Читать книгу Низина - Джумпа Лахири - Страница 5

Субхаш с детства был осмотрительным. Матери не приходилось гоняться за ним. Он все время находился на глазах, когда она хлопотала у плиты или расшивала сари и блузы для заказчиц местного дамского портного. Или же мальчик помогал отцу сажать георгины, которые тот выращивал в горшках во дворе, яркие цветочные шары – лиловые, оранжевые, розовые, иногда с белыми кончиками на лепестках. Они, казалось, пламенели разноцветным живым костром на фоне унылой стены двора.

Субхаш всегда ждал, когда на улице стихнут игры и крики. Больше всего он любил оставаться один, или когда ему казалось, что он один. Любил по утрам лежать в постели и наблюдать, как солнечный свет мечется по стене, словно беспокойная птица.

Мальчик клал под стеклянный колпак абажура насекомых и наблюдал за ними. А в небольшом пруду неподалеку от дома, где мать иногда, вместо не пришедшей домработницы, мыла посуду, он ловил в мутной воде лягушек. «Он обитает в каком-то своем мире», – говорили о нем иногда родственники, когда им случалось собраться вместе.

А вот Удаян, наоборот, вечно где-то пропадал. Даже в доме, состоявшем всего из двух комнат, он умудрялся где-нибудь спрятаться – то под кроватью, то за дверью, то в крохотном чуланчике, где хранились зимние стеганые одеяла.

Это у него была такая игра – неожиданно спрятаться или исчезнуть. Иногда он сбегал в сад, взбирался на дерево и тихо сидел. Мать же отрывалась от своих дел и в страхе повсюду искала и звала его, но не получала от ребенка никакого отклика. А Субхаш наблюдал за матерью, пока та разыскивала Удаяна, и видел на лице ее страх, приходивший к ней вместе с мыслью, что она может не найти сына.

Когда братья подросли и им стали разрешать отлучаться со двора, то было строго-настрого наказано: не терять друг друга из виду. Они вместе бродили по извилистым улочкам квартала, отправлялись за пруды и через низину на большое поле, где собирались другие мальчишки со всей округи. Они ходили к мечети на углу – посидеть на ее прохладных мраморных ступенях, иногда послушать там трансляцию футбольного матча, доносившуюся из чьего-нибудь репродуктора; сторож мечети никогда не гонял их.

Наконец им разрешили покидать пределы квартала и пойти в город. Ходить так далеко, пока не устанут ноги, самостоятельно кататься на трамвае и автобусе. И все же угловая мечеть – это место духовного поклонения иноверцев – продолжала оставаться главным ориентиром в походах.

В какой-то момент Удаян предложил подойти к «Техностудии», где Сатьяджит Рай снял свой «Патер Панчали» и где проводили свои дни бенгальские кинозвезды. Знакомый парень, работавший на студии, иногда проводил их на съемочную площадку – в эту гущу переплетенных кабелей и проводов, залитую ослепительным светом софитов. После окрика, призывавшего к тишине, после звука хлопушки они наблюдали, как режиссер и вся киносъемочная команда снимали и переснимали одну и ту же сцену, добиваясь совершенства, подчас тратили целый рабочий день ради одного коротенького мига на пленке.

Им доводилось мельком увидеть красавиц актрис, когда те, прикрываясь солнечными очками, выходили из гримерок и садились в автомобили. Удаян иногда просил у актеров автограф. Он не знал стеснения и скованности – как некоторые животные, видящие мир в черно-белых цветах, не знают других. Но Субхаш всячески старался минимизировать свое видимое присутствие так же, как многие животные стремятся слиться с древесной корой или травой.

Братья были очень разные, и тем не менее их постоянно путали – когда кого-нибудь из них окликали по имени, приходилось отзываться обоим. И голоса были почти одинаковыми. Сидя за шахматной доской, они напоминали зеркальные отражения – одна нога согнута, другая вытянута наружу, кулачок подпирает подбородок, локоть уперт в колено.

Они и телосложением были схожи до того, что имели общую одежду. У обоих цвет лица имел легкий медный оттенок, доставшийся им от родителей. И пальцы их, и четкие рубленые черты, и волнистые волосы были почти идентичны.

