Читать книгу Убийство в Эшли-Грин. Осторожно, яд! (сборник) - Джорджетт Хейер - Страница 10

Мергатройд, открыв дверь суперинтенданту Ханнасайду, недвижимо встала на пороге и вызывающе поинтересовалась, что ему нужно. Он спросил, дома ли мисс Верекер, и услышал в ответ:

– Может быть. Назовитесь, пожалуйста, и скажите, какое у вас дело.

В его глазах замерцали искры.

– Моя фамилия Ханнасайд, и дело у меня к мисс Верекер.

– Я прекрасно знаю, откуда вы, – сказала Мергатройд. – Сегодня у нас уже был один из ваших, и с меня хватит. Если полиция оставит нас в покое, будет лучше для всех.

Она посторонилась, пропуская Ханнасайда, и повела его по крохотному коридору в студию.

– Мисс Тони, это опять полицейский, – объявила она. – Думаю, вам лучше поговорить с ним.

Антония сидела возле окна, у ее ног лежали две собаки. Билли узнал суперинтенданта и оживленно завилял хвостом: однако его дочь, Джуно, поднялась с рычанием.

– Кто говорит, что у собак нет разума? – угрюмо произнесла Мергатройд.

– Тихо, Джуно! – скомандовала Антония. – О, это суперинтендант! Значит, я снова подвергнусь допросу. Хотите чаю?

– Спасибо, мисс Верекер, я уже пил чай, – ответил Ханнасайд, глядя на большой холст на мольберте.

Антония любезно сказала:

– Это «Утренний ветерок», новая картина моего брата. Она еще не закончена.

Ханнасайд подошел поближе к холсту.

– Ваш брат сказал мне сегодня, что его руки стоят больше, чем все богатства вашего единокровного, – заметил он.

– Да, Кеннет о себе высокого мнения, – согласилась Антония. – Если собираетесь часто видеться с ним, придется привыкнуть к его бахвальству.

– Знаете, я думаю, что, возможно, он прав. Я, конечно, не разбираюсь в искусстве, но…

– Оставьте! – взмолилась Антония. – Так говорят из лучших побуждений все идиоты. Мергатройд, чего ты там стоишь?

– А разве вам не нравится, что я осталась? – угрюмо спросила служанка.

– Нет, не нравится. Ты уже подвела Кеннета своим враньем, будто в полночь он лежал в постели.

– Я буду стоять на своем, – ответила Мергатройд.

– Какой в этом смысл, если тебе никто не верит? – рассудительно сказала Антония. – Хотя бы не стой там, это меня отвлекает.

– Ладно, если понадоблюсь, вы знаете, где я, – ответила Мергатройд и ушла.

– Садитесь, – пригласила Антония. – Что вы хотите узнать?

– Что было в том письме, – незамедлительно ответил суперинтендант.

– В каком? А, в полученном от Арнольда! Ничего особенного.

– Если ничего особенного, почему вы его уничтожили?

– Это было такое письмо.

– Какое?

– Какие уничтожают… Послушайте, мы начинаем говорить, словно вздорные комедианты! – заметила Антония.

– Очень похоже, – невозмутимо согласился суперинтендант. – Вы уничтожили его, потому что там содержалось серьезное обвинение против Рудольфа Мезурье?

Антония насторожилась.

– Нет.

– Вы твердо в этом уверены, мисс Верекер?

Антония подперла руками подбородок и нахмурилась:

– Жаль, не могу вспомнить, что я говорила в том мерзком полицейском участке. И готова раскаяться, что сожгла это письмо. Вы, похоже, думаете, что оно было очень важное, а на самом деле ничего подобного. Там была только ненависть к Рудольфу.

– Никаких конкретных обвинений?

– Никаких. Арнольд просто выискивал в словаре синонимы слова «негодяй» и вставлял их в письмо.

– Мисс Верекер, вы говорите, что там не было конкретных обвинений, но разве деловой человек вроде вашего единокровного брата стал бы угрожать возбуждением судебного дела против другого человека без определенных причин?

