Читать книгу Принцесса крови - Дмитрий Агалаков - Страница 3

1

Четвертого марта 1429 года в час пополудни к крепости Шинон, разросшейся тремя мощными замками на скалистом отроге, над притоком Луары – Вьенной, подъехал хорошо вооруженный отряд из шести всадников. От мокрого снега с дождем их спасали длинные плащи и капюшоны. Бледно сверкали наручи и поножи воинов, кирасы и шлемы.

Все три замка – форт св. Георгия, Срединный замок и замок Кудрэ, – построенные в разное время, объединяли зубчатые стены, оттого крепость казалась гигантской, которую и взглядом охватить было трудно. Когда-то именно здесь умер Ричард Львиное Сердце, а позже томились плененные тамплиеры, ожидая страшной расправы. Уже издалека Шинон приковывал взоры путников, а подъехавшим ближе, высокими мрачными башнями, под низким, еще зимним небом, он внушал самое глубокое почтение.

Не всякое войско решится осадить такую крепость, а взять и подавно!

Потому дофин Карл, однажды бежав из Парижа от ненавистных бургиньонов, вот уже несколько лет как обосновался со своим двором в этой неприступной цитадели. И хотя новой столицей его государства был город Бурж, отчего и прозвали дофина «Буржским королем», именно из Шинона руководил он своей частью Франции, пока еще свободной от англичан.

Всадники подъехали к сторожевой башне, которую соединял с крепостью, над глубоким рвом, подъемный мост; один из рыцарей направил коня к самым ее воротам, три раза ударил в них боевым молотом. Другой всадник, что был помоложе, оторвался от отряда и крикнул:

– Эй, стража! – его быстрый и нетерпеливый конь гарцевал перед воротами башни. – Именем короля!

Между зубцами башни показалась верхушка алебарды и голова в шлеме.

– Кто вы? – с высоты хмуро спросил стражник.

– Там есть капитан де Брессар? – спросил тот из всадников, что был помоложе.

– Капитан де Брессар сдал свою вахту, – сказал стражник. – Заступил капитан де Ковальон.

– Я королевский гонец Колле де Вьенн! Мы прибыли из крепости Вокулёр. Позови своего начальника!

– И поживее, солдат! – грозно проговорил рыцарь, вооруженный молотом, отъезжая от ворот. Теперь он тоже смотрел вверх. – Если тебе дороги твои уши!

Последняя фраза заставила стражника поспешить за своим командиром. Если гости так самоуверенны, значит, на то есть причины. Тем более, кто прикрывается «именем короля». Солги такой смельчак, его ждет суровое наказание. Через несколько минут в проеме бойниц уже было три головы.

– Кто вы и откуда? – спросил на этот раз другой голос.

– Ковальон! – задрав голову, крикнул всадник помоложе, на быстром коне. – Это я, Колле де Вьенн! Со мной офицеры Робера Бодрикура, капитана Вокулёра: рыцарь Жан де Новелонпон и рыцарь Бертран де Пуланжи. С нами Дама Жанна. Открывай же ворота! Мы почти две недели не слазили с лошадей! Его величество ждет нас.

На башне произошло движение. И вот уже спустя минут пять открывались ворота сторожевой башни. Путников встречала присмиревшая стража.

– Де Вьенн! – радостно воскликнул капитан. – Вот так встреча… – Но глаза его уже искали другого всадника. – Дама Жанна, она и впрямь с вами?

– Да, капитан, она здесь, – звонким голосом ответил один из всадников с опущенным на лицо капюшоном. – И она будет вам благодарна, если вы как можно скорее пропустите нас.

Всадник, которого назвали «Дамой Жанной», стащила с головы капюшон. Капитан жадно всматривался в облик наездницы, не меньший интерес был и на лицах стражников. Дерзкое девичье лицо открылось им, в крайней степени утомленное, бледное, короткая стрижка темных волос.

– Мы смертельно устали, Ковальон, – сказал Колле де Вьенн. – Это был самый тяжелый путь в моей жизни. Честное слово! И самый опасный. Мы и впрямь будем благодарны тебе, если монсеньер де Гокур как можно скорее узнает о нашем приезде.

