Читать книгу Сколько стоит жизнь хорошей девочки? - Дмитрий Денисовский - Страница 2

Мелкие неприятности начали преследовать Катю уже с раннего утра понедельника, несмотря на то что по-весеннему яркие солнечные лучи апрельского солнца заполнили всё пространство её двухкомнатной хрущёвки на третьем этаже.

Казалось бы, душа должна радоваться и петь заботливому солнышку. Так, как это делают многочисленные голосящие за окном пернатые, прилетевшие из зимней эмиграции и по зову природы создающие свои семьи для продолжения потомства. Но ни весёлый птичий гомон, ни ослепительно яркий и большой солнечный диск, висящий над горизонтом за окном, не радовали, а скорее, раздражали её.

Встав по противному звуку будильника в телефоне, она, поскользнувшись на оставленной вчера у кровати упаковке от чипсов, растянулась на полу, больно ударившись коленями о ламинированный паркет. Слава богу, ничего не повредив, встала и наконец-то отключила ненавистный сигнал, исходящий из мобильника, перелистнув на дисплей с сегодняшней датой – 15 апреля 2015 года. Затем пошла в ванную комнату, где собиралась почистить зубы и умыться.

Проклятый тюбик с зубной пастой при нажатии на него стрельнул всем содержимым, попав частично на её длинную ночную майку. Она, чертыхнувшись, наскоро умылась и переоделась, критически взглянув на своё отражение в зеркале. Намечающиеся морщинки на бледном симпатичном лице. Грудь, начинающая уже слегка терять прежнюю форму и лишние, пока ещё совсем небольшие округлости на боках никак не могли её радовать. Возраст неумолимо брал своё, не оставляя ей никаких шансов на сохранение былой свежести и подтянутости фигуры, присущих ей в молодости. По утрам, глядясь в зеркало, она ненавидела себя за лень и отсутствие силы воли, помня, что с каждого понедельника собиралась сесть на диету и заняться собой. Но, понедельники пробегали, как электрички мимо станции, где не запланирована остановка, и приносили только разочарование и стыд за свою лень.

Неприятности продолжились на кухне, куда она отправилась, надев нижнее бельё, чтобы приготовить себе завтрак. В холодильнике не нашлось ни одного куриного яйца, которые она любила во всех видах. Вчера, возвращаясь уставшая домой, не зашла в магазин, будучи напрасно уверенной, что в холодильнике остались какие-то продукты.

Разочарованно осмотрев пустые полки белого, большого «Атланта», она поняла, что там «мышь повесилась», как любил говорить её бывший муж, с которым рассталась больше года назад.

Пришлось довольствоваться кружкой растворимого кофе с зачерствевшим печеньем, оставшимся лежать на кухонном столе ещё с субботы. Причём, взяв чайную ложку и сахарницу, чтобы подсластить кофе, она умудрилась рассыпать белые кристаллики по всему столу.

Наскоро оделась, натянув однотонный коричневый шерстяной свитер и чёрные немного расклёшенные брюки. Одежда была неяркой, немодной, но практичной. Не то чтобы она махнула на себя рукой, но выбор одежды перешёл на задний план ее жизненных приоритетов последнего года.

Второпях причесавшись и обведя губы помадой, глянув в своё зеркальное отражение, она вышла из квартиры и закрыла дверь ключом.

По дороге от дома к трамвайной остановке её на пешеходной дорожке чуть не сбил развозчик пиццы на зелёном скутере, который вдобавок ещё и обматерил при этом. Отскакивая от скутера в последний момент, она неловко повернулась и сломала каблук на одной туфле.

Ей, раздражённой всеми этими утренними неприятностями, пришлось вернуться домой и поменять обувь.

Как следствие, она опоздала на работу. На свою скучную, унылую бумажно-компьютерную работу в офисе большой компании в исключительно женском коллективе, куда она и так ходила без радости и вдохновения. Единственным плюсом этой выбранной ею работы было то, что здание офиса находилось близко к дому, всего лишь в получасе ходьбы. А это, по московским меркам, можно считать практически идеальным вариантом.

