Читать книгу Бумажные призраки - Джулия Хиберлин - Страница 18

День второй
13

Оглавление

Я нарушила правило: в тени моста воспользовалась одним из одноразовых мобильников, чтобы найти в «Гугле» ближайшего ветеринара. Вот тебе и клятва не оставлять электронных следов… Так мы с Карлом очутились в полутора милях от моста, в здании захудалой ветеринарной клиники. Стены обшиты вагонкой, желтую краску давно пора обновить.

Признаться, я едва не развернула машину, когда увидела вывеску: «Бюджетная нетрадиционная ветеринария: лечим экзотических животных и экстренных больных». Но Карл потребовал остановиться, мол, несчастный пес умрет с минуты на минуту. Допускаю, что серийные убийцы (лучшие из них – те, что остались на свободе) чувствуют приближение смерти издалека. Я решила поверить ему на слово.

Еще мне пришлось поверить, что могучая девица, осмотревшая нашего больного, – лицензированный ветеринар. Ее приветствие только подлило масла в огонь (Я доктор Киви, пишется как фрукт). Когда в людной приемной она нагнулась и подхватила с дивана собаку, я заметила над поясом ее «ливайсов» татуировку: «Перевод с собачьего – для слабаков». Мой тренер тоже не фанател по Цезарю Милну, знаменитому кинологу. Доминирование нельзя путать с дрессировкой, говорил он.

Раненый пес лежит на боку и почти не шевелится: только поскуливает и часто дышит, высунув язык. Словом, изо всех сил строит из себя хорошего пациента. Доктор Киви бережно его поглаживает, оценивая серьезность травм.

Я разглядываю обои с изображением кошек в позах для йоги (или тантрического секса? обои давно выцвели, и рисунок просматривается с трудом), а сама пытаюсь подсчитать, как этот неожиданный визит к ветеринару ударит по моему кошельку. Карл сидит на единственном стуле, поджав губы и скрестив руки на груди.

Я верчу головой во все стороны, только бы не глядеть на пса – на кишащий паразитами глаз, на дыру в животе. Его скулеж, точно провод под напряжением, свивается внутри меня в пружину. Пусть лучше будет больно мне, а не ему! Это неправильное желание, и я пытаюсь с ним бороться.

Моя чрезмерная эмпатия распространяется на все и вся, даже на существ, обделенных голосом – сучащую ножками, полураздавленную муху на подоконнике, истекающую кровью рыбину с крюком во рту. Когда мне было три года, я кусала персик и гадала, не кричит ли он беззвучно от боли. Тренер ничего не смог поделать с этим моим недостатком. Хотя он и недостатком-то это не считал.

Надо сосредоточиться на чем-то другом. Представляю себе приемную, битком набитую людьми и животными, которых свела судьба: они сидят на разодранных в клочья стульях и продавленных диванах с цветочной обивкой. Есть в этой сцене что-то библейское. Как будто мы не в ветеринарной клинике, а в церкви, и ждем крещения. Все местные прихожане как один предложили нам пройти без очереди.

По моим прикидкам, операция будет стоить не меньше 400–500 долларов. Доктор Киви пока только сказала, что даст нам сорокапроцентную скидку – «за героизм», но сумму не назвала. Я все еще называю пса «собакой», хотя Карл успел дать ему нелепую кличку, а ветеринар зовет его «лапочкой». Скулеж упал на несколько октав и превратился в стон. Он напоминает жуткие загробные звуки, которые издавала моя сестра по ночам, чтобы меня напугать. Да, я всегда была трусишкой.

Доктор Киви, должно быть, гадает, почему у меня такой безучастный вид и какой великий смысл я надеюсь разглядеть в рисунке на ее кошачьих обоях. Карл совершенно спокойно смотрит на пса, даже бровью не ведет.

– Я точно знаю, что все собачьи приюты в радиусе пятидесяти миль сейчас забиты, – говорит доктор Киви, готовя капельницу. – Мои вольеры тоже. А в остальных приютах… скажем так, если этот бедолага выкарабкается, то станет первым в списке на убой.