– Сейчас опустят мост и я сам провожу вас, – сказал де Ковальон. – Дама Жанна позволит держать ее стремя?

– Будьте так любезны, капитан, – вежливо ответила та.

Вскоре мост был опущен, ворота открыты. Восемь всадников въехали в мирно гудевшую Шинонскую крепость.

2

Редко в какие дни парадная зала Шинона в замке св. Георгия освещалась так ярко и тепло. Не меньше сотни факелов пылало на ее стенах. Весь двор «Буржского короля» собрался здесь в этот вечер.

За окнами замка давно стемнело. Верно, эти освещенные окна притягивали взоры путников, у которых не было в этот час тепла и крова.

В этот день рыцари с радостью забыли про свои доспехи, они им были не нужны. Многочисленные дворяне из свиты короля предпочли обременительной и столь надоевшей во время нескончаемых военных действий броне яркие приталенные кафтаны из парчи с меховой оторочкой, с дутыми плечами и пышными рукавами, узкими на запястьях, и штаны ми-парти[3], цвета которых могли указать на родовые гербы или гербы их сюзеренов. Правда, некоторые из мужчин не забыли о мечах, вложенных в роскошные ножны, но большинство обходилось длинными дорогими кинжалами у пояса. Колыхались яркие шелковые платья дам, доходящие до самого пола, обтекали талию и тесно сковывали их плечи одетые поверх платья и подбитые мехом сюрко; широкие рукава их одежд были похожи на крылья больших птиц, а головы дам украшали тяжелые и пышные прически из хитро сплетенных кос над ушами; унизанные золотыми и серебряными нитями, они походили то на бараньи рога, то на гигантские сердца. Высокие складчатые воротники кавалеров и дам что есть сил вытягивали шеи и подпирали, точно лепестками распустившихся роз, подбородки. Сапоги тех и других, сшитые из мягкой кожи, вытаптывали ковры, устилавшие просторную залу. Обувь стреляла вперед длинными носами или давала последним безжалостно закругляться вверх – и то, и другое было в моде и считалось привилегией знати.

Слуги подавали вино в серебряных кубках, извлеченных из дорогих резных буфетов. В зале стоял легкий возбужденный гул, предвестник большого торжества.

– День рождения его величества, что мы праздновали накануне, и то отмечалось с меньшим шиком, – заметил Жорж Ла Тремуй, фаворит короля и его советник, подходя к Раулю де Гокуру, первому камергеру Короны и губернатору Шинона. – Вы не находите?

– Считайте, что это всего лишь продолжение праздника, – откликнулся тот. – Король на то и король, чтобы позволять себе такие малости.

– Интересно, она и впрямь заслуживает такого внимания? – точно сам с собой рассуждал Ла Тремуй. – Одно дело, подкупить своим красноречием приходского священника и коменданта провинциальной крепости, и другое – справиться с целым двором. Что вы об этом думаете, де Гокур?

– Ответ на ваш вопрос мы узнаем с минуты на минуту.

Ла Тремуй вздохнул:

– О да. С минуты на минуту. Только, боюсь, если Дама Жанна окажется не орлицей, а жаворонком, орлеанцы не простят нам ошибки. Ведь они ждут Афину-Палладу, не меньше. И ждут как манны небесной!

Помолчав, Рауль де Гокур сказал:

– Если чего орлеанцы и не простят нам, так это глухоты и слепоты, монсеньер. Жаворонком или орлицей, но они должны увидеть Жанну Девственницу. И они ее увидят.

Оба вельможи не испытывали симпатий друг к другу. Тем не менее они разулыбались и, не сговариваясь, стали следить за королем. Карл Валуа сейчас что-то шептал на ухо своей очаровательной жене, Марии Анжуйской, – улыбчивой, молодой, беззаботной. Шептал и время от времени смотрел на двери. Его волнение не могло укрыться от взглядов опытных придворных – Рауля де Гокура и Жоржа Ла Тремуя.