– Все дело в том, всерьез он собирался так поступить или просто пугал? – выпалила, утратив бдительность, Антония. – И я поехала, чтобы это выяснить. – Она умолкла и гневно вспыхнула. – Черт вас возьми, вы нечестно играете!

– Я не играю, мисс Верекер.

Она быстро подняла голову, уловив в его голосе суровую нотку. Но не успела заговорить, потому что Ханнасайд продолжал:

– Арнольд Верекер написал вам, пытаясь воспрепятствовать вашей помолвке с Мезурье. По вашим словам, без всякой на то причины. Но вы признали, что он грозился привлечь Мезурье к суду за какое-то преступление, и признали также, что это письмо вас сильно разгневало.

– Еще бы! – раздраженно воскликнула она. – Оно разгневало бы кого угодно!

– Может, оно еще и встревожило вас?

– Нет, с чего бы? Я не боялась Арнольда.

– Это понятно, но разве вы не тревожились за Мезурье?

– Нет, потому что не восприняла письмо всерьез.

– Вы восприняли его настолько всерьез, что в тот же день поехали в Эшли-Грин.

– Я только хотела узнать, что Арнольд имеет против Рудольфа, и заставить его прекратить распространять о Рудольфе грязные слухи.

– Как вы собирались это сделать, мисс Верекер?

Она задумалась.

– Не знаю. То есть плана не составила.

– Итак, вы до такой степени разозлились на него, что сразу же сели в машину и поехали в Эшли-Грин, не имея ни малейшего представления, что будете делать по приезде туда?

– О нет! – саркастично ответила Антония. – Я взяла нож, всадила его в Арнольда, а потом пошла и провела ночь в его доме исключительно с той целью, чтобы вы поняли: я убийца. К тому же я сказала вашему тупому полицейскому, что у меня на юбке были пятна крови. – Она умолкла, ее злобная насмешливость мгновенно улетучилась. – А это не так глупо, как кажется. Теперь думаю, что если бы я убила Арнольда, это был бы хороший план. Даже блестящий. Никакие присяжные не поверили бы, что у меня хватило глупости оставаться возле места преступления и демонстрировать запятнанную кровью одежду. Нужно будет сказать Джайлсу.

В эту минуту в студию вошел Кеннет. Антония тут же выложила ему свои соображения.

Суперинтендант уже достаточно познакомился с Верекерами и почти не удивился горячности, с которой Кеннет немедленно включился в дискуссию.

– Все это замечательно, – сказал он, – но как быть с подравшимися собаками?

– Я вполне могла спровоцировать эту драку, – с величественным видом промолвила сестра.

– В это время ночи нет, – возразил Кеннет. – Если ты убила Арнольда и твоя одежда была в крови, то встреча с охотничьей или какой бы там ни было собакой оказалась чистой случайностью. И ты не собрала достаточно улик против себя. Очевидно, если бы у тебя хватило ума совершить убийство и потом укрыться в доме убитого, тебе следовало бы сказать кому только возможно, что ты едешь разобраться с Арнольдом. После этого никто не поверил бы, что его убила ты. Что скажете, суперинтендант?

– Скажу, – ответил раздраженный Ханнасайд, – что ваши языки не доведут вас до добра.

– Ага! – воскликнул Кеннет с озорным блеском в глазах. – То есть вы не знаете, что о нас думать.

– Очень может быть, – сказал Ханнасайд без улыбки и с этими словами удалился. Но впоследствии он признался сержанту Хемингуэю, что парень верно оценил ситуацию.

А Антония пригласила жениха приехать, как только тот окончит работу. Появившись в начале седьмого, Мезурье застал брата и сестру спорившими по поводу того, сколько абсента вливать в шейкер. Невеста почти не обращала на него внимания, пока не было достигнуто согласие. Только когда Кеннет наконец одержал верх на том основании, что он старше, коктейль хорошо взбили и разлили по стаканам, Антония кивнула жениху и сказала:

– Я рада, что ты смог приехать. Здесь был этот суперинтендант, и, думаю, нам следует обсудить положение дел.

Рудольф бросил на нее быстрый взгляд.

– Дорогая, какой у тебя серьезный вид! Нельзя так из-за этого нервничать. Что теперь на уме у почтенного суперинтенданта?

