Читать книгу Знатная леди - Джорджетт Хейер - Страница 2

Элегантная дорожная карета с предписанной правилами приличия скоростью уносила мисс Уичвуд от ее родного местечка на границе Сомерсета и Уилтшира к новому дому в Бате[1]. Пожилой кучер, который знал мисс Уичвуд с рождения, то есть вот уже почти тридцать лет, вез ее так, как полагал нужным, пропуская мимо ушей призывы пришпорить лошадей. Если она не знает, как полагается вести себя столь знатной леди, а мисс Уичвуд из Твинхем-Парка была именно такой, то уж он-то еще не забыл этого. Пусть даже она не была замужем и засиделась в девичестве, превратившись, по сути, в старую деву, хотя он ни за что не осмелился бы назвать ее так и даже прогнал из конюшни мальчишку-подручного, который имел наглость подобным образом выразиться в ее адрес, – после того, разумеется, как надрал ему уши; он прекрасно знал, как бы его покойный хозяин хотел, чтобы он вез его единственную дочь. Кроме того, кучер очень хорошо представлял, что подумал бы сэр Томас, узнай он о том, что мисс Уичвуд обзавелась собственным жильем в Бате всего через несколько месяцев после его кончины и что компанию ей составила одна лишь костлявая старая карга. Злобное существо, эта мисс Фарлоу, уж он-то таких повидал на своем веку: больше похожа на освежеванного кролика, чем на женщину, а болтунья к тому же, каких свет не видывал! Он не переставал удивляться, как мисс Уичвуд может выносить ее нескончаемые разглагольствования, потому что рот у нее не закрывается ни на мгновение, уж будьте покойны!

Леди, которую он заклеймил позором, сидела рядом с мисс Уичвуд в экипаже, скрашивая дорожную скуку бессвязной болтовней. Возраста она была неопределенного, но старой каргой назвать ее все-таки было нельзя; и, хотя женщина и впрямь поражала худобой, сказать, что она походила на освежеванного кролика, было бы несправедливо. Она приходилась мисс Уичвуд дальней родственницей, которую непредусмотрительный родитель оставил в крайне стесненных жизненных обстоятельствах. Когда же ее навестил сэр Джеффри Уичвуд, мисс Фарлоу уразумела, что обязана столь неслыханной чести его желанию предложить ей быть в качестве дуэньи при его сестре, и увидела в этом не романтически тучном мужчине паладина, которого ниспослало ей само провидение, дабы избавить от убогого жилья, скудной пищи и постоянного страха оказаться в долгах. Она не знала, что ее будущая подопечная всеми силами боролась против того, чтобы ей навязывали общество как ее, так и любой другой женщины. Но, когда она прикатила в Твинхем-Парк, нервно сжимая в руках свой старомодный ридикюль и отчаянно стараясь угодить, глядя на мисс Уичвуд испуганными, умоляющими глазами, сердце подсказало той изменить свое решение и оказать этому бедному маленькому созданию самый теплый прием. Леди Уичвуд, которая была не в состоянии представить забитую маленькую мисс Фарлоу не то что дуэньей, а хотя бы просто компаньонкой живой и очаровательной мисс Уичвуд, при первой же возможности стала умолять золовку не принимать услуги мисс Фарлоу, не обдумав всего хорошенько.

– На мой взгляд, дорогая моя, она покажется тебе очень скучной особой, – искренне заявила она.

– Да, очень может быть, но любая дуэнья покажется мне смертельно скучной, – ответила Эннис. – Поэтому, если у меня должна быть таковая, хотя я не вижу в том ни малейшей необходимости – в моем-то возрасте! – то лучше возьму ее, чем кого-либо другого. Эта, по крайней мере, не станет пытаться управлять моим домом или говорить мне, что и как я должна делать. Кроме того, мне ее просто жаль! – Внезапно она звонко рассмеялась, заметив сомнение в глазах леди Уичвуд. – Ага, ты боишься, что она не сможет руководить мною! И ты совершенно права: этого не будет! Но управлять мною не удалось бы и никому другому, если хочешь знать.

– Но, Эннис, Джеффри говорит…

– Я прекрасно знаю, что говорит Джеффри, – перебила ее Эннис. – Я знала все, что он может сказать, на протяжении последних двадцати лет, и он представляется мне куда более скучным, нежели Мария Фарлоу. Нет-нет, не делай такого оскорбленного лица! Осмелюсь предположить, никто лучше тебя не знает, что мы с братом не находим общего языка. Я целиком и полностью согласилась с ним один-единственный раз, когда он заверил меня, что я полюблю его жену.

– Ох, Эннис! – запротестовала леди Уичвуд и отвернулась, чтобы скрыть румянец на щеках. – Ты не должна говорить такие вещи! Кроме того, я не могу поверить, что ты действительно так думаешь, раз не хочешь и дальше жить со мной.

– А вот теперь ты говоришь неправду! – со смехом заметила Эннис. – Я могла счастливо прожить с тобой до конца дней своих, что тебе известно не хуже меня. И только со своим достойным, накрахмаленным и самоуверенным братцем я жить не хочу и не буду. Вот скажи, разве в этом желании есть что-то противоестественное?

– Как это грустно! – скорбно пролепетала ее светлость.