– Я беспокоюсь за его величество, – обронил Ла Тремуй. – Королева Иоланда, да хранит ее святой Михаил, так тесно окружила его заботами, связанными с приездом Дамы Жанны, что король вот уже которую неделю бледен. На наше горе он просто изводит себя этими новостями. Глядя на государя, я и сам стал хуже спать.

– Не знаю, вернет ли приезд Девы Жанны ваш сон, монсеньер, – вежливо заметил де Гокур. – Но, держу пари, что он вернет румянец на щеки его величества.

Не сводя глаз с короля, Ла Тремуй поднял брови:

– Вы так думаете? Дай-то Бог, дай-то Бог…

Рауль де Гокур, первый камергер Короны и губернатор Шинона, опасался Ла Тремуя, потому что знал: тот способен на любую подлость. Не так давно Ла Тремуй добился от короля опалы коннетабля Артюра де Ришмона, своего недавнего покровителя, приблизившего его ко двору. В свою очередь, первый министр и первый хитрец «Буржского королевства» не доверял де Гокуру и побаивался его, так как тот был храбрым рыцарем и ему благоволила теща короля. Иоланда Арагонская, дама, выкованная из стали, являлась последним оплотом, мешавшим Ла Тремую окончательно подчинить себе молодого и нерешительного монарха. Несмотря на то что вельможи терпеть не могли друг друга, как наиболее влиятельным при дворе людям, им приходилось ладить. А иногда даже заигрывать с противником.

Они заметили одновременно, что король, оставив молодую жену, идет к ним через залу.

– Государь, – кланяясь, почти хором пропели Ла Тремуй и де Гокур, стоило королю подойти к ним.

– Сердце мое радуется, когда я вижу вас за мирной беседой, – сказал король. – Надеюсь, вы решаете важные государственные вопросы?

– О да, ваше величество, – ответил де Гокур. – Мы с монсеньером Ла Тремуем подумывали над тем, не увеличить ли нам гарнизон Шинона на треть?

Король поднял брови и перевел взгляд на Тремуя.

– Хотя бы на четверть, ваше величество, – сказал тот.

– Думаю, четверти хватит, – рассеянно улыбнулся король.

И тотчас обернулся на двери в глубине залы. Среди двора пробежало волнение, все смотрели именно туда. Сердце Карла Валуа сжалось – Жанна?! Нет… В двери вошла королева Иоланда, его теща, в сопровождении двух фрейлин.

– Хитрецы, – мельком взглянув на де Гокура и Ла Тремуя, также рассеянно пробормотал Карл. – Какие же вы хитрецы…

…Вчерашняя ночь так славно начиналась! Они отужинали с Марией наконец-то одни, прогнав всех. Потом были вместе на брачном ложе. Он знал ее еще девчонкой – маленькой кареглазой южанкой, в фехтовальных залах дворца ее матери грациозно выставлявшей руку с деревянным мечом вперед и требовавшей поединка. Он почти всегда поддавался ей. Наверное, потому что она была моложе его на три года и, как девочка, слабее. Мария из рода Анжу, маленькая дама, принцесса. А может быть, и потому, что поединки в отличие от других сверстников мало увлекали его.

Марии было семнадцать, когда они обвенчались. Она взрослела в его объятиях, становилась женщиной. Он в ее объятиях мужал. Теперь, в свои двадцать пять лет, Мария расцвела полным цветом. Она была чувственна и нежна; обольстительна, когда добивалась своего. И теперь, промозглой мартовской ночью, у гигантского камина, он лежал в ее объятиях, на широкой постели, в меховых и шерстяных покрывалах, и Мария отвечала на его ласки.