– Коктейль никуда не годится, – бесстрастно заметил Кеннет. – Ты сбила его не так, как я сказал. Если думаешь, что эта ищейка в человеческом обличье интересуется тобой, ты ошибаешься. Он идет по моему следу, и я не направил его в другую сторону. А вот и Лесли! Лесли, дорогая моя, поднимайся! – Он высунулся из окна и во весь голос обратился к мисс Риверс: – Дорогая, я, можно сказать, в оковах, так что поднимись на последний коктейль. Хотя нет, не надо. Его сбивала Тони. Я угощу тебя выпивкой в «Кларенс армс».

Он поставил стакан на стол и стремительно выбежал из студии.

Антония, вновь отвлекшаяся от жениха, высунулась из окна и общалась с мисс Риверс, пока Кеннет не появился в извозчичьем дворе и не повел гостью в сторону «Кларенс армс». Только тогда она повернулась к Рудольфу и спросила, о чем у них шла речь.

– О, наверное, ты очень беспокоилась из-за этого суперинтенданта, так ведь? – сказал Мезурье. – Дорогая, тебя это ужасно расстраивает.

– Нет, – резко сказала Антония. – Но я хочу знать, Рудольф, что ты замышлял?

Он побледнел, но ответил с веселым смехом:

– Замышлял, Тони? Как это понять?

– Так вот, – сказала Антония, допивая свой коктейль, – у меня создалось впечатление, что ты подделывал подпись Арнольда или что-то в этом духе.

– Тони! – возмущенно воскликнул он. – Если ты обо мне такого мнения…

– Замолчи, – попросила Антония. – Это серьезно. Из-за этого я и поехала к Арнольду в субботу вечером. Он написал, что хочет привлечь тебя к суду.

– Свинья!

– Знаю, но объясни мне, в чем дело?

Мезурье, сунув руки в карманы, прошелся по квартире.

– Я в чертовски опасном положении! – неожиданно сказал он. – Видит Бог, я не хотел тебя в это втягивать, но если сам не скажу, скажет кто-нибудь другой. Думай обо мне что хочешь, только…

– Извини, что перебиваю, но, будь добр, открой тот шкаф, посмотри, есть ли там банка с соленым миндалем, – попросила Антония. – Я вдруг вспомнила, что покупала его и положила то ли туда, то ли…

– Здесь его нет, – обиженно сказал Рудольф. – Конечно, если соленый миндаль для тебя важнее, чем мои…

– Нет, но я точно помню, что покупала его, – сказала Антония. – И если он у нас есть, то жаль… Ладно, это не важно. Рассказывай дальше о своем подлоге.

– Никакого подлога нет. Хотя, видит Бог, при такой острой нужде в деньгах даже удивительно, что я не совершил ничего подобного.

– Бедняга! – сказала Антония с вежливым, но ехидным сочувствием.

Мезурье умерил пафос.

– Полицейские кое-что раскопали. Только это не может причинить мне вреда. То есть не доказывает, что Арнольда убил я, хотя, естественно, наводит их на подозрения. Я… понимаешь, Тони, я находился в отчаянном положении. Мне срочно требовалось раздобыть деньги, поэтому я… в общем, одолжил кое-что у фирмы – у фирмы Арнольда. Само собой, нет нужды говорить тебе, что это просто заем, и, собственно, я постепенно выплачивал взятые деньги. Ты понимаешь, так ведь, дорогая?

– Да, конечно, – ответила Антония. – Ты подделывал счета, и Арнольд узнал об этом. Кстати, я часто задавалась вопросом, как это делается. Как ты это делал, Рудольф?

Он покраснел.

