Читать книгу Сводные. Шип и Роза - Джулия Поздно - Страница 3

Когда ты уверена, что заковала свои чувства в кандалы, стоит только вновь увидеть того, кто был небезразличен всегда, кровь превращается в лаву, сердце – в проснувшийся вулкан.

– Герман! – Фальшивая улыбка на лице скрывает мои истинные чувства.

И хотя желание его придушить никуда не испарилось, я отмечаю про себя, что все перемены спустя годы очень ему идут.

Шип стал невероятным и притягательным: шире в плечах, с модной прической – тугой хвост, стянутый на затылке. Его лицо покрывает не просто щетина, у моего братца голливудская форма бороды – бретта.

Английская подружка-барбер любит делиться курьезами и обычной рутиной в своей профессии. Наше с ней общение в социальных сетях переросло не просто в знакомство, а в дружбу. Поэтому мне хватает одного взгляда на знакомые мужские черты лица, чтоб уловить и принять все перемены в его внешности за эти три года.

Сегодня его тело облегает кремовое поло и синие джинсы, на руке дорогие часы на плотном ремешке от Брайтлинга, на ногах модные белоснежные брендовые кроссовки.

Со стороны мы смотримся парочкой.

Особенно когда я вот так обхватываю его крепкую и мощную шею руками, а он как будто цепями обвивает мою талию. Я смотрю на него прямым взглядом и считываю заинтересованность в его глазах. В них нет снисходительности или жалости, как в тот день, а только чистое неприкрытое мужское желание. Больше никаких прозвищ из детства вслух, все по-взрослому. Моя стратегия заключается в том, чтобы как можно ближе подпустить к себе Германа. Усыпить бдительность. Это хорошая возможность узнать все о его жизни: с кем делит постель, кто его деловые партнеры и друзья. А дальше братца ждет неприятный сюрприз.

– Прими мои соболезнования. – Опускаю взгляд и ловлю легкий бег его кадыка вверх-вниз.

Горюю ли я о безвременной кончине отчима? Нет! Это обстоятельство спутало немного мои планы, но не настолько, чтобы мне стоило о чем-то беспокоиться.

– Спасибо, – он сдержанно отвечает. – Это все твои вещи?

– Пансионат не предполагает большого гардероба. – Делаю скорбное выражение лица и специально давлю на жалость.

Герман вновь сглатывает, и его явно коробит мое упоминание о школе. Выскальзываю из его объятий и хватаюсь за ручку чемодана.

– Роза, оставь. Не женское это дело, особенно когда рядом мужчина.

Все-таки Роза, не Ли, как в былые времена, когда мы с попкорном падали в мягкие пуфы-груши, смотрели комедии на плазме и смеялись до колик в животе.

Мы выходим из аэропорта рука к руке. Идем на парковку. Герман уверенным шагом направляется к черному, поблескивающему в лучах солнца «Гелику».

– Большие мальчики любят крутые тачки? – Я вопросительно смотрю на братца, перекидываю прядь волос через плечо на спину и провожу рукой по черному металлу машины.

– Я люблю спортивные машины, а это так… так положено.

Он быстро подхватывает чемоданы, как будто это не две тяжеловесные коробки, а школьные рюкзаки, и аккуратно все ставит в багажник.

– Прошу. – Со всей возможной галантностью Герман открывает дверь с пассажирской стороны и приглашающим жестом указывает в кожаный салон машины.

– Я люблю вип-места. – Дефилирую мимо братца и забираюсь на переднее сиденье рядом с водительским креслом. Громко хлопаю автомобильной дверцей.

«Ох, надеюсь, я не сильно ранила его тонкую душевную организацию, так по-изуверски закрыв дверь. Ведь машина стоит больше ста тысяч долларов».

Герман стоически выдерживает мои маленькие шалости. Пристегивает ремень безопасности и запускает двигатель.

– А теперь домой. – Он улыбается в свои тридцать два зуба и ловко подмигивает одним глазом.

«Домой так домой», – мысленно напрягаюсь и тоже пристегиваюсь, затем тянусь рукой к кожаному ремешку и щелкаю застежкой сандалии.

