Читать книгу Десять причин для любви - Джулия Куин - Страница 4

Тем же вечером. Позднее

Не может она выйти за него замуж. О Господи! Ну не может, и все.

Аннабел метнулась в полутемный коридор, не обращая внимания на то, куда он ведет. Она пыталась исполнить свой долг. Пыталась вести себя как подобает. Но сейчас ее просто мутило, желудок рвался к горлу, и вообще ей был необходим свежий воздух.

Бабушка настояла, чтобы они явились на ежегодный прием к леди Троубридж, и Аннабел, после того как Луиза объяснила, что это будет за городом, немного в сторону Хэмпстеда, даже обрадовалась такой возможности хоть на время отдалиться от Лондона. Вокруг дома был разбит великолепный сад, переходящий напрямую в знаменитую Хэмпстед-Хит. И, если позволит погода, хозяйка дома прикажет зажечь факелы, так что гости смогут перейти на воздух.

Но прежде чем Аннабел смогла познакомиться с чем-то, кроме бального зала, ее обнаружил лорд Ньюбери. Она присела в книксене и улыбнулась, старательно притворяясь, что польщена его вниманием. Она протанцевала с ним… дважды… не говоря ни слова, когда он наступал ей на ноги. Смолчала и тогда, когда его рука передвинулась ей на ягодицы. Выпила с ним лимонада в уголке бального зала, пытаясь завязать с ним разговор, надеясь и молясь, что его заинтересует что-нибудь еще – что угодно! – кроме ее груди.

Но затем он каким-то образом ухитрился вытеснить ее в коридор. Аннабел даже не поняла, как он это проделал. Сказал что-то насчет приятеля и послания, которое нужно срочно передать… а потом загнал ее в темный угол и прижал к стене.

– Господи Боже! – простонал он, хватая одну ее грудь мясистой рукой. – Я даже пальцы не могу сомкнуть вокруг нее.

– Лорд Ньюбери! – вскричала Аннабел, стараясь вывернуться из его хватки. – Пожалуйста, перестаньте… Что вы себе позволяете?

– Обхвати меня ногами, – приказал он, прижимаясь губами к ее рту.

– Что? – попыталась она сказать, попыталась закричать, но едва могла оторвать рот, не в силах совладать с его напором.

Он что-то проворчал и толкнулся в нее, его возбужденная плоть резко уперлась в ее живот. Свободной рукой он ухватил ее за ягодицу, стремясь приподнять ее ногу и закинуть себе за бедро.

– Подними юбку, если хочешь. Я хочу понять, как широко ты раздвинешься.

– Нет, – ахнула она. – Я не могу… Это неприлично!

– Мораль леди и тело шлюхи, – хихикнул он и сжал ее сосок через тонкую ткань платья. – Идеальное сочетание.

Аннабел охватила паника. Ей и раньше приходилось сталкиваться с нежелательным вниманием, но никогда со стороны аристократа. Со стороны человека, за которого ей предлагалось выйти замуж.

Означало ли это, что он ждет от нее вольного поведения, пренебрежения нормами морали? Даже до того, как попросил ее руки?

Нет, не может он так думать. Конечно, он граф и привык, что все слушаются любого его приказа, но это не значит, что он может компрометировать респектабельную молодую леди.

– Лорд Ньюбери, – произнесла она, стараясь говорить строго. – Отпустите меня. Немедленно!

Но он лишь улыбнулся и попытался снова ее поцеловать. От него пахло рыбой, и руки у него были вялые и холодные… Она не могла этого вынести. Нет, не об этом она мечтала. Она не жаждала романтики или настоящей любви… Ну, Господи Боже, не знала она, чего ждала. Только не подобного отношения к себе. Не этого ужасного мужчины, притиснувшего ее к стене в чужом доме.

Не такой должна оказаться ее жизнь. Не может она быть такой!..

Она не знала, откуда взялась у нее сила, – он ведь весил, наверное, не меньше, чем хороший боров, – но ей удалось втиснуть обе руки между ними и резко его оттолкнуть.

Он качнулся назад, ударился о какой-то столик, выругался, едва не потеряв равновесие совсем. У Аннабел едва хватило времени, чтобы подхватить юбки выше щиколоток и убежать. Она не знала, гонится за ней лорд Ньюбери или нет. Не задерживаясь, не оглядываясь, она добежала до открытых французских окон и выскочила в боковой сад.

Оказавшись снаружи, она прислонилась к каменной стене и замерла, пытаясь перевести дыхание. Сердце билось отчаянно, а тело покрылось легкой испариной, от которой она задрожала на холодном ветерке.

