Читать книгу Город Изумрудова. Мужские поиски жизненных смыслов - Дмитрий Аверков - Страница 3

Утром наш герой, стряхнув с себя налет былой болезненной чувствительности, сбрив редкую поросль неуверенности и смыв с лица остатки вчерашнего Изумрудова, с удовольствием стал вглядываться в проступившие наконец-то черты своего истинного лица. Вчерашний скомканный человек в мышином пальто и таком же дешевом мешкообразном костюме умер. Его место безапелляционно занял «энергоноситель» в пиджаке жгучего желтого цвета в мелкую черную клетку и ярко-красной теплой куртке. Преображение внешнего вида произошло максимально быстро в ближайшем «Секонд хэнд» на куцую черно-дневную заначку. Тем не менее ничего, что могло бы даже как-то косвенно напомнить нам бывшего Изумрудова, обнаружить было невозможно: как уже ни внутри героя, так и ни снаружи. Кроме того, в качестве главной имиджевой черты безоговорочно были приняты, конечно же, черные очки.

Хотя все же нет. Осталось кое-что не изменившееся. В утверждении, произнесенном ранее, о том, что Изумрудов избегал женщин, не было никакого обмана и даже капли лукавства. Все было именно так, но было и еще нечто. И это нечто, как прояснение вроде светлого пятнышка в серой душе Изумрудова или, возможно, это нужно называть его «грешком», жило в соседнем доме. Изумрудов уже давно давил в себе определенные позывы к этой тихой и милой девушке, и, испытывая жгучее смущение, украдкой наблюдал по утрам за тем, как она спешила на работу, пересекая двор по диагонали. Кому-то она могла показаться невзрачной и совсем непривлекательной. Болезненная бледность, волосы, свисающие как вареные спагетти, пухлые губки и серые глаза, прилепившиеся к тонкому прямому носику – вот и весь ее бесхитростный портрет. Но для Изумрудова эта обычная девушка стала пределом всех его мечтаний, связанных с женской частью человечества. Глядя на ее черты и всевозможные линии тела, Изумрудов приходил в неописуемое состояние восторга. Он знал о ней лишь немногое: звали ее Сашенькой, и трудилась она экскурсоводом в музее средней руки. Естественно, Изумрудов не смел ни о чем таком себе позволить и помышлять. Но это было вчера, а сегодня даже зима как-то моментально превратилась в весну, что еще больше подталкивало Изумрудова к Сашеньке.

Вначале все же надо было покончить с этой никчемной безденежной работой. Покончить одномоментно, броско, перешибая разумы и восприятия одним дерзким действием, взмахом, росчерком! Начальник Изумрудова, с виду благообразный человек, привычно флегматично реагировал на появления подчиненных в своем кабинете. Любое обращение к себе стоящих ниже по рангу он представлял шахматной партией с известным финалом, поскольку все значимые фигуры, причем обоих цветов на доске были изначально в его руках. Естественно столь бесцеремонной прыти от этого сморчка в пестром наряде, рассевшемся в кресле напротив, начальник никак не ожидал. Да и признал его не сразу, а когда, наконец-то, свел воедино все признаки, указывающие на то, что наглый посетитель является его работником, гневно насупился и готов был уже рявкнуть, что делать ему просто никогда не приходилось – и без этого его вид производил на подчиненных гнетуще-устрашающее воздействие. А сейчас от такой вызывающей наглости и тем паче все фигуры речи просто застряли в его горле от негодования, но Изумрудов не стал дожидаться, когда тот выдавит из себя хоть что-то, и пафосно изрек:

– Я решительно освобождаю себя от всех вас! Теперь я дирижер! А ваше место – в дальнем углу оркестровой ямы!

