Кассия, поспешно входя в комнату. – Господи Иисусе! Что это вы тут устроили? В жизни не видала такого кошмара!
.....
