Читать книгу Cкорбная медицинская немощь. Сборник рассказов - Дмитрий Березин - Страница 7

Валентин Акимович Кочнев всю свою жизнь прожил в селе. Проработал он в системе советского госстраха. Вооружившись офицерской планшеткой, он ходил по деревенским домам, собирая с односельчан страховые взносы, в основном, за домашний скот.

Никто из односельчан не понимал, зачем это нужно: страховать свой домашний скот? Ведь в случае, если корова или, например, хряк заболеет, то всё их лечение сводилось к «ампутации хвоста ближе к голове». Иными словами, скотину забивали и съедали, либо мясо шло на продажу, и ни о каких страховых выплатах никто и никогда не задумывался. Оно ведь в деревне как: «Не жалко, что своя корова сдохла. Жалко, что у соседа до сих пор живая».

За всю свою страховую деятельность Валентин Акимович ни разу не совершал процедуру страховых выплат. Только сбор взносов.

Шесть лет назад Валентин Акимович вышел на заслуженную пенсию и потянулась его скучная пенсионерская жизнь.

На счастье, а как позже оказалось, всё-таки на беду, у Валентина Акимовича была тёща. Вполне себе живая и шустрая, восьмидесятишестилетняя бабулька Пелагея Мироновна по прозвищу «бабка Мудрая». Никто, кроме самой бабки Мудрой не знал причину, по которой она стала обладательницей такого прозвища. Пелагея Мироновна несколько раз приходила ко мне прием, жаловалась на больные суставы, головные боли, шум в ушах и прочее, что может беспокоить пожилых людей. Тем не менее, она всегда строго держала пост и никогда не позволяла себе прегрешения в виде алкоголя. Питалась только домашней пищей: картошка, сало, масло, овощи с огорода. Готовила пищу она себе сама, недаром всю жизнь в совхозной столовой поваром проработала.

Вот как раз на 87-летие бабки Мудрой и произошли те события.

К празднованию своего дня рождения она готовилась основательно. Было жаркое из свинины, на гарнир пюре картофельное с подливой. Из напитков был собственноручно приготовленный яблочно-сливовый компот, а на десерт, как и полагается в деревнях, были блины, которые, перед употреблением предлагалось окунать в мёд, налитый в небольшую, но глубокую миску.

На день рождения были приглашены дети, внуки, братья, сёстры и соседи, которые, зная о кулинарных способностях бабки Мудрой, посчитали нелогичным пренебречь таким приглашением.

Гости расселись за столом, поздравили именинницу, приступили к поеданию приготовленного.

Валентин Акимович есть не хотел. Он, зная, что тёща «не нальёт», прибыл на праздник уже «заряженным». А заряжаться он начал ещё накануне. И сейчас Валентин Акимович хотел выпить, но тёщи боялся. Принятый им ещё утром алкоголь уже расщеплялся, организм требовал «продолжения банкета», поэтому у Валентина Акимовича возникла жажда.

– Ох, и компот у тебя, тёщенька, вкусный! – нахваливал он тёщин компот.

Надеясь, что она всё же выставит на стол заветную бутылку самогона, он продолжал:

– Таким компотом самогон запивать самое дело! Может это…, а? По чуть-чуть? – он показал расстояние между большим и указательным пальцами.

Тёща, видимо, потому и называлась Мудрой, что всегда умела «отшить» придирки любого пьяницы, а уж тем более зятя:

– Неча шары заливать на моих именинах! – ответила она зятю. – Вон, блины с медом ешь!

Родственники беззлобно засмеялись. Василий Акимович погрустнел, но всё же взял со стола блин, свернул его пополам, обмакнул в мёд и откусил большой кусок. В этот же самый момент, чувствуя горечь поражения в словесном поединке с тёщей, а также несостоявшуюся мечту «хлопнуть» рюмашку, он сделал горестный вдох. Откушенный кусок блина, повинуясь обычным физическим законам, тут же полетел в сторону гортани и застрял в районе голосовой щели, частично перекрыв дыхательное горло.

Валентин Акимович тут же закашлялся. Синея и ударяя себя в грудь кулаком, он вскочил. Пытаясь сделать вдох, он тянул в себя воздух, тем самым только ухудшая свое положение: блин застрял, а воздуха, чтоб его выдохнуть, в лёгких не хватало. Всё вокруг закружилось, картинка перед глазами стала нечёткой, расплывчатой и темнеющей. Словно окунь на песке, судорожно пытаясь сделать вдох, Валентин Акимович, роняя стул, сам повалился на пол, выронив из руки недоеденный блин.