И не ожидая напутственных слов, Изумрудов поднялся, артистично сделал неопределенное движение рукой у своей головы, что необязательно следовало расценивать как жест прощания, и нарочито чинно покинул помещение. Что делать дальше наш герой пока еще не решил, но продолжать жить, руководствуясь лишь упрощенным механизмом восприятия реальности, он был больше не намерен. Расправив плечи даже чрезмерно больше, чем принято в таких случаях, он вышел на улицу в ожидании попутного ветра. А ветер, видимо, только этого и ждал, подхватил и понес Изумрудова на поиски соседки Сашеньки…

«Я вольный стрелок! Даже пират! Или охотник! Так вперед за сокровищами и добычей! А что я собственно хочу именно сейчас? – бродили мысли в его голове. – К ней? К ней! Но она же настолько утончена… Тонкость натуры – это не помеха! Но как мне к ней подойти? Что сказать? Что-то вроде: Сашенька, я в вас души не чаю! А не выпить ли нам чаю? Но только не с абрикосовым варением! Ха-ха-ха! Глупо. Да ничего! Разберемся на месте!»

Несмотря на бушующую внутри энергетику, Изумрудов все же решил попридержать коней: как-никак Сашенька – «светлое пятнышко», которое манило его очень давно, и действовать напропалую в столь щепетильном деле явно не следовало. Ноги уже принесли Изумрудова к тому самому музею, где работал его «грешок». Наш герой зачем-то втянул голову в плечи, приподнял воротник и просочился внутрь с очередной толпой, тянущейся к прекрасному и вечному. Его «прекрасное» встретило посетителей буквально у входа и увлекло всех мягким голосом и плавными жестами в тихие застывшие музейные залы. Изумрудов, затаив дыхание, ловил каждое слово Сашеньки, наслаждаясь и прагматично выясняя, к чему же сама экскурсовод питает неподдельный интерес. Как оказалось, эта была самая легкая задача, и наш герой расщелкал этот орешек без особого напряжения извилин.

Сашенька неровно дышала к одному из мрачно-ярких экспонатов. Это было более чем очевидно, поскольку посетители, вдоволь насмотревшись и наслушавшись ее певучий голос, поглядывали уже по сторонам, позевывая, а она все говорила и говорила с затаенной страстью в глазах о темных временах Конкисты. Каким образом в столь затрапезный музей попали доспехи древнего испанского завоевателя – доподлинно неизвестно, наверняка это подделка, изготовленная местным кустарем. Но то, что для Сашеньки это был самый главный экспонат, будоражащий ее искусствоведческий мозг и девичье сердце, никаких сомнений не возникало. Получив заветный «ключик», Изумрудов бросился к Сашенькиной «замочной скважине».

– Конкистадоры являлись носителями христианского миропонимания, – вдохновенно, даже закатывая глазки, проговаривала девушка, не обращая внимания на посетителей, уже не обращающих внимания на нее. – Они были миссионерами, просвещали дикие народы, несли им достижения европейской цивилизации.

Изумрудов остановился точно напротив Сашеньки и шевелил губами, будто повторяя про себя все сказанное экскурсоводом. Через время девушка все-таки это заметила и, немного смутившись, спросила:

– А вам действительно интересна эта тема?

– О! Я просто потрясен героизмом этих самых конкистадоров! – воскликнул Изумрудов. – Каким мужеством нужно было обладать для того, чтобы нести дикарям свет веры и знания!

– Вы и вправду так считаете?

– Безусловно!

– Знаете, – неожиданно для себя доверительно прошептала Сашенька и, прикрывая рот рукой, словно борясь со своими вылетающими словами, добавила: – Я никак не могу взять в толк, зачем миссионерам такая броня? Ведь не только же для красоты? Неужели в этой истории больше мрачного, чем великого?

– Что вы! Это же Америка! Там жило много диких-предиких зверей! – почти прокричал Изумрудов с чувством. – Да и индейцы не были самыми гостеприимными людьми на планете. А нас прибыло туда так мало. Мы просто обязаны были самосохраняться, чтобы выполнить возложенную на нас светлую миссию в те жуткие времена.

– Что?! – настороженно, но и одновременно испытывая безмерное любопытство, напружинилась Сашенька.

– Да, да, да, – Изумрудов миролюбиво закивал головой и, подхватив девушку под руку, отвел немного в сторону: – Должен вам признаться… Я в своей прошлой жизни был одним из них. Узнал об этом после сеанса гипноза и вот теперь вижу все так ясно, помню каждые мельчайшие детали тех событий.

Глаза Сашеньки взорвались восторгом. Она в возбуждении и томлении стискивала руку новоявленного «испанца» и не могла оторвать от него глаз.