Она чувствовала себя запачканной. Не внешне, разумеется. Лорд Ньюбери не смог заставить ее усомниться в своих моральных принципах и убеждениях. Но вот кожу ее словно жгло от мерзости его прикосновений…

Ей хотелось немедленно выкупаться. Скинуть всю одежду, взять большой кусок мыла и тщательно смыть с себя всякое воспоминание о происшедшем. Даже теперь ее грудь, ту, которую он хватал, неприятно теснило. Это была не боль, а, скорее, сознание чего-то неправильного, постыдного. Все ее тело было охвачено этим ощущением. Ничего не болело. Только вот это саднящее чувство попытки надругательства над своей чистотой.

Она видела вдали свет факелов, освещавших сад позади дома, но здесь царил густой полумрак. Эта часть поместья явно не предназначалась для прогулок гостей. Очевидно, ей не стоило здесь находиться, но она не могла заставить себя вернуться в дом. По крайней мере следовало перевести дух.

На противоположной стороне лужайки стояла каменная скамья. Аннабел подошла к ней и просто плюхнулась на нее с громким стоном, прозвучавшим отнюдь не женственно. Да и само движение выглядело не элегантно, такое она не могла позволить себе в Лондоне.

А вот бродя с братьями и сестрами по родному Глостерширу, она не раз поступала именно так.

Как ей не хватало дома! Она тосковала по своей постели, по своей собаке и сливовым пирожкам кухарки.

Она тосковала по матери и очень-очень сильно по отцу, а больше всего ей недоставало твердой почвы под ногами. В Глостершире она знала, чего от нее ждут. Знала, чего ожидать от других людей.

Неужели это так много: четко понимать, что она делает и с какой целью? Света, лившегося из дома, не хватало, чтобы осветлить ночное небо, но на нем уже здесь и там начинали загораться звезды.

Чтобы ярко сиять, им нужно пробиться через загрязненный воздух города, подумала Аннабел. Бедные звезды!

И это тоже было как-то неправильно.

– Пять минут, – громко произнесла она. Через пять минут она вернется на вечер. Через пять минут она вновь обретет равновесие. Через пять минут она вновь сможет приклеить к лицу вежливую улыбку и приветствовать реверансом мужчину, только что лапавшего ее.

Через пять минут она скажет себе, что сможет выйти за него замуж.

И если повезет, то через десять минут сможет даже в это поверить.

А пока у нее есть четыре минуты для себя.

Четыре минуты…

Или их уже нет?

Она напряглась, услышав чей-то шепот. Нахмурясь, повернулась к дому и заметила в проеме французского окна силуэты, мужчины и женщины. Она вздохнула. Наверное, они тайно выбрались в сад на свидание. Другого объяснения быть не может. Раз они предпочли сад не перед домом и боковую дверь, они явно желали остаться незамеченными.

Аннабел не хотела им мешать.

Она вскочила на ноги, намереваясь найти другой путь возвращения в дом, но парочка приближалась слишком быстро, так что если она хотела избежать встречи с ними, ей оставалось только уйти поглубже в тень. Она поспешила прочь – не бегом, конечно, но достаточно быстро, – и вскоре оказалась у живой изгороди, отмечавшей границу между садом и пустошью. Ее не слишком привлекала необходимость пробираться сквозь кусты, поэтому она свернула вдоль них и увидела просвет в живой изгороди, открывавший удобный проход на пустошь.

Пустошь! Огромное чудесное, прекрасное пространство, так не похожее на дымный и скученный Лондон.

Однако здесь ей определенно не стоило находиться. Разумеется, Луиза пришла бы в ужас. Дед был бы в ярости. А бабушка…

Ну, бабушка, по всей вероятности, рассмеялась бы, но Аннабел уже успела понять, что ей не следует подражать бабушкиному поведению.

Она задумалась, сумеет ли найти обратный путь с пустоши в сад Троубриджей. Это было большое поместье, и тут наверняка имелся не один проход в живой изгороди. Но пока…

Она поглядела вдаль, на открывшийся перед ней простор. Как замечательно было обнаружить такое дикое место неподалеку от города! Буйные заросли были темны, а воздух… В нем чувствовалась бодрящая свежесть, по которой она, как оказалось, отчаянно соскучилась. Он был не просто чистым и прозрачным – она понимала, что ей этого не хватало с первого дня, как вдохнула мутноватый газ, по какой-то ошибке считавшийся в Лондоне воздухом. Но этот воздух, чуть терпкий и холодный, с каждым вдохом покусывал ей кожу и горло.

Райское наслаждение!

Она подняла глаза к небу, подумав, не светят ли здесь и звезды ярче. Нет, такого чуда она не заметила, но тем не менее не опускала голову и медленно пошла назад, любуясь тонким серпом месяца, криво повисшим над зарослями.

