Читать книгу Всему свое место. Необыкновенная история алфавитного порядка - Джудит Фландерс, Judith Flanders - Страница 5

У многих языков древнейшая форма «письменности» отличалась от той, которая привычна нам сегодня. В ней не использовался набор символов, которые мы называем буквами: эти символы обозначают звуки, а их комбинации составляют слова. Вместо этого древнейшее письмо состояло из картинок, нарисованных на скале, которые, по-видимому, использовались для религиозных обрядов, а не для передачи абстрактных мыслей или обозначения конкретных вещей. Впоследствии появились пиктограммы, в которых стандартные общепринятые изображения использовались для представления определенных объектов. Пиктограммы появились независимо по всему миру, от Ближнего Востока до Австралии и во многих частях Америки. За ними последовало идеографическое письмо, где пиктограммы стали обозначать уже не предметы, а идеи, связанные с этими предметами: окружность могла символизировать солнце или свет, сияние или день. Этот вид письма также обнаружен по всему миру, от Китая до Северной и Центральной Америки, Африки, Австралии и Сибири[15].

Первая в мире сложная система письма, шумерская клинопись, развивалась по этому пути и около 3500 г. до н. э. перешла от пиктографических символов к идеографическим, от обозначения предметов к обозначению абстрактных понятий. Шумерская клинопись представляла собой линейную письменность, знаки которой обычно собирались в столбцы, читавшиеся сверху вниз и слева направо. Этот порядок также представлял собой абстракцию: миру не свойственна линейность, и в реальной жизни объекты не располагаются сами по себе по горизонтали или по вертикали. Древние наскальные рисунки, которые, как считается, были созданы в ритуальных целях, вероятно, приобретали определенную форму и расположение в зависимости от места их изображения на стене пещеры или от желания самих живописцев, которые могли придать им символический, художественный или даже случайный порядок. Тем не менее практически в каждой новой форме письменности, появившейся после клинописи, использовались ряды знаков, имевшие определенное начало и конец[16]. Это требование стало настолько универсальным, что всякое отклонение от него было весьма примечательно и обычно служило для конкретной цели, как, например, «круговые» подписи в жалобах в высшие органы власти, когда заявители подписывались по кругу, чтобы нельзя было установить зачинщика.

Затем шумерская письменность совершила еще один концептуальный скачок, создав способ обозначения грамматических частей речи с помощью уже существующих символов для слов, совпадающих по звучанию с соответствующими грамматическими элементами. Такую систему звукообозначения легче объяснить англоговорящим людям, которые знакомы с ее использованием в ребусе, традиционной игре-головоломке. Например, в ребусе изображение глаза (eye) может представлять слово I (я), изображение овцы (ewe) – слово you (ты) (см. рис. далее).

Круговая подпись под петицией о праве гугенотов на поселение в Новом Свете (1621). Петиция размещена в центре и читается сверху вниз и слева направо, в то время как подписи расположены нестандартно, чтобы скрыть имена авторов[17]

Шумерская письменность стала бюрократическим инструментом в период быстрой урбанизации, когда влиятельный высший класс контролировал крупномасштабное гражданское строительство, а также создание и расширение сложных распределительных сетей, необходимых для доставки питания жителям новых городов. Однако, несмотря на всеобщее признание, письменность была доступна только для элиты. Обучение шумерской клинописи требовало времени и способностей: необходимо было запомнить около трехсот основных символов и еще почти тысячу символов, используемых менее часто. Кроме того, многие из них использовались в сочетаниях, что позволяло передавать всё новые значения: например, символ «гора» также имел значение «чужая страна», а когда он использовался вместе с символом «женщина», составной символ значил «рабыня»[18].

Первая страница письма в форме ребуса от Льюиса Кэрролла, автора книги «Приключения Алисы в Стране чудес» (1865). Обратите внимание, что союз and представлен изображением руки (hand), предположительно с опущенной буквой Н ('h'and), что характерно для многих английских диалектов[19][20]

К 3000 г. до н. э. торговые пути между Месопотамией и Древним Египтом были хорошо налажены. По этим путям в обоих направлениях распространялись не только товары, но и идеи, и одной из таких идей стала система фонетического письма. Первоначально новые египетские иероглифы были пиктографическими, то есть обозначали предметы, но в течение столетия египетское письмо совершило тот же концептуальный скачок, что и клинопись, применив ребусоподобную игру слов для передачи отвлеченных значений. К 2000 г. до н. э. в Древнем Египте использовалось 700 стандартных иероглифических знаков; две тысячи лет спустя их число выросло до 5000. В конечном счете в Древнем Египте сформировалось четыре типа письма: собственно иероглифы как таковые, упрощенная форма иероглифов (известная как иератическое, или священное письмо) и два варианта скорописи. Скорописью и иератикой можно было писать быстрее и легче, чем древними иероглифами, хотя они продолжали использоваться в надписях, на памятниках и на общественных или религиозных изображениях; скоропись использовалась для писем, записи деловых сделок и других повседневных дел, в которых скорость письма была важнее его внешнего вида.