– И что… что вы помните? Как все это было? – почти беззвучно вопрошала она сдавленным голосом.

– Увы, – Изумрудов деликатно отодвинул ее от себя и, деловито взглянув на часы, сообщил: – Я собственно сейчас крайне занят, спешу по делу. Если вы желаете узнать, то давайте расскажу все, скажем, вечером. В десять часов устроит?

Авантюрист замер и ждал, как отреагирует Сашенька, все-таки ее согласие на поздний час свидания даст надежды на многое.

– Вы придете ко мне? – волнуясь, пролепетала девушка.

– Однозначно! – гаркнул «конкистадор» и, резко крутнувшись на каблуках, зашагал к выходу, стараясь походить выправкой на бравого завоевателя-миссионера, предвкушая, что доброе сердце Сашеньки не позволит ей выгнать позднего гостя в ночную мглу, и она вынужденно предложит ему остаться у себя до утра.

«Главное, побольше ей наговорить чего-нибудь, а там уж и полночь! – бешено стучало в висках Изумрудова. – Кем же мне предстать перед ней: воителем или скромным миссионером? Нужно что-то среднее, ведь ее привлекают как поступки испанцев, так и их латы. Что ж, буду воином духа и плоти одновременно! Мне теперь можно все!»

Для того чтобы найти нужную информацию, наш герой обратился за помощью к всемирной паутине. И снова наткнувшись на объявление «страдальца», Изумрудов уже привычно похохотал над превратностями судьбы и провалился в историю мрачных подвигов Кортеса и тех, кто до него и после «осваивал» Новый Свет. Через пару часов удовлетворенный полученной информацией наш герой стал планировать сценарий вечерней встречи с объектом своих симпатий. Внутри у него периодически возникала некая сумятица чувств: то, что он испытывал к Сашеньке раньше – такое бессильное и пульсирующе-ранимое, но проросшее в сердцевину каждой клетки организма – пыталось о себе напомнить, выскальзывая из каждых уголков сознания, а ЭТО, что Изумрудов чувствовал теперь как «энергоноситель», беспощадно отторгало прошлое, мешающее ощущать жизнь по-иному. В итоге новый Изумрудов окончательно победил прошлого.

А тем временем Сашенька пребывала в неописуемо волнительном и пугающем ее состоянии и просто не находила себе места. События, развернувшиеся так стремительно, полностью выбили ее из привычного ритма жизни.

«Да! Конечно, он меня поразил, но как я могла так сразу довериться незнакомцу?! – переживала девушка, и тут же успокаивала себя: – Но ведь он очевидец моей любимой эпохи! И я почему-то уверена, что он не был банальным грабителем и колонизатором, по его виду сразу понятно – искренний альтруист! Поборник веры! И у него такие глаза… А какие у него, вообще-то, глаза?! Ой, я же ничего не рассмотрела в нем толком…»

С такими мыслями Сашенька как в тумане добрела до своего дома. Она сразу бросилась к книгам, в которых рассказывалось об открытии Нового Света. Она лихорадочно перелистывала страницы, пытаясь найти на картинках знакомое лицо. И порой ей казалось, что это именно он, ее сегодняшний гость, стоит с подзорной трубой на носу старинного корабля и устремляет свой взор на берега прекрасной еще неизведанной земли. Это именно он – один из аделантадо, возглавляющий небольшой отряд христианских солдат, – совершает великие географические открытия и несет местным диким народам зарю европейской культуры и прогрессивных достижений.

Сашенька так погрузилась в свои фантазии, что даже не заметила, как пролетело несколько часов. Ей уже чудились балы при королевском дворе и добропорядочный идальго, тот который только сегодня появился в ее жизни, приглашал ее на танец. Она спохватилась, встряхнулась и бросилась на кухню готовить угощение странному, но так обворожительно манящему своей загадочной судьбой новому знакомому. Затем долго примеряла свои наряды, кружась радостно возле растрескавшегося трюмо. Появившиеся неизведанные чувства и ощущения были так удивительно приятны, что Сашенька стала тихонько напевать какой-то веселый мотивчик, хотя старалась не позволять себе этого делать никогда, даже оставаясь наедине. Она считала отчего-то это дурным тоном, но сейчас она не хотела ограничивать себя ни в чем. Когда же стал приближаться час встречи, Сашенька вообще не могла найти себе места: она бегала по квартире из угла в угол, то одергивая шторы, то поправляя книги на полке. Девушку переполняли чувства…