Карл Валуа знал, что был некрасив, но женщины обязаны всем сердцем любить короля, каким бы он ни был, и всем своим естеством желать с ним близости! Он знал, что двор считает его заносчивым и капризным, но он король, а двор – всего лишь часть его государства! Буржский король знал, что иные про себя называют его «слабаком», а некоторые – «трусом», но не сносить головы тем, кто однажды осмелится произнести это вслух…

В дверь поскреблись. Это был его спальничий, виконт де Сёр. Через дверь он осторожно сообщил, что пришло письмо от Дамы Жанны – она в аббатстве Сент-Катрин-де-Фьербуа и к полудню будет в Шиноне. Карл Валуа спрыгнул с постели и, набросив халат, открыл дверь. Он с самого начала боялся этой затеи – вызывать Жанну в Шинон. И если бы не Иоланда Арагонская, его теща, то не пошел бы на эту авантюру. Но дело было сделано. Он распечатал письмо и немедленно прочел его. Жанна просила его крепиться и верить в нее. Верить! Карл Валуа оделся, схватил факел и, оставив Марию, устремился по коридорам. «Прочь! – кричал он слугам, старавшимся не упустить его из виду, услужить ему. – Прочь!» Волной нахлынувшего чувства его вынесло в парадный зал, где все еще тлели угли в гигантском камине. Там его, закутавшегося в шубу, в кресле, и застала Иоланда Арагонская. Она тоже просила оповестить ее сразу, как только появится весточка от Жанны.

Царственная теща встала за его спиной, положила руки ему на плечи. Она знала подходы к зятю, который втайне всего боялся и всех подозревал, но старался всеми силами скрыть это.

– Я знаю, мой мальчик, ты опасаешься ее, ведь все вокруг толкуют, что она – ясновидящая, – проговорила за его спиной Иоланда. – Ты терзаешься мыслью, кого она увидит в тебе – наследника престола или другого человека. Того, кого боишься ты сам. Но задайся вопросом, Карл: зачем она так стремится в Шинон? Почему везде и всюду твердит о том, что ты – истинный король Франции и должен быть коронован в городе, где был коронован великий Хлодвиг? Не потому ли, что кроме тебя никто этого не достоин? Если Господь Бог и впрямь вкладывает в ее уста свою волю, ты должен только радоваться этому. Значит, ты – настоящий избранник.

Королева обошла кресло, встала у огня, сцепив руки. Тесный складчатый воротник, широкий у подбородка, делал посадку ее головы такой прямой и монументальной, точно она была статуей. Но лицо Иоланды, почти всегда – властное и невозмутимое, сейчас было мягким. Пальцы королевы тесно увивали перстни, она протянула руки к огню, и камни вспыхнули цветными огнями. Карл не сводил с нее глаз. Не так давно Иоланде исполнилось сорок восемь лет. Говорили, в молодости она была ослепительной красавицей: герцог Анжуйский, едва увидев ее, полу-испанку, полуфранцуженку, сразу влюбился.

Иоланда Арагонская обернулась к зятю.

– А если все откровения Жанны – выдумка, то и бояться тебе ее не стоит. Мало ли что может наговорить вздорная девчонка, пусть и благородных кровей!

– Как вы умеете на все дать единственно верный ответ, матушка, – усмехнулся Карл Валуа.

После того как родная мать, Изабелла Баварская, еще ребенком отдала его ко двору Иоланды Арагонской, он называл свою будущую тещу «матушкой». А когда Изабелла отказалась от него, поставив под сомнение его происхождение, когда от него отрекся полоумный король, которого он ненавидел еще больше, чем англичан, отрекся публично, перед всей Европой назвав его «ублюдком», теща и впрямь стала для него матерью. Возможно, даже другом. Он и рад был бы многое скрыть от нее, да не умел.

– Я первой встречусь с ней, – сказала Иоланда. – Хочу услышать ее голос, увидеть, как светятся ее глаза. Мне хватит ума, чтобы понять, кто направляет ее. Кто вложил в сердце девочки желание совершить великий подвиг. Воистину, равный желанию Давида сразиться с Голиафом – сразиться и победить. Гнев Божий, направленный против англичан и продажных бургундцев, или простая человеческая гордыня… Но сердце мне подсказывает, что я не ошиблась в своем выборе. И она – именно та, кто нам нужен.

3

В сопровождении охраны, рыцарей Жана де Новелонпона и Бертрана де Пуланжи, оруженосца де Дьёлуара, незнакомых дворян, составивших ее эскорт, Жанна поднималась по ступеням замка, шла через коридоры. Везде горели факела. Справа от нее шагал красивый статный вельможа, главный церемониймейстер королевского двора – принц крови, кузен короля, Луи Второй Бурбон, граф Вандомский.

