Читать книгу Мост в чужую мечту - Дмитрий Емец - Страница 4

Ветер налетал порывами. Вдоль длинных домов и по проспектам невозможно было идти – сбивало с ног, хлестало по лицу. Эля, бывшая подруга дочери Долбушина Ани – та самая, которую Долбушин когда-то грубо сгреб за шею зонтом и отбросил за загородку, – пряталась от ветра и хитро лавировала, передвигаясь двориками. Сделав очередной поворот и вынырнув у мусорных баков, она внезапно увидела толпу. Не особенно большую, человек в тридцать, но обеспокоенную. Ощущалось, что стряслось нечто серьезное. Было это напротив длинного и массивного сталинского дома недалеко от метро «Сокол». Эля немного поколебалась и подошла.

Люди полукругом сгрудились под окнами первого подъезда, не заходя на заваленный снегом газон. Эля осторожно пробилась в первые ряды и остановилась рядом с бойким молодым человеком, который все время вертелся и подпрыгивал. Из подъезда выскочил мужчина в тренировочных брюках и накинутой на плечи дубленке.

– Милицию вызвали?

– Да уж как уж где уж! Вас, конечно, ждали! – колкостью ответила старушонка в лисьей шапке.

Эля с жадным испугом вглядывалась в снег. Она чувствовала, что разгадка рядом, на газоне, но по-прежнему не замечала ничего особенного. Разве что странной формы палку, обмотанную синей тряпкой. Эле потребовалась почти минута, чтобы понять: синяя палка – торчащая из сугроба нога.

Подъехала «Скорая». На газон пошел врач – усталый, средних лет, с черными усами и седой щетиной на подбородке. Из-под полушубка выглядывал короткий голубоватый халат. Зябко ежась от снега, который лез ему в брючины, врач неохотно дошел до лежащего человека. Наклонился, посмотрел внимательно, но трогать не стал.

– Вы его отройте! Может, укол поможет? – засуетился бойкий молодой человек.

– Поучи, поучи… – кисло ответил врач. – Откуда он сиганул?

– Похоже, с четвертого, – молодой человек ткнул пальцем вверх.

Эля задрала голову. Рама на четвертом этаже была распахнута. Пузырилась от ветра плотная фиолетовая штора.

– Самоубийца небось. Ласточкой специально прыгал. И трезвый, кажется, – буркнул врач.

После «Скорой» приехали два молодых милиционера. Эти тоже покрутились, посовещались, стали кому-то звонить, с кем-то спорить. Тогда один отправился в подъезд, а другой вместе с санитаром и помощниками из толпы выволок из снега человека, голова которого от сильного удара смотрела за спину.

На мужчине был бордовый халат с широким поясом. На шее – тесная серебряная цепочка. Раздутое, перекошенное лицо. Правый глаз вмят. Левый, широко распахнутый, с ненавистью смотрит на толпу. Но страшнее всего ухмыляющийся, чем-то очень довольный рот.

Эля вскрикнула, но не от ужаса, как остальные, а потому что узнала. Однажды они встречались на «Гоморре». Маг-одиночка Антон Лей – некогда правая рука Белдо, а ныне отколовшийся ведьмарь, с которым лишний раз не связывался сам Гай.

Подъехала третья машина – закрытая бортовая «Газель». Тело погрузили на складные брезентовые носилки. Санитар, придерживавший носилки сзади, высоко задирал колени, стараясь наступать в чужие следы. Толпа расступилась. Эля замешкалась. Милиционер прикрикнул на нее. Отодвигаясь, Эля увидела, как тесная серебряная цепочка, отстегнувшись с шеи мертвеца, соскользнула в грязноватый снег рядом с ее ногами. По снегу живой змейкой цепочка скользнула к левому ботинку Эли и коснулась его. Ступню обожгло несильной, сразу прошедшей болью, точно ее кольнули краем ледяной сосульки. От неожиданности Эля взвизгнула и высоко подпрыгнула.

Бойкий молодой человек, бросив свой край носилок, уставился на ее ботинки.

– И чего орать? Там же ничего нету! – сказал он удивленно.

Эля наклонилась и поняла, что он прав. И правда ничего. Снег и асфальт. Цепочка-змейка таинственно исчезла.

* * *

Тому, кто никогда не получал псиоса, не объяснишь, что это такое. Это радость больше радости. Наслаждение превыше любых наслаждений. После псиоса неинтересно есть мороженое, потому что псиос вкуснее. Глупо обнимать любимого человека в парке, потому что псиос нежнее. Неинтересно слушать шум моря, и лежать на солнце, и читать книги, и слушать музыку. За всяким другим счастьем нужно куда-то идти, совершать какие-то действия и как-то его заслуживать, псиос же дает любое счастье сразу – только пожелай.