Будучи убежден, что главный женский орган любви – это уши, Изумрудов набросал небольшой опорный конспект, чтобы было куда подглядывать, если случится заминка, и снова обратился за помощью к зеркалу, перед которым попытался отточить несколько звучных фраз, подбирая сопровождение – наиболее выгодные для себя жесты и выражения лица. Все же его ждала встреча с той, о ком он грезил долгие годы. И чтобы это «бессильно-ранимое» к Сашеньке вдруг внезапно не выскочило наружу в самый неподходящий момент, он изрядно выпил.

Когда он вошел, Сашеньке даже померещилось, что на нем было облачение конкистадора: тускло поблескивали потертые латы, а сбоку на поясе покачивалась шпага. Гость ослепил ее глаза своей благородной статью, проявляющейся в каждом его шаге и взгляде. Она порой даже не слышала его слов, мозг девушки сам рисовал так желанный ей образ и картины неимоверных деяний… Ах, этот мир грез! На что он обрек тихую скромную девушку?!

Она уже не могла противостоять процессу своего влечения к «конкистадору», и даже когда его руки оказались у нее под блузкой, Сашенька только дрожащим голосом повторяла: «Что вы делаете… что вы делаете… вы… вы… я…»

– Вы меня оставите? – тихо спросила Сашенька утром, высунувшись из-под одеяла.

– Да что ты?! – зевнул Изумрудов, переворачиваясь на живот. – Мне с тобой очень хорошо.

Девушка радостно взвизгнула и принялась осторожно гладить мужчину по рукам и спине. Цветок был сорван, и теперь уже спокойно его можно было перенести из мозга на лацкан своего пиджака. Необходимость в Сашеньке Изумрудов ощущал, но еще большую необходимость он испытывал в ее жилплощади. «Конкистадор» огляделся. В сравнении с его затхлым жилищем апартаменты девушки значительно выигрывали в привлекательности и уюте. Он переехал к своей пассии незамедлительно. Это не вызвало особых проблем. Имеющийся скарб Изумрудову был в тягость, да и не надобен, поскольку только напоминал бы о жалком периоде жизни и потерянном времени. Наш герой наслаждался нынешним моментом и больше не желал даже вспоминать о себе недавнем – неудачнике.

Сашенька же постигала для себя значение понятия «счастье». Именно таким оно ей и представлялось. Вот эти крылья! Вот этот мужчина! И столько непонятных внутренних сил и бесконечный калейдоскоп переливающихся всеми радужными цветами чувств. Ей было хорошо. А больше ничего она и не желала. Сашенька так воспылала страстью, что готова была превратиться в бездну любви и полностью погрузить в себя своего избранника. «Америка» Сашеньки пала перед «конкистадором» и, наверняка, уже не осталось в ней ни одного уголка, который бы не сдался на милость «доброго» колонизатора.

Конечно, она не перестала любить средневековую Испанию. Напротив! Воспылала к ней еще ярче. А как же иначе, ведь вместе с ней жил сам идальго тех времен! Пусть он и принял другую оболочку, но в душе он оставался таким, каким был тогда. И Сашенька постоянно теребила его, расспрашивая обо всем на свете. Естественно, касаемо той эпохи. Ей было интересно описание всего: одежды, рыцарского облачения, драгоценностей, посуды и даже инквизиторских орудий пыток. Узнавать, так узнавать обо всем! Зачем же составлять для себя лишь романтическое представление о тогдашней жизни?

Однако Изумрудов больше отнекивался. Все ссылался на протертую память, сквозь которую, как через сито, выскользнули практически все воспоминания тех дней. Но Сашеньку не просто раздирало любопытство, она подходила к этому процессу познания, как ученый, правда, доверившийся весьма сомнительному источнику информации. Однажды она для того чтобы мотивировать «конкистадора» хоть что-то вспомнить, затащила его к себе в музей, решив: «Пусть походит, посмотрит на старинные экспонаты, а вдруг и разбудит свою память».

