Читать книгу Тень филина. Роман - Дмитрий Анатольевич Ермаков - Страница 8

– Всё это, батюшка, сильно напоминает гапоновщину, тот с рабочими заигрывал, вы с крестьянами… – говорил ротмистр Сажин, прихлёбывая с явным удовольствием чай из фарфоровой чашки, прикладываясь серебряной ложечкой с витым черенком к розетке с земляничным вареньем.

Тёплый июльский вечер. На веранде усадебного дома Зуевых сидят трое. Жандармский ротмистр Сажин – молодой, подчёркнуто аккуратный, с высоким открытым лбом (волосы приглажены назад), тонкой полоской усов, лихо закрученных кверху, и едва заметной, ухмылкой притаившейся в твёрдо поджатых губах. И в глазах, коричневато-зелёных за стёклами очков в тонкой оправе, тоже будто бы постоянная усмешка и вопрос. Настоятель Кресто-Воздвиженского храма отец Николай с окладистой, начинающей седеть бородой, длинные волосы собраны в косицу, нос крупный, густые брови, глаза спокойные серые, и говорит он спокойно глуховатым своим голосом:

– Иван Алексеевич, не могу с вами согласиться. В чём же гапоновщина? Ежели крестьяне меньше пьют или же и вовсе отказываются от хмельного, меньше и драк по праздникам, больше и достаток в домах… Да если б не их, тех же крестьян пожертвования – не было бы ни чайной, ни библиотеки, ни школы. – Но тут же батюшка и оговорился: – Отдаю должное, не было бы ничего этого и без пожертвований Алексея Павловича.

Алексей Павлович Зуев, подполковник в отставке, наследный владелец усадьбы, высокий, худой, с обширной плешью, с морщинистым сильно состарившимся за последний год лицом, сдержанно кивнул на похвалу священника. Два года назад в Польше погиб его сын Иван, а в апреле из Петрограда пришла весть о гибели жениха дочери Елизаветы. Ей причину не говорили, но Алексей Павлович знал, что погиб капитан Ковалёв от рук вышедших из повиновения солдат собственной его роты… Со времени получения горького известия это были первые приглашённые гости в доме Зуевых. Правда, Елизавета Алексеевна, подойдя под благословение отца Николая и сдержанно поздоровавшись с Сажиным, сразу ушла в свои комнаты, больше весь вечер не показывалась… Хозяйка же дома – противоположность мужу своей округлостью и невысоким ростом – Софья Сергеевна, будто перекатывалась из дома на веранду, а то в саду за домом или в цветнике, или где-то за деревьями парка слышался её голос. Постоянно живущих при усадьбе, нанятых для работ или же просто приживал было здесь довольно много, были даже старики из бывших крепостных. Всем Софья Сергеевна работу находила.

– Что ж, отец Николай, соглашусь – в чайных ваших и прочих аптечках да библиотечках ничего крамольного нет, хотя, уверен, и польза не велика… А вот, то что вы не ныне правящие власти, а отрёкшегося царя и семью его поминаете… Нарушая установления и высшей духовной власти… А? – допив чай, и посмотрев зачем-то сквозь тонкий фарфор чашки в залитое солнцем небо, проговорил Сажин.

– А вы-то кому присягали, господин офицер? – напряженным голосом вопросом на вопрос ответил священник и склонился к столу, при этом золотой его крест, недавний дар «от общества», пристукнул о застеленную голубой скатертью столешницу.

– Временному правительству, разумеется. Присяга же императору, на которую вы указываете, потеряла силу после его отречения.

– Вот именно, что вре-мен-ному… России без царя не жить.

– Живём же… Временное, да. Но скоро будет не временное…

– И я, господа, убеждён, – вступил в разговор Алексей Павлович Зуев, что будущее государственное устройство России должно определить учредительное собрание граждан…

– Нет. Ничего оно не определит, – уверенно и даже заметно грубовато ответил Сажин. – Похоже, что другие люди, никого особенно и не спрашивая, власть заберут.

– Это какие же, позвольте узнать?

– Да вот, наподобие, сбежавшего социал-демократа, – Сажин кивнул в сторону реки, с другой стороны которой, из Ивановки, ушёл прошлой весной ссыльный. – Уверен, что он сейчас в Петрограде, среди этих… большевиков. Им терять действительно нечего, а получить могут власть…

– Народ и власти должны одуматься и коленопреклоненно просить о возвращении на престол царствующей династии, – гнул свою линию отец Николай.