Правда, чтобы получить псиос, надо выполнять самые разные поручения, иногда сомнительные, но ведь шоколад тоже не дают в магазине даром. К тому же псиос абсолютно безвреден. Если употреблять его правильно, невозможно умереть. Многие, правда, умерли, причем на глазах у Эли, но только те, кто употреблял его неправильно. Эля глубоко в этом убеждена.

Эле шестнадцать. Ну, может быть, «половина семнадцатого», как она иногда говорила. От псиоса она зависела полтора года, но ей казалось, что целую вечность.

Началось все просто. К Эле на улице стал приставать какой-то псих. Эля не знала, куда от него деться. Прямо хоть кричи. И тут рядом, точно выпорхнув из мечты, остановился белый микроавтобус, разрисованный райскими цветами. За рулем сидел чернобородый мужчина с золотой серьгой в ухе, а в салоне обнаружились ласковый старичок и две смешливые дамочки. Они втянули Элю в автобус и захлопнули дверь перед носом у ненормального, который все никак не мог уняться. Бежал за ними и кричал что-то. Автобус поколесил по району и подвез Элю до самого дома.

Эле понравилось, что и старичок, и обе женщины веселые, ничем ее не грузят и безобидные. К тому же все трое буквально затапливали любовью. Никогда в жизни Эля не ощущала себя такой нужной. Каждая ее шутка вызывала смех. Каждая жалоба на жизнь – искренний ужас и сочувствие. Когда она случайно содрала себе кожу на пальце камнем от кольца, они втроем чуть не передрались за право капнуть на ссадину йоду. Хотя ранка была – лизнул и забыл. Через пять минут Эле казалось: она знает старичка с минуты рождения.

Так состоялось ее знакомство с Белдо. Они обменялись телефонами, а через пару дней Дионисий Тигранович позвонил, приглашая Элю на выставку. Одна из дамочек, Влада, рисовала картины, которые видела во сне. Эля поехала. На выставке оказалась целая толпа гостей. В картинах Эля ничего не поняла, хотя они, по словам Белдо, были «вещие», зато возле стены стоял невысокий гибкий мужчина с черными вьющимися волосами до плеч и мятым, как приспущенный шар, лицом. Он был мрачным и Эле понравился меньше щебечущего старичка.

Эля решила, это скульптор, потому что он подвел ее и еще двух молодых людей и одну девушку к оплавленному серебряному кубу. Вслед за остальными Эля коснулась его лбом, после чего черноволосый поощрительно потрепал ее по щеке и коснулся волос. Так Эля впервые узнала, что такое псиос. Потом она сама искала этих встреч и ради них готова была на что угодно. Правда, встречи выдавались редко. Когда раз в две недели, а когда и раз в месяц. Довольно быстро Эля научилась различать псиос, получаемый из разных источников. Псиос, который давал Гай, был самым сильным, ярким, первичным. Псиос же, который она получала от Дионисия Тиграновича, бывал сильно разбодяжен. То ли хитрый старичок мудрил с ним, то ли дело было в том, что Белдо получал его опосредованно – от Гая. И всегда он внимательно посматривал на грудь Эли и на ее живот и спрашивал, как она себя чувствует, будто Эля ждала ребенка.

В один из дней на «Гоморре» Эля случайно встретила и того психа, от которого ее спас Белдо. Психу она была глубоко безразлична. Он ее даже не узнал. Его, как и саму Элю, интересовала исключительно доза псиоса. Встречала она и тех троих, которых Гай подвел к серебряному кубу с нею вместе. Один парень занял важную должность в представительстве крупной компании и, толстенький, важный как пингвин, разъезжал на алой спортивной машине. Девушку окружала толпа поклонников. Элю это забавляло: девушка, на ее взгляд, была «серенькая». Второй парень куда-то исчез. Эля случайно узнала, что он умер.

– Что-то с сердцем! Ах, молодость, молодость! Не берегут себя! – ответил на ее вопрос Белдо.

Он сочувственно цокнул языком, потрепал Элю по голове, и через пять минут она ни о чем не помнила, наполненная жгучим псиосным счастьем.