– О нет, почему же? Ты будешь говорить так, если я останусь здесь. Признайся, жизнь твоя станет куда более спокойной, если я не буду постоянно провоцировать Джеффри по десять раз на дню.

Леди Уичвуд не стала этого отрицать, а лишь вздохнула и сказала:

– Но, дорогая, ты слишком молода, чтобы жить отдельно! И вот здесь с Джеффри я вполне согласна.

– Ты всегда соглашаешься с ним, Амабель: ты и впрямь самая подходящая и безупречная жена для него, – не осталась в долгу Эннис.

– Я уверена, что это совсем не так, хотя и стараюсь быть ею. Что же касается того, будто я с ним все время соглашаюсь, так ведь джентльмены намного умнее нас и могут лучше судить о… обо всем. Разве ты так не думаешь?

– Нет, конечно!

– Но ведь Джеффри прав, когда говорит, что это будет выглядеть очень странно, если ты станешь жить в Бате совсем одна.

– Ну, не совсем одна, а вместе с Марией Фарлоу.

– Эннис, я не могу убедить себя в том, что она тебе подходит.

– Да, но вся прелесть заключается в том, что, отыскав и навязав ее мне, Джеффри никогда не признает, что совершил ошибку. Можешь мне поверить, очень скоро он откроет в ней массу самых разных достоинств и заявит, что ее кротость оказывает на меня благотворное влияние.

Поскольку Джеффри уже и впрямь высказал нечто подобное, леди Уичвуд была вынуждена рассмеяться. Но при этом она покачала головой и сказала:

– Ты, конечно, можешь обращать все в шутку, но Джеффри – да и мне тоже – будет совсем не смешно, когда люди начнут думать, будто ты уехала из дому, оттого что мы дурно обращались с тобой.

– Дорогая моя, они не подумают ничего подобного, когда увидят, в каких мы с тобой дружеских отношениях! Надеюсь, ты не собираешься прерывать наше общение? Я намерена часто принимать тебя в Кэмден-Плейс и предупреждаю, что всегда буду относиться к Твинхему как к своему второму дому; я планирую наезжать к вам без всяких церемоний и оставаться здесь надолго. Так что ты еще пожалеешь о том, что я не уехала куда-нибудь подальше!

Тут она заметила, что леди Уичвуд по-прежнему погружена в меланхолию, присела рядом с ней, взяла ее за руку и сказала:

– Попытайся понять меня, Амабель! Я намерена уехать не только из-за разногласий с Джеффри. Я хочу… хочу жить собственной жизнью.

– О, это я как раз прекрасно понимаю! – с симпатией мгновенно откликнулась леди Уичвуд. – С первого момента нашей встречи у меня появилось чувство, что такая чудесная девушка, как ты, не должна бездарно растрачивать свою жизнь. Если бы ты только приняла предложение лорда Бекенхема или мистера Килбрайда… нет, пожалуй, его не надо! Джеффри говорит, что он волокита и игрок, и я думаю, тебе это решительно не подходит, хотя поначалу он показался мне чрезвычайно обаятельным. Но если тебе не понравился Бекенхем, то чем провинился перед тобой молодой Гейдон? Или…

– Довольно! – со смехом воскликнула Эннис. – У них не было ничего, что вызвало бы мое отвращение, но я не почувствовала ни малейшего желания выйти за кого-либо из них замуж. Откровенно говоря, мне не хочется вообще выходить замуж.

– Но, Эннис, каждая женщина должна хотеть выйти замуж! – воскликнула шокированная леди Уичвуд.

– Именно это и подумают те самые люди, о которых ты говорила, когда увидят, что вместо того, чтобы остаться в Твинхеме, я живу в собственном доме! – воскликнула Эннис. – Они сочтут меня эксцентричной. Я стану одной из знаменитостей Бата, как старый генерал Престон или та таинственная особа, что носит обруч под платьем и массу перьев. На меня стану показывать пальцем и…

– Если ты не перестанешь нести этот вздор, я могу не сдержаться и отшлепать тебя, – прервала ее леди Уичвуд. – Не сомневаюсь, что ты привлечешь к себе всеобщее внимание, но уж никак не своей эксцентричностью.

Как выяснилось впоследствии, правы были обе. Эннис имела много знакомых среди жителей Бата, а поблизости от города жили несколько ее близких подруг, у которых она частенько останавливалась, так что в Бат девушка приехала не совсем чужой и незнакомой для его обитателей. То, что она решила покинуть кров своего брата, многие сочли некоторой эксцентричностью, но девушка всегда пользовалась славой крайне независимой молодой особы; в ту пору ей исполнилось двадцать шесть и, поскольку она уже вышла из девического возраста, только самые записные моралисты увидели в таком ее поведении нечто достойное порицания. Помимо независимости, она располагала еще и внушительным состоянием, так что в том, что она воспользовалась всеми его выгодами и преимуществами, не было ничего удивительного. Некоторое изумление вызывал лишь тот факт, что во время первого сезона в Лондоне ее быстренько не окрутил какой-либо джентльмен из тех, что охотятся за невестами, у коих красота и знатность дополняются богатым приданым.