Субхаш все гадал, не расценивают ли родители его спокойный характер как отсутствие смышлености и изобретательности или даже слабохарактерности. Родителям не приходилось из-за него переживать, но от этого он не стал у них любимчиком. Поскольку он не способен был ни удивить чем-либо, ни впечатлить родителей, его задачей было просто слушаться. А удивлял и впечатлял родителей Удаян.

Даже во дворике отчего дома навсегда увековечилась озорная натура Удаяна-сорванца. Цепочка его следов, отпечатавшихся, когда наконец принялись мостить грязный двор. В тот день сыновьям велели не выходить из дома до тех пор, пока не застынет раствор.

Все утро мальчишки наблюдали, как рабочий месил в тачке цементный раствор и потом ровненько размазывал и разглаживал его мастерком. «Двадцать четыре часа не ходить здесь!» – предупредил их рабочий перед уходом.

Субхаш послушно смотрел в окно и не выходил из дома. Но Удаян, стоило только матери отвернуться, сразу же пробежал по длиннющей доске, которую временно перекинули от порога до улицы.

Где-то на середине доски он потерял равновесие, и на не застывшем еще цементе осталась цепочка следов его босых стоп.

На следующий день снова пришел рабочий. К тому времени раствор уже застыл вместе с отпечатками Удаяновых ног. Единственное, что можно было сделать для устранения изъяна, – это положить новый слой раствора. Субхаш гадал, накажут ли брата на этот раз.

Но отец решил оставить все как есть. Не ради сбережения сил или средств, а потому, что не хотел замазывать следы младшего сына.

Так этот изъян превратился в достопримечательность дома. Достопримечательность, на которую сразу обращали внимание гости, которая стала их первым семейным анекдотом.

Субхаш мог пойти в школу на год раньше, но ради удобства (еще посчитались с Удаяном, не пожелавшим, чтобы брат ходил в школу без него) их отдали в один класс. В бенгальскую среднюю школу для мальчиков из простых семей, находившуюся за трамвайным депо и за христианским кладбищем.

В одинаковых тетрадках они записывали новые для себя знания об истории Индии, об основании Калькутты, чертили карты, знакомились с географией остального мира.

Они узнали, что Толлиганг был отстроен на мелиорированных землях. Что несколько сотен лет назад, когда течение Бенгальского залива было гораздо сильнее, здесь была болотистая местность с мангровыми зарослями. Что пруды, заливные луга и низина – остатки того явления.

На уроках, для лучшего усвоения знаний, они рисовали мангровые деревья – их густо переплетенные корни, расположенные над поверхностью воды, их специальные поры для потребления воздуха, их продолговатые, похожие на сигары черенки, называемые «пропагулами».

Они узнали, что пропагулы во время отлива пускают поросль вокруг «родителей» в зыбкой солоноватой трясине. А в период прилива они не приживаются и уплывают из родных мест и могут блуждать целый год, пока не найдут подходящих условий для укоренения.

Англичане начали осушать эти заболоченные джунгли и застраивать их жильем. В 1770 году за пределами южной окраины Калькутты они основали пригород, здесь селилось больше европейцев, нежели индийцев. В пригороде можно было встретить дикого зверя и даже такую редкую птицу, как зимородок.

Майор Уильям Толли провел углубление, расширение, выправление и очистку русла экскаваторами со специальными ковшами, от этого улучшилось течение Ади-Ганги, которая в этом месте стала называться Руслом Толли. Благодаря этим деяниям он наладил торговую речную связь между Калькуттой и Восточной Бенгалией.

Территория «Толли-клаб» изначально принадлежала Ричарду Джонсону, председателю правления Генерального банка Индии. В 1785 году он построил здесь виллу в античном стиле. Из всех субтропических краев мира в Толлиганг свозились заморские деревья.

В начале XIX века в поместье Джонсона Британская Восточно-Индийская компания заключила под надзор вдов и сыновей султана Типу, правителя Майсура, – после того как султан Типу был убит в ходе Четвертой англо-майсурской войны.

Арестованную семью привезли сюда из Шрирангапатны, с дальних юго-западных рубежей Индии. После освобождения им были пожалованы земельные наделы в Толлиганге. А по мере того как англичане стали сдвигаться к центру Калькутты, Толлиганг постепенно становился преимущественно мусульманским пригородом.