Услышав в свой адрес набор обычных наставлений и угроз от начальницы – пожилой дамы с тремя подбородками и телом толстой гусеницы, надевшей сарафан с расходящимися в разные стороны краями между застёгнутыми пуговицами, она промолчала в ответ. Вздохнув, принялась разбирать оставленные вчера документы и включила компьютер.

В большом помещении офиса кроме неё за столами сидело ещё с два десятка женщин разного возраста – сотрудниц отдела экономики и статистики. Они переговаривались между собой, чем-то делились, иногда смеялись. Её никто не беспокоил.

Она не любила своих коллег и ни с кем не успела завести дружеских отношений. Коллектив отвечал ей тем же. Никто не подходил к ней, чтобы рассказать новости, поговорить об обновках и о новых отношениях. Никто не делился с ней последними сплетнями и слухами. Общались только по служебной необходимости и иногда во время сбора денег на подарки или венки на похороны близких.

Такой тип общения с коллегами её вполне устраивал. По своей природе она была интровертом, сосредоточенной в большей степени на своём внутреннем мире, чём на внешнем. Её нельзя было назвать чёрствым человеком – она сопереживала проблемам или горю своих сотрудниц, если узнавала об этом. Никогда не отказывала в посильной помощи им, но не испытывала никакого удовольствия от общения с ними, если это касалось обычных женских разговоров и сплетен. В коллективе её считали высокомерной и нелюдимой.

В общем-то, также считал и её бывший муж, с которым они, прожив вместе почти десять лет, разошлись тихо и по взаимному согласию. Никто никому не изменял, не строил козни, не делил имущество. Женившись уже в тридцатилетнем возрасте без пылкой любви, скорее из-за уважения и некоторой симпатии друг к другу, оба почти одновременно пришли к выводу, что их ничего не связывает. Этому отчасти поспособствовало и отсутствие у них детей. Она специально никогда не предохранялась, но довольно скучный и мало эмоциональный секс, особенно в последние годы семейной жизни, никак не приводил к зачатию ребёнка. Это немного беспокоило её в первые несколько лет брака, но, будучи фаталисткой, она смирилась и с этим, в глубине души посчитав, что причина в ней, а не в муже. Понимая, что их брак неумолимо движется к разрыву, не ходила по врачам сама и не требовала этого от мужа.

С головой погрузившись в рутинную офисную работу, она почти не заметила, когда наступило обеденное время. Миловидная девушка Вероника, занимающая соседний стол в офисе, перед уходом, окликнула её:

– Катя, заработалась, что ли? Пора на обед! Работа не волк!

Вероника исчезла, не дожидаясь её.

Катя, немного поразмыслив, решила на обед не ходить, хоть немного начать выполнять данное себе обещание сесть на диету. Встала, подошла к кофейному аппарату в пустом офисе и сделала себе чёрный кофе без сахара в маленькой, но объёмной кружке. Осторожно неся горячую кружку, вернулась за стол и посвятила обеденное время чтению сообщений в социальных сетях.

Она не регистрировалась на сайтах знакомств, не желая заводить новые отношения с мужчинами, и признавала это занятие праздным и глупым. Не выкладывала свои фотографии на многочисленные страницы соцсетей в интернете, определённо считая это некой разновидностью психологического расстройства. Ее вполне устраивала простая переписка на «Одноклассниках» со знакомыми или малознакомыми людьми, с которыми не хватало времени и возможностей увидеться в обычной жизни.

Быстро перелистывая электронные страницы новых сообщений с банальным набором приветствий и новостей от своих одноклассниц, подруг детства и однокурсников по институту, собиралась уже было закрыть их, когда натолкнулась на одно, которое показалось очень странным. В папке входящих сообщений её ждало письмо от неизвестного отправителя под ником Иван Иванов: «Эка, привет! Не уверен, что помнишь меня, но ты до сих пор в моём сердце! Я не могу забыть то недолгое летнее время, проведённое вместе с тобой! Очень надеюсь на скорую встречу!».