Никто не знал его истинных размеров, но оно было явно велико: ее семья владела Твинхем-Парком на протяжении нескольких поколений; красота же Эннис была выдающейся. Если кое-кто и считал ее чересчур высокой, а кто-то полагал, что красивыми могут быть только брюнетки, то таких критиков нашлось немного. Поклонники, коих у нее сыскалось великое множество, объявили ее самим совершенством, в ней их восхищало все – от копны золотистых волос и до кончиков ногтей. Ее темно-синие глаза всегда полнились таким светом, что это потрясало воображение, а один влюбленный джентльмен поэтического склада уверял, будто их сияние затмевает звезды. Они улыбались, эти глаза, расположенные под изящно изогнутыми бровями, а ее пухлые губы, казалось, были рождены для смеха. Что же до всего остального, то она обладала точеной фигурой, двигалась с поразительной легкостью, одевалась с изысканным вкусом и имела безупречные манеры, что расположило к ней даже таких поборниц нравственности, как престарелая миссис Мандевилль, которая объявила ее «очень милой девушкой, совсем не похожей на вас, пустых и жеманных мисс. Не пойму, почему она до сих пор не замужем?!»

Те, кто был дружен с ее отцом, знали, что он обожал дочь, и полагали, что именно здесь могла крыться причина того, почему она не приняла ни одного из предложений руки и сердца. Ничего удивительного, говорили эти умники, что она переехала жить в Бат теперь, когда он умер: наконец-то она собралась замуж, а скажите, каковы шансы встретить достойного джентльмена в деревенской глуши? Только одна леди увидела в этом нарушение приличий, но, поскольку сама она отличалась завистливым и склочным характером да еще имела на руках двух дочек-дурнушек на выданье, никто не обратил на нее внимания. Кроме того, с мисс Уичвуд жила немолодая кузина, а что может быть приличнее этого?

Итак, сэр Джеффри тоже оказался прав и мог поздравить себя с проявленными предусмотрительностью и умом. Очень скоро он смирился с создавшимся положением и обнаружил, что его отношения с сестрой даже улучшились. Что до мисс Фарлоу, то та никогда в жизни не была так счастлива и не наслаждалась таким комфортом. Ей казалось, что она не сможет в достаточной мере выразить свою благодарность дорогой Эннис, которая не только выплачивала ей щедрое содержание, но и окружила роскошью, начиная с камина в спальне и заканчивая правом пользоваться экипажем, когда ей хотелось прокатиться. Правда, она ни разу не воспользовалась этим разрешением, потому что, по ее мнению, это был бы крайне неблагодарный поступок. К несчастью, переполнявшая ее благодарность доводила мисс Уичвуд до белого каления, поскольку компаньонка без конца суетилась вокруг нее, выполняя совсем необязательные поручения, вызывая ревность верной горничной Эннис мисс Джарби, и развлекая ее, как она надеялась, неистощимым потоком пустой болтовни, как называла это Эннис.

Именно этим мисс Фарлоу и занималась на пути из Твинхем-Парка в Бат. Тот факт, что в ответ она получала лишь односложные реплики мисс Уичвуд, ничуть не смущал ее, равно как и не побуждал уменьшить поток своего пустословия. Напротив, она затараторила еще оживленнее, потому что ей показалось, будто ее дорогая мисс Эннис пребывает в несколько подавленном расположении духа, и она сочла своим долгом развеселить ее. Нет ничего удивительного в том, что ей не хочется покидать Твинхем, – мисс Фарроу вполне могла это понять, поскольку и сама испытывала легкую грусть: неделя выдалась такой славной!

– Леди Уичвуд такая милая! – оживленно начала она. – Положительно, так жаль уезжать отсюда, хотя недаром говорят: «В гостях хорошо, а дома лучше». Верно? Теперь будем ожидать Пасхи, когда все они приедут в Кэмден-Плейс. И тогда мы не будем знать, что делать с этими славными детками, не правда ли, Эннис?

– Не думаю, что они доставят мне какие-либо неудобства, – со слабой улыбкой отозвалась Эннис. – И Джарби тоже, полагаю, – сказала она, насмешливо глядя на свою горничную, восседавшую на переднем сиденье и крепко державшую на угловатых коленках шкатулку с драгоценностями своей хозяйки. – Первая же встреча маленького Тома с Джарби едва не стала и последней, честное слово, Мария! Пожалуй, если бы я не вошла в комнату в тот самый момент, она бы отшлепала его, и он того заслуживал. Правда, Джарби?

Гувернантка строго ответила:

– Искушение было велико, мисс Эннис, но Господь дал мне силы устоять перед происками дьявола.

– О нет, разве Господь дал тебе силы? – поинтересовалась Эннис, лукаво глядя на нее. – Я бы сказала, что малыша спасло мое вмешательство.

– Бедняжка! – снисходительно сказала мисс Фарлоу. – Такой отважный и шустрый! А какие смешные вещи он говорит! По-моему, я еще никогда не видела такого храброго ребенка. И ваша славненькая крестная доченька тоже, Эннис.

– Боюсь, бесполезно ожидать от меня восторгов в отношении маленьких детей, – с извиняющимся видом сообщила Эннис. – Полагаю, они понравятся мне больше, когда подрастут. А пока я предоставляю их маме и вам нежно любить и баловать обоих.

