Читать книгу Димкины рассказы и приключения - Дмитрий Андреевич Соловьев - Страница 9

Это случилось в середине июля. Мой братец вторую неделю тянул лямку в пионерском лагере и, судя по его отчаянным письмам, влачил там безрадостное существование.

Послания его грамотностью не отличались, но были полны жалоб и вселенской тоски.

Однако это не мешало мне резвиться на полную катушку.

Жили мы в поселке, расположенном в живописных приокских местах, в снятых на лето у Марфы Петровны двух комнатах.

До реки было сравнительно недалеко, около километра. Но я, как и большинство моих сверстников, предпочитал ездить к ней на велосипеде.

Сама поездка таит в себе массу очарования, когда ты мчишься по тропинке среди величественных сосен, обдуваемый прохладным ветерком.

Я выезжал рано утром. В лесу было тихо, и только пение птиц да дребезжание моего росинанта нарушали безмолвие. Как правило, вскоре меня нагоняли проспавшие зорю друзья, и начинались гонки. Велосипеды превращались в норовистых коней, а мы – в диких индейцев. Лес сразу наполнялся нашими криками, железные кони вставали на дыбы и рвались в бой.

Вскоре я безнадежно отставал, видя далеко впереди себя смуглые спины товарищей. Однако все это были пустяки, и, оставив зарывшиеся колесами в песок велосипеды, мы босиком добегали до реки, с размаху кидаясь в прохладную бодрящую воду.

Наплескавшись до синевы, мы, обессиленные, выползали на горячий песок и блаженствовали под лучами солнца. Пляж, окружавший нас, был огромен. Заросший во многих местах лопухами и неизвестными мне колючими растениями, он представлял для нас великолепный полигон для мальчишеских игр. Мы расстреливали друг друга из пулеметов, дрались на деревянных ножах, снимали скальпы и устраивали засады на ничего не подозревающих отдыхающих.

При таком положении дел родители видели меня лишь за завтраком и иногда за обедом.

К ужину я приползал на обессилевших ногах и, скинув шорты, замертво падал на набитый соломой матрац-диван, стоявший на открытой веранде. Спать внутри в душных комнатах было невозможно, а здесь меня обдувал ветерок.

Утром все повторялось сначала, и так изо дня в день. Такое полудикое существование мне нравилось, зато мама, глядя на мой темный загар, надоедала постоянными требованиями почаще находиться в тени и одевать рубашку.

В играх время летело необыкновенно быстро, дни сменялись днями, и я не заметил, как прошел месяц.

Со дня на день должен был приехать на пересменок мой брат, и наше семейство, к моему неудовольствию, засобиралось в город.

Я не видел особых причин для своего присутствия при встрече и новых проводах брата, справедливо считая, что там и без меня обойдутся.

Признаюсь честно, я не успел соскучиться по своему братцу. За зиму он мне и так надоел! К тому же скучать по дому он давно перестал, вполне довольный своей жизнью. Его последние письма ярко об этом свидетельствовали. Написанные корявыми, мелкими буквами, наискосок в правом нижнем углу огромного листа, они содержали несколько коротеньких фраз типа: – Мама и папа, живу я хорошо. Пришлите еще печенья. Здравствуйте, ваш сын Андрюша.

Не подумайте, что я перепутал их очередность, просто братец писал слова по мере важности в сторону убывания.

Узнав о моем нежелании покидать деревню, мама вначале расстроилась, но, посоветовавшись с папой, подозрительно легко согласилась. Я даже обиделся на нее, решив, что она рада от меня избавиться.

И вот я стою по щиколотку в пыли, а вдалеке затихает натуженный рев перегруженного автобуса. Раннее утро, и я предоставлен самому себе. На целых четыре дня!

Не торопясь, зарываясь пальцами ног в песок, я направляюсь через всю деревню к нашему дому. Солнышко едва взошло, но уже ласково греет, и я наслаждаюсь теплом и прохладой.

Мимо проходит пастух, подгоняя малочисленное стадо, кудахтают за забором куры, где-то звякнуло ведро.

– Все прекрасно и замечательно, – думаю я, открывая калитку, и застываю с открытым от удивления ртом.

Марфа Петровна – наша хозяйка, с кочергой наготове затаившись, сидит на карачках за колодой дров, неподалеку от сарая, и напряженно всматривается в его раскрытую дверь.

Первой моей мыслью было, что старуха окончательно спятила. И от такого предположения мне стало не по себе.

– Марфа Петровна, – тихо позвал я ее, предусмотрительно отступая на безопасное расстояние, – что с вами?

Я думал, она подпрыгнет от неожиданности, но та, обернувшись в мою сторону, раздраженно зашикала.

На лбу ее расцветала здоровенная шишка, и я немного успокоился.

– Иди сюда, – позвала она меня усиленно жестикулируя, – слава богу, ты пришел, а то уж больно страшно!

И она поведала мне странную историю.

Как обычно, встав спозаранку, Марфа Петровна хлопотала по хозяйству. В процессе работы ей понадобилось, что-то в сарае, куда она легкомысленно и отправилась.