– Не волнуйтесь, Жанна, – проговорил вельможа. – Все пройдет благополучно. Вас ждут с нетерпением – это главное.

Шум голосов приближался. Вначале был отдаленный гул; затем обрывки голосов и смеха коснулись ее слуха. Сзади бухали шаги сопровождавших ее рыцарей. Светлое пятно открытых настежь дверей уже плясало перед ее глазами. Тридцать шагов, двадцать, десять… После полутемного коридора яркий свет от языков пламени множества факелов и сотни лиц мужчин и женщин разом обрушились на нее. Голова закружилась. Она точно попала в водоворот. Все, разом умолкнув, смотрели только на нее.

– Прошу вас, мессир, покажите мне его, – прошептала Жанна, чувствуя, что может потерять сознание от волнения. – У меня темно в глазах…

Твердая рука ухватила ее правую ладонь и эта сила успокоила ее.

– Входите, Жанна, – громко произнес Луи де Бурбон. – Прошу вас.

Она еще не могла двинуться с места, а придворные уже расступались…

…У Карла перехватило дыхание. Странно, но именно такой он себе и представлял ее – эту юную деву. Тонкую, с гордым бледным лицом, короткой стрижкой. Словно он уже видел ее раньше. В этом мужском платье, так удачно сшитом по ее фигуре, с кожаным поясом на узкой талии и кинжалом у правого бедра. Ее глаза были счастливыми и несчастными одновременно – она искала кого-то; казалось, оттого, найдет она или нет столь необходимого ей человека, зависит вся ее жизнь.

– Она мила, – сказал де Гокур.

– Похожа на юношу, – холодно заметил Ла Тремуй.

Но Карл не слышал их. Он не мог отвести от своей гостьи глаз; сердце его готово было остановиться…

– Его величество в глубине залы, недалеко от камина, – чуть наклонившись к ее уху, очень тихо проговорил спутнице де Бурбон, – он в красном, расшитом золотом кафтане.

– Только прошу вас, не обманывайте меня, мессир…

– С ним два вельможи – по правую и по левую руку.

Глаза ее все еще не могли привыкнуть к свету. Все плыло, двигалось, ускользало куда-то…

– Не обманывайте, мессир…

Придворные уже тесно сгрудились вдоль стен, открывая ей проход. Они шептались. Их головы, как бутоны цветов на ветру, то и дело касались друг друга.

«Если будет нужда, Жанна, вы готовы во всем довериться нам, вашим друзьям? – сегодня утром спросила у нее эта властная дама, назвавшаяся королевой Иоландой. – Дабы мы могли убедиться, что все, сказанное вами, правда?» «Да, – ответила она бесстрашно. – Все, что вам будет угодно. Потому что я надеюсь, вы не допустите по отношению ко мне ничего оскорбительного». «Видите ли, – продолжала королева, – недруги приходят к нам в этой жизни с не меньшей охотой, чем друзья. Я не сомневаюсь: при дворе моего зятя вы найдете и тех, и других. Но если вы оступитесь даже в немногом или обманете нас даже в мелочи, враги наши станут сильнее. Вы обязаны знать, Жанна: каждое ваше слово и каждый поступок должны быть бесценны для нашего общего дела. С этой истиной в сердце вы и встретите своего короля. Уже очень скоро. Он ждет и верит в вас».

Наконец Жанна увидела того, кого искала. Она узнала его не по красному кафтану, расшитому золотом, а по глазам. В них было сейчас столько печали и почти детского испуга, что ей стало больно за этого человека. Точно от нее зависело, найдет он благодать или нет. И только она осознала это – умом, сердцем, лицо ее расцвело.

– Идемте, Жанна, – услышала она уверенный голос Луи де Бурбона. – Ничего не бойтесь.