Мисс Фарлоу поняла, что дорогую Эннис мучает головная боль, чем только и могло объясняться отсутствие интереса к племяннику и племяннице. Она сказала:

– Почему вы позволяете мне болтать без умолку, когда я уверена, что у вас болит голова? Это не то отношение, которого я заслуживаю. Потому как ничто так не действует на нервы, как необходимость выслушивать досужую болтовню, хотя мы с вами не сидим у камина, пусть даже горячий кирпич у меня под ногами согревает меня, как гренку, когда неважно себя чувствуешь. И я ничуть не удивлюсь, дорогая моя, если голова разболелась у вас от погоды, потому что у меня, например, от холодного ветра часто случаются судороги, а сегодня ветер очень холодный, хотя мы и не чувствуем его в таком экипаже: самом удобном и красивом, на мой взгляд, какой только можно себе представить, но здесь просто обязаны быть сквозняки. И не следует забывать о том, что вы несколько минут разговаривали с сэром Джеффри, прежде чем сесть в него. Именно с этого все и началось, можете не сомневаться! Полагаю, все пройдет, как только вы снова окажетесь дома, а пока я не стану донимать вас своими разговорами. Вы уверены, что вам не холодно? Позвольте предложить вам свою шаль, чтобы прикрыть голову. А Джарби или я подержим вашу шляпку. Так, а куда же я сунула свою нюхательную соль? Она должна быть в моем ридикюле, поскольку я всегда кладу ее туда, когда отравляюсь в дорогу, потому что никогда ведь не знаешь, когда она может тебе понадобиться, верно? Но ее, похоже, здесь… А-а, вот она! Она провалилась на самое дно, а сверху ее прикрыл мой носовой платок, хотя как она попала под него, я просто ума не приложу, потому что отчетливо помню, что положила ее сверху, чтобы она была под рукой. Иногда я думаю, как странно, что вещи могут двигаться сами по себе, чего не станет отрицать никто!

Она продолжала в таком же духе еще несколько минут и, когда Эннис отказалась от шали и нюхательной соли, пожалела, что они не взяли с собой подушку, дабы подложить ее Эннис под голову, или что они не могут приготовить ей травяной отвар. Эннис в отчаянии смежила веки, и мисс Фарлоу, обратив на это внимание мисс Джарби и заявив, что они должны вести себя тихо как мышки, потому что мисс Эннис отходит ко сну, наконец угомонилась.

У Эннис не болела голова и она не тосковала, уезжая из Твинхем-Парка. Ей просто было скучно. Вероятно, унылая погода, пусть и не вызвавшая головной боли, и впрямь подействовала на ее настроение, но у девушки появилось чувство, будто впереди ее ждет будущее, такое же серое и тусклое, как небо над головой. Леди Уичвуд пыталась оставить ее в Твинхеме еще на несколько дней, уверяя, что вскоре пойдет снег, но Эннис не дала уговорить себя задержаться, пусть даже действительно случится снегопад, что она, впрочем, полагала крайне маловероятным. Сэр Джеффри, когда к нему обратились с просьбой высказать свое мнение, изрек:

– Снег? Ха! Вздор, любовь моя! Слишком сильный ветер, а холода нет и в помине. Естественно, мы с радостью оставили бы Эннис у себя, но если в Бате у нее назначены встречи, то мы не должны мешать и задерживать ее. Более того, если снег все-таки пойдет, то с Туитчамом на облучке она будет в полной безопасности.

Итак, Эннис получила позволение отправиться в путь без каких-либо дальнейших возражений со стороны своей встревоженной невестки, подумав про себя, что если действительно начнется снегопад, то ей лучше быть в своем доме в Бате, чем оказаться заживо погребенной в Твинхем-Парке. Снег так и не пошел, но сквозь свинцовые тучи не пробивалось ни единого лучика солнца, способного оживить насквозь промокший унылый ландшафт, а северо-восточный ветер ничуть не облегчал прочих неудобств промозглого мартовского дня. Вполне понятно, что пребывала она не в лучшем расположении духа, и из меланхолического созерцания собственного беспросветного будущего ее вывел пронзительный голос мисс Фарлоу, которая заверещала:

– О боже мой, неужели случилась авария? Быть может, мы должны остановиться? Взгляните сами, дорогая Эннис.

Вырванная из тягостных размышлений, мисс Уичвуд открыла глаза. Едва разглядев причину неожиданного восклицания мисс Фарлоу, она потянула за сигнальный шнур и, когда Туитчам остановил лошадей, сказала:

– Бедняжки! Разумеется, мы должны остановиться, Мария, и постараться помочь им в беде.

Пока ее ливрейный лакей спрыгивал вниз, чтобы открыть дверцу экипажа и опустить ступеньки, у нее достало времени, дабы во всех подробностях рассмотреть картину несчастья, постигшего двух путников. На обочине дороги под неестественным углом к ней лежал кабриолет, лишившийся одного колеса, а рядом стояли двое: женщина, кутающаяся в накидку, и светловолосый молодой человек, ощупывающий колени коренастой лошади, которую он вывел из оглобель кабриолета. В ту самую минуту, когда Джеймс, лакей, распахнул дверцу кареты мисс Уичвуд, юноша воскликнул:

– Что ж, по крайней мере, этот бедняга не пострадал!

Его спутница, на взгляд мисс Уичвуд, очень юная и красивая девушка, ответила с некоторой сухостью:

– Не вижу, чему здесь следует быть благодарной.