Наш герой, пребывая мысленно в поисках решения «чемоданно-денежного» вопроса, согласился пойти с Сашенькой. Свои наполеоновские планы ему было все равно где обдумывать. Медленно они обходили замершие во времени залы, девушка потихоньку направляла своего «испанца» туда, где находились латы, которые он, вероятно, когда-то носил и сам. Но внезапно Изумрудов встал как вкопанный напротив древнегреческой амфоры. Его затуманенный взгляд моментально прояснился, и глаза, нервно забегав, стали поблескивать какими-то зеленоватыми вспышками. Наш герой словно прилип глазами и не мог оторваться от нарисованного на глиняном сосуде огромного мужика, ухватившего за змеиное горло какое-то чудовище. Сашенька потянула его за руку, мужчина грубо отдернул ее, но тут же, спохватившись, повернулся к девушке и заулыбался ей во все свое пунцовое лицо.

– А расскажи мне об этой штуке! – жарко прошептал он, еле сдерживая восторг от мысли, осенившей его разум.

– Ну, амфора… древняя, но не особо ценная, – недовольно начала экскурсовод.

– Вот, вот, вот! Дальше!

Она заученно говорила о том, что амфора – образ женского начала, символ материнской утробы. Многофункциональная культовая вещь у греков: и хранилище продуктов, и урна для голосования, и приз на спортивных соревнованиях, и семейная реликвия. А на деле всего лишь большой сосуд с узким горлышком и двумя ручками. Правда, есть обязательный атрибут – причудливая филигранная роспись на мифологические темы.

– А на этой что изображено? Такая чудная картиночка!

Сашенька была недовольна столь настойчивым вниманием Изумрудова к этому горшку. Она хотела, чтобы он поскорее надел на себя средневековые доспехи и стал настоящим конкистадором. Но ее герой был непреклонен и все расспрашивал и расспрашивал. Ей пришлось поведать ему миф Древней Греции, о коем и сообщалось в рисунке на амфоре. А там был изображен Геракл, уничтожающий в один из своих подвигов Лернейскую гидру.

– Все, Сашенька! Спасибо! Замечательно! Мне нужно срочно бежать! – радостно прокричал несостоявшийся конкистадор и бросился к выходу. Сашенька шмыгнула носом, и, вздохнув, поклялась себе, что в следующий раз обязательно наденет на Изумрудова доспехи и заставит его вспомнить все.

Наш герой влетел в квартиру и устремился в дебри интернета, на поиски того самого «страдальца». И он его нашел. В сбивчивых выражениях Изумрудов отписался «заказчику» о своей находке: о раритетной амфоре, о Геракле, рубящем головы Гидре, и даже о прочих подвигах мифологического великана, о которых только смог припомнить.

«Гидра?! Во! Самое оно! – отозвался страдалец. – Давай его! Горшок этот! О сумме вознаграждения договоримся, дам много!»

И он назвал цифру, от которой у нашего «энергоносителя» от радости искры посыпались из глаз. Возможность легкого способа наживы затуманила мозг Изумрудова. Теперь нужно было лишь придумать, как «изъять» амфору из музейных сокровищниц. Как подбить на это Сашеньку? Решится ли она на такой шаг?

Амфора искушала разум Изумрудова. Она представлялась ему девой невиданной красоты, снилась по ночам и звала, манила, заламывая свои тонкие ручки в полукольца, вытягивая изящную шейку и покачивая полными упругими бедрами, на которых Геракл все рубил и рубил головы вымышленному чудовищу…

Изумрудов стал медленно воплощать свой план в жизнь, важнейшим действующим лицом которого была само собой Сашенька. Ведь она могла потихоньку вынести эту глиняную штукенцию из музея и передать желанную вещь мошеннику лично в руки. Ему теперь нужно было во что бы то ни стало уговорить ее пойти на преступление. Наш герой преобразился. Стал поистине конкистадором, каким его и хотела видеть Сашенька. Они теперь были неразлучны. «Испанец» в свободное от ее работы время таскал девушку по паркам и скверам, водил в кино и зоопарк. Откуда только в нем появилось столько красноречия? Откуда взялись такая фантазия и мальчишеский задор в его рассказах? Он без умолку повествовал ей о средневековых временах. Даже терпеливо относился к ее увлечению гороскопами. А Сашенька была сама не своя от столь ярко вспыхнувших чувств «конкистадора».