После Раздела, снова обратившего мусульман в меньшинство, названия многих улиц остались как наследие свергнутой династии Типу: Султан Аллам-Роуд, Принц Бахтияр-шах-Роуд, Принц Гулям-Мохаммад-шах-Роуд, Принц Рахимуддин-Лейн.

Гулям Мохаммад построил в Дхарматале большую мечеть в честь своего отца. Как раз в то время ему разрешено было поселиться на вилле Джонсона. Но к 1895 году, когда шотландец Уильям Крукшэнк в поисках потерявшейся на охоте собаки забрел вместе со своей лошадью в эту местность, в заросшем диким плющом огромном заброшенном доме обитали только маленькие зверьки циветты.

Стараниями Крукшэнка заброшенный особняк отреставрировали, а на месте усадьбы основали загородный клуб. Крукшэнк был провозглашен его первым президентом. Так что именно ради британцев в начале 1930-х годов трамвайные линии продлили далеко на юг. Это сделали для того, чтобы англичане легче добирались, минуя городскую сутолоку, до «Толли-клаб», где они могли вращаться в почти европейском обществе.

В старших классах братья изучали оптику и динамику, таблицу химических элементов, законы распространения света и звука. Они узнали об открытых Герцем электромагнитных волнах, об экспериментах Маркони в области беспроводных передач. Бенгалец Джагадиш Чандра Боуз на своей лекции в здании ратуши Калькутты продемонстрировал, как электромагнитные волны могут поджигать порох и на расстоянии заставляют звонить колокольчик.

Каждый вечер братья с карандашами и ластиками устраивались за домашней металлической партой и корпели над учебниками и тетрадками, при этом не забывали о продолжающейся партии на разложенной рядом шахматной доске. Они засиживались над уравнениями и формулами до глубокой ночи, чью тишь время от времени прорезывал вой шакалов с территории «Толли-клаб». А иной раз мальчики засиживались и до вороньих свар, оповещавших о начале нового дня.

Удаян не боялся спорить с учителями о гидравлике и о тектонике земных пластов. Он спорил запальчиво, отчаянно жестикулируя, чтобы проиллюстрировать свою точку зрения, чтобы привлечь внимание к своему мнению. Его оживленная жестикуляция как бы показывала, что ему хочется потрогать руками все эти молекулы и частицы. Иногда учителя даже выставляли его за дверь, говоря, что он мешает учиться своим одноклассникам. Действительно, он давным-давно уже обогнал всех ровесников в учебе.

Потом, для подготовки к вступительным экзаменам в колледж, братьям наняли платного репетитора, для чего мать стала брать на дом дополнительную швейную работу. Репетитор был абсолютно лишен чувства юмора, его немигающие глаза казались вечно вытаращенными за стеклами очков. Этот строгий дядька приходил к ним в дом каждый вечер, чтобы еще раз погонять ребят по корпускулярно-волновой теории света, по законам преломления и отражения. С ним братья вызубрили принцип Ферма, чья формулировка гласила: луч света, проходя между двумя точками, распространяется по тому пути, который занимает меньше всего времени.

Как только Удаян начал разбираться в электрических схемах, то заинтересовался домашней электропроводкой. Он обзавелся набором инструментов, научился устранять обрывы в проводах и чинить поломанные выключатели, соединять провода, зачищать их и паять. Он подтрунивал над матерью, которая так боялась, что ее стукнет током, и до выключателя дотрагивалась, только обвернув палец подолом сари.

Когда перегорали пробки, Удаян надевал резиновые калоши и бесстрашно лез в щиток их менять, а Субхаш стоял в сторонке и светил ему фонариком.

Однажды Удаян вернулся домой с мотком электропровода и взялся устанавливать на входной двери звонок. Он подключил его к трансформатору в щитке, а рядом с дверью прикрутил черненькую кнопку и подвел провода.

Когда все было готово, Удаян сказал брату, что теперь при помощи этого зуммера они смогут освоить морзянку.