Письмо было без подписи. Иван Иванов, как автор сообщения, скрывался за набором каких-то цифр и букв, без подробностей о себе. Скорей всего, она быстро закрыла бы это анонимное приветствие и, наверняка, забыла бы о нём, но её смутило обращённое к ней имя Эка. Таким именем называл её дедушка – грузин по национальности, но родившийся и всю жизнь проживший в России. Она уже сама успела забыть, что так в шутку представлялась в детстве и юности. Эка – сокращение от грузинского имени Экатеринэ, что по-русски, конечно, означало Екатерина – так, как она была записана в паспорте. Даже её мама, грузинка наполовину, никогда не звала её так, предпочитая русскую Катюшу.

Очень удивило, что кто-то помнит её под именем Эка. Это было так давно, больше двадцати лет назад. Текст письма не дал ей никаких ответов на его авторство. Ничто в памяти пока не напомнило о недолгом летнем времени, проведённом вместе с отправителем.

Катя, немного подумав, закрыла страничку. Постаралась забыть о странном сообщении, опять погрузившись в свою работу. Тем более что обеденное время уже успело закончиться, и сотрудницы стали группками стекаться в помещение офиса.

Досидев в офисе до положенных пяти часов вечера, Катя стала собираться домой. Дождавшись, когда последняя их коллег упорхнула из помещения, она набрала телефон мамы. Поздравила её с днём рождения, немного соврав при этом, что служебная необходимость требует остаться на работе до глубокого вечера, поэтому прийти егодня в гости не получится. Как водится, мама поблагодарила и посетовала немного о том, что Катюша себя не бережёт и не оставляет времени на личную жизнь.

Кате было противно врать маме, но очень не хотелось закончить и так неудачно начавшийся день, слушая обычное за последний год брюзжание отца с бесконечными упрёками в свой адрес типа «захотелось свободы, а теперь посмотри, в кого превращаешься?!»

Папа, полковник милиции в отставке, в общем-то, был незлым человеком и очень любил свою единственную дочь. В то же время, он, приверженец домостроя, неукоснительно придерживался мнения о том, что брак между мужчиной и женщиной должен быть единственным и на всю жизнь. Он крайне негативно отнёсся к известию об их разводе, виня во всём Катю и продолжая поддерживать тесные отношения с её бывшим мужем, которого знал давно. Тот начинал службу ещё молодым милицейским старшим лейтенантом в отделе, возглавляемым отцом.

Закончив телефонный разговор с мамой, Катя не торопясь вышла из офиса и побрела пешком в сторону дома. На улице было довольно тепло для середины апреля. Аллеи деревьев по дороге начинали окрашиваться яркой зеленью. Те встречные пешеходы, кто посмелее, гуляли без верхней, надоевшей за долгую зиму одежды.

Катя решила не пользоваться трамваем, а пройтись солнечным вечером и подышать свежим весенним воздухом, который к лету обязательно сменится на духоту, наполненную выхлопными газами и вездесущим летящим тополиным пухом. По дороге домой зашла в супермаркет и купила там десяток яиц в коробке, кусочек пармезана отечественного производства и бутылку красного грузинского вина, чтобы выпить дома в одиночестве за здоровье мамы.

Мелкие утренние неприятности были уже забыты, и сегодняшний вечер начинал походить на череду обычных рутинных Катиных вечеров, как близнецы похожих друг на друга за последний год.

Подходя к подъезду своего дома, Катя услышала, как её окликнул местный алкаш и доморощенный политик Петюня, увидевший её со скамейки соседнего подъезда. Он подбежал и загородил проход, дыхнув перегаром:

– Катюха, привет! Сто лет, сто зим! Как поживаешь?

Переминающийся с ноги на ногу Петюня был одет в старый мешковатый спортивный костюм, явно с чужого плеча, и видавшие виды синие кроссовки. Не дожидаясь Катиного ответа, быстро затараторил:

– Ты слышала, что америкосы про Крым заявляют? Всё им, уродам, неймётся! Уже бы давно надо было им по рогам настучать! А ведь сегодня Международный день культуры! А какая уж тут культура, если в мире неспокойно? Катюха, ты не богата деньгами? Одолжи мне сто рублёв на постройку кораблёв!