– Да уж, это точно! – парировал молодой джентльмен. – Тебе ведь не придется платить за…

Он оборвал себя на полуслове, сообразив, что роскошная дорожная карета, внезапно вылетевшая из-за поворота дороги, остановилась и ослепительно красивая молодая леди собирается выйти из нее. Он ахнул, сорвал с головы модную касторовую[2] шляпу и, запинаясь, забормотал:

– О! Я не видел… Я имею в виду, я не думал… То есть…

Мисс Уичвуд рассмеялась, вышла из кареты и вывела его из затруднительного положения, сказав:

– Неужели вы и впрямь полагаете, что кто-то может быть настолько эгоистом, чтобы не остановиться? Только не я, будьте уверены! То же самое случилось однажды и со мной, так что я знаю, каким беспомощным себя чувствуешь, когда теряешь колесо. Итак, что я могу сделать, дабы выручить вас из этого неприятного положения?

Девушка, с опаской глядя на нее, ничего не сказала; зато джентльмен поклонился и заговорил:

– Благодарю вас! Это очень любезно с вашей стороны, мадам! Я был бы вам чрезвычайно признателен, если бы на следующей заставе вы попросили прислать за нами карету, которая отвезла бы нас в Бат. Эта часть страны мне незнакома, поэтому я не могу сказать… А потом же еще и лошадь! Не могу же я бросить ее здесь, верно? Быть может… Вот только мне не хотелось бы утруждать вас просьбой найти колесного мастера, мадам, хотя, на мой взгляд, именно он-то нам и нужен более всего.

Но тут в разговор вмешалась его спутница, заявив, что ей колесных дел мастер решительно не надобен:

– Ставлю десять против одного, что он не приедет вовсе, а если и явится, то кто когда-либо слышал о том, чтобы он чинил колесо прямо на дороге? Особенно колесо, у которого сломаны две спицы. Пройдет несколько часов, прежде чем мы доберемся до Бата, а уж ты-то должен знать, как для меня важно не оказаться там ни на минуту позже пяти пополудни. Мне следовало бы заранее предположить, что этим все и кончится, когда ты без спросу влез в то, что было и остается только моим делом, потому что из всех тупоголовых болванов, которых я когда-либо знала, ты самый тупоголовый, Ниниан! – с негодованием заключила она.

– Позволь напомнить тебе, Люси, – парировал джентльмен, покраснев до корней своих светлых волос, – что в аварии я решительно не повинен. Более того, если бы я не влез, как ты изящно выразилась, в это дело, то ты застряла бы за много миль от Бата на пустынной дороге одна. Кстати, раз уж мы заговорили о тупоголовых… – Сделав над собой видимое усилие, он умолк, стиснув зубы, и произнес ледяным тоном человека, решившего во что бы то ни стало не позволить гневу овладеть собой: – Но я не стану этого делать.

– Стойте, стойте! – сказала Эннис, которую изрядно позабавила эта жаркая перепалка. – Сейчас у вас просто нет времени осыпать друг друга упреками, не так ли? Если вам крайне важно добраться до Бата не позднее пяти часов пополудни, мисс…

Она сделала намеренную паузу, выразительно приподняв брови, но юная леди, стоявшая перед ней, явно не горела желанием представиться.

– Не могли бы вы, мадам, называть меня просто Лусилла? У меня… есть веская причина не открывать никому своей фамилии… На тот случай, если они вздумают искать меня.

– Они? – повторила мисс Уичвуд, спрашивая себя, в какую же авантюру она по собственной воле угодила.

– Моя тетя и его отец, – сказала Лусилла, кивая на своего сопровождающего. – И, вероятно, еще и мой дядя, если только им удастся расшевелить его, – добавила она.

– Святой Боже! – воскликнула мисс Уисвуд, и глаза ее лукаво заблестели. – Неужели я помогаю бежать двум влюбленным?

Спешка, с которой и леди, и джентльмен опровергли подобное предложение, сопровождалась таким накалом страстей и столь неприкрытой взаимной неприязнью, что мисс Уичвуд с большим трудом удержалась, чтобы не рассмеяться. Но ей все-таки удалось сохранить серьезность и произнести голосом, лишь изредка подрагивающим от сдерживаемого смеха:

– Покорнейше прошу простить меня. Не понимаю, как я могла высказать такую нелепость, когда с самого начала что-то подсказывало мне, что это ничуть не похоже на бегство двух влюбленных!

Лусилла с достоинством ответила:

– Я могу быть сорвиголовой, могу быть немножко цыганкой, и недостаток моего воспитания заставляет людей воротить от меня нос, но я не настолько лишена чувства приличия, что бы там ни говорила моя тетя, и ничто не может заставить меня убежать с кем бы то ни было! Даже если бы я была безумно влюблена, чего нет и в помине. Что же до бегства с Нинианом, то это была бы просто несусветная глупость, потому что…

– Придержи-ка лучше язычок, Люси! – перебил ее взбешенный Ниниан. – Вечно ты трещишь без умолку как сорока, и посмотри, что из этого вышло! – Повернувшись к Эннис, он чопорно произнес: – Я не удивляюсь тому, что вы оказались введены в заблуждение и решили, будто мы – двое влюбленных, спасающихся бегством. Все обстоит с точностью до наоборот.

– Да-да, именно так, – подтвердила Лусилла. – Причем с очень большой точностью. Правда заключается в том, что я бегу от Ниниана!