Осталась ли там хоть малейшая частичка мамы, или они с корнем стерли любые воспоминания о ней? Отчим в первый год, когда они только поженились, очень умело создавал видимость, как мама ему дорога. Шло время, страсть поугасла, наверное, тогда я не задумывалась, насколько мама была счастлива. Иногда я слышала, как они ругались. Мама упрекала отчима в большой занятости и в том, что они все реже и реже видятся в стенах родного дома. Этот большой дом, отчим специально строил для всех нас. Никакого прошлого, только настоящее с прицелом на счастливое будущее. А потом ее не стало. И отчим виноват в этом целиком и полностью. Со своим бизнесом, партнерами, врагами. Я много раз прокручивала в голове, как он мог допустить, что ее не стало? Это его вина!

Внедорожник трогается с места, а я скидываю обувь с ног. Отодвигаю как можно дальше пассажирское кресло и закидываю обе ноги на приборную панель, слегка касаясь щиколоткой мультимедийного экрана.

«Да-да, братец! Не смотри на меня так. В дороге я не самый лучший попутчик».

– А можно включить музыку?

– Конечно.

Герман послушно щелкает пальцами по сенсорной панели, и в салон льется мелодичная музыка.

На самом деле мне эта композиция нравится. Я человек по своей натуре тихий и спокойный. Люблю релакс: пение птиц в лесу, шум морского прибоя, звук дождя. Все это помогает расслабиться и переключаться с проблем, создавая позитивное мышление.

А сейчас надо играть свою роль.

Я запомнила последовательность входа в меню и как начать поиск. Быстро нахожу нужные настройки и перещелкиваю радиостанции, пока не слышу душераздирающие крики под бомбящие звуки.

– Мне подходит. – Я отбиваю рукой по ноге ритм этого музыкального треша и покачиваю в такт головой. Герман пытается мне что-то сказать, но перекричать эту музыкальную какофонию у него не получается.

Я отворачиваюсь и смотрю в окно на люпиновые поля, мелькающие справа от меня.

Нет, разговора по душам не будет.

Мне не хочется обсуждать предстоящий поход к нотариусу, где нам должны будут озвучить завещание отчима. Шип специально дал мне возможность доучиться в школе. Сдать все экзамены и вернуться в родное гнездо, завершить все формальности, будучи свободной от обязательств перед пансионом. Подобная забота меня почему-то совсем не трогает. Если бы он сразу сообщил мне об отце еще месяц назад, я бы бросила все и приехала раньше. Слишком тягостное пребывание у меня сложилось в пансионе. Таким не хочется делиться ни с кем. Особенно с тем, кому было на меня плевать всегда.

***

На "Гелике" въезжаем в знакомый район элитного поселка «Резениденция Форлайн». Я чувствую, как сердце делает кульбит.

Больно спустя три года, еще больно.

По телу холодной волной разливается страх. Мне больше не хочется дразнить братца, я убираю ноги с автомобильной панели и просовываю ступни в сандалии.

На контрольно-пропускном пункте, массивный «Гелик» сразу же узнают. Шлагбаум поднимается незамедлительно.

– Волнуешься? – без тени сарказма уточняет Шип.

– Нет, с чего бы? – Я одариваю братца снисходительным взглядом.

Хочется вдогонку съязвить, где я видела этот дом и весь поселок в целом, но сдерживаюсь. Рано. Обязательно скажу и пошлю, но потом. А сейчас я выныриваю из салона машины. Дом все такой же, как и прежде. Белый заборчик опоясывает нашу итальянскую виллу. В каждом сантиметре постройки сквозит роскошью и положением. Почему итальянскую? Банально: – дом является неким символом любви. Отчима и мамы.

Белокаменная постройка с дорогим фасадом и внушительным ценником за квадратный метр.

Треклятое клише. Если человек при положении и статусе, ему не положен уютный семейный домик. Хорошо, хотя бы не царские палаты, и на том спасибо. Ступаю несмело по дорожке из брусчатки и замираю возле почтового ящика. Я его купила на собственные сбережения и приволокла на новоселье. Это, наверное, единственная вещь, которая не стоила, как три новеньких яхты. Мы с Германом вместе, пыхтя и ругаясь, установили его в тот день.