* * *

История с выбросившимся из окна Антоном Леем произвела на Элю жуткое впечатление. Она ощутила себя выбитой из колеи и поехала домой. От матери она ушла давно по совету Белдо, попросту исчезнув без всяких объяснений, и снимала комнату у женщины средних лет. За комнату не платила и за еду тоже. Это делал Дионисий Тигранович, хотя Эле порой казалось, что тут какой-то другой обмен. Хозяйка квартиры делала звездам эстрады маникюр и была гадалкой, но без дара. Пророчествами ее снабжала Млада.

Эля жила на пятом этаже в доме рядом с «Речным вокзалом». Дом был панельный, так называемая «ленинградка»[1], с отличной слышимостью. Когда кашляли на втором этаже, на четвертом нервно стучали по батарее, желая кашляющему скорейшего выздоровления.

Эля без всякого желания съела холодную картофелину в мундире; симулируя чистку зубов, сунула в рот сухую зубную щетку и рухнула в кровать. Ей срочно требовалась перезагрузка, которую мог дать только сон.

Легла она рано, часов в пять вечера, а проснулась среди ночи от того, что ногам холодно. Некоторое время боролась, поджимала ноги, натягивала одеяло. Ощущение зябкости не уходило. Не вставая, нашарила на стене выключатель. Привычно зажмурилась, зная, что острый электрический свет надавит на глаза. Почувствовала, как за веками стало розово. Ага, значит, лампочка горит! Теперь осторожненько… еще осторожнее размыкаем веки, выдвигаем себя из ночи.

За окном даже не рассвет. В пятиэтажке напротив горит вертикальная линия лестницы над козырьком подъезда, и ни единого освещенного окна. Хоть бы одно – не было бы так одиноко.

Ногам было неуютно. Эля провела по ступням ладонью и вскрикнула, ощутив на пальцах нечто чужеродное. Засохшая грязь. Эля трусливо ковырнула ее. Снаружи грязь подсохла, но внутри, под коркой, оставалась жидкой. Земля была насыщенного черного цвета.

В ванную Эля шла босиком. Ступни ставила боком, чтобы не оставлять на линолеуме следов. Залезла в ванну, пустила воду, направила душ вниз. Теперь Эля видела, что грязь не только на ступнях. И на коленях, и на локте, и на пижаме – всюду пятна.

«Бред! – подумала Эля, не давая себе до конца удивиться, потому что тогда сознание перемкнуло бы окончательно. – Я что, на улицу выходила босиком? Где я ухитрилась грязь найти? Промерзло все на полпальца. Дубняк жуткий».

Она уже вылезала из ванны, когда заметила у стока нечто блестящее. Эля наклонилась и схватила – это была исчезнувшая цепочка Антона Лея, которая ползла по снегу. Эля пугливо толкнула ее пальцем. Змейка не шевелилась. Массивная, скорее всего серебряная. Можно носить на шее, а можно как браслет. Никаких особых украшений, только с одного края в серебро вплавлены два маленьких красных камня.

В дверь ванной заскреблись, точно пришла шкодливая кошка.

– Элечка! Я волнуюсь! С вами все хорошо? – сказали в самую щель.

Эля поспешно зажала кулак, пряча цепочку. Щелкнула шпингалетом. У двери стояла хозяйка квартиры в наспех наброшенном халате. Ее глазки были выпуклыми, как у мыши.

– Все отлично, Эмилия Максимовна!

– А почему вы закрылись?

– А что? Нельзя душ принять?

– Да, Элечка! Но среди ночи?! – в ужасе от такой самодеятельности хозяйка запахнула на груди халат. Она все на свете ухитрялась делать трагически. Даже суп глотала так, словно травилась навеки.

– А среди чего можно? Посреди города? – Эля проскочила мимо нее в комнату. А то увидит грязь на пижаме и тогда вообще не отстанет.

Она стояла у своей двери, прильнув к ней ухом, и слушала, как Эмилия Максимовна шуршит в коридоре. Ходит, недовольно разговаривает сама с собой. Потом заглядывает в ванную, дергает штору, проверяет, не спрятался ли кто. Нерешительно приближается к двери, касается ручки, стоит и дышит. Эля ждала, пока она постучит, но хозяйка не стучала.

– Да уйди ты! Сгинь, пожалуйста! – одними губами, беззвучно, попросила Эля.

Ей было так скверно, что душу выворачивало наизнанку. А потом вдруг обожгло ладонь. Жар распространился по пальцам, скользнул к запястью и перешел в легкое покалывание. Внутри ладони, между костями, что-то зашевелилось. Это было отвратительно. Эля едва не завизжала.

Гадалка кашлянула, неуверенно завозилась и, наконец решившись, ушла в свою комнату. Сгинула, исполнив желание Эли.