Клинописная табличка, ок. XX–XVI вв. до н. э.[21]

Во многих отношениях общества Древнего Египта и Шумера развивались параллельными путями. И там и там возникали густонаселенные городские центры, создавались новые способы орошения земель, были изобретены или развиты принципы деления года на недели, а часа – на минуты. Шумеру, вероятно, также принадлежит изобретение колеса, парусных судов, кирпичного производства – и, возможно, еще одно важнейшее открытие: нанесение на влажную глину символов, которые после ее высыхания сохраняют информацию для дальнейшего обращения к ней. Напротив, письменность в Древнем Египте поначалу имела совершенно иные размеры: знаки (глифы), имеющие религиозное значение, писались на стенах или на больших полотнищах, вывешиваемых на фасадах зданий. (Слово «иероглиф» означает «священная резьба».) Со временем эти глифы были приспособлены к меньшему масштабу и стали изображаться чернилами на свитках папируса[22].

Простейшие иероглифы были идеограммами, то есть представляли конкретные объекты: изображение быка означало «бык». Затем появились фонограммы, в которых символ обозначал звук, имевший какую-то связь с его денотатом: глиф, изображающий самку зайца, использовался не для обозначения зайчихи, но для передачи звуков [w] и [n], то есть согласных, составляющих слово «самка зайца». Символы, которые теперь называются детерминативами, будучи помещенными после слова, указывали на то, к какому классу или категории оно принадлежит: за глифами, обозначающими растения, следовал детерминатив со значением «трава», чтобы показать, что предшествующий ему глиф относится к категории растений; аналогично все символы, за которыми следовал символ «перо из тростника», относились к области идей. Египетский текст мог записываться либо столбцами, читавшимися сверху вниз, либо строками, которые могли читаться в обоих направлениях: читатели определяли порядок символов по лицам на пиктограммах людей и животных, которые всегда были обращены к началу текста. Подобно шумерской клинописи, египетские иероглифы, иератическое письмо и скоропись отличались сложностью, и овладение ими требовало длительного обучения[23].

Письмо было сложным занятием, и, скорее всего, во всем мире его изобретали не больше полдюжины раз – один историк полагает, что таких независимых изобретений письменности за все время существования человечества могло быть всего три[24][25]. Одной из первых цивилизаций, создавших собственную форму письменности, был Китай. Ранние прототипы письменности появились там в последней четверти II тысячелетия до н. э.: обнаружены предсказания, нацарапанные на лопатках вола и панцирях черепах, называемых гадальными костями (ок. 1200 г. до н. э.). (Фрагменты с резными насечками датируются ок. 4800 г. до н. э., но такие насечки нельзя достоверно назвать письменностью.) Письмо, используемое в Китае сегодня, ведет происхождение от системы письменности, возникшей в эпоху династии Шан, или Инь (ок. 1600–1046 гг. до н. э.). Это логография, где каждое слово представлено символом. В ранней форме некоторые из символов были изображениями конкретных объектов; другие имели характер ребуса – с помощью них логограф передавал слова с похожим звучанием; третьи были связаны не со звучанием, но по смыслу. Как и в случае с египетскими иероглифами, за знаками следовали детерминативы для уточнения их категории[26]. К 100 г. до н. э. эта система насчитывала около 10 000 символов.

Затем появилась мезоамериканская система письма майя, чьи первые сохранившиеся глифы датируются примерно III в. до н. э. Однако, скорее всего, они восходят к гораздо более ранней письменности или письменностям, о которых мы ничего не знаем. Сегодня считается, что глифы майя были идеограммами, отчасти пиктограммами, но точных сведений об этом нет. Среди более поздних глифов были логограммы, передававшие целые слова; они использовались в сочетании с глифами, обозначавшими отдельные слоги. Они высекались, вырезались или наносились краской: на камне, дереве, на стенах и, более компактно, на керамике и коре хинного дерева[27].