Такая ночь обязана была быть волшебной. И была бы, если б не этот противный граф с повадками мужлана, который грубо облапал ее, хотя по возрасту годился ей в дедушки. Ночь была бы волшебной, если б на ней было сейчас алое платье, гораздо более подходившее к цвету ее лица, чем этот розовый, какой-то бледно-пионовый цвет.

И еще если бы ветер дул в такт вальсу. Если бы шорох листьев напоминал звуки кастаньет, а где-то в тумане ждал ее прекрасный принц.

Конечно, здесь не было тумана, но и принца тоже не было. А был похотливый старик, который пытался делать с ней ужасные вещи. И в конце концов ей придется позволить ему это.

Ее целовали три раза в жизни. Первым был Джонни Метэм, который настаивал, чтобы его звали Джон, но поскольку ему было всего восемь лет, когда он чмокнул ее в губы, он, безусловно, был Джонни.

Второй раз это был Лоуренс Фенстоун, который сорвал у нее поцелуй в День мая, три года назад. Уже стемнело, и кто-то подлил рома в обе чаши с пуншем, так что вся деревня распоясалась. Аннабел удивилась, но не рассердилась и, по правде говоря, просто расхохоталась, когда он попытался сунуть язык ей в рот.

Это казалось таким нелепым!

Но Лоуренса это не позабавило, и он гордо зашагал прочь, слишком уязвленный в своей мужской гордости, чтобы продолжать ухаживания. Потом он не разговаривал с ней целый год, до тех пор пока не вернулся из Бристоля с робкой женой, миниатюрной глупенькой блондинкой. То есть совершенной противоположностью Аннабел.

А третий поцелуй она получила сегодня, когда лорд Ньюбери вжался всем телом в нее и то же самое проделал с ее ртом.

Внезапно тот старый эпизод с Лоуренсом Фенстоуном и его языком почему-то не показался ей забавным.

Лорд Ньюбери сделал то же самое, пытаясь втиснуть свой язык между ее губами, но она крепко стиснула зубы, так что даже челюсть заболела. А затем она сбежала. И пусть такое поведение можно посчитать трусостью, но иногда это единственный благоразумный выход. Пусть даже это привело ее на пустошь и какая-то влюбленная парочка преградила ей дорогу обратно в бальный зал. Что выглядело несколько комично.

Впрочем, это не важно.

Она надула щеки, а затем медленно выдохнула воздух, неторопливо направляясь назад. Ну и ночка выдалась! И вовсе она не была волшебной. Не была…

– Ох!

Ее ступня соприкоснулась с чем-то – Господи! Кажется с чужой ногой?! – Аннабел, отшатнувшись, чуть не упала. Единственное, о чем она подумала, – это что споткнулась о мертвое тело.

По крайней мере она понадеялась, что на мертвое. Безжизненное тело уж точно представляло гораздо меньшую угрозу ее репутации, чем живое.

* * *

Себастьян был человеком терпеливым, и ему несложно было подождать минут двадцать, чтобы они с Элизабет вернулись в бальный зал вполне респектабельно, то есть врозь. Прелестной леди Селларс следовало беречь свою репутацию, не то что ему. Не то чтобы их связь была такой уж тайной. Элизабет была молода и красива и уже одарила мужа двумя сыновьями. К тому же, если Себастьян не ошибался, лорда Селларса гораздо больше интересовал его мужественный секретарь, чем собственная жена. Такое в жизни тоже случается.

Так что никто не ожидал от леди Селларс, что она станет хранить ему верность. Никто.

Но внешние приличия все же принято соблюдать, а потому Себастьян удовлетворенно оставался на одеяле (ловко пронесенном сюда предприимчивым лакеем) и любовался ночным небом.

Здесь, на пустоши, царили мир и покой, хоть ветерок доносил далекие звуки бальной музыки. Он ведь не слишком отдалился от сада Троубриджей. Элизабет не настолько любила приключения. Но все же он чувствовал себя крайне одиноким.

И самое странное – ему это нравилось.

Не часто он наслаждался одиночеством. По правде говоря, почти никогда. Но было какое-то очарование в безлюдье пустоши, в том, чтобы находиться на ее открытом пространстве. Это напомнило ему войну. Долгие ночи без крыши над головой… под пологом деревьев.

Он ненавидел эти ночи.

Было непонятно и странно, что окружение, вызвавшее в памяти войну, сейчас принесло его душе такое удовлетворение… Впрочем, немногие нынешние мысли были ясны и понятны. Так что не стоило и искать в них смысл.

Он закрыл глаза. Под веками угнездилась черно-коричневая тьма, совсем не похожая на лиловый сумрак ночи. У тьмы всегда было столько оттенков. Это было странно и даже несколько тревожно. Но…

– Ox!

Чья-то нога споткнулась о его левую голень, и он открыл глаза, как раз вовремя, чтобы заметить женщину, падающую назад.

