Читать книгу Ангел в петле - Дмитрий Агалаков - Страница 12

Нет, он не пойдет в журналистику, зачем она ему? Кому и что дала журналистика в провинциальном городе? Средства на квартплату и на пропой.

Тем более, были другие перспективы…

В конце августа зайдет к нему школьный приятель – Петька Тимошин. Предложит подзаработать. Не кирпичи таскать, не статейки пописывать и не преподавать. «Фарца, – объяснит Петька. – Прокатился туда-сюда, первый раз на плацкарте, второй – в купейном, третий – в СВ. У меня вакантное место появилось. Не думай, формат надежный. Для собственного кармана. Пару вечеров в ресторане, хорошие девочки, – и за уши не оттянешь! Разочек-другой вместе скатаем, а потом сам. Мне процент. Я себе на этом деле кооперативную квартирку смастерил».

«Начальный капитал нужен, еще как нужен!» – размышлял Савинов. – Через пару-тройку лет деньги станут залогом успеха его предприятия. Свобода-то не за горами. Вся Россия – одно Гуляй-поле. Тогда, в первой жизни, его покоробило от такого предложения. Обиделся даже. Ненавидел он торгашей! Да и страшновато было, если честно. Барахлишко, левые деньги. А где и доллары – страх-то какой! Все это казалось чем-то полукриминальным, недостойным. Пугало. Жить все время точно в тени. В другом мире, не иначе. Вот наивные были люди! Даже те, что уже не в первый раз мотались по городам за своим интересом. Тряслись над десятком джинсов и нейлоновыми колготками. Не за горами время, когда политики государство свое будут распродавать, как дачные участки.

– А ведь думал – не согласишься, – довольный, уже на пороге усмехнулся Петька Тимошин. – Наудачу зашел!

Матери объяснил: работа по коммерческой части, с командировками. Все лучше, чем балбесам преподавать. Им история век не сдалась.

– Кому не сдалась, а кому сдалась, – вздохнув, ответила мать. – Молодежь-то разная, Дима.

– Лет через двадцать треть этой молодежи с бутылкой засыпать будет, – неожиданно прорвало его. – Еще одна треть – с иглы не слазить. А третьей части, последней, кто бабки будет заколачивать, история и подавно не пригодится. Они будут свою историю сочинять, – он усмехнулся, – и еще какую историю!

– С какой такой «иглы»? Что за «бабки»? – Мать сокрушенно покачала головой. – Это все тот случай тебя испортил. Несчастье то, когда ты оземь шлепнулся. С Мариной расстался. Точно все в тебе перевернулось…

Но он только усмехнулся: думайте, как хотите! Не вылепить им больше из него неудачника. В этот раз все должно сложиться так, как он задумал! За его спиной стоял Принц, и была в этом особая и незыблемая гарантия. Проскочит он в эту лазейку, пусть мышиную, никого вперед не пропустит!

– А время-то, Петька, будет интересное, – говорил Савинов своему компаньону. – Такое нарочно не придумаешь. Злое будет время…

– Куда еще злее-то? От коммунистов и так спасенья нету. Только и думают, как за задницу прихватить. Империя зла, блин!

Оба, осоловевшие от «Столичной», под перестук колес возвращались домой в СВ.

– На куриных лапках держится твоя империя, – беззаботно усмехнулся Савинов. – Это я тебе говорю по секрету, как коммерсант коммерсанту. Как коллега. Тыква это гнилая, а не империя зла. Через пятнадцать лет станем мы сырьевым рынком, страной третьего мира. Производить ничего не будем. Только торговать. Представляешь? – все торгуют! Как мы с тобой. Ха! Вся страна. Только не своим, а китайским и турецким. – Закусывая шпротами, Савинов рассмеялся. – И полное падение нравов. Вот сейчас ты продал кассету с «Греческой смоковницей», где тетку с голыми сиськами показывают, всего-то, – доблестная милиция тебя цап – и на долгие годы. А завтра на улицах порнуху будут продавать. Завтра – это уже лет через десять. Эх, обидно им будет, любителям «Смоковницы», этого гимна безгрешности, за решеткой-то, на все это глядючи.

– Ладно заливать-то, – отмахнулся Тимошин, – сказал тоже: порнуху на улицах.

– А что ты думаешь? Да это так, цветочки. Берешь, например, газету, на последней полосе – номера массажных салонов.

– Каких? – нахмурился Петька.

– Массажных, – повторил Савинов. – Бордели, Петр, бордели. Набираешь номер – тебе проституток подгоняют. Все законно. Хочешь – брюнетку доставят, хочешь – блондинку. Можно – маленькую, а можно – секс-бомбу. Желание клиента – закон.

– Чего мелешь? А закон? – Тимошин оглянулся на двери купе. – Ладно, фантаст, брось гнать. Номера в газете! О таком борделе если милиция узнает…

– Да какая к черту милиция! Она с владельцев этих борделей откат будет получать. Как зарплату. Крышевать их будет. Понял? Все легально!

Савинов говорил – водка развязала язык. Не сдержался. «Скоро все изменится, Петька, – говорил он. – На самом деле! Все перевернется с ног на голову. Белое черным станет. И наоборот. Большие люди большие куски отхватят. А то, что от страны останется, на откуп отдадут – хапугам помельче, бандюкам и прочей сволочи…»

Савинов, опрокидывая рюмку за рюмкой, говорил, а Петька хмурился. Даже пить перестал. Начал бледнеть, несмотря на выпитое. Но друг его был на подъеме, жестикулировал. Точно душа из него так и рвалась наружу.

– Куда же тебя несет-то, Дима?..

– По ветру меня несет, по ветру, Петя.

– Ты что ж, диссидент? Не пойму я…

– А хотя бы и так. Пей, дружище, пей.

Они выпили. Тимошин – неуверенно. С опаской. Он глаз не сводил с приятеля.

– Надеюсь, что ты не стукач, – сказал Петька. – А то ваш брат после исторического так в КГБ и норовит…

– Славная конторка. Только тоже гнилая насквозь окажется, как и все остальное. Никакого им дела не будет до государственной безопасности. Дело это для всех последним станет.

– И как тебя за такие мысли из комсомола-то не поперли?

– Пусть попрут, Петя. Пусть. И в партию пусть не примут. Это не беда… – Он нервно рассмеялся. – Шмотки! Тьфу! Скоро первые лица нашего государства будут фарцовать целыми эшелонами танков и баржами с медью. На экспорт. А барыши – в свой собственный карман.

Петька пьяненько отмахнулся:

– Слушай, ты напился совсем. Что несешь-то?

– Знаю, потому и несу, – вяло огрызнулся Савинов.

– Да ну тебя. Знаешь! Чего ты можешь знать? Антиутопия какая-то. Наш формат – держи язык за зубами и пей коньяк. Или «Столичную», – кивнул он на бутылку. – А ты – первые лица государства! Бред какой-то. Не знал я, что ты пьяный – такой. Лишнего тебе употреблять не надо. Загремишь еще с тобой, Дима, по пьяной лавочке. Честное слово…

– Смешно это все, право, – качал головой о своем Савинов. – Ой, как смешно…

– Все, спать буду. Ничего не слышал, ничего не видел. – Петька Тимошин вытянулся на своей лежанке, закрыл глаза. – Бай-бай, Дмитрий Палыч. «Спя-ят уста-алые игру-ушки, – тоненько завыл он, – книжки спя-ят…»