Выклянчив очередные сто рублей, на которые, вкупе со всеми прошлыми выпрошенными у Катерины и соседей деньгами, вполне уже можно было построить крейсер, довольный Петюня отошёл, потеряв к Кате всякий интерес.

Катя посмотрела ему вслед и подумала, что Петюня выглядит лет на шестьдесят, никак не меньше, хотя её бывшему однокласснику, по факту было не более сорока. Знала она о Петюнином богатом тюремном прошлом с его тремя сроками, заработанными за кражи, и арестом по его же глупости. Время, проведённое в «санаториях» за колючей проволокой, и ежедневные пьянки последних лет на свободе сделали своё дело, и Петюня потихоньку превращался в пожилого опустившегося алкаша.

Сажал его ещё Катин отец, на которого осуждённый за кражи по 158 статье Уголовного кодекса Российской Федерации Пётр Плахотнюков нисколько обижен не был, по-философски виня только злой рок и свою плохую наследственность. Вся прошлая жизнь бывшего уголовника по кличке Плохой прошла по принципу фразы из знаменитой советской комедии: «Украл, выпил, в тюрьму». Задержался он на свободе только последние пару лет, умудряясь балансировать на грани закона и довольствуясь попрошайничеством и мелкими кражами.

Катя уже взялась за ручку подъездной двери, когда Петюня, успевший уйти на приличное расстояние, крикнул ей то, о чём забыл прежде:

– Катюха, а тебя человек один искал, спрашивал номер твоей квартиры. Серьёзный человек! Я сказал, в какой квартире ты живёшь. Таким, как он, не отказывают. Видел я таких у «хозяина». Так что скоро жди гостей!

Петюня отвернулся и быстро зашагал прочь в сторону двух таких же, как он, опухших личностей, поджидавших его на скамейке соседнего подъезда.

Удивлённая Катя, не успев расспросить Петюню о подробностях визита неизвестного гостя, не стала кричать на весь двор и, пожав плечами, зашла в подъезд.

Она решила не готовить себе ужин и обойтись бокалом красного вина с сыром.

Катя переоделась. Накинула на себя майку и натянула спортивные штаны. На ноги одела высокие фланелевые мягкие носки.

Включив телевизор и выбрав почти беззвучно какую-то мелодраму, она удобно устроилась на диване, поджав ноги. Поднос с бокалом вина и тарелкой с нарезанным кусочками пармезаном поставила перед собой. Отпив первый глоток красного терпкого напитка, Катя взяла смартфон и по WhatsApp набрала номер Галки – своей лучшей подруги, живущей с семьёй в Германии.

Поболтав минут пять о всяких глупостях, они распрощались и закончили разговор. Раньше они были очень близки с Галкой, часто встречались и делились друг с другом всеми своими радостями и горестями. Но после того как Галка с мужем и дочкой уехали на постоянное место жительство в Нойштадт, где мужу предложили хорошую и постоянную работу, их интересы стали расходиться, оставляя всё меньше тем для задушевных разговоров.

Галку, прожившую пару последних лет в Германии, по необъяснимой причине переклинило на политику, которая её раньше никак не интересовала. Абсолютно аполитичная Катя стала быстро уставать от телефонных разговоров с подругой, слушая её уже ставшие постоянными сетования на «антидемократический режим» в России. Катя не возражала, но удивлялась странной позиции «новоявленной немки», особенно помня, как та сама когда-то называла свою жизнь в России «жизнью в шоколаде». Знала, что семья Галки, после переезда в Германию, столкнулась с большими проблемами.

По словам подруги, её светлокожую и русую четырнадцатилетнюю дочь стало необходимым обязательно провожать и встречать из школы, поскольку в классе, состоящем на 80 процентов из выходцев из Турции, Албании и Африки, её всячески притесняли и даже иногда поколачивали. Муж метался между работой и школой, не имея никакой возможности дать отпор малолетним уродам, которые продолжали издеваться над дочерью без страха подвергнуться судебному преследованию в «демократической» Германии.

Катя понимала, конечно, что подруге, наверное, психологически легче хаять свою Родину, где она получила отличное образование, удачно вышла замуж и жила полноценной спокойной жизнью, чём объективно посмотреть на вещи и признать существующие проблемы в стране, которую сама выбрала для жизни.