– Теперь мне все понятно, – сочувственно откликнулась Эннис. – И он помогает вам в этом.

– В общем, да, в некотором смысле он и впрямь помогает, – признала Лусилла. – Не то что бы я хотела, чтобы он помог мне, но… обстоятельства сложились так, что мне было трудно остановить его. Боюсь, это довольно запутанная история.

– Похоже, это действительно так, – согласилась Эннис. – И если вы собираетесь изложить ее мне, хотя мне очень не хотелось бы выглядеть чрезмерно любопытной, то почему бы вам не сесть в мой экипаж и не позволить отвезти вас в Бате туда, куда вам надо?

Лусилла устремила тоскующий взгляд на экипаж, но потом решительно покачала головой:

– Нет. Это очень мило с вашей стороны, но с моей было бы низостью оставить его здесь одного, и я этого не сделаю.

– Нет, сделаешь! – заявил Ниниан. – Я уже ломал голову над тем, как доставить тебя в Бат, пока ты совсем не замерзла, и если леди отвезет тебя туда, я буду очень ей обязан.

– Я непременно отвезу ее туда, – сказала Эннис и улыбнулась ему. – Кстати, меня зовут Уичвуд, мисс Эннис Уичвуд.

– А меня, мадам, Элмор. Ниниан Элмор, к вашим услугам, – с изысканной вежливостью ответил он. – А это…

– Ниниан, нет! – в тревоге вскричала Лусилла. – Если она скажет моей тете, где я…

– О, на этот счет можете не волноваться! – весело отозвалась Эннис. – Еще никто не говорил обо мне, будто я порчу удовольствие другим, честное слово! Полагаю, вы намерены навестить родственника или, быть может, близкого друга?

– Не совсем так. Собственно говоря, я еще не встречалась с ней, – в порыве откровенности призналась Лусилла. – Дело в том, мадам, что я намерена претендовать на место ее компаньонки. Она пишет… Я взяла с собой заметку, которую прочла в «Морнинг пост», но самым нелепым образом уложила ее в свою дорожную сумку, поэтому не могу сейчас показать вам, но она пишет, что ей нужна деятельная, благовоспитанная и старательная молодая леди и что соискательницы должны прибыть в ее резиденцию в Норт-Параде с…

– Норт-Парад! – воскликнула Эннис. – Мое бедное дитя, неужели вы намерены нанести визит миссис Нибли?

– Да, – дрогнувшим голосом призналась Лусилла, придя в уныние от явной жалости в голосе и взгляде мисс Уичвуд. – Достопочтенная[3] миссис Нибли, вот я и подумала, что она – уважаемая дама. Ведь это так, мадам?

– О да! Наглядный пример респектабельности… – ответила Эннис. – Самый злобный и печально известный мужеподобный тиран во всем Бате! Уж не знаю, сколько деятельных и благовоспитанных молодых леди перебывало у нее, прислуживая ей не за страх, а за совесть, на протяжении тех трех лет, что я с ней знакома. Они или сбегают оттуда в истерике, или же она прогоняет их из-за того, что они были недостаточно деятельны или старательны. Моя дорогая, поверьте мне, что место, которое она предлагает, вам решительно не подходит.

– Так я и думал! – заключил мистер Элмор с некоторым даже удовлетворением.

Лусилла была явно обескуражена, но при этих словах быстро воспрянула духом и воскликнула:

– Ничего подобного! Откуда, хотелось бы мне знать, ты все это взял?

– Во-первых, я вообще не думал, что дело, начатое столь безмозглым образом, увенчается успехом. И я неоднократно говорил тебе об этом. Ты не можешь этого отрицать! И что ты намерена делать теперь?

– Не знаю, – ответила Лусилла, и губы у нее задрожали. – Но я что-нибудь придумаю.

– Ты можешь сделать только одно: вернуться к миссис Эмбер, – сказала он.

– О нет, нет, нет! – страстно вскричала девушка. – Я скорее наймусь служанкой, чем вернусь обратно, чтобы выслушивать недовольство, попреки и уверения в том, что я хочу свести тетю в могилу. А потом меня заставят выйти за тебя замуж, что и произойдет неминуемо, поскольку я сбежала с тобой. И будет совершенно бесполезно говорить моей тете или твоему отцу, что я убегала не с тобой, а от тебя, потому что, даже если они мне поверят, все будет только хуже, и они скажут, что теперь мы должны пожениться!

Молодой человек побледнел и воскликнул:

– О боже, именно так они и сделают! В какую же неприятную историю мы попали! Я почти жалею о том, что застал тебя, украдкой выбирающейся из дома, и решил, что мой долг – уберечь тебя от беды.

– Прошу прощения, – вмешалась мисс Уичвуд. – Могу я сделать предложение? – Она улыбнулась Лусилле и протянула девушке руку. – Если вы настроены быть чьей-либо компаньонкой, то будьте моей! – Она услышала, как сидящая в экипаже мисс Фарлоу поперхнулась от негодования, и поспешно добавила: – Во всяком случае, вам одной останавливаться в гостинице неудобно; не следует ожидать и того, что миссис Нибли – даже если она согласится нанять вас, в чем я сильно сомневаюсь – будет готова сделать это немедленно. Для начала она обязательно потребует у вас назвать имя и адрес какой-нибудь респектабельной особы, которая сможет поручиться за вас.