– Прошу тебя… Тони, это… это мне очень неприятно. Так поступать не следовало, но я рассчитывал, что смогу все выплатить до ближайшей ревизии. Я и не подозревал, что Арнольд следит за мной. Потом он напустился на меня – в то субботнее утро. Грязно оскорблял – ты знаешь, каким он может быть! Мы… мы слегка повздорили, и он угрожал передать дело в суд, боюсь, дорогая, главным образом из-за того, что ты сказала ему о нашей помолвке. Я не виню тебя, но это, с учетом всех обстоятельств, очень несвоевременно. А хуже всего, что нашу… ну… ссору слышала эта противная особа Миллер и, разумеется, выложила все суперинтенданту в весьма преувеличенном виде. И в довершение всего… – Он сделал краткую паузу и, хмурясь, уставился на свои ногти с безупречным маникюром. – Самое удивительное, – медленно произнес он. – Признаюсь, я не понимаю этого. Какой-то идиот, деревенский констебль, вообразил, будто видел в субботу вечером мою машину в десяти милях от Хенборо. Разумеется, это полнейшая чушь, но сама видишь, какую угрожающую окраску это придает делу.

Антония внезапно выпрямилась:

– Рудольф, откуда ты знаешь, когда был убит Арнольд?

Он захлопал глазами:

– Не понимаю, что ты имеешь в виду?

– Прекрасно понимаешь. В воскресенье, когда ты пришел сюда на ужин, то сказал, что поссорился с Арнольдом в день его смерти.

– Я так сказал? Тогда, наверное, узнал от тебя. Не представляю, как еще мог бы узнать.

– Хватит юлить. Если ты убил Арнольда, можешь спокойно сказать об этом, потому что мы с Кеннетом ничего не имеем против, и нам в голову не придет тебя выдать.

– Я его не убивал. Ради бога, не говори больше этого!

– А как быть с твоей машиной, которую видели возле Хенборо?

– Это была не моя машина! То есть я не знаю, моя или нет, но меня в ней не было. Я весь вечер сидел в своей берлоге. Доказать этого не могу, но если взять слово какого-то сонного констебля против моего…

– Дело в том, что никто из нас не может ничего доказать, – бодро сказала Антония. – И ты вступил в благородную армию подозреваемых. Если станешь главным подозреваемым, Кеннет очень расстроится. Он считает себя ужасно умным. Думаю, так оно и есть – мой брат может быть умным, когда захочет.

Рудольф сел в большое кресло, опустил голову и закрыл лицо руками.

– Можешь считать это шуткой, но, поверь, это чертовски серьезно, – сказал он с легкой дрожью в голосе. – Суперинтендант считает, что это сделал я. Не верит ни единому моему слову. Я вижу, что не верит. Тони, черт возьми, я не знаю, как быть!

Говорил он жалобно, испуганно, и хотя такая паника была чужда натуре Антонии, она сразу же отозвалась на нее, как только смогла.

– Не стоит беспокоиться, – сказала она, похлопав его по колену. – Я спрошу Джайлса, что он думает. Он должен прийти, чтобы обсудить дела с Кеннетом. Ты ведь не против?

Дверь студии открылась, и Джайлс Каррингтон вошел вместе с Кеннетом. Антония приветствовала кузена дружелюбной улыбкой и спросила брата, где мисс Риверс.

– Отвалила домой, – ответил Кеннет. – Хочешь сигарету, Джайлс? Если они есть, в чем я сомневаюсь.

– Отлично, в таком случае мы можем поговорить! – оживленно сказала Антония. – Джайлс, как, по-твоему, подделывал Рудольф счета фирмы или нет?

– Что? – воскликнул Кеннет, прекратив поиски сигарет и обратив взгляд на Рудольфа. – Присваивал деньги? Правда?

В голосе его звучало любопытство и осуждение. Густо покрасневшему Мезурье пришлось оправдываться. Его объяснение было встречено таким ироническим смехом, что Антония тут же схватила палку и сказала брату, что не нужно вести себя оскорбительно, во-первых, потому, что он сам способен подделывать счета, во-вторых, его это не касается.

– Еще как касается! – возразил ее брат. – Ты, кажется, забыла, что я наследник. Думаю, при желании я мог бы подать в суд. Разумеется, я этого не сделаю, однако хочу положить конец присвоению денег. Прикончить человека одно дело, но подделывать его счета – совсем другое. Только не думайте, что я мелочный. Видимо, Рудольф, тебе в то время это казалось приличным.