Из взятой в библиотеке книжки по телеграфии Удаян выписал знаки азбуки Морзе – точки и тире, – соответствующие буквам алфавита. В двух экземплярах – для себя и брата.

Тире было в три раза длиннее точки. После каждой точки и после каждого тире необходима была пауза. Буквы полагалось разделять между собой тремя точками, а слова – семью. Братья решили обозначить себя заглавными буквами своих имен. Буква «С» равнялась трем быстрым точкам, буква «У» – двум точкам и тире.

Они по очереди выходили за дверь, посылали и принимали зашифрованные послания, недоступные для понимания их родителей. «Киношка», – предлагал один. «Нет, трамвайное депо, сигареты», – отзывался другой.

Ребята сочиняли сценарии, представляли себя какими-нибудь шпионами или диверсантами на грани провала, тайком выходящими на связь откуда-нибудь с горного перевала в Китае, или из дремучих дебрей русской тайги, или с тростниковых плантаций на Кубе.

Готовность?

Есть.

Координаты?

Не установлены.

Выжившие?

Двое.

Потери?…

С помощью этого зуммера они сообщали друг другу все: что хочется есть, что можно пойти поиграть в футбол, что мимо их дома только что прошла симпатичная девчонка. Это был их тайный способ переговариваться – как у двух игроков, поочередными пасами ведущих мяч к воротам. Приход репетитора у них обозначался знаком SOS – три точки, три тире и опять три точки.

Братья были приняты в два самых лучших колледжа города. Удаяну предстояло изучать физику в Президенси, а Субхашу – инженерную химию в Джадавпуре. Они были единственными из квартала и из своей ничем не примечательной средней школы, кто так преуспел в учебе.

Чтобы отпраздновать поступление сыновей в колледжи, отец пошел на базар и купил орехов кешью, розового сиропа и полкило отборных креветок для приготовления пуляо. Сам отец начал работать с девятнадцати лет, чтобы поддержать семью родителей. Неполученная степень в колледже была единственным предметом его сожаления. Он трудился на невысокой канцелярской должности в железнодорожной компании «Индиан Рэйлуэйз». Теперь, когда по округе разнеслась молва об успехах его сыновей, он говорил, что ему проходу нет на улице от поздравлений.

В этом нет никакой его заслуги, отвечал он всем этим людям. Просто его сыновья усердно трудились, и их старания были вознаграждены. Все, чего добились, они добились самостоятельно.

На вопрос родителей, что они хотят в подарок, Субхаш ответил: мраморные шахматы взамен стареньких деревянных, которыми они всегда играли. А вот Удаян предпочел обзавестись коротковолновым радиоприемником. Ему хотелось знать больше новостей о событиях в мире, нежели он мог услышать из допотопного родительского репродуктора или выудить из тонюсенькой местной газеты, которую почтальон забрасывал к ним через забор по утрам.

Радиоприемник ребята собрали сами, накупив разрозненных деталей в магазинах и на барахолках армейской амуниции. Для этого использовали инструкцию, к которой прилагалась потрепанная схема. Все это добро они разложили сначала на кровати – шасси, конденсаторы, резисторы, динамик. Потом довольно долго корпели над сборкой, подсоединяли провода. Готовый приемник получился как небольшой металлический чемоданчик с ручкой.

Прием шел лучше зимой, чем летом. И сеансы успешнее проходили ночью, когда солнечные фотоны не нарушали ионосферу и когда положительные и отрицательные частицы воздуха рекомбинировались быстро.

Братья по очереди сидели перед окном с приемником в руках, перебирали различные позиции, прилаживали антенну, крутили ручки настройки, медленно и тщательно выбирали частоты.

Они искали какие-нибудь иностранные радиостанции. Выпуски новостей московского радио, «Голоса Америки», радио Пекина, Би-би-си. Сквозь ревущий океан помех братья урывками ловили информацию из самых разных уголков планеты – сводки прогноза погоды по Центральной Европе, народные песни из Греции, речь Гамаля Абдель Насера, огромное множество сообщений на различных языках, которые они могли только угадывать: финский, турецкий, корейский, португальский…

Был 1964 год. Резолюция по Тонкинскому заливу санкционировала применение американских вооруженных сил против Северного Вьетнама. В Бразилии произошел военный переворот.