Все эти письменные системы было трудно освоить: для этого требовалось много времени и ресурсов. Появлению нового способа письма, содержащего менее тридцати символов, предстояло стать открытием – и в конечном счете всемирной революцией. Письмо, если и не было подарено человечеству богами, стало тем не менее искусством, которое тщательно охранялось духовенством и высшим классом: контроль над письмом был необходим для контроля над религией, над государственным управлением, даже над большей частью экономической деятельности. Новая система письма, однако, возникла не в храмах, не во дворцах правителей и даже не в городских центрах. Как мы полагаем, она родилась в Западной пустыне Верхнего Египта, где-то между городами Фивы и Абидос, на пути, который активно использовался торговцами и солдатами, особенно наемниками со всего Ближнего Востока. Эти люди говорили на разных языках и не принадлежали к образованной, грамотной элите. В силу необходимости они общались на креольском языке – гибриде нескольких родных для них языков. И все же именно эти грубые, необразованные, вызывавшие пренебрежение люди, скорее всего, изобрели принцип всех алфавитов мира. И хотя вполне вероятно, что письменность изобреталась не менее полудюжины раз, сама идея алфавита была настолько уникальной по уровню абстракции, что, как полагают, за всю историю человечества она возникла лишь единожды: именно в то время и в том месте. Насколько нам известно, все алфавитные письменности восходят к этому единственному источнику.

Главное нововведение алфавитного письма состоит в том, что оно разделяет все слова на более мелкие единицы, представляющие отдельные звуки без какой-либо связи со значением слова. Это новшество сравнивалось с изобретением денег в Лидии, которое датируется примерно VI в. до н. э.[28] И алфавит, и деньги – это абстракции: деньги являются символом стоимости, а не чем-то самоценным; буквы символизируют звуки, не являясь самими звуками. Нам сегодня трудно представить, какова была роль абстрактной природы алфавита в происходивших переменах. Тем не менее алфавитное письмо изменило сам способ мышления. Если английское слово God (бог) прочитать в обратном направлении, оно становится словом dog, обозначающим собаку. Нельзя сказать, что такого рода инверсия невозможна без алфавита. Но в таком случае это была бы игра, пустая забава. Дело в том, что в неалфавитном письме нет «обратного направления». Слова имеют эфемерный, мимолетный порядок при произнесении – пока они не записаны, их последовательность надежно не установлена. Но как только они зафиксированы с помощью алфавитного письма, устанавливается порядок не только слов, но и их отдельных компонентов – букв. Например, китайские графические символы нельзя разобрать на отдельные элементы, перевернуть и читать в обратном порядке – даже представлять такое не имеет смысла[29].

Каким бы радикальным новшеством ни казался алфавит в ретроспективе, простота его использования – требовалось запомнить 20 или 30 символов вместо нескольких тысяч – обеспечила ему быстрое распространение среди странствующих по пустыне людей: были найдены десятки надписей на скалах Западной пустыни, в Вади эль-Холь, которые, как считается, датируются примерно 2050–1550 гг. до н. э. Они еще не расшифрованы полностью, но имеют значительное сходство с более поздним алфавитом северосемитской письменности, расцвет которой пришелся на 1800–1700 гг. до н. э. Вполне вероятно, что надписи были вырезаны иностранными наемниками, которые видели египетские иероглифы, в частности символы, используемые египтянами для фонетической передачи иностранных слов и имен. Все надписи Вади эль-Холь явно основаны на этих иероглифах, хотя и не передают те же самые звуки – вероятно, это свидетельствует еще и о том, что резчики были знакомы с ними, но не принадлежали к египетскому обществу[30].

В языковой группе, объединявшей хананеев, древних евреев, финикийцев и арамеев, использовалась форма северосемитской письменности, которая имела 22 буквы и была консонантным письмом, то есть алфавитом, состоявшим исключительно из согласных. Мы знаем, что в древнееврейском языке использовался тот же порядок букв, что и в северосемитском, потому что при раскопках была обнаружена надпись конца IX – начала VIII в. до н. э. с первыми пятью буквами древнееврейского алфавита, расположенными в такой же последовательности. Книга Псалмов в Ветхом Завете также включает псалмы, имеющие форму акростиха, в котором каждая строка начинается со слова на следующую букву алфавита; это еще раз подтверждает, что порядок алфавита был установлен уже к VI–V вв. до н. э.