Изумрудов в мыслях строил планы похищения амфоры, а на словах он с усиленным энтузиазмом доказывал девушке, что «Саша плюс Сашенька» – это что-то запредельно-желанное для него. Она ему с упоением рассказывала о музейных экспонатах, а он ей – о своей прошлой жизни. Той самой, когда он с адмиралом Колумбом все открывал и открывал новые земли: вначале узкие береговые полосы, а затем они продвигались вглубь материка, где им обещали материализоваться мифические города, чудесная страна Эльдорадо и источники вечной молодости. «Вспоминая» взахлеб, Изумрудов преподносил себя не иначе как «покровителем индейцев», утверждая, что лишь благодаря ему Конкиста стала дружелюбной и просветительской кампанией. По крайней мере там, где он в ней участвовал. Когда же Изумрудов дошел в своих рассказах до похода на Гондурас, он почувствовал, что запас его воображения начал иссякать. К тому же он так мысленно запутался в географическом смысле, что просто не знал, куда его отряд должен был повернуть, чтобы попасть в этот самый Гондурас: направо или налево? Но Сашенькин мозг был уже настолько порабощен, что она явно не заметила бы какие-то неточности завиральных историй ее «конкистадора».

Безусловно, Изумрудов питал особые чувства к своей избраннице, все же он мечтал о ней несколько лет. Но нет другой силы мощнее жажды обогащения в человеке, прожившем долгое время в нужде. Даже страсть к желанной женщине не смогла сгладить обострившееся стремление Изумрудова к наживе. И он был готов безжалостно использовать возлюбленную в своих корыстных целях, лишь бы заполучить эту амфору. Он был уже не тот, который затаив дыхание выжидал часами, когда девушка появится в их общем дворе, наискосок пересечет его и скроется в обшарпанном подъезде, унося в очередной раз с собой мечту… мечту Изумрудова. Он стал «энергоносителем», а значит, теперь у него должны быть совсем другие мечты. А Сашенька оставалась прежней. И она хотела любви. Понимая это, наш герой уделял самое максимальное внимание бутафории чувств.

– В отношениях мне важен душевно-интеллектуальный комфорт… душевное соитие… – говорил он трепетно и обволакивающе, будто бы пытался соблазнить, и медленно подготавливал ее к развязке: – Только с помощью тебя я могу получить желаемое. Ты же сделаешь для меня все?

В один из вечеров он решил, что она уже созрела. Достал припасенную заранее бутылку испанского вина, зажег свечи и, дождавшись, когда девушка вернется с работы, подхватил ее и закружил в танце. Она доверчиво прижималась к нему и томно вздыхала. А он ей шептал на ушко:

– Сашенька, у тебя такое изысканное и притягательное… женское начало… Ты вся такая утонченная и чаше-бедренная… в смысле фигуристая… с двумя ручками, прямо как твоя музейная амфора…

– Да что вы право! – шепнула девица, утопая в красноте смущения. Она до сих пор звала своего «конкистадора» на «вы», даже разделив с ним постель. – Я совершенно обычная… Ой, вы такое говорите… Вы, Александр, мне теперь так близки…

Девушку вдруг стали терзать тяжелые раздумья, ее мучала недосказанность. Она чувствовала себя грешницей перед этим святым человеком.

– Я вам должна признаться… может вы не заметили, все-таки были пьяны… но мне за это так стыдно… что до вас… у меня были… я досталась вам не девственной…

Сашенька зарделась, и стала суетливо расстегивать пуговки на своей блузке, чтобы разрядить обстановку, и добавила: – А амфоры, кстати, нет. Пропала. Полиция уже ее ищет. А директор музея отчего-то даже совсем с виду не расстроен. Да и кому она нужна? Какому-нибудь сумасшедшему коллекционеру?