В Калькутте на киноэкраны вышла «Чарулата». Более ста человек погибло в религиозных столкновениях между мусульманами и индусами после того, как из мечети в Шринагаре была похищена реликвия. В коммунистическом движении Индии начался раскол из-за разногласий по вопросам пограничной войны с Китаем, начавшейся двумя годами ранее. Выделившаяся из общего состава группа, симпатизировавшая Китаю, назвала себя Коммунистической марксистской партией Индии – КМПИ.

Партия «Индийский национальный конгресс» по-прежнему имела влияние на централизованное правительство в Дели. После смерти Джавахарлала Неру, скончавшегося от сердечного приступа, его дочь Индира заняла пост в кабинете министров. Через два года ей предстояло стать премьер-министром.

Субхаш и Удаян теперь по утрам брились, по очереди держали друг другу во дворе ручное зеркальце и кастрюлю с теплой водой. Позавтракав рисом, далом и хрустящей картофельной соломкой, они выходили из дому и шли в сторону угловой мечети, родной квартал оставался у них за спиной. Еще какую-то часть пути они шагали вместе вдоль главной дороги, а после трамвайного депо садились на разные автобусы и ехали каждый в свой колледж.

Большую часть дня, разделенные расстоянием, они проводили с разными друзьями, общались с парнями, которые раньше посещали английские школы. Курсы обучения у них были во многом схожи, но преподаватели, лабораторные занятия и расписание экзаменов разные.

Колледж Удаяна находился гораздо дальше от дома, поэтому дорога занимала у него больше времени. Удаян стал дружить и гулять со студентами из северной Калькутты, поэтому шахматная доска братьев с неоконченной партией сиротливо стояла на письменном столе. Субхаш теперь частенько играл сам с собой. И все же каждый свой день он начинал и заканчивал рядом с Удаяном.

Однажды летним вечером 1966 года они слушали на коротких волнах трансляцию футбольного матча чемпионата мира на стадионе «Уэмбли». Англия играла против Германии. Это был легендарный финал с немыслимым призрачным голом, которому суждено было стать притчей во языцех на многие годы. На листке бумаги братья делали записи и чертили диаграммы, водили пальцем по кровати, воссоздавая движение, происходившее на поле.

Счет открыли немцы, на восемнадцатой минуте Джеф Хёрст сравнял его. Ближе к концу первого тайма, когда англичане вели со счетом 2:1, Удаян вдруг выключил приемник.

– Что ты делаешь?

– Хочу улучшить прием.

– Да и так нормально слышно. Мы же пропустим конец матча!

– До конца еще далеко.

Удаян полез под кровать, где они хранили всякое свое добро – тетрадки с записями, компасы, линейки, бритвенные лезвия для отточки карандашей, спортивные журналы. Там же хранилась и инструкция по сборке приемника. А еще всякие запасные винтики, гаечки, отвертка и плоскогубцы.

Отверткой Удаян начал разбирать приемник.

– Надо провода развести подальше или от катушки, или от переключателя, – объяснил он.

– Обязательно сейчас?

Удаян не ответил, продолжал ковыряться в приемнике. Он уже открыл корпус и теперь проворными пальцами откручивал винтики.

– Мы же несколько дней собирали его, – не унимался Субхаш.

– Ничего. Я знаю, что делаю.

Удаян обесточил шасси и пересоединил некоторые провода, потом снова собрал приемник.

Футбольный матч еще продолжался, треска в приемнике стало существенно меньше. Пока Удаян возился с приемником, немцы сравняли счет.

Потом Хёрст забил еще один мяч в ворота немцев. Мяч попал в штангу и отлетел за линию. Когда судья засчитал этот бросок как гол, немецкая команда запротестовала. Возмущение на поле улеглось после того, как судья проконсультировался с советским судьей на линии. В результате гол засчитали.

– Англичане выиграли, – сказал Удаян.

До конца игры оставалось еще несколько минут, немцы отчаянно пытались догнать в счете. Но Удаян оказался прав – до конца матча Хёрст даже умудрился забить четвертый мяч в ворота немцев. И тогда английские болельщики, не дожидаясь финального свистка, ликующей толпой повалили на поле.