Форма письма, требовавшая от пользователей запомнить лишь два десятка символов, могла быть освоена относительно быстро, по крайней мере по сравнению с длительным периодом обучения клинописи и иероглифике, что обеспечило ей быстрое распространение среди купцов и торговцев. Так алфавит проделал путь от иерархизированного Египта до Израиля, отличавшегося относительным социальным равноправием. (Израиль не был эгалитарным в нашем современном смысле, но был местом, где проповедники из низшего сословия – по крайней мере, согласно книгам пророков в Ветхом Завете – публично и не опасаясь возмездия выступали против высших классов общества, которые управляли религией и законами.)[31] Затем алфавит через финикийских купцов проник в Грецию – в цивилизацию, сделавшую критическое мышление и исследование философской ценностью[32]. Алфавит, возможно, появился там еще в XI в. до н. э., однако потребовалось не меньше двух столетий, прежде чем он стал широко использоваться.

Другой потомок первого алфавита развивался независимо: сохранившиеся надписи показывают, что к VI в. до н. э. предшественник арабского алфавита использовался в торговой колонии на юго-западе Аравийского полуострова, где говорили на языках, родственных ханаанскому, которые называют древними южноаравийскими. Предку современного арабского письма предстояло появиться во II в. до н. э. в Петре, центре Набатейского царства – месте, где говорили на диалекте арамейского языка[33].

Греческий и арабский алфавиты позаимствовали и приспособили семитские названия для каждой буквы алфавита, европейские версии алфавита, кроме того, получили буквы для гласных звуков, в то время как арабский алфавит остался консонантным. Предполагается, что в ранних неалфавитных системах письма каждая пиктограмма называлась именем соответствующего предмета или понятия: пиктограмму вола, вероятно, называли «вол». С алфавитом этот принцип больше не действовал. Изначально название каждой буквы в нем соответствовало определенному слову, которое начиналось с этой буквы, подобно тому, как сегодня объясняют в азбуках: «А – арбуз». Но ко времени более широкого распространения алфавита буквы уже утратили связь со словами-названиями, и римляне еще больше сократили их имена[34]. Древнегреческий язык сохранил семитские очертания алфавита: буквы в нем располагались в основном в том же порядке, за исключением нескольких, которые были добавлены для передачи особенных звуков в греческом; в остальном буквы были почти те же, и изначально таким же было направление чтения. После 800 г. до н. э. этруски заимствовали и приспособили греческий алфавит, внеся изменения в соответствии с особенностями собственного языка и произношения; отсюда произошел латинский алфавит, поскольку этруски были ассимилированы ранней Римской республикой вскоре после IV в. до н. э. Латинский алфавит использовал 21 греческую букву, отбросив Z (zeta) как ненужную и добавив G, а затем восстановив Z и Y, чтобы иметь возможность транслитерировать греческие имена.

Впрочем, в то время еще никто не использовал слово «алфавит», которое появилось на удивление поздно. Римляне называли его literae или elementa, «буквы» или «элементы», что является переводом с греческого. Примерно к 200 г. н. э. относится первое сохранившееся упоминание слова «алфавит» – у римского богослова Ипполита, в словосочетании ex Graecorum alphabeto («из греческого алфавита»). В IV в. св. Иероним Стридонский уже использовал это слово как хорошо известное, назвав своей целью ut alphabetum [Hebraicum] discerem («выучить еврейский алфавит»)[35].

Однако изучение алфавита, даже в определенном порядке следования букв, еще не означает использования алфавитного порядка. Как мы убедились, алфавит с самого начала имел относительно устойчивую последовательность, за исключением отдельных букв. Но потребовалось около трех тысяч лет, прежде чем человек осознал, что этот порядок можно использовать для других целей, помимо запоминания названий букв при обучении чтению.

В 2350 г. до н. э. Шумер завоевали аккадцы, которые, как это нередко бывало с завоевателями, переняли многие элементы побежденной цивилизации. Заимствовав у шумеров хорошо развитую систему управления, аккадцы нуждались в чиновниках, способных читать по-шумерски. Шумерский, однако, в отличие от аккадского, не был семитским языком. Наличие двух столь разных языков обусловило появление многочисленных двуязычных списков слов, ранних предшественников словарей. Древнейшим примером такого списка является Урра-Хубуллу или Харра-Хубуллу – шумеро-аккадская энциклопедия-словарь, состоящая из 24 словарных табличек, датируемых 2000 г. до н. э. Слова в них сгруппированы по темам: закон, государственная администрация и разные объекты – от морских и сухопутных транспортных средств до различных видов животных. Внутри этих категорий предметы сортируются по материалу, из которого они были изготовлены: например, были таблички с названиями деревьев и, соответственно, всего, что было сделано из дерева, от кораблей до повозок; другая категория – для всего сделанного из глины.