Прямо на его одеяло.

Он улыбнулся. Все-таки небеса были к нему благосклонны.

– Добрый вечер, – промолвил он, приподнимаясь на локтях. Женщина ничего не ответила, что было неудивительно, ведь она пыталась сообразить, каким образом приземлилась прямо на попку. Он наблюдал, как она пыталась подняться на ноги. Это давалось ей с трудом. Почва под одеялом была неровной, а незнакомка, судя по прерывистому дыханию, никак не могла восстановить равновесие.

Он задумался, не назначено ли у нее тоже свидание. Возможно, где-то неподалеку по темной пустоши бродит какой-то нетерпеливый джентльмен, который только и ждет момента, чтобы на нее наброситься.

Себастьян склонил голову набок, рассматривая даму, которая отряхивала платье, и решил, что, по всей вероятности, ошибся: она не производила впечатления любительницы приключений, делающей что-то украдкой и опасающейся быть замеченной. Кроме того, на ней было надето что-то белое или бледно-розовое… словом, какого-то «девственного» оттенка. Разумеется, дебютанток тоже можно соблазнять – хотя Себастьяну никогда этого не приходилось делать. У него были некоторые твердые, устоявшиеся принципы, пусть в это почти никто не верил. Но по его наблюдениям, за девственницами следовало ухаживать в домашней обстановке. Не спеша и обстоятельно. Таких не заманишь на прогулку по диким зарослям пустоши. Даже самая глупая девица вовремя опомнится и сообразит, куда ее ведут.

Если только…

А вот это уже становилось интересным. Может быть, эта неуклюжая леди уже лишилась девственности? Может быть, она направлялась навстречу своему любовнику? Этот предприимчивый джентльмен, видимо, очень хорошо справился со своими обязанностями в первый раз, если девица стремилась на повторное свидание. Себастьян из достоверных источников знал, что редкая девушка испытывает удовольствие в первый раз. Это противоречит ее природе.

С другой стороны, его в высшей степени научные сведения могут быть ошибочными. Все женщины, с которыми он спал в последнее время, лишились девственности в постели со своими мужьями. Которые, по определению в постели стоили немногого. Иначе почему их жены стремились завоевать внимание Себастьяна?

В любом случае, как ни приятны были его размышления, все-таки выглядело крайне сомнительным, что именно эта молодая леди направлялась на свидание с любовником. Девственность была, пожалуй, единственным высокоценимым достоянием юной незамужней девицы, и обычно они старались его не растратить, а сохранить как сокровище.

Так что же она здесь делала? Одна? Он улыбнулся. Ему всегда нравились тайны и загадки. Почти так же, как хорошая мелодрама.

– Могу я вам чем-то помочь? – осведомился он, потому что на его предыдущее приветствие она не откликнулась.

– Нет, – ответила она, энергично тряхнув головой. – Простите. Я пойду дальше. Я не могу здесь оставаться. – Она внимательно посмотрела на него и нервно глотнула.

Неужели она его знает? У нее был такой вид, словно он ей знаком. А может быть, она поняла, что он собой представляет: какой-то распутный повеса, с которым не следует оставаться наедине.

Он никак не мог бы упрекать ее за такую оценку.

Однако он ее не знал. В этом он был уверен. Он редко забывал лица и наверняка не забыл бы ее. Она была прелестна в своей буйной растрепанности, словно была частью этой пустоши. У нее были темные и, кажется, кудрявые волосы. Выбившиеся из прически локоны спускались на шейку. И такой шаловливый ротик, склонный легко смеяться… даже теперь, когда она была со всей очевидностью растеряна и смущена.

И самое главное, она выглядела… теплой.

Он сам удивился такому определению. Просто не было случая прибегнуть к нему раньше, тем более по отношению к совершенно незнакомому человеку. Но она выглядела именно теплой, словно ее личность была теплой… и смех будет теплым… и ее дружба тоже.

А в постели… она и там, несомненно, окажется именно такой.

Не то чтобы он всерьез об этом задумался. Несмотря на всю свою теплоту, она излучала невинность.

И это означало, что для него она запретна. К девственнице он не должен проявлять интереса. Никакого. Он не мог быть даже в дружеских отношениях с ней, потому что кто-то немедленно это неверно истолкует или извратит, и тогда последуют упреки или – того хуже – несбыточные ожидания, и ему придется убираться подальше от Лондона, куда-нибудь в охотничью хижину в Шотландии.

Себастьян знал, что ему следует делать. Он всегда понимал, в чем состоит его долг. Трудность таилась в том – по крайней мере его трудность, – чтобы это осуществить.

Он мог подняться на ноги, как джентльмен, каковым и являлся, указать ей направление к дому и отправить восвояси.

Да, он мог это сделать, но какая бы в этом была радость?