– Мне плевать на твой тон! – гневно заговорил Мезурье. – Я готов признать, что не следовало одалживать эти деньги, но когда ты обвиняешь меня в…

– Красавчик мой, я ни в чем тебя не обвинял, – сказал Кеннет и начал набивать трубку. – Тони сказала, что ты подделывал счета фирмы; я лишь выказал подобающую меру удивления, интереса и неодобрения.

Антония отвела кузена к окну и встала перед ним, коснувшись его рукава. Серьезно посмотрев на него, она негромко спросила:

– Он в скверном положении, да?

– Не знаю, Тони.

– По-моему, в скверном. Ты поможешь ему, правда, Джайлс? – Каррингтон не ответил, и она добавила: – Я же с ним помолвлена.

– Тони, для меня это не стимул.

В ее наивных глазах появилось легкое недоумение, она тщетно вглядывалась в его лицо.

– Нет? – спросила она.

– Нет.

– О! Так… так… так… Джайлс, сделаешь это ради меня?

Каррингтон посмотрел на нее, на руку, все еще теребившую его рукав.

– Думаю, да, Тони, – ответил он в своей спокойной манере и, посмотрев в другую сторону комнаты, где все еще ссорились Кеннет и Мезурье, добродушно сказал: – Кеннет, замолчи. – И добавил: – Да, Мезурье, я знаю о письме, которое мой кузен написал перед смертью. Знаешь, оно не доказывает, что ты имеешь какое-то отношение к его убийству.

– Да, – согласилась Антония, – но показания того констебля относительно машины могут повредить ему. Рудольф, скажи моему кузену, он вполне готов помочь.

Мезурье пожал плечами:

– О, это просто нелепая ошибка со стороны полиции. Какой-то местный бобби вообразил, что видел мою машину возле Хенборо в ночь убийства.

– Полицейские лишены воображения, – назидательно произнес Кеннет, растянувшийся с трубкой в зубах на диване.

Джайлс слегка нахмурился.

– Где находилась твоя машина? – спросил он.

– Наверное, в гараже. Я провел вечер дома.

– Понятно. Кто-нибудь может это подтвердить?

– Сказать по правде, нет, – ответил Мезурье с неловким смешком. – Это кажется глупым, но у меня сильно болела голова, и я рано лег в постель.

– Ты гнусный лжец, – лениво заметил Кеннет. – Чего беспокоиться? Мы тебя не выдадим. Я мог бы даже пожаловать тебе подобающую награду. Или это было бы неприлично?

Джайлс довольно строго сказал:

– Кеннет, твои показания столь же неубедительны.

– Согласен, только я изложил их с большим изяществом, – заметил он и обратился к сестре: – Как думаешь, Тони? Это его рук дело? Не думаю, что у него хватило бы мужества.

– Мужества у него достаточно! – возмущенно сказала Антония. – Просто ты так хвалишься тем, как ловко сбил с толку полицию, что думаешь – все остальные ни на что не способны.

Джайлс, не обращавший внимания на эту перепалку, неотрывно смотрел на Мезурье.

– Говоря, что бобби видел твою машину в ночь убийства, ты имеешь в виду, что он видел машину той же марки или что он разглядел номер на ней?

– Разглядел номер, – ответил Мезурье, – или ему так кажется. Но он легко мог спутать его с другим, что, разумеется, и случилось.

– Я могу очень явственно представить себе нашего друга суперинтенданта, жадно ухватившегося за эту историю, – заметил Кеннет. – Тони, твой молодой человек одно время подавал надежды, но теперь он начинает нагонять на меня скуку.

Джайлс достал портсигар и раскрыл его.

– Мезурье, подвергать сомнению твою версию не мое дело. Могу лишь сказать, что, если она правдива, я сожалею.

– Сожалеешь? – воскликнул Рудольф. – Не понимаю!

Джайлс закурил сигарету и бросил горелую спичку в камин.

– Из-за тебя, очень. У тебя там было прекрасное алиби, Мезурье.

– Алиби? Где?

– В машине, – ответил Джайлс. – Если в ту ночь ты вел свою машину из Хенборо обратно в Лондон, то не думаю, что мог быть убийцей.