– О боже! – в смятении вскричала Лусилла. – Об этом я не подумала…

– И это вполне понятно, – сказала Эннис. – В конце концов, нельзя же предусмотреть все на свете. Но я уверена, что над этим вопросом следует подумать, как уверена и в том, что думать, стоя на продуваемой холодным ветром дороге, значит отморозить себе мозги. Поэтому, прошу вас, пойдемте в мой экипаж. Мистер Элмор последует за нами в самом скором времени, и мы сможем обсудить вашу проблему после ужина, сидя возле уютного камина.

– Благодарю вас! – дрогнувшим голосом произнесла Лусилла. – Вы очень добры, мисс Уичвуд. Вот только… как же быть Ниниану, ведь он не может оставить лошадь?

– Обо мне можно не беспокоиться, – в благородном порыве промолвил мистер Элмор. – Я отведу коня на ближайший постоялый двор, а там найму какой-нибудь экипаж, который и отвезет меня в Бат.

– Вы даже можете поехать на своей лошади верхом, – предложила Эннис.

– Но я же не одет для верховой езды! – заявил молодой человек, в изумлении глядя на нее. – Кроме того, это упряжная лошадь![4]

Эннис со всей отчетливостью поняла, что мистер Элмор – очень правильный молодой человек. Она удивилась, и, хотя в глазах у нее заплясали смешинки, постаралась произнести со всей серьезностью, на какую была способна:

– Совершенно верно! Мы предоставим вам действовать, как вы полагаете нужным, но я, пожалуй, должна предупредить вас, что, поскольку дорога эта не почтовая, вам, вероятно, будет не так-то легко нанять карету на… «ближайшем постоялом дворе» и, не исключено, придется довольствоваться куда более скромным средством передвижения. Однако я не теряю надежды увидеть вас в моем доме на Аппер-Кэмден-Плейс к ужину.

После этого она рассказала ему, как туда проехать, одарила ласковой улыбкой на прощание и подтолкнула Лусиллу к ступенькам своего экипажа.

Поддерживаемая снизу уверенной рукой слуги, Лусилла преодолела их, но на верхней задержалась и сказала, повернувшись вполоборота:

– Если бы я хоть чем-нибудь могла тебе помочь, Ниниан, то не бросила бы тебя одного, хотя с тобой ничего бы не случилось, не вздумай ты вмешаться в мои дела.

– Об этом можешь не беспокоиться, – ответствовал мистер Элмор. – Ты мне только мешала бы. И тогда положение действительно стало бы катастрофическим, – доброжелательно прибавил он.

– Нет, вы только послушайте, что он говорит! – возмутилась Лусилла.

Она бы, несомненно, сказала что-нибудь еще, но мисс Уичвуд оборвала ее негодующие возгласы, сильным толчком отправив внутрь экипажа и приказав своему лакею, который с большим интересом взирал на происходящее, перенести багаж девушки из кабриолета на задок ее собственной кареты, а когда это было сделано, вошла внутрь и сама. Коротко попросив мисс Фарлоу потесниться на заднем сиденье, чтобы там хватило места и для третьей пассажирки, она пододвинула собственный горячий кирпич под ноги Лусилле, тщательно укутала ее краем широкой меховой дохи и кивнула лакею, показывая, что тот может поднять ступеньки. Еще через несколько мгновений кучер тронул лошадей с места, и Лусилла, тесно зажатая между своей новой госпожой и мисс Фарлоу, удовлетворенно вздохнула и, пожав ледяной ладошкой руку мисс Уичвуд, прошептала:

– Я очень вам благодарна, мадам!

Мисс Уичвуд ласково похлопала ее по маленькой ручке и ответила:

– Бедное дитя! Вы совсем замерзли. Но не волнуйтесь. Скоро мы будем в Бате и не станем обсуждать ваши проблемы до тех пор, пока вы не согреетесь, не отужинаете со мной, и… э-э… не выслушаете добрый совет от мистера Элмора.

Лусилла непроизвольно рассмеялась, но от комментариев воздержалась. Оставшийся путь они проделали почти в молчании, ибо Лусилла, измученная выпавшими на ее долю в тот день приключениями, буквально засыпала на ходу, а мисс Уичвуд ограничилась несколькими общими фразами, адресованными мисс Фарлоу. В свою очередь, иссяк и обычно бесконечный ручеек болтовни мисс Фарлоу, поскольку (о чем намеревалась сообщить своей нанимательнице в самое ближайшее время) она была до глубины души уязвлена инсинуацией, будто ее общество уже не устраивает мисс Уичвуд. Мисс Джарби же хранила угрюмое молчание, как и подобало в ее положении, но и она собиралась осчастливить мисс Уичвуд собственным мнением о ее последней безумной затее, как только останется с нею наедине, причем в куда более откровенных выражениях, чем те, кои позволяла себе мисс Фарлоу.

Лусилла проснулась, когда карета вкатилась во двор особняка на Аппер-Кэмден-Плейс, и почти равнодушно восприняла как мельтешение свечей в открытых дверях дома, так и появление пожилого дворецкого, который улыбкой приветствовал свою госпожу и, не моргнув глазом, благожелательно воспринял неожиданное прибытие незнакомки вместе с ней.