Подобные списки слов, прообразы тематических групп лексики в современных разговорниках, стали привычным подспорьем, особенно для поставщиков и торговцев, которым постоянно приходилось иметь дело с людьми из самых разных частей света. Эти списки могли составляться по различным принципам. Так, неподалеку от Финикии, в Эбле (близ современного Алеппо), найдены списки слов, расположенных по звучанию первого слога[36].

Более общий принцип организации и категоризации обнаруживается в находках из раскопок города Каниш (современный поселок Кюльтепе, в центральной Анатолии), где было найдено около 20 000 клинописных табличек. Там в разных местах хранились таблички с различными сведениями, тщательно подобранные по виду и содержанию. Некоторые из подборок до сих пор сохранили глиняные ярлычки с описанием содержания: «донесения от А», «таблички города», «таблички, которые являются копиями…», «таблички, содержащие завещание PM», «свидетельство PN» и т. д.[37][38].

Кое-где буквы алфавита использовались для маркировки в строительстве и столярном деле. В Нимруде (IX в. до н. э.) детали из слоновой кости, предназначенные для инкрустации мебели, помечены на обратной стороне буквами алфавита, чтобы обозначить порядок, в котором их следует установить: это свидетельствует о том, что мастера знали последовательность букв в алфавите. Шесть веков спустя буквы были вырезаны на деревянных бимсах (поперечных балках) корабля для указания плотникам – нечто подобное мы видим на страницах инструкций для современной разборной мебели. В Петре (I в. до н. э.) большие блоки обтесанного камня также помечены буквами, по-видимому, чтобы показать порядок, в котором они должны устанавливаться в храме[39]. Таким образом, алфавит использовался как организующий инструмент, но еще не использовался как способ сортировки. Он указывал последовательность (бимс A следовало установить перед бимсом B), но не определял, что все предметы, начинающиеся с буквы A, должны находиться в одном месте, а все объекты, начинающиеся с буквы Б, – в другом месте. На тот момент, похоже, в этом не было необходимости.

В Древней Греции надписи на стенах в буквальном смысле слова высекались на камне. Начиная примерно с 650 г. до н. э. законы стали иногда записываться на более компактных поверхностях: в Пританее, месте заседаний исполнительной власти, имелись письменные таблички, на которых устные указы фиксировались в более долговечной форме[40]. Но неизвестно, как они впоследствии хранились и сортировались. Имеется всего несколько образцов записей, которые могли бы рассказать нам о том, что представляли собой классификация и категоризация в Древнем мире. Два древнейших списка известны по «Илиаде» (Песнь II), датируемой VIII–VII вв. до н. э.: один представляет собой перечень 1186 греческих кораблей, а другой – перечисление воинов, сражавшихся за Трою. Оба (в основном) упорядочены по географическому принципу. Четыре столетия спустя географический принцип был применен для официального списка афинских граждан, разделенного на демы (районы)[41]. В VI в. до н. э. (приблизительно, поскольку точная дата неизвестна) в «Каталоге женщин» – поэме, часто приписываемой Гесиоду, – в качестве основного принципа перечисления использовалась генеалогия.

Сортировка по предмету, материалу, географическому положению, генеалогии… – похоже, составители списков в древности сталкивались с постоянно растущими объемами информации и рассматривали ее упорядочение как сложный процесс, имеющий множество разновидностей. Но прежде чем перейти к рассмотрению систем классификации, из которых они выбирали, необходимо сделать техническое отступление.

Папирус, начиная примерно с IV тысячелетия до н. э., широко использовался как писчий материал в Древнем Египте. Он изготовлялся из тростника, который был широко доступен, сравнительно дешев и легко поддавался обработке, а потому был распространен по всему Средиземноморью. Основной недостаток папируса проявляется только со временем: он начинает разрушаться через столетие и полностью распадается в течение двух. Напротив, пергамент, изготовленный из шкур животных, куда долговечнее. Произведенный первоначально в IV в. до н. э. в городе Пергам (Пергамон), от названия которого и происходит слово «пергамент», ко II в. до н. э. он уже широко использовался. И рост употребления пергамента в последующие несколько столетий был в значительной степени обусловлен долгим сроком службы. Для того чтобы произведения, изначально записанные на папирусе, сохранились до наших дней, им следовало быть достаточно значимыми или популярными – так, чтобы их переписали несколько раз и в конце концов перенесли на более долговечный материал, каким был пергамент[42]. В связи с этим важно помнить, что уцелевшие тексты доклассического периода, за редкими исключениями, переписывались вновь и вновь множество раз и потому нередко сохраняют следы позднейшего вмешательства в порядок и смысл текстов.