Но она уже сама шагнула вперед – силы вернулись к ней, затмение прошло. Заботливый церемониймейстер едва успел перехватить ее руку, чтобы сдержать этот порыв…

…Их взгляды пересеклись, и Карл понял, что наконец-то узнан – по неожиданной вспышке, озарившей лицо девушки. Его жизнь менялась – он ясно ощущал это. Карл Валуа смотрел на идущую к нему девушку и уже знал, что она – часть его судьбы. Возможно, куда большая, чем его жена, многие друзья и вся его королевская рать. Он и рад был бы избавиться от этого ощущения, да не мог.

На глазах у затаившего дыхание двора Луи де Бурбон подвел ее к королю:

– Ваше величество, позвольте мне представить вам Даму Жанну.

Его гостья сделала грациозный реверанс, но не смогла сдержать своих чувств. Припав на правое колено, она порывисто взяла его руку, горячо поцеловала, прижала к щеке.

– Здравствуйте, милый дофин! – ее голос срывался. – Да пошлет Вам Бог счастливую и долгую жизнь!

– Господи, Жанна, встаньте, – едва сумел проговорить король.

Но она только подняла голову и сказала:

– Благородный дофин! Я пришла к вам по велению Царя Небесного, Иисуса Христа, чтобы снять осаду с Орлеана и короновать вас в Реймсе!..

Когда она договорила последние слова, в зале не было слышно ни шороха. Только треск дров в растопленном камине мог позволить себе нарушить тишину. Поэтому слова ее, произнесенные со страстью, еще долго звенели в парадной зале.

– Встаньте же, душенька, встаньте, – пораженный этой тишиной и слезами в глазах девушки, вновь пролепетал он. – Я прошу вас.

Карл сам помог ей подняться с колена и, взяв под локоть, забыв о сотнях придворных, не сводивших сейчас с них глаз, повел ее к пустующему проему окна, за которым была ночь.

Никто не посмел двинуться за ними, даже обмолвиться мимолетной фразой за их спиной…

Они встали в самом отдаленном проеме окна. Карл заглянул в глаза девушки. Они были карими, сейчас – черными.

– Иногда мне казалось, что вас придумали, Жанна. Но вы есть, и теперь вы в Шиноне…

– Я так ждала этой встречи, благородный дофин, – тихо проговорила она. Губы ее дрожали.

– Почему вы называете меня дофином, а не королем, как все?

– Вы станете королем Франции только после того, как вас коронуют в Реймсе, – неожиданно твердо сказала она. – Это случится, и очень скоро. Так сказал мне Господь…

«В своем ли она уме?» – думал разволновавшийся Карл Валуа.

«Какой же он несчастный, – с трепетом размышляла девушка. Не таким представляла себе Жанна своего короля. – Он похож на ребенка. – Глубокое чувство пытало ее сердце. – Теперь понятно, почему он так осторожен. Я помогу ему…»

– Вы говорите с Господом? – осторожно спросил Карл.

– Да, благородный дофин. Голос, который я слышу, это голос Господа…

– Но… откуда вам это известно?

Жанна улыбнулась ему:

– Это знает мое сердце.

– Вы говорите без затей, Жанна, – это хорошо. Чего я не люблю, так это лукавства…

Он попросил рассказать, когда она впервые услышала голос, и как это произошло? Ей было тринадцать лет или около того, ответила Жанна, голос пришел к ней из света. Впервые это было так, точно над ней разверзлось небо. И тогда она поняла свое предопределение. Все перевернулось у нее внутри. Она осознала, какой должна быть ее жизнь. И какой же? – спросил король. Прекрасной и чистой, как цветение лилии, ответила девушка. Благородной, как та кровь, что течет в ее жилах. И полезной, как полезно служение воинства света, которое борется с тьмой. Она поняла, что должна прожить ее на благо Франции, законной дочерью которой является. Жанна добавила, что в те тринадцать лет она поняла это еще не совсем ясно, потому что была ребенком. Знание приходило с каждым новым днем, месяцем, годом, пока она взрослела. Но главное свершилось: она узнала, в Чьих руках ее жизнь сейчас и где будет до последнего часа!

– Это голос сказал вам, Жанна, что вы должны освободить Орлеан?