Она уже пытается пристроить нам пса, давая понять, что идти ему больше некуда.

Доктор Киви переводит вопросительный взгляд с меня на Карла. Его лицо все изрезано шипами кустарника, в котором запутался раненый пес. Щеки и подбородок выглядят так, словно ребенок размалевал их красной ручкой. Невинно.

Мое лицо ветеринар изучает чуть дольше, чем хотелось бы. Лишь через пару секунд я с облегчением вспоминаю, что она видит маску, а не настоящую меня. Отрастить волосы до середины спины было непросто, а выкрасить их в нужный оттенок рыжего удалось только с третьей попытки.

Три месяца я питалась картошкой фри, феттучини «Альфредо» и чизкейками, чтобы прикрыть худобу четырьмя килограммами жира. Три часа искала на «Амазоне» удобные туфли на каблуках, которые в одну секунду сделали бы меня выше на несколько дюймов – впрочем, даже в них я не дотягиваю до метра семидесяти.

– Где, говорите, вы его нашли? – спрашивает доктор Киви. Я вдруг замечаю, что собака притихла. Это настораживает.

– Мы не говорили. – Я пытаюсь придумать очередную ложь и одновременно кошусь на собаку. Вроде дышит.

– Да под мостом, черт побери!.. – бормочет Карл.

Доктор Киви поворачивается к нему.

– Под мостом на 17-й улице? Туда часто привозят надоевших животных. Кошек, собак. Морских свинок. Кроликов, которых дарили детям на Пасху. И этим сволочам все сходит с рук – до сих пор никого не поймали!..

Она ничего не говорит про стальной крест и пропавшую без вести Николь Лакински, про ее депрессию, многочисленных любовников и ошибку, которую адвокат Фельдмана так смаковал в суде. «Может, она попросту сбежала, бросила ребенка? А потом, например, покончила с собой?» И хотя Карл присяжным не понравился, Николь им тоже не приглянулась.

Три недели назад сын Николь, Алекс, теперь уже тощий подросток, признался мне, что рука у него болит до сих пор.

Я сказала мальчику, что я репортер и хочу поговорить с его отцом – только перед этим дождалась, пока сам отец уйдет на вечернюю пробежку. Алекс открыл дверь почти сразу (хотя ему наверняка запрещали открывать дверь незнакомым людям). Мне было очень совестно называть ему липовое имя. Мы сели на ступеньках крыльца и немного поговорили. Алексу прямо-таки не терпелось рассказать кому-то о своей маме, однако день ее исчезновения не оставил почти никаких следов в его памяти. Он помнил лишь одно: жестокий хруст кости.

Мне хотелось обхватить его веснушчатое лицо обеими руками и сказать: никогда не забывай маму! Никогда не прекращай поисков! И вместе с тем мне хотелось, чтобы он забыл. Чтобы жил дальше. И никогда не проигрывал бой крошечному демону одержимости, поселившемуся в груди. Но вместо этого я просто надавала ему кучу обещаний. Когда он протягивал мне драгоценные семейные фотографии, я пообещала вернуться. И ничего не сказала про то, что его мама – лишь одна из красных точек на моей карте, всего несколько пикселей на огромном дисплее.

Доктор Киви выглянула в коридор и позвала кого-то по имени Дейзи. У Карла на лице застыла не то странная усмешка, не то гримаса – довольно жуткая.

Я вдруг замечаю, что стою рядом с собакой и глажу спутанный мех. Похоже, машину придется поменять раньше, чем я планировала.

Внезапно в дверях появляется бойкая девица в розовом медицинском костюме с мордашкой Хелло Китти на груди. Она тут же хватается за капельницу, чтобы вместе с ветеринаром откатить пса в операционную. Дейзи.

Что-то в ней есть…

Доктор Киви странно на меня смотрит.

– Все хорошо?

– Ты прямо позеленела вся, – замечает Карл и хватает меня за плечи. Я вырываюсь. Сердце бешено колотится в груди.

Нельзя, чтобы он ко мне прикасался.

Бумажные призраки

Подняться наверх