С современной точки зрения нет ничего удивительного в том, что в IV в. до н. э. Аристотель расположил свои «Конституции», или «Политии», отчасти в алфавитном порядке. Но мы должны учитывать, на каком материале были написаны эти произведения, сколько раз они были переписаны и сколько раз могли подвергнуться исправлениям, изменениям и перестановке. Поскольку нет никаких свидетельств, которые позволили бы нам узнать, когда были разработаны дошедшие до наших дней порядок и расположение этих текстов, не существует никаких доказательств того, что они были установлены самим Аристотелем или что перестановка текстов произошла уже в первые века распространения его трудов. Первое упоминание о том, что книги «Политий» расположены в алфавитном порядке, сохранилось в тексте, написанном несколько столетий спустя – автором, работавшим в египетской Александрии, и это отнюдь не случайный факт: Египет Птолемеев – династии, основанной в 323 г. до н. э. и закончившейся смертью Клеопатры в 30 г. до н. э., – был единственным местом и единственным периодом последовательного использования алфавитного порядка в средиземноморском мире – вплоть до эпохи Высокого Средневековья[43].

В конце IV – начале III в. до н. э. ученый и поэт Филит Косский составил глоссарий, из которого сохранились лишь крошечные фрагменты. Его название переводилось как «Редкие слова в произвольном порядке», что как будто предполагает случайное размещение записей, но из него же следует, что автор признавал существование определенного порядка, который он решил игнорировать. Тем не менее среди других возможных переводов этого названия мы находим «Разнообразные глоссы» и «Нерегулярные глоссы», то есть предполагается, что «нерегулярными» были сами слова, а не их расположение, так как глоссарий охватывал диалектную лексику[44]. Впрочем, решающим обстоятельством, позволяющим предпочесть одно из толкований, может быть то, что Филит жил в Александрии и был учителем Птолемея II Филадельфа (308/9–246 гг. до н. э.) – мальчика, которому предстояло стать царем Египта. Глоссарий Филита мог быть неупорядоченным, фрагментарным или диалектным, или же он мог быть назван «беспорядочным», поскольку не был выстроен по алфавиту. Хотя вполне возможно и даже вероятно то, что Филиту был хорошо известен алфавитный порядок. Одному из его более поздних учеников, грамматику Зенодоту, который примерно в 285 г. до н. э. стал первым библиотекарем Великой (или Царской) Александрийской библиотеки, он был известен наверняка.

Александрийская библиотека была основана около 300 г. до н. э. и процветала при Птолемее I (ок. 367–283/2 гг. до н. э.), отце ученика Филита, Птолемея II. Птолемей I был заядлым коллекционером: он не только просил книги у иностранных правителей, но и требовал, чтобы каждый путешественник, прибывающий в Александрию по суше или по морю, временно сдавал все свои книги, чтобы с них можно было сделать списки для его библиотеки. Его страсть была так велика, что многие подозревали, будто владельцу возвращались именно копии, а оригиналы оставались в библиотеке. Хранились ли в библиотеке оригиналы или копии, сколько свитков в конечном счете она насчитывала, никто не знает, но, по некоторым оценкам, до полумиллиона. (Следует отметить, что свитки не отличаются компактностью; кроме того, для записи текста, который теперь уместился бы в одном печатном томе, требовалось множество свитков.)

Размещение беспрецедентного количества рукописей в одном хранилище обусловило потребность в систематизации. Сегодня ученые полагают, что специалисты в любой области могут запоминать до нескольких сотен предметов, относящихся к их специальности. Как только это число превышено, возникает необходимость в подсказках. Расположению свитков в Александрийской библиотеке посвящено много исследований, но важно отметить, что о нем ничего не известно наверняка. Какая-то информация у нас имеется, но гораздо больше выдвигается предположений, призванных восполнить пробелы; все предположения строятся на основе немногих сохранившихся фрагментов и косвенных данных.