– И, конечно, приход к власти людей подобных этому Потапенке будет тяжелейшим, возможно, смертельным потрясением для России. – Будто сам с собой уже рассуждая, говорил Сажин. И решительно, как отрезал, подвёл итог своим мыслям: – Только военная диктатура, может остановить их…

Отец Николай, понимал несколько циничную правоту Сажина по поводу «аптечек и библиотечек». Да, конечно, это частный момент, организованная в Воздвиженьи «крестьянская чайная», общую ситуацию вот такие местные инициативы изменить не могут. Но и не организовать эту чайную, а к тому же и библиотеку при ней, а при храме церковно-приходскую школу он не мог. Школа-то была и до него, но предшественник отца Николая по старости и увлечению спиртным совсем позабросил занятия с детишками, так что вроде и не было уже школы.

Получалось, что отправили его на этот приход – чтобы навёл пошатнувшийся порядок в церковной жизни, но понимал отец Николай (да точно знал), что это ссылка, с городского прихода отправили его сюда, в медвежий угол, за некоторые излишне самостоятельные мысли, неумение вовремя сделать то, что было бы приятно вышестоящей власти… Но он старался не думать об этом.

Вскоре же по приезду выяснилась едва ли не главная здешняя беда – пьянство.

Воздвиженье – село большое, ярмарочное, имеющее свой кабак, лавки со всякими товарами. Имелся и дом на окраине, где самогон либо брагу можно было купить и недорого в любой день, да и ночью… Были и люди имевшие, хотя бы иногда, деньжата – наёмные работники того же кабатчика Мужикова, лавочников Зародовых, да и дворян Зуевых… В кабаке охотно и в долг наливали, но и не забывали долг в толстую чёрную книгу записывать.

В общем, пили в Воздвиженье не только в пивные праздники, как в большинстве окрестных деревень, да и не только пиво.

А ведь это зараза такая – был справный мужик, землю пахал, семью кормил… Шёл как-то мимо кабака, а там приятель его, что у лавочника батрачил и сегодня расчёт получил – зовёт, угощает… И понеслось – к ночи уж и к Лизяковым за самогонкой побежали… Слаб русский мужик до сладкой водочки, что уж греха таить…

Но делать что-то надо, так решил себе отец Николай, потому что видел, как зараза пьянства и по округе расползается, уж и из дальних деревень и не в праздники, а в будние дни мужики в село за водкой приезжают. Бабы батюшке на мужей жалуются…

Вот и стал думать тогда, пять лет назад, приехав на приход. И первое, что придумал – обет. Придёт мужичок на исповедь (а батюшка от жены его уже знает про его питейные подвиги), и начинает отец Николай мужика вертеть – что ж ты, мол… а совесть-то болит у мужика… «Да я уж каюсь, да я уж, батюшка, постараюсь…» «Наши старания ничего не стоят, а вот скажи-ка перед иконой, что от пьянства отрекаешься…» Мужики, конечно, бывало слово данное нарушали, но уже можно было такому сказать: «Ты же перед иконой слово давал…» А чайная… Да, появилась необходимость собирать мужиков вместе, разговаривать. Пробовал сперва в своём домишке их и собирать, да не больно шли, стеснялись… Тут помог-подсказал местный уважаемый крестьянин Илья Корчагин. Он был из тех, что пред иконой от винопития отреклись. Истово верующий, он понял искренность намерений отца Николая – старался во всём ему помогать, вскоре был избран и церковным старостой. Он и подсказал, а потом так и совершилось – на пожертвования (большую часть денег пожертвовал отставной подполковник Зуев), выкупили пустующую избу – собственность кабатчика Мужикова. Завели там два ведёрных самовара, стали мужиков на беседы собирать. Темы бесед самые разные, к каждой отец Николай особо готовился: в том числе и о вреде пьянства, и о том как бы жизнь свою по правде обустраивать… Стали появляться книги на этих беседах, стал давать эти книги грамотеям. Завелась и библиотека, которой заведовала матушка-попадья, а значительную часть книг в которую, опять же, пожертвовал Алексей Павлович Зуев… Особой популярность стали вскоре пользоваться книги по землепользованию, агрономии, скотоводству. Савелий Носков из Ивановки даже завел под влиянием этих книжек невиданный в этих местах огород с парниками, где выращивал не только огурцы, но даже на забаву ребятишкам и удивление всей округе – тыквы…

Но ещё раньше, чем была организована чайная – бабы в нового батюшку поверили (без этого бы и мужики не зауважали, не было бы и никаких чайных). А бабы поверили, потому что ребятишки отца Николая полюбили. Он и не заигрывал с ними, конфет не дарил, но… Идёт бывает, в храм, на службу – навстречу баба или мужик, тут же мальчонка крутится либо девчушка. Взрослого благословит быстрым движением руки, шепча слова молитвы, а малому всю большую ладонь на головёнку положит. «Ну, что, слушаешься маму?» – спросит шутливо-строго. «Угу», – смущённо буркнет малец, а потом, заикаясь от восторга, рассказывает сверстникам, что, его-то, мол, поп-то, батюшка, так лопатищей-то и прикрыл…

Своих детей у отца Николая и его матушки Марии не было…