Выпив второй бокал красного грузинского за здоровье мамы, Катя сделала телевизор погромче и постаралась вникнуть в сюжет идущей там мелодрамы.

В девятом часу вечера по ушам резанул неожиданный громкий звонок входной двери.

Вспомнив предупреждение пустомели Петюни, она, удивившись их правдивости, медленно подошла к двери. Не заглядывая в глазок и ничего не спрашивая, Катя открыла дверь.

На пороге двери стоял не знакомый ей человек, которого Катя хорошо разглядела в свете яркой лампочки лестничной площадки.

Высокий, широкоплечий, светловолосый мужчина средних лет. Он был одет в короткую кожаную куртку-пилот с бежевой меховой подкладкой и синие джинсы. На незнакомом ей лице нежданного гостя застыла улыбка, но само лицо это было мужественное, решительное, хорошо очерченное, с маленькими лучиками морщин под голубыми глазами и с ямочкой на подбородке. Небольшая горбинка на когда-то перебитом носу и шрам на правой щеке, идущий от уголка губ наверх, не портили его облик.

Гость держал в руках большой букет из красных роз и увесистый пакет из супермаркета.

– Здравствуй, Эка! Пустишь?

Голос у незнакомца был типичным баритоном, как определила для себя Катя, окончившая в своё время музыкальную школу по классу хорового пения.

Она широко открытыми от удивления глазами посмотрела на него и, не уходя с дверного просвета, спросила:

– Разве мы знакомы?

– Неужели я так изменился? Почему-то мне самому казалось, что нет. Может быть, это поможет тебе вспомнить?

Незнакомец, взяв в одну руку букет цветов и пакет, вторую засунул во внутренний карман куртки и достал оттуда фотокарточку, которую протянул ей. Катя, забирая фото, успела заметить, что кисти рук у гостя большие, широкие, с длинными пальцами, на двух из которых были вытатуированы перстни: один – сплошной, полностью окрашенный чёрной тушью и второй с черепом в окружении чёрной рамки. Эта подробность испугала Катю, и она неосознанно чуть-чуть прикрыла дверь.

Взглянув на чёрно-белое фото, Катя увидела там девушку и юношу, которые обнимались, прислонились к стоящему на заднем плане мотоциклу, на фоне леса. Фотография была не очень качественной, явно любительской. Но Катя, удивившись, в девушке узнала себя, совсем юную и худенькую, как тростинка. Она ещё полностью не смогла вспомнить, когда и кем была сделана это фото, но в голове уже стали всплывать картинки короткого эпизода из её юности. Узнала и лицо парня, с которым она обнималась на фото.

Каждое лето, во время школьных каникул, родители отправляли её из Москвы погостить у дедушки с бабушкой в посёлок, расположенный на берегу большого и прекрасного озера на Валдае, где она с удовольствием проводила один-два месяца.

Посёлок был густонаселённым. В летний сезон заполнялся многочисленными туристами и родственниками местных жителей, особенно детьми и школьниками, приехавшими на каникулы. До позднего вечера на улицах не смолкал детский гомон и юношеский смех.

Катя, только окончившая девятый класс, во время очередного своего приезда в посёлок, познакомилась со своим сверстником – парнем, также отправленного сюда на каникулы к своей родне. Он, как и она, каждое лето приезжал сюда из Ленинграда, но раньше их дорожки, занятые другими, детскими, заботами, не пересекались.

Но в это лето, оба полные юношеской романтики, встретившись в первый раз у общих друзей, почти не расставались целый месяц лета, пока Катин папа, прикативший в посёлок на служебной машине, не заставил её уехать с ним обратно в большой город, несмотря на слёзы и рыдания.

Потом она узнала, что папа сделал это по просьбе дедушки и бабушки, которые стали переживать за Катину целомудренность, видя, как закружило её в водовороте первой влюблённости.

Поначалу она не могла забыть свои первые неловкие поцелуи с Маркушей, так подростковое население посёлка летнего периода называло этого юношу. Млела, вспоминая его нежные неопытные объятия. Им не хватило времени, чтобы произошла близость, но к этому всё шло, в чём оказались правы её дедушка с бабушкой, ни увези её папа из посёлка.