Эля разжала пальцы. С ужасом уставилась на ладонь. У нее на глазах цепочка, ставшая серебристой змейкой, проползла сквозь кисть руки и уютно устроилась на запястье. Эля трусливо тронула ее пальцем: обычный браслет. Не осталось ни крови, ни раны, ни других следов.

Эля легла в кровать. Приняла позу эмбриона. Закрыла глаза. Ей хотелось выключиться и дотянуть до момента, когда снова получит псиос. Она пообещала себе, что теперь будет тратить его очень бережно. Никаких наслаждений, после которых ощущаешь себя прогоревшей головешкой. Хватит скатываться по наклонной! Надо устроить жизнь, найти другую квартиру или пусть комнату, но нормальную, поступить в институт. Эля давно обещала себе, что все так и будет, но сразу после прикосновения к ее лбу сухого пальца Гая теряла над собой контроль и откладывала до следующего раза. А потом все опять повторялось.

Во второй раз она проснулась через час. Если это можно назвать «проснулась». Дикая боль сбросила ее с кровати. Обхватив колени, Эля сидела на полу, раскачивалась и хрипела. На уровне солнечного сплетения что-то медлительно ворочалось. Казалось, во внутренности забрался крот и, выбираясь наружу, копает ход. Дико больно. Эля не могла даже крикнуть и позвать на помощь.

Ей пришло в голову, что это снова та змейка, которая вползала ей в руку, но нет… Вот она, лежит на полу, рядом с опрокинутым стулом. Спокойно, как неживая.

Снова страшная волна боли. Кусая руки, Эля ползала по полу и больше ни о чем не думала. Наконец непонятное существо перестало ворочаться внутри. Боль временно отступила. Залитая холодным потом, Эля подползла к телефону, к которому тянулся шнур зарядника.

Кому звонить? «03»? Но едва ли «Скорая» поможет. Эля торопливо отыскала в контактах номер Белдо, единственного, кто, как ей казалось, о ней заботится. Остальным она не нужна. Они даже имя ее не старались запомнить.

Старичок ответил сразу, хотя времени было пять утра. Голосок у него свежий, точно огуречным рассолом промытый. Никакой досады, удивления – он действительно рад ее слышать. Эля ощутила покой и умиротворение.

– Мое сердце с тобой, родная! Что стряслось?

– Мне дико больно… Внутри что-то шевелится… Что-то живое! – Эля взвизгнула, испугавшись того, что сказала. Порой истина полностью доходит, когда ее выскажешь.

– Все пройдет, родная! Доверься мне! Все пройдет!

– Ничего не пройдет!!! Я умираю! Это все змейка! Я не брала ее: она сама в меня вползла! – с ненавистью крикнула Эля.

Белдо что-то залепетал. Эля почувствовала его растерянность.

– Какая змейка?

– Я была на «Соколе», когда он выбросился из окна… Случайно… Я подошла, а там толпа и…

– Кто выбросился?

– Вы его знаете… Он был на выставке. Неприятный такой, грубил всем… И вам тоже.

– Антон Лей? – быстро спросил старичок.

– Да! Его браслет пополз по снегу и… – Эля взвизгнула, потому что змейка, поняв, что говорят о ней, шевельнулась на полу.

– Ты сейчас где? – в трубке что-то зашуршало. Эля поняла, что, разговаривая с ней, старичок мечется по комнате, одновременно пытаясь одеваться.

– На «Речном»! Вы же сами меня поселили!

– А-а, да-да, помню! У Эмы! – перебил Белдо. – Жди нас! Никуда не уходи! Мы едем! Я дышу на твои заплаканные глаза, родная!

– Мне больно! Там что-то живое!

– Все будет хорошо! Верь мне!

Эля нажала на отбой и доплелась до кровати. Скорее бы приехал. Боль свернулась калачиком, но легкое, прощупывающее шевеление в животе продолжалось.

И тут мобильник снова зазвонил. Она схватила его. Опять Белдо! О ней думали, заботились!

– Алло! – торопливо крикнула Эля.

Ей не ответили. После третьего по счету «алло!» она поняла, что старичок и не думал ее набирать. Просто телефон, не поставленный на блок, нажался в кармане халата. Она услышала, как Белдо крикнул кому-то:

– Буди Птаха! Живее! У нее проклевывается эль!

– Рано! Девчонка у нас недавно! Он не успел бы созреть! – зевнула Млада и тотчас взвизгнула. По звукам в трубке Эля догадалась, что старичок, не помня себя, хлестнул ее полотенцем или свитером.