Открыв засов, она смело вошла в темное помещение – и тут же получила крепкую затрещину!

–У меня аж искры из глаз посыпались, – пожаловалась она, потирая солидную выпуклость на лбу. – Хорошо еще я не растерялась, наугад, как размахнусь, да во что-то мягкое врежу, и бегом сюда. Ну, думаю, коли за мной погонится, тут я его…… ну, в общем, с криками удеру. А он, гад, затаился, не выходит! Уже полчаса здесь сижу без толку!…..Боюсь, как бы он не спер чего ценного из сарая!

– Да что, Марфа Петровна, у вас в нем может быть ценного? – удивился я.

– Много чего! – несколько сварливо ответила хозяйка, и, по-видимому, решившись на что-то, обернулась ко мне:

– Ну, я пошла! Пойду проверю, можа он сбежал через щель какую.

Свое нападение она проводила крайне воинственно, при этом подбадривая себя криками типа: – Эй ты, выходи, я уже милицию вызвала!

Мне все это было безумно интересно и немного страшновато.

Более всего меня удивило бесстрашие нашей хозяйки, когда она, распахнув пошире дверь, храбро вошла в сарай.

Не скрою, я затаил дыхание, а спустя пару секунд услышал глухой звук удара (палкой по голове), ругань и стенания, после чего увидел и саму хозяйку, пулей вылетевшую из сарая с очередным фингалом.

Она бежала так, словно за ней гналась стая волков, и если бы не мой окрик, снесла бы забор.

Придя в себя, Марфа Петровна начала истошно кричать, призывая на помощь, чем до смерти перепугала старичка соседа, который тут же исчез в недрах своего дома.

В общем, крики «убивают и грабят» дали обратный эффект. Прохожих словно ветром сдуло, а на противоположной стороне улицы зачем-то включили на полную громкость музыку.

– Беги в милицию, – хватаясь за сердце, прошептала несчастная старуха. – Скажи, бандит с тюрьмы сбежал, у нас прячется.

– Один? – уточнил я.

– А хто его знает, – с сомнением потрогала она шишки, – говори что много, быстрее приедут.

Мне не очень хотелось оставлять ее одну, но и пользы от меня здесь не было, да и страшно стало настолько, что я пожалел, что не поехал с родителями в город.

Местного милиционера я нашел не сразу. В будке его, как всегда, не оказалось, дома тоже. Только пораспрашивав соседей, я обнаружил его в одних подштанниках на прилегающей к участку лужайке, за распитием какой-то бутылки, которую он при виде меня тут же спрятал.

–Чего надо? – недовольно спросил он меня, почесывая внушительное брюхо.

– Бабка Марфа в сарае бандита держит! – выпалил я.

– Прячет что ли? – несколько озадаченно переспросил тот.

– Да нет же! – в досаде на его бестолковость разъяснил я. – Бандит в сарай забрался, палкой дерется, не выходит!

–Так уж не выходит, – усомнился он, – палкой, говоришь, хе- хе. Ну, что ж, веди.

– Вы бы пистолет захватили да приоделись, – напомнил я ему.

– Все это ерунда, – отмахнулся тот, – я его одними руками в бараний рог согну. Плевое дело!

Дошли мы довольно быстро, несмотря на то, что блюстителя порядка слегка штормило.

Бабка Марфа, все это время не покидавшая свой наблюдательный пост, бойко отрапортовала, что никаких попыток прорваться противник не предпринимал.

Милиционер снисходительно выслушал ее, с уважением поглядывая на бугристо-лиловые выпуклости старушкиного лба. Они явно произвели на него сильное впечатление, потому что, покричав с безопасного, по его мнению, расстояния, чтобы невидимый злодей немедленно сдался, тот заторопился к себе за амуницией.

Полчаса, которые он отсутствовал, показались мне вечностью.

Ветер гонял по двору кусок кравтового пакета, и тот зловеще скрежещал в безмолвии. Тихо, тихо перемещались стрелки на часах, а главное, слишком медленно.

Наконец на нашей сонной улочке раздалось дребезжание, а вскоре появился наш защитник в форменной рубашке и даже в сапогах.

Приехал он для быстроты на старом двухколесном драндулете, и вид у него был очень бравый.

– Ну что, – соскочив на землю, спросил он, – никак не проявился?

– Молчит, гад! Затаился! – ожесточенно подтвердила Марфа, погрозив невидимому обидчику старческим ревматическим кулаком.

–Удрал давно, наверное, – с надеждой предположил милиционер, доставая из кобуры пистолет ПМ.

Дело принимало серьезный оборот, и я, затаив дыхание, следил за его действиями.

В отличие от бабки тот продвигался к сараю бесшумно, почти на цыпочках. И лишь ворвавшись внутрь, грозно заорал: – Всем руки вверх! Стрелять буду!

Затем в сарае вновь прозвучал знакомый звук, послышалась какая-то возня, закончившаяся новым ударом и градом ругательств. После чего на божий свет вывалился весь избитый милиционер. Обернувшись, он с остервенением нажимал на спусковой крючок, извлекая из пистолета еле слышные щелчки. Еще раз, выругавшись и в конец, озверев, страж порядка, передернув затвор с криками: – Ах ты, паскуда! Драться!? – вновь скрылся в недрах сарая.