Они, конечно, обменялись телефонами и адресами. Она мечтала о звонке или письме от Марка, особенно в первое время, но, не дождавшись, понемногу стала забывать все волнения летнего месяца, погрузившись в учёбу и подготовку к поступлению в институт. Сама не звонила и не писала, всё более убеждая себя в том, что он вовсе вычеркнул ее из памяти.

И вот сейчас на её пороге стоял тот самый Марк, превратившийся из нескладного длиннорукого и веснушчатого паренька в крепкого сильного мужчину, за плечами которого была целая жизнь, непростая и неласковая, судя по наколкам на пальцах.

Держа перед глазами старую фотографию, Катя, конечно, узнала его, давным-давно забытого и стёртого из памяти, как ластиком стирают предварительный и неудачный контур будущего рисунка.

Она сейчас терялась в догадках, зачем этот мужчина, как давно забытый эпизод из счастливой юности, вдруг опять возник из прошлого и стоял сейчас на её пороге с явным намерением зайти.

В этой пресной взрослой жизни их ничего не могло связывать. Не было, да и не могло быть у них никаких точек соприкосновений чужих друг другу, сорокалетних людей, идущих разными дорогами.

Тем не менее она то ли от любопытства, то ли от скуки, заполнившей её жизнь в последнее время, распахнула дверь настежь и пригласила его войти движением руки.

Марк, улыбнувшись, вошёл и молча вручил ей букет цветов и пакет с продуктами.

Катя, поблагодарив его кивком головы, отнесла пакет на кухню и пошла набирать воду в вазу, говоря на ходу:

– Заходи, раздевайся. Мужских тапочек у меня нет, но пол тёплый, не замёрзнешь. Проходи на кухню и подожди меня немного.

Катя налила воду в высокую красивую вазу и вложила туда букет с благоухающими розами. Отнесла в комнату и поставила на журнальный столик. Вернулась на кухню, где её ждал Марк, стоявший у окна и глядевший на улицу.

Из кухонного окна третьего этажа Катиной квартиры открывался вид на двор и начинающую зеленеть липовую аллею, за которой проходил большой проспект, заполненный машинами, трамваями и автобусами. Уже горели уличные фонари и рекламные огни, но на улице было ещё достаточно светло.

Катя пригласила Марка за стол. Поставила чайник на огонь газовой плиты и молча начала разбирать пакет с гостинцами, принесёнными Марком.

На столе были появились пузатая бутылка хорошей темно-медового цвета текилы Casa Herradura с подковой на этикетке и коробка с марочным шампанским Dom Perignon 2008 года. Далее из пакета были извлечены жестяная банка с красной икрой, пара вакуумных упаковок с испанским хамоном, коробочка с голубым плесневелым сыром, шоколадные конфеты в красивой золотого цвета коробке и пара жёлтых лимонов-толстяков.

Катя подумала, что всё это заграничное богатство, неведомо откуда добытое Марком в наше санкционное время, она не видела в магазинах уже больше года. Но восхищаться не стала, а довольно сухо спросила:

– По какому поводу банкет? Ты, часом, не ошибся адресом?

– Не ошибся, не ошибся!

Марк улыбнулся и продолжил:

– Я понимаю, конечно, что ты удивлена моим приходом, но позволь мне рассказать тебе о его причинах. А там уж сама решишь, указать мне сразу на дверь или продолжить наше старое-новое знакомство.

Голос его был добрым и немного ироничным. Но Катя как-то поняла на подсознательном уровне, что такой тон не совсем обычен для его обладателя. Чувствовалась в этом голосе сталь, к которой он привык в своей жизни.

Она неуверенно пожала плечами, но, в душе уже согласившись выслушать Марка, стала расставлять столовые приборы. Открыла содержимое упаковок и коробок, разложив их по тарелкам.

Пока Марк ходил в ванную мыть руки, Катя заварила кофе в двух кружках, поставила два пустых бокала, порезала лимоны круглыми ломтиками и села наконец-то за стол напротив вернувшегося Марка в ожидании его рассказа.