Читать книгу Демоны Микеланджело - Джулия Бьянки - Страница 3

Впервые за долгие годы Микеланджело проснулся от собственного крика и не сразу сумел сообразить, где находится. Камин давно прогорел, зала остыла, и только холодное осеннее солнце продолжало струить свет сквозь толстые оконные стекла. Он пригладил волосы, расправил смявшееся платье, и нехотя поплелся искать прислугу, чтобы спросить глоток вина и кусок хлеба с сыром или холодной говядиной. Но был замечен синьором де Розелли и приглашен в его рабочие комнаты.

Филиппе, поджав ноги, устроился в высоком кресле с резной спинкой. Пальцы юноши – крепкие, прекрасные пальцы, созданные ее милостью Природой специально, чтобы держать пращу Давида или натягивать тетиву лука подобно Аполлону, – щелкал костяшками счет, сверяя записи в приходной книге. Когда синьор Буонарроти приблизился достаточно, чтобы разобрать буквы, молодой человек оставил свое занятие и продемонстрировал ему целую стопку документов, увешанных алыми печатями. Это были судебные решения, все они подтверждали, что семейство де Розелли отстояло право на спорный участок земли между двумя домовладениями в многочисленных судебных тяжбах, еще при жизни дедушки юного синьора де Розелли. Микеланджело нехотя взглянул на документы, ибо не разделял пристрастия к любимейшей забаве достославных граждан Флоренции – сутяжничеству. Нынешний поверенный семьи замер у секретера в полупоклоне, всем своим видом выражая готовность к услугам, повернулся к новоприбывшему, и оценивающе взглянул на него белесыми рыбьими глазами:

– Представьте себе, мой дражайший синьор Буонарроти, – огорченно сообщил Филиппе, – я ни свет ни зоря послал за своим поверенным, синьором Таталья, чтобы составить документ о недопустимости нарушения границ моих личных владений, но выяснилось, что даже он ничегошеньки не может сделать! Чертов мессир Бальтасар оказался редким прохвостом!

Упомянутый синьор Таталья поклонился, придерживая круглую бархатную шапочку:

– Вчера мессир Бальтасар скончался, – объяснил он. – Теперь придется ждать официального объявления наследника его имущества и владений, чтобы учинить иск, истребовав компенсацию за порчу участка сада и выплаты штрафа.

– Вот как? – неподдельно удивился Микеланджело. – Вчера я по случайности говорил с его прислугой, никто из них словом не обмолвился о болезни мессира…

– Его кончина была скоропостижной и произошла в чумном лазарете, – вздохнул правовед. – Это страшный недуг! Чума разгулялась, даже лекарям нет от нее спасения. Когда моровое поветрие пришло на улицы Флоренции в прошлый раз, смерть забрала столько народу, что копать могилы стало попросту некому. Трупы сбрасывали в реку, пока они не перекрыли русло. Вода не успевала уносить их и разливалась вокруг, река быстро обратилась в зловонное болото. Через несколько дней вся округа наполнилась зловонными миазмами, до русла Арно могли добраться только безумные…

– Все так, синьоры. Еще моя бабка рассказывала, что чума щадит дураков, уродцев и безумных, – поддакнула вездесущая экономка. – Видно, Господь их любит. Но кто нормальный, тоже может уберечься, обкуривая дом и одежду дымом. Я уже наказала просмолить побольше соломы, зажечь пучок и обкурить посыльного, который бегал к соседу, мало ли что… Отче Джироламо правильно говорит – грядут последние времена!

Разговоры про грядущие погубительные ужасы чрезвычайно раздражали синьора Буонарроти, как человек образованный и не чуждый медицинского знания, он был прекрасно осведомлен, что холод служит лучшей защитой от распространения чумных миазмов, а нынешняя осень выдалась на удивление ранней. Еще несколько недель назад заморозки превратили виноградные грозди в цветные ледышки, значит, совсем скоро над Флоренцией закружат снежные мухи, больных станет меньше. Вороньей стае монахов придется свернуть лазарет и сократить свои проповеди. Итак, он решил вернуть своих собеседников к делам земным, и не лишенным меркантильного интереса.

– Послушайте, синьор Таталья, я хотел бы выяснить один нюанс.

Правовед всем своим видом выразил готовность ответить.

– Если нечто было зарыто в землю давным-давно, кому это принадлежит?

– Собственнику земли, разумеется, если у этой земли есть собственник!

Убедившись в собственной правоте, синьор Буонарроти выманил Филиппе в библиотеку и поведал о великолепном античном изваянии, на которое у полновластного господина виллы де Розелли имеются все законные права. Сокровище следовало изъять незамедлительно, пока не объявились наследники мессира Бальтасара, и старая тяжба за пограничный земельный участок не вспыхнула с новой силой.