Эннис передала Лусиллу с рук на руки миссис Уордлоу, своей экономке, с указанием разместить ее в Розовой спальне и отправить одну из горничных прислуживать ей; сама же приготовилась к разговору со своей оскорбленной компаньонкой.

Едва дождавшись, пока Лусилла, покорно поднимаясь вслед за миссис Уордлоу вверх по лестнице, не окажется вне пределов слышимости, мисс Фарлоу сказала, что, хотя она никогда и в мыслях не имела критиковать свою дорогую кузину, сегодня считает себя обязанной заявить, что, знай она о том, что ее общество более не удовлетворяет дорогую Эннис, она немедленно отказалась бы от места.

– Каким бы затруднительным ни было мое положение, – со слезами в голосе продолжала она, – я предпочту жить в крайней нужде, нежели оставаться там, где я более не нужна, несмотря на то что этот дом стал для меня родным. Не зря же говорят: «Лучше блюдо зелени и при нем любовь, нежели откормленный бык и при нем ненависть». Пусть даже я и не большая сторонница зелени, за исключением разве что веточки петрушки в соусе, и, равным образом, никогда не понимала, как кто-либо, включая библейских персонажей, способен обходиться исключительно травами. Однако времена меняются, и если задумать о крайне своеобразных вещах, описанных в Библии, то, наверное, следует возблагодарить Господа, что мы не жили в те дни. Когда вспыхивали кущи, а с неба опускались огромные лестницы, людей глотали киты, причем им не становилось от этого ни капельки хуже… В общем, подобные события выводят меня из душевного равновесия. Да, еще и манна! Я так и не узнала, что же это за еда, но уверена, что она бы мне не понравилась, пусть даже я бы умирала с голоду, а она упала бы с неба прямо передо мной, что вообще представляется мне полной несообразностью. Но, – продолжала она, вперив в мисс Уичвуд укоризненный взгляд, – я постараюсь полюбить ее, если вы желаете возвести другую особу на мое место.

– Не говорите глупостей, Мария, – нетерпеливо отозвалась мисс Уичвуд. – У меня нет ни малейшего желания возводить «другую особу» на ваше место. – Неизменно чувствительная к нелепостям и глупостям, она не смогла удержаться, чтобы не добавить: – Я готова поклясться, что в этом доме нет ненависти, разве что Джарби ненавидит вас, но вам до этого нет дела, потому вы знаете, что она не сподобилась бы на такое, если бы не боялась, что вы займете ее место в моих глазах, но вот откормленный бык поверг меня в недоумение. Где, по-вашему, дорогая кузина, я откармливаю быков?

– Я говорила в переносном смысле, – с негодованием ответствовала мисс Фарлоу. – Вряд ли можно полагать, что вы можете откармливать быка где-либо в Бате, поскольку, можно не сомневаться, это противоречит установкам. Осмелюсь предположить, вам не позволили бы обзавестись и коровой, хотя она была бы вам намного полезнее.

– Как вы несокрушимо правы! – заметила изумленная мисс Уичвуд.

– Быки и коровы здесь совершенно ни при чем, – заявила мисс Фарлоу и разрыдалась. – Душа моя уязвлена, Эннис! Когда я услышала, как вы приглашаете эту молодую женщину стать вашей компаньонкой, я пережила… да, электрический удар, от которого мои нервы, боюсь, уже никогда не оправятся.

Сообразив, что пожилая кузина окончательно расклеилась, Эннис принялась успокаивать ее растрепанные чувства. Потребовалось немало времени и терпения, дабы умилостивить мисс Фарлоу, но, хотя она сумела убедить компаньонку в том, что той не грозит опасность быть изгнанной за ненадобностью, ей так и не удалось примирить ее с присутствием Лусиллы в Кэмден-Плейс.

– Она мне не нравится, – решительно отрезала мисс Фарлоу. – Вы должны простить меня, если я скажу, что поражена вашим предложением ей своего гостеприимства, поскольку в общем и целом вы всегда вели себя куда более здраво. Помяните мое слово, вы еще пожалеете об этом!

– Если это случится, Мария, то вы сможете утешиться, сказав, что предупреждали меня об этом. Но по какой причине я не должна была спасать это дитя из неловкого и затруднительного положения?

– Полагаю, – сумрачно заявила мисс Фарлоу, – что всю эту историю она просто выдумала. Она показалась мне очень суматошной и бестолковой юной леди. И распутной – да-да, именно так – и наглой! Какое отсутствие утонченности и такта – убежать из дому, да еще в обществе молодого джентльмена! Нет сомнения, я старомодна, но подобное поведение решительно не вяжется с моим чувством приличия. Более того, я уверена, что сэр Джеффри отнесется к этому с таким же неодобрением, как и я.

– Скорее всего, даже с бо́льшим, – сказала Эннис. – Но я не представляю, чтобы он назвал ее распутной или наглой!

Мисс Фарлоу моментально притихла под гневным взглядом Эннис и разразилась бессвязной речью, в которой извинения причудливо переплетались с самооправданием. Эннис оборвала кузину, заявив, что ожидает от нее вежливого обхождения с Лусиллой. Она говорила с крайне необычной для себя суровостью, а когда окончательно расстроенная мисс Фарлоу попыталась искать спасения в слезах, это ее нисколько не тронуло, и хозяйка лишь порекомендовала ей немедленно отправляться наверх и заняться распаковыванием своего дорожного сундучка.