Судя по звукам, там началась страшная потасовка, рев и удары следовали один за другим. Но внезапно все прекратилось. Последнее что мы слышали был смачный шлепок по голове бедолаги, сдвоенный выстрел и его предсмертный стон. После чего наступила мертвая тишина.

Я и бабка Марфа тряслись от страха, а столпившиеся после приезда милиционера зеваки залегли прямо в пыль.

– Звони в РУОП, – посеревшими губами произнесла старушка. – Беги, беги, – подтолкнула она меня к калитке.

Дважды упрашивать меня не пришлось. Я обернулся назад лишь у административного здания.

Телефон РУОПа я, конечно, не знал и, ворвавшись в помещение, мимоходом до смерти перепугал местную власть ужасным рассказом.

Дрожащей рукой председатель поселкового совета набрал по телефону 02 , а так как после бега я запыхался, стал сам объяснять в трубку, что бандит убил одного и взял в плен двух милиционеров коих и удерживает в сарае, пока не предъявляя никаких требований.

И тут закрутилось!

Не прошло и часа, как в село въехало два грузовика, набитых до отказа молодыми солдатами из близко расположенной части. Каждый из них был вооружен автоматом и парой гранат.

Их командир, пожилой подполковник, явно приехавший не по чину в надежде на ордена, зычно приказал ротному окружить опасный участок и окопаться.

Вскоре солдаты с испуганными лицами почти по-пластунски рассредоточились по периметру, предварительно отогнав все увеличивающуюся толпу зевак.

Ко мне как к очевидцу это отношения не имело, и я в восторге шнырял между подполковником, председателем и ротным с удовольствием глазея на все их приготовления к штурму.

– Да, – радостно думал я, – вот настоящее приключение! Глядишь, и телевидение понаедет.

Похоже, что подполковник надеялся на то же. Его громовой голос раздавался то тут, то, там заставляя всех понять, кто здесь главный.

Время шло, и волнение улеглось. Все ждали омоновцев, но те не торопились.

Прошел час, другой, но никто не ехал.

Председатель вновь пошел к себе, поклявшись не слезать с телефона пока не придет помощь.

Дисциплина среди солдат постепенно падала, и те от нечего делать швыряли в сарай камешки. Но тот отвечал гробовым молчанием.

Лишь к трем часам прибыли омоновцы, чем вызвали новое оживление в поредевшей толпе. К версии о заложнике они отнеслись довольно скептически, а, услышав, что в течение дня от преступников не поступило никаких требований, они предположили, что в сарае засел или засели какие-нибудь психи, замочившие милиционера.

Покричав для протокола в мегафон, они оперативно приступили к захвату преступников, зашвырнув для начала в раскрытую дверь сарая дымовую шашку.

Зрелище было захватывающее, дым повалил изо всех щелей, а спустя мгновение кто-то большой ломанулся через дверной проем им навстречу.

Его тут же скрутили и, попинав для порядка, под гул всеобщего одобрения повели к автобусу. Мне не терпелось узнать, кто он такой, но тут начался сам штурм, приковав к себе все внимание.

Одетые в противогазы военные, на ходу стреляя холостыми патронами, с ходу ворвались сарай.

Бац, бац, еще мгновение …. И наступила тишина.

Остатки дыма постепенно рассеялись, и, словно из преисподни, из них появились сумрачные силуэты омоновцев. Один из военных что-то бережно нес на руках.

Когда они подошли поближе, я увидел у одного из них здоровенный фингал под глазом.

Остановившись перед своим командиром, он четко отрапортовал: – Задание выполнено, террорист обезврежен. – И бросил к ногам подполковника широченные грабли.

– Вот он, террорист, – опасливо пнул он железяку носком ботинка.

Подполковник медленно наливался краской, а его подчиненные еле сдерживали обидный хохот.

– Похоже, он оказал вам яростное сопротивление? – смеясь, спросил руководитель группы. Его слова потонули во взрыве всеобщего веселья. Хохотала вся поляна, омоновцы, солдаты, зрители, ну и, разумеется, я!

Только избитому и помятому милиционеру было не до смеха. К ЕГО ТРЕМ ШИШКАМ РАЗГОРЯЧЕННЫЕ ОМОНОВЦЫ ДОБАВИЛИ БЛАНШ ПОД ГЛАЗОМ, УШИБ ГРУДНОЙ КЛЕТКИ И ХУГ СЛЕВА В РАСПУХШУЮ ЧЕЛЮСТЬ, К ТОМУ ЖЕ ОН НАГЛОТАЛСЯ ДЫМА И БЫЛ ПЬЯН.

Его тут же поместили в санитарную машину, стоявшую рядом на случай перестрелки, а подполковник, проводив бедолагу задумчивым взглядом, удивленно пожал плечами: – В первый раз вижу человека, трижды наступившего на одни грабли.