Многие историки полагают, что работавший в библиотеке поэт и ученый Каллимах (ок. 310–240 гг. до н. э.) был автором ее каталога под названием «Таблицы» (Pinakes), который считают первым в мире библиотечным каталогом[45]. Но это предположение вызывает много вопросов и нуждается в уточнении. Каллимах не работал в библиотеке в том смысле, что он там не служил; он был членом Мусейона – общества служителей муз, учреждения, в которое входили выдающиеся ученые, имевшие доступ к свиткам. И Каллимах мог быть, но мог и не быть автором «Таблиц»: его имя могли связать с каталогом просто в силу его известности. Настоящим библиотекарем был Зенодот, ученик Филита. Он тоже может иметь (или не иметь) какое-то отношение к «Таблицам» или к расположению свитков на библиотечных полках[46]. Сам каталог не сохранился; наши знания о его содержании и устройстве основаны на более поздних сообщениях. Полное название каталога – «Таблицы людей, прославленных во всех областях учености, и их трудов» – намекает на то, что произведение могло быть вовсе не каталогом библиотеки, а библиографией. (Инвентарная опись библиотеки содержит сведения о том, чем владеет библиотека; каталог библиотеки – о том, что в ней хранится, и о том, как расположены эти книги. Библиография – это перечень трудов, объединенных тем или иным предметом или относящихся к определенному автору, месту или, позднее, к издателю.)

Что бы ни содержали «Таблицы», будь то список произведений, имевшихся в Александрийской библиотеке, или сочинений, которые их автор счел важными, вполне вероятно, что записи были сгруппированы в первую очередь по жанру: поэзия, разделенная на эпическую, лирическую, трагическую и комическую; история; философия, которая также включала натурфилософию, или то, что сегодня мы называем естествознанием; медицина; право и, наконец, смешанные группы. После такой первичной классификации, насколько можно судить по сохранившемуся фрагменту «Таблиц» III в., свитки, относящиеся к каждому из жанров, располагались в алфавитном порядке (по первой букве): авторы, чьи имена начинались с А, в одном разделе, те, чьи имена начались с Б, в следующем. Хотя сегодня мы не представляем себе алфавитное расположение как что-то, что может соблюдаться лишь отчасти – записи либо находятся в алфавитном порядке, либо нет, – исторически алфавитный порядок развивался постепенно.

В Александрийской библиотеке, по-видимому, алфавитный порядок распространялся только на начальную букву, а все последующие не принимались во внимание при составлении списка. Лишь в Средние века при расположении по алфавиту начали принимать во внимание вторые, а затем и третьи буквы слова. С тех пор, например, Аристотель уже не мог стоять прежде Алкесты, а Демосфен – после Диониса. Начиная с IX–X вв. списки составлялись на основе двух первых букв, без учета третьей: например, допускалась последовательность «Катон – Кальпурния – Катулл». После того как алфавитный принцип распространился на третью букву, приемлемыми могли считаться последовательности: «Кальпурния – Катулл – Катон» или «Кальпурния – Катон – Катулл». Лишь спустя еще несколько веков стал нормой абсолютный алфавитный порядок, учитывающий все буквы слова, в результате чего единственно возможной в алфавитном списке стала последовательность «Кальпурния – Катон – Катулл».

Впрочем, даже таким образом примерно три четверти свитков Александрийской библиотеки не получилось бы расположить по алфавиту, поскольку они, скорее всего, представляли собой сборники, то есть в одном свитке содержались произведения разных авторов. В каком порядке располагались они – неизвестно. Как мы уже видели, в Греции алфавитный порядок, если и применялся, был лишь одним из множества принципов сортировки. Существовали глоссарии, или списки слов, составленные Зенодотом и Каллимахом. Глоссарий Каллимаха, называвшийся «Местные слова», по всей видимости, имел тематическую организацию; «Редкие слова» Зенодота, по некоторым сведениям, располагались по алфавиту. Глоссарий греческого языка послегомеровской эпохи, составленный учеником обоих лексикографов, почти наверняка использовал тематическую расстановку глосс[47].

Хотя мы располагаем немногочисленными и неокончательными данными о принципах организации, применявшихся в Александрийской библиотеке, сохранились документы, относящиеся к тому же региону и той же эпохе, которые свидетельствуют о том, что алфавитный принцип был уже известен; таким образом, с большей степенью вероятности можно предполагать, что в «Таблицах» Каллимаха, равно как и в Александрийской библиотеке, в некоторой форме применялось алфавитное расположение по первой букве. Подтверждение этому можно найти в собрании рукописей, известном как Оксиринхские папирусы[48]. В частности, на оборотной стороне налогового реестра имеется неполный список произведений Еврипида, составленный по первым буквам в алфавитном порядке. Кроме того, сохранился алфавитный список имен купцов, по одному на каждую букву; также близ Карнака найден керамический фрагмент II в. до н. э. с перечнем греческих или римских имен, по одному на каждую букву алфавита – и тоже в алфавитном порядке. Уцелевшие налоговые документы и материалы переписи населения также содержат фрагменты списков, расположенных в алфавитном порядке по первой букве[49].

