Читать книгу Opus Dei. Археология службы - Джорджо Агамбен - Страница 2

В предисловии к Высочайшей бедности книга Opus Dei представляется как некий ее spin-off, дополнительное и как будто подчиненное исследование; однако на самом деле, благодаря своему материалу и подходу к нему это совершенно самостоятельная работа, более того, это одна из наиболее глубоко онтологических книг Агамбена. Несмотря на кажущийся уже привычным метод чтения в духе позднего Фуко, применяемый к теологическим текстам и перемежающийся короткими замыканиями с современной мыслью в духе Якоба Таубеса, Opus Dei представляет собой полноценное историко-философское исследование, где значительная часть посвящена анализу собственно метафизических текстов и выстраиванию генеалогии ряда метафизических понятий. И поскольку, как любит повторять Агамбен, «история того или иного термина часто совпадает с историей его переводов или его употреблений при переводах», а прослеживание этой истории также неизбежно становится переводом, а значит, и столкновением с непереводимостью, эта книга – как и, возможно, любая серьезная историко-философская книга сегодня – сама является книгой переводов и книгой о переводе, в которой значительная часть работы мысли и происходит при переходе от греческого к латыни, от латыни – к немецкому, от немецкого – к итальянскому и обратно; многие терминологические цепочки, рассматриваемые Агамбеном, вполне могли бы послужить основой для отдельных статей в Словаре непереводимостей Барбары Кассен. Как следствие, в этой работе, в которой Агамбен ставит перед собой задачу дополнить (то есть во многом завершить) начатую Хайдеггером демонстрацию «искажения» греческой мысли сначала римской, а затем и христианской латиноязычной мыслью, ему приходится как ни в какой другой своей поздней книге обращаться к ресурсам итальянского языка, его словообразовательным гнездам и этимологиям.

Все это: и необычная для позднего Агамбена, обычно пишущего довольно нейтральной академической прозой, укорененность терминологии в итальянском языке и тонкостях его значений, и необходимость передать сам процесс авторского историко-философского перевода (а также агамбеновского анализа философских переводов различных понятий) – вызывает известные трудности при переводе на русский и часто лишает возможности применять простые и гладко звучащие решения.

Поэтому мы считаем необходимым сразу обозначить как принципы перевода «частично упорядоченной алгебраической решетки» авторских понятий, так и обосновать некоторые отдельные термины. Главными принципами были 1) удержать раздельными лексические пласты, которые легко сливаются в русском, в первую очередь, ряды «действия» и «дела»; 2) насколько возможно сохранить однокоренные ряды; 3) сохранить авторские переводы, даже если они нестандартны (например, Агамбен может в одном месте перевести хайдеггеровскую Wirklichkeit, «действительность», неочевидной operatività, а не более стандартной effettualità). Теперь же перейдем к конкретным понятиям.

Обязанность и служба

Главным понятием-героем данной книги является итальянское ufficio (и его латинский этимон, officium). Это слово нельзя переводить просто «служба», поскольку речь изначально не идет о чем-то кодифицированном и четко очерченном, имеющим «объективный» юридический, административный или традиционный характер. Как известно, одним из любимых технических терминов – и одновременно интерпретационных методов – Агамбена является «порог неразличимости», на котором некоторые пары понятий (необязательно оппозиции) утрачивают свою определенность по отношению друг к другу, тем не менее не исчезая и не утрачивая свои рабочие характеристики полностью. Обязанность, философски родившаяся из неточного перевода Цицероном стоического kathēkon как officium, и является таким пороговым понятием по отношению к службе и долгу (которые в прочтении Агамбена даже некоторым образом сами рождаются из нее), она растягивается и простирается между ними, не отождествляясь до конца. Обязанность оказывается хотя и пограничным, но самостоятельным понятием этики (а в определенной перспективе – и онтологии) и отделена от «службы», для обозначения которой в книге используется богатая «сервициальная» терминология (diakonía, hypēresía, latreía, servitium-servizio, ministerium-ministero, Dienst, prestazione), но она также, хотя и частично пересекаясь, не совпадает с долгом – dovere, debitum, Sollen. Русский термин с более сильной юридической коннотацией, «обязательство», мы строго резервируем для итальянских obbligo, obbligazione; обязанность и обязательство в этой книге должны восприниматься как сильно разнящиеся понятия.

Тем не менее для подзаголовка книги был выбран именно вариант «служба»: Археология службы – потому что именно в христианском богослужении-officium обязанность-officium становится по-настоящему решающим понятием.