* * *

Призвав в помощники правоведа и пару дюжих работников, небольшая процессия двинулась к соседнему особняку, замыкала ее экономка, синьора Косма в небрежно наброшенной на плечи меховой накидке, лишь чуть-чуть побитой молью. События складывались самым благоприятным образом – во всяком случае, сначала Микеланджело казалось именно так. В доме не обнаружилось никого, кроме кучера да кухонной прислуги, всю ночь усердно заливавших печаль о почившем господине вином. Вид казенных печатей, солидная цепь на шее юриста вкупе с мехами экономки да крепкими кулаками работников произвели на толстяка-кучера большее впечатление. Он сознался, что действительно помогал выкопать какую-то здоровенную статую, однако действовал не по собственной воле, а по приказу мессира Бальтасара. Затем он согласился расстаться с винным кувшином и отварить пристройку.

Как только двери в пыльный мрак распахнулись, вуаль утреннего света окутала скульптуру, казалось, Вакх улыбнулся своим избавителям уголками мраморных губ. Он был поистине прекрасен, и Микеланджело мысленно проклял римлян, имевших варварский обычай перевозить статуи, созданные греческим резцом, предварительно сняв с пьедесталов. Такой подход многократно усложняет атрибуцию гениальных творений, ведь греки высекали имена скульпторов именно на постаментах! Он вознамерился броситься внутрь и прикинуть, как лучше транспортировать эдакое сокровище, но синьор де Розелли вцепился в его плечо и попытался удержать.

В кулаке Филиппе был зажат пропитанный уксусом платок, который время от времени подносил к носу. Он до чрезвычайности боялся, что любезный синьор Буонарроти, равно как и все остальные, начиная с него самого, падет жертвой моровой язвы. Синьор де Розелли был юношей изящного и соразмеренного сложения, отнюдь не выглядел болезненным, однако же отличался крайней степенью мизантропии и успел решить, что мессир Бальтасар, частенько посещавший карантинный барак, успел напустить в эту жалкую постройку смертоносных чумных миазмов. Он убедился в существовании статуи и вознамерился запереть ее – там, где стоит, – опечатать двери и оставить все как есть, вплоть до оглашения наследников.

Однако же в дело вмешалась синьора Косма. Экономка считала, что бросать свое собственное добро в чужой конюшне нет никакого резона. Прислуга покойного мессира сплошь лоботрясы и пьяницы, разве такие смогут уберечь хорошую и дорогую вещь? А отвечать перед хозяйкой синьоре Косме – подумать страшно, сколько такая здоровенная мраморная штуковина стоит, ни с какого жалованья не расплатиться. Моровое поветрие не великая беда – торговцы на рынках во время мора спокон веку бросают монеты в миски с уксусным раствором, чтобы избежать заразы, значит, и статую достаточно будет обернуть вымоченными в уксусе тряпками.

Скульптору пришлось сжать кулаки, чтобы унять гнев и не наброситься на добрую женщину – статуя выглядела живой и теплой благодаря особой обработке мрамора, которую Микеланджело собирался тщательно изучить, уксус, без сомнения, разрушит эту нежную текстуру, как только соприкоснется с ней. Пока он придумывал, как ответить синьоре Косме, не нарушая рамок приличия, почтенный правовед предложил собственный способ избавиться от заразы. Очистительное пламя, и нет лучшей защиты, считал он. Статую следует обложить соломой и хворостом, а затем – поджечь. Мраморным каминам от огня никакого вреда, с идолом тоже ничегошеньки не случится.

Судьбина часто несправедлива к смертным – трудности накатили на него со стороны, которую Микеланджело считал союзной! Похоже, пришло время вмешаться, он решительно направился к изваянию, казалось, готовый прикрыть его от опасности собственным телом, провел ладонью по прохладному мраморному бедру. Изваяние пролежало в почве больше тысячи лет и покрылось сеточкой трещин, некоторые были тоньше человеческого волоса, другие и вовсе незаметны, но влага проникает с их помощью в самую глубину. Если опалить статую огнем, влага мгновенно превратится в пар и неизбежно расколет мрамор на куски, тогда семейство де Розелли лишится шедевра, который способен положить начало величайшей из коллекций Флоренции!

Он подошел к Филиппе, который выглядел польщенным и растерянным одновременно, и ободрил его. Спасет изваяние только алхимия – самая прогрессивная из доступных непраздным умам наук, разумеется, если синьор де Розелли выразит желание приобрести небольшой бочонок карминьяно[7], а кроме того, субстанцию, именуемую «драконья кровь» и наличествующую в домашней лаборатории мессира Бальтасара.