…

Выходной день был тогда. Решил, что займусь огородом, который зарос щири́цей и лебедой.

«Мда-а., неприлично мой огород выглядит. А ведь ещё и „доктором“ называют. Стыдобища!!! Вон какой у Пелагеи Мироновны огород! Ни травинки лишней не растет! Картошечка вся ровнёхонько стоит, как кукуруза при Хрущёве! – думал я, дёргая траву, орудуя тяпкой и поглядывая в соседский огород. – Ещё и гости сегодня к ней там приехали. Сейчас она их поведет в свой огород хвастаться, как у нее тут все классно, а тут мой по-соседству, неубранный. Не только соседка знать будет, что докторский огород бурьяном зарос, но и в соседних деревнях тоже узнают».

От моих мыслей меня отвлёк звук брякнувшей двери в соседском доме. Такой звук возникает, когда человек выбегает из дома на улицу, толкая дверь двумя руками. Через мгновение в соседнем дворе загремело какое-то ведро, послышались взволнованные человеческие голоса, закудахтали куры.

Становилось ясно, что-то кто-то выскочил из дома и бежит куда-то сломя голову.

Ещё через мгновение в огород выбежал незнакомый мне человек и крикнул:

– Доктор! – взволнованно крикнул он. – Вы доктор? Там человек умирает! Ему с сердцем плохо!

Бросив тяпку, я побежал по огороду и через двор забежал в дом.

В зале, около стола полулежал бледно-синего цвета Валентин Акимович. Он, вытаращенными глазами, ошарашенно смотрел по сторонам, но, скорее всего, уже ничего не видел.

– Что случилось?! – спросил я у него. – Что болит?

Валентин Акимович попытался сфокусироваться на мне, но у него не получилось. Он открывал рот, бил себя в грудь кулаком, но не произнес ни слова.

– Мы за столом сидели, – быстро сказала Пелагея Мироновна, – у него сердце прихватило, он закашлялся и в грудь себя бить начал, потом упал…

«При сердечных болях больные не так себя ведут. – мелькнула мысль, – они кричат или стонут от боли, могут сказать хоть что-то…».

Между столом и стеной, где находился больной было катастрофически мало места. Неудобно производить осмотр.

– Отодвиньте стол! – скомандовал я. – Мне надо места побольше.

Стол тут же отодвинули. Я попробовал уложить больного, но наступил на что-то мягкое на полу. Это оказался откушенный блин.

– Тут блин лежит недоеденный, – сказал я вслух, отодвигая его подальше.

– Это он блин откусил, – сказал кто-то из гостей, – потом сердце и прихватило у него…

Вот тут-то в голове у меня и щёлкнуло.

– Подавился! – аж вскрикнул я. – Он подавился! Ложку дайте!

Открыв больному рот и прижав ему язык, я все же разглядел край куска блина.

Прием Геймлиха мне приходилось делать только на манекене в училище.

– Помогите мне! «Приподнимите его!» – сказал я родственникам.

Встав сзади больного и обхватив его под мышками, я прижал кулак к его эпигастрию. Второй рукой схватился за кулак.

– Р-раз! – дёрнул я Валентина Акимовича на себя, одновременно надавливая ему на эпигастрий под ребра и сжимая его грудную клетку.

Под правой рукой я почувствовал предательский щелчок. Глухой щелчок ломающегося ребра.

– Пх-ххаа-а!!! Кхм-м-м… – Валентин Акимович выплюнул блин и тут же сделал шумный вдох:

–Ыхы-ыыыы…

Следующие вдохи были уже менее шумными.

– Ы-ыы (вдох) … Хы-ыы (выдох) … Ы-ыы… Хы-ыы – дышал, сидя на полу Валентин Акимович.

Я смотрел на него, ожидая, когда же он пожалуется на боль в грудной клетке из-за сломанного ребра, но первое, что он сказал, когда отдышался, было:

– Я же говорил, что самогонки надо было… Чуть не сдох от твоих блинов!

Тёща тут же достала заветную бутылку.…

Сломанное ребро болело у него около месяца, а жители деревни, встречая меня, Валентина Акимовича или бабку Мудрую, шутили: «Вот так, тёщины блины за бутылку самогона зятю ребра переломали!»