Возможно, хорошим переводом для ufficio было бы слово «должность» в том раннем широком значении, в каком оно употреблялось во времена Петра I, как, например, в «Уставе воинском»: «Оберъ полевой священнїкъ при фелтъ маршалѣ или командующемъ генералѣ быти долженъ, который казанье чїнїтъ, лїтургїю, уставленныя молїтвы и протчыя священнїческїя должности отправляетъ», – к слову, цитата, прекрасно подходящая к данной книге, в значительной части посвященной теории литургии и «должностным обязанностям» священника. Но старый узус не вернуть одним лишь переводческим решением.

Дело и делание

Перевод operatività словом «дельность», возможно, наш самый рискованный шаг, однако против кажущейся очевидной «оперативности» слишком много аргументов. Принципиально важно было сохранить связь operatività с opus/opera: «дело» (érgon, opus, opera, Werk) в перспективе Агамбена также является понятием «порога неразличимости», на котором утрачивают взаимную определенность poíēsis и prāxis, производство и действие, деятельность и результат (так же и в русском, где можно говорить как о «деле народа», так и о «деле рук человеческих»). Необходимо также учитывать, что термин operatività у Агамбена прошел определенную эволюцию с конца 1990-х годов и ко времени написания Opus Dei («Дела Божьего») стал полноценным онтологическим понятием, одной из характеристик бытия, когда эминентным именем последнего становится действительность. Поэтому мы предлагаем читать «дельность» по аналогии с «вещностью», как абстрактную характеристику чего-то способного на дело, могущего быть пущенным-в-дело или же бытийствующего в качестве дела. Соответственно, латинское operatio и итальянское operazione мы передаем по большей части «деланием». Тем самым мы проводим границу между «дельным» и «деятельным», чисто практическим, рядами терминологии – лат. actus, ит. azione, attività и др. Тем не менее в нескольких местах, там, где Агамбен ставит эти термины в кавычки, подчеркивая более технический или метафорический характер употребления, мы оставляем «операцию» и «оперативность».

Отдельно стоит упомянуть переводы цитат из Ursprung des Kunstwerks Хайдеггера, где Werk мы передаем либо «изделием», либо «делом» (у Агамбена это одно слово, opera), либо же как составное «изделие-произведение» – несмотря на громоздкость, уточнение иногда необходимо; в этом мы ориентируемся на отдельные переводческие решения А. В. Апполонова в Сумме теологии («потенция-способность», «любовь-каритас», «начало-образец» – там, где у Фомы одиночные термины). Таким образом мы отделяем парадигму дельности от креационистской парадигмы, резервируя слово «творение» (creazione, Schöpfung) лишь для этого узкого контекста.

Действительность как эффект

Одной из главных тем книги является онтология действительности и понятийная история этой онтологии, в начале которой стоит латинское effectus – и Агамбен здесь максимально задействует все оттенки смысла, предоставляемые итальянским рядом effetto, effettualità, effettività, efficacia, effettuazione и соответствующими глаголами и прилагательными. К сожалению, этимологическую связь «эффекта» с действительностью (effettualità) не передать средствами русского языка (как это возможно в немецком: Wirkung-Wirklichkeit и т. д.), если только не изобретать варваризмов типа «из-действия» или же придавая новый смысл «из-делию»; русское «воздействие» имеет слишком активный смысл, тогда как в effetto определяющей является сема «результат», «сделанность». Читателю также стоит помнить, что итальянское effetto, как и аналогичные слова европейских языков, произошедшие из effectus, и немецкое Wirkung, также означают «следствие» в каузальном смысле – поэтому в некоторых местах мы уточняем его как «эффект-следствие».

Сложное слово effettuazione, а также соответствующий субстантив l’effettuare, и латинское effectio мы передаем, подчеркивая тот или иной оттенок смысла: «осуществление (в) действительности», «приведение в действительность», и даже «приведение в действие».

Прилагательное effettuale в двух-трех местах, где оно употребляется на абстрактном метауровне, мы переводим не как «действительный», но как «действительностный» («действительностная практика» литургии – это не просто действительная, «настоящая», практика, но практика, в которой речь идет о действительности как таковой).

Наконец, излюбленный агамбеновский terminus technicus – articolazione (и глагол articolare с производными) – мы переводим по-разному: формулированием, структурированием, а иногда – as is, то есть «артикуляцией», понимаемой, разумеется, не в лингвистическом, а в более абстрактном смысле.

Сергей Ермаков