Кучер тут же выскочил вперед и угодливо поклонился так глубоко, что поросший щетиной подбородок коснулся груди:

– Ежели кто из вас, синьоры, знает, как этот суп… тьфу… словом – штуковина выглядит, я готов за ней сбегать, за-для-ради хорошего дела! Мессиру оно теперь без надобности. Наследникам его – тем более, среди них могут оказаться богобоязненные люди, которым вся эта музыка не требуется. Зачем добру зря пропадать? – его намерение тут же было подкреплено парой монет, которые швырнул синьор де Розелли.

Дожидаться бочонка с вином пришлось несколько дольше, ведь синьора Косма лично выбирала его. Этой рачительной женщине пришлось сделать немало глотков, прежде чем она выбрала самое кислое и негодящее. Но время ожидания не пропало напрасно, синьор Буонарроти как раз успел, прибегнув к помощи слуг, привести в рабочее состояние забрызганную жидкой грязью лебедку, оплести статую веревками.

На земляном полу пристройки разложили небольшой костер, чтобы согреть громадный чан с вином. Когда над поверхностью закурился легкий пар, синьор Буонарроти эффектным жестом высыпал содержимое пузырька с этикеткой «драконья кровь». Предполагалось, что полученная смесь целиком и полностью очистит статую от вредоносных миазмов, в существовании которых Микеланджело очень сомневался. Порошок мгновенно растворился, в облаке пара рассыпались крошечные сверкающие искорки. Синьора Косма охнула и перекрестилась:

– Господи Иисусе, на все твоя воля!

Когда все кругом наполнилось пряным ароматом, синьор Буонарроти сделал работникам знак, чтобы начинали. Они медленно повернули скрипучий ворот лебедки, статуя вздрогнула, поплыла сначала вверх, потом качнулась и стала опускаться прямиком в винную купель. Мраморные стопы исчезали в клубах парах, раздался звук, похожий на легкий всхлип, статуя накренилась и погрузилась в жидкость насколько позволила глубина чана – целиком, до самого венца из виноградных гроздей.

Экономка сделала несколько мелких шажков, приблизилась к синьору де Розелли вплотную, и зашептала ему на ухо, привстав на цыпочки:

– Помяните мое слово, синьор! Напрасно вы позволяете такое чародейство. Разве мыслимо ждать добра в доме, где черти плясали на шабашах? А ну как идолище оживет?

Кучер стащил засаленный берет и перекрестился, правовед побледнел – статую стали осторожно извлекать из чана и вернули на подставку. Винные капли стекали вниз, вся поверхность невыразимо прекрасной статуи оказалась покрыта нежнейшей пленкой естественного телесного цвета, Микеланджело и сам был готов поверить, что веки молодого Вакха вот-вот вздрогнут и откроются, а грудь начнет раздаваться от глубокого вдоха, а уста разомкнутся…

Он невольно вздрогнул и оглянулся, когда за спиной раздался вкрадчивый голос:

– Что здесь происходит?

Дверной проем перечеркнула бесконечно длинная тень, которую отбрасывала недобрая птица с огромным клювом. Адское, черное, демоническое видение! Слова повисли в плотной, физически ощутимой тишине, присутствующие переглядывались. Экономка принялась креститься, кучер вдруг начал громко икать, и только правовед, сер Таталья, обладал достаточным здравомыслием, чтобы уточнить:

– По какому праву, синьор, вы явились сюда и задаете вопросы?

Темное существо избавилось от клюва – на поверку оказавшегося докторской маской, сшитой из кожи в форме птичьего клюва, заполненного ароматными травами и пропитанными уксусом губками. Новоприбывший поклонился излишне церемонно, как свойственной людям скромного звания, пытающимся сойти за аристократов, пропитанные маслом и воском полы его докторского облачения зашуршали, и представился:

– Маэстро Ломбарди, я помощник мессира Бальтасара, – он взглянул на статую, которую как раз начали оборачивать соломой и парусиной, чтобы уберечь от порчи при перевозке, и нахмурился. – Синьоры, я не могу позволить расхищать имущество мессира…

– Покойного. Синьор Бальтасар присвоил этот предмет, без всяких законных оснований. Изваяние возвращается к законному владельцу, синьору де Розелли. Только и всего, – объяснил синьор Таталья со свойственным его профессии равнодушием, проверил, насколько крепко обвязали статую, которую уже успели уложить в повозку, и добавил. – Наследники покойного Бальтасара могут обратиться в суд, если считают таковые действия неправомерными. Но их шансы в этом деле ничтожны, у моего клиента, синьора де Розелли, имеются все необходимые документы. Так и передайте, маэстро Ломбарди. Желаю здравствовать.

Упакованную статую забросали соломой – для пущей сохранности, один из работников синьора де Розелли хотел занять место кучера, но Микеланджело отстранил его и сам забрался на козлы – в его правилах было всегда и во всем полагаться исключительно на себя. Он протянул руку Филиппе, помог ему устроиться рядом и погнал коней со свистом и гиканьем.