Провожу рукой по витиеватому вензелю на почтовом ящике и тяжело выдыхаю, а затем замечаю пристальный взгляд Шипа.

– Ты идешь или мне прислугу попросить тебе сюда кровать переставить?

– Не смешно. – Я высовываю язык и оттягиваю нижнее веко на правом глазу. – Моя комната свободна?

– Конечно. Всегда.

В доме нас встречает горничная. Новенькая. Может, оно и к лучшему, меньше воспоминаний. Но мне резко не хватает воздуха, тут абсолютно ничего не изменилось. Взглядом цепляюсь за гостиную, переходящую в столовую. Столовая, где проходят семейные встречи, утопает в солнечном свете по утрам, вечерами яркости добавляет люстра в классическом стиле, с многочисленными украшениями в виде природных элементов, которые придают люстре вид сказочного роскошного цветка, покрытого позолотой. По всему основанию развешены на тонких подвесках из мелких хрустальных деталей крупные хрустальные шары. В зоне камина, все так же стоит рояль. Прошло столько времени, а все совершенно так же, как было и при маме.

– Лидия, это Розалия. Моя сестра, – представляет Герман меня прислуге.

Я замечаю, как на лице женщины вверх ползет одна бровь. Она явно удивлена. Вот так работаешь себе, а тут неожиданно новые родственники нарисовываются. Да еще весьма взрослые.

– Розалия такая я же полноправная хозяйка, как и я, – братец делает недвусмысленный намек на мой статус в этом доме.

– Мне очень приятно познакомиться, – сдержанно приветствует меня женщина.

Я киваю, но ничего не отвечаю. По привычке прохожу в обуви и следую к лестнице.

– Роза, мне распорядиться, чтобы обед готовили на две персоны?

– Да, я немного проголодалась с дороги.

Не помню, как быстро преодолеваю ступени мраморной лестницы. Я осматриваюсь, как будто пытаюсь вспомнить: налево, прямо по коридору. Сразу упираюсь лбом в белоснежное деревянное полотно. Легко нажимаю на дверную ручку и вхожу. Спустя три года я вновь пересекаю порог своей спальни. Сколько раз я себе представляла эту ситуацию.

Свое возвращение в этот дом.

И как же мне было одиноко при одной лишь мысли о том, что в реальности меня ждет стандартная кровать в женской комнате на пять мест, общая столовая, воспитатель, учителя и директор школы-пансионата, а главное – жизнь строго по часам и никакой свободы. Красивая золотая клетка для ненужных чужих детей.

Я окидываю взглядом комнату и теперь понимаю, почему прислуга меня разглядывала с таким недоумением. Меня явно здесь ждали, судя по сохранившейся обстановке, ждали девочку-подростка, но никак не взрослую девушку. Коллекция моих плюшевых мишек восседала на широком подоконнике, розовый балдахин покачивался от легкого ветерка над кроватью, пушистый ковер покрывал паркетную доску, рабочий стол, больше похожий на школьную парту, и все тот же любимый розовый оттенок на обивке стула с анатомической спинкой.

Это не просто детская, а маленькая вакханалия мира плюшевых мишек и радужных стен. Самой не верится, что я когда-то могла быть в восторге от подобного. Не хватало для полноты картины только многоярусного торта с карамельной крошкой и воздушных шаров: «С возвращением, Розалия».

Стиснув зубы от раздражающей пестроты, я скрываюсь в ванной комнате. Контрастный душ смоет напряжение, а еда прибавит сил. Избавляюсь от одежды, снимаю золотые браслеты с запястий и кладу на бамбуковую столешницу. Кручу металлический барашек и ступаю под жесткие водяные струи.

– Розалия Альбертовна, – из комнаты раздается голос Лидии.

– Ко мне нельзя, – я перекрикиваю шум воды и невольно морщусь от чужого отчества. Как хорошо, что в Англии меня называли чаще по имени, чем по фамилии.

– Я только хотела сообщить: полотенца в шкафу слева, обед будет ровно через пятнадцать минут

– Спасибо.

Как только все формальности с наследством будут утрясены, займусь сменой отчества и фамилии. Вернусь к маминой девичьей – Ильина.