Однако наряду с этими списками существуют сотни других документов, в которых алфавитный порядок мог быть использован, но не использовался. Из трех сохранившихся от той эпохи перечней книг только один составлен по алфавиту[50]. Аналогичная картина наблюдается в сохранившихся списках слов, или глоссариях, древнеегипетского периода: они составлены преимущественно по тематическому принципу, так что расположение слов по группам отражает иерархию мироздания: сначала небо, море и земля, затем люди, согласно их социальному положению и роду занятий, сословиям и кланам, и т. д. Другие глоссарии организованы по звуковому принципу, то есть с использованием системы, напоминающей алфавитный порядок, если не тождественной ему[51].

Как бы то ни было, представление об алфавитном порядке и его применение не ограничивались Египтом. На греческих островах Кос, Калимнос и Родос, а также на материке – в районе Беотии и греческих Фив – найдены надписи, в которых эпизодически используется алфавитный порядок (подобно тому, что мы видели в Египте эпохи Птолемеев): например, в списке последователей культа Аполлона Делосского имена распределены сперва по семействам и полу, затем по возрасту и месту жительства, но внутри этих категорий они расставлены в алфавитном порядке по первой букве. Перечень морских рыб – возможно, прейскурант торговца – также был составлен по алфавиту. Надпись, высеченная на камне на Родосе столетие спустя, включает фрагмент списка книг, составленного в алфавитном порядке[52].

Такие примеры очень редки, поэтому можно сказать о каждом по отдельности. Греки, особенно жившие в Египте эпохи Птолемеев, умели пользоваться алфавитным порядком, но явно считали его не слишком полезным и обычно пренебрегали им. Еще реже применяли этот способ римляне, предпочитая сортировку по географическим категориям. Среди тысяч надписей, датируемых VII в. до н. э. – V в. н. э., найденных на бывшей территории Римской империи, всего в четырех встречается расположение по алфавиту[53].

Напротив, создается впечатление, что алфавит не столько рассматривался как полезный инструмент, сколько имел символическое или игровое значение. Девять псалмов Ветхого Завета представляют собой акростихи, в которых каждая следующая строка или группа строк начинается со следующей буквы древнееврейского алфавита. Например, первые две строки псалма 9 начинаются с алеф, то есть А, следующие две – с бет, то есть Б, и т. д.: завершенность и последовательность алфавита символизируют в них совершенство и упорядоченность божественного творения – мироздания. Для светских писателей в античные времена алфавит в большей степени являлся игрой. Например, в одном из стихотворений поэт II в. до н. э. Никандр записал свое имя посредством акростиха. Римский драматург Плавт (254–187 гг. до н. э.) вставлял в свои комедии акростихи и использовал алфавитный порядок для создания комического эффекта: в одной из пьес жена застает своего мужа с другой женщиной и восклицает: Hoc ecastor est quod ille it ad cenam cottidie. Ait sese ire ad Archidemum, Chaeream, Chaerestratum, Cliniam, Chremem, Cratinum, Diniam, Demosthenem[54][55].

Другие римские писатели упорно отвергали алфавитный порядок. Грамматик и антиквар Варрон (116–27 гг. до н. э.), будучи эллинистом, использовал алфавитное расположение – которое, как мы уже видели, было более употребительным в Греции и греческом Египте – для списка авторов в своем труде «О сельском хозяйстве». Но когда другой римский автор переписывал его, он перераспределил имена по географическому принципу – или потому, что не был знаком с алфавитным порядком и не понял расположение имен у Варрона, или же потому, что такой порядок казался ему лишенным смысла. Однако некоторые другие римские писатели смогли оценить принцип упорядочения, примененный Варроном. В «Естественной истории», написанной в 77–79 гг. н. э., Плиний Старший опирался на Варрона при составлении списка получателей жертвенного мяса: всего 31 имя и все они расположены в алфавитном порядке по первой букве. В других местах у Плиния использование алфавитного расположения в списках или отказ от него могут показаться случайными; возможно, дело в том, что Плиний следовал расположению информации, использованному в его источнике: если в нем применялся алфавитный порядок, он воспроизводил его; если нет, то его нет и у Плиния. Вергилий (70–19 гг. до н. э.) в «Энеиде» также обращается к алфавитному порядку при перечислении героев (за одним исключением в середине списка): Aventinus, Catillus, Coras, Caeculus, Messapus, Clausus, Halaesus, Oebalus, Ufens, Umbro, Virbius