– Да, благородный дофин. Голос сказал мне, чтобы я шла к вам. Чтобы я нашла моего дофина. И еще то, что я должна короновать вас в Реймсе.

– Вы очень самоуверенны, – заметил он.

– По воле Господа нашего мне суждено возвести вас на престол. Разве было бы лучше, если бы я сомневалась в своих решениях?

Карл всматривался в ее лицо. «Твое государство в преддверии больших перемен», – после разговора с Жанной сказала ему теща. – Верь мне». Как хорошо, думал сейчас он, если бы так оно и было!

– И вам известны те тайны, которые недоступны другим? – Он не сводил с нее взгляда. – Ответьте мне…

– Какую бы хотели узнать вы, благородный дофин?

Король оглянулся. Три сотни людей, стоящих в отдалении, смотрели на них – по знакомым лицам сейчас плыли отсветы факельного пламени. Все эти люди ждали.

– Меня интересует тайна крови, – проговорил Карл. – Тайна моей крови, Жанна.

– Я знаю это, – неожиданно просто ответила она.

– Знаете? – Он опустил глаза. – Много лет это была настоящая рана. Незаживающая рана. Мать и отец отреклись от меня, назвав незаконнорожденным. Понимаете, Жанна? И таковой эта рана остается до сих пор…

– Понимаю, благородный дофин.

Ему нужно было высказаться. Он ясно осознавал, что эта девушка скорее умрет, чем расскажет кому-то об их разговоре – он был уверен в этом и потому не боялся открыться ей.

– Что же вы мне скажете, Жанна? Если вы говорите с Господом…

Она взяла его за руку, и он почувствовал, как холодны были ее пальцы.

– В ваших жилах течет самая благородная кровь, о которой только может мечтать смертный. Иначе бы я не назвала вас «благородным дофином». Но это не кровь короля Франции…

Карл чувствовал, как бешено бьется сердце в его груди. А если это коварная выдумка его тещи – женщины, сколь добродетельной, столь и хитроумной? Он вновь, одним порывом, оглянулся – и сразу встретился взглядом с Иоландой Арагонской. Она стояла в окружении своих фрейлин и не сводила с него глаз. С него и Жанны. Если все это ложь во его спасение?

– Чья же тогда? Говорите честно, Жанна, без лукавства…

Голос выдал его – он умолял сказать ему правду. Только правду! Краска тотчас бросилась в лицо девушке:

– Я никогда не вру, мой дофин, и живу согласно с тем, что слышу в своих откровениях. Какая кровь течет во мне, я знаю, и горжусь этим… Так вот, мы с вами, как два цветка на одной ветке яблони.

Карл Валуа упрямо смотрел на Жанну. Нет, она не могла лгать! Это было видно по ее глазам. Рыцари этой странной девушки, с которыми он держал беседу сегодня днем, оказались правы – ее глаза точно горели изнутри.

– Какое же имя этой яблоневой ветки?

– Оно хорошо вам известно – это герцог Людовик Орлеанский, родной и единственный брат короля Карла Шестого.

Карл Валуа хотел было что-то сказать, но не мог. Все пересохло во рту. Он догадывался, какое она назовет ему имя. Хотел верить в это…

– Об этом сказал мне Господь – и об этом я пришла известить вас, благородный дофин, чтобы укрепить и сделать сильным для борьбы.

Помолчав, он улыбнулся:

– Спасибо, Жанна.

Король отвернулся к окну. Бывает так – боишься ты чего-то больше смерти, например – встречи, и паника охватывает тебя при одной только мысли о ней. А потом, когда все позади, комок подступает к горлу и слезы счастья душат тебя. Ему нужно было несколько минут: забыв о взволнованных придворных, глядя в ночь, побыть одному. Справиться с чувством. Потом они вернутся к остальным. Вместе с Жанной… А за окном был март. Холодный март. Черные башни замка Кудрэ, открытые отсюда, как на ладони, прорезали синее вечернее небо. Стелились до горизонта леса. И широкой змеей, в лунном потоке, серебрился приток Луары, задумчивая и медлительная Вьенна.