Изумрудов осекся, его колени дали слабину и он чуть не рухнул на пол. Как закипающий чайник, он несколько минут жадно хватал воздух ртом. Затем все-таки злоба его забурлила и вырвалась наружу:

– Как?! Как ты могла! Как ты не углядела?! Дура! Не сберегла! Я же возлагал на тебя такие надежды! И все теперь превратилось в прах! А-а-а!

Изумрудов, впопыхах набросив на себя пиджак, хлопнул входной дверью, надевая куртку на лестнице и перепрыгивая заодно через три ступеньки, выскочил на улицу. Он не мог пережить такого удара. Казалось, удача уже была в его руках, но все вмиг оборвалось. Провал! Проигрыш!

Через время все же хватило его воспаленному мозгу додуматься, что в этом деле замешан непосредственно заказчик. Изумрудов судорожно начал припоминать их переписку и сейчас точнейшим образом воспроизвел в памяти весь свой скоропалительный монолог и об амфоре, и о подвигах Геракла и о музее. Возбужденные извилины Изумрудова сплелись и вытянулись в одну монолитную струну, издающую от напряжения глухой утробный звук. Только одна мысль полностью поглотила его – месть! Нужен план мести! Самой изощренной! Самой жуткой! Самой…

А Сашенька, ничего не подозревавшая об «амфорных» чаяниях Изумрудова, всю его эмоциональную тираду приняла на свой счет.

– Ах! – вскрикнула девушка и взметнула ладошки на свои пылающие щеки. – Вот из-за чего все рассыпалось! Вот почему он ушел! – и бросила злой взгляд на фарфоровую вазочку, стоящую на журнальном столике. Дело в том, что перед приходом Изумрудова, Сашенька забыла повернуть ее другой стороной, как она это всегда делала в ожидании гостей. Зачем, спросите вы? О, это знак-напоминание! Девушка держала треснувший бок вазы у себя перед глазами, чтобы не забывать о том, что все в этом мире хрупко и надо относиться ко всему бережнее и внимательнее. А от людей она просто прятала этот разбитый бок, чтобы не подумали о ней чего-нибудь не того.

В общем, Сашенька мыслила в сложившейся ситуации как все заурядные девицы, отыскивая бессмысленные приметы, и придумывая себе бог весть что. Ослепленная чувствами девушка вначале расстроилась донельзя, но затем всколыхнулась от мысли, что «испанец» просто не смог сразу пережить и понять ее не девственность. «Значит, он ревнует! Стало быть, любит меня так сильно! Вот какие он чувства ко мне испытывает…» – думала Сашенька и успокаивала себя тем, что ее «конкистадор» придет в себя и вернется к ней. Женщине ведь присуще иногда самовнушение, что это и есть та великая неземная любовь, полагая, что мужчина сбежал просто по романтическим причинам – не уверен в ее чувствах или же боится своих мощных сердечных импульсов.

«Какой он чувствительный, каких благородных нравов! Я такого и ждала! Он мне нужен! Мы созданы друг для друга! И он будет счастлив только со мной!» – вихрились мысли в голове, и ее тело волнообразно охватывало истомой. Сашенька, с головой погрузившись в пучину самообмана, была готова теперь отправиться за Изумрудовым хоть на край света. Однако через полчаса на девушку нахлынула абсолютно несвойственная ей прагматичность. Однозначно высокие чувства могут вызывать в человеке все что угодно и побуждать его к непредсказуемым поступкам. Но в случае с Сашенькой, кажется, все обошлось по минимуму. Женские заморочки на счет «ждать и надеяться» ей почему-то сейчас совсем не нравились. «Если упустить время, то любимый, возможно, собьется с пути… в его паруса может подуть другой ветер… хотя бы вон от Нинки из соседнего подъезда… а в такие минуты отчаяния влюбленные так бездумны и слабовольны… мне нужно его скорее разыскать!» – размышляла Сашенька. Упускать свое «счастье» она ни за что не хотела. Но и самой бросаться на поиски, она посчитала совсем не подходящей затеей. Невзирая на свое взволнованно-неуемное состояние, Сашенька сумела мыслить трезво. Что она смогла бы сама? Где бы искала его?! Выход был один – довериться профессионалам.