– Ты что, оглохла? Шевелись, коровища! Уточкина зови, кого хочешь! Я сам ей брюхо потрошить не стану! Мне противно!.. Чего застыла, крокодилища? Мне что, тебя укусить? Плюнуть в тебя?

– Ай, не надо! Почему эль проклюнулся так рано?

– Почему-почему? Вот любопытная лошадища! У нее змей Антона Лея! – в голосе старичка послышалась отдышка. Размахивая свитером, он утомился.

Кто-то ахнул. Эля предположила, что Влада. Только она способна на такие пронзительные звуки.

– Где она его взяла? Антон же умер!

– Умер! Как бы не так: умер! Убил себя! Не захотел продержаться несколько дней! Будет знать, как держать у себя ключ от эльбника и ни с кем не делиться! Последние месяцы Лей совсем совесть потерял! Возомнил себя сильнее Гая!

– Но почему ее эль?..

– Да потому! Змей растревожил эля, заставил его проклюнуться раньше времени! Где мои носки? Я тебя спрашиваю! Носки где, говорю? Не смей трогать мои ноги! Я сам прекрасно могу одеться! – закричал он на Владу.

Видимо, Млада позволила себе улыбочку, потому что старичок завопил и на нее тоже:

– А ты что застыла столбом? Нечем заняться, только пломбы скалить? Звони Тиллю, ворона!

– Ночь же! Он спит, – всполошилась Млада.

– А мне безразлично! Меня будят – пусть разбудят и его! Пусть пришлет кого-нибудь за телом! Сколько ехать до «Речного»?

– Минут тридцать. Ну двадцать пять по пустым дорогам.

– Пусть присылает через час! Я не хочу, как в прошлый раз, возить в своей машине труп! Мне, между прочим, противно!

Голоса в трубке остались, но приглушенные, неразличимые. Дионисий Тигранович скинул халат, не вытащив телефона из кармана.

Эля сидела, распахнутыми глазами глядя перед собой. Лунная полоска отливала на металлической рамке репродукции Брейгеля. «Я не хочу, как в прошлый раз, возить в своей машине труп!» – звучал у нее в ушах капризный голосок Белдо.

Эля не помнила, как оделась. Хаотично хватала вещи и беспорядочно совала в чемодан. Старалась не шуметь, чтобы не разбудить хозяйку. Чемодан вышел таким тяжелым, что Эля едва его подняла. Все это время она беззвучно плакала.

Под ногой у нее что-то звякнуло. Цепочка-змейка. Лежит и вяло шевелится. Эля секунду подумала, наклонилась и подняла ее.

«Тебе нужно это? А вот не получишь!» – подумала она про Белдо.

Закончив собираться, Эля бесшумно выскользнула в коридор и вздрогнула от неожиданности. Хозяйка стояла прямо перед ней и в темноте делала что-то с ее дверью. Увидев Элю, она вскрикнула и отступила на шаг. Посмотрев на то место, которого касалась хозяйка, Эля увидела старый шпингалет. Когда-то прокрашенный вместе с дверью, шпингалет залип и давно не работал. И вот теперь хозяйка дергала его в темноте.

– Что вы делаете, Эмилия Максимовна?

– Ничего… Куда вы ночью, Элечка?.. Я никуда вас не пущу! Останьтесь!..

Хозяйка говорила вежливо, но Эля видела, как ее губы вытягиваются в трубочку. Не выпустит! Не касаясь друг друга, они кругами ходили по коридору. Эля пыталась прорваться к входной двери, а хозяйка оттирала ее. Тяжеленный чемодан Эля держала двумя руками у груди, отгораживаясь им. Откуда она знает? Может, Млада, спохватившись, перезвонила?

– Вернитесь к себе, Элечка! Вы никуда не пойдете! Утром, только утром!

Дождавшись, пока хозяйка окажется спиной у открытых дверей, Эля с силой толкнула ее чемоданом. Гадалка провалилась в комнату. Развернув чемодан боком, Эля перекрыла узкий коридор, подперев дверь. Сделано это было вовремя. Дверь вздрагивала от ударов. Эля выскочила на лестницу, сбежала по ступенькам. Ее догоняли дикие крики.

Задыхаясь, она мчалась темными дворами. Обогнув дом, выскочила на улицу. Метров за триста скользили квадратные фары одной из первых маршруток. Выбежав на дорогу, Эля, как бешеная, замахала руками. Водитель, немолодой, кислый мужик, как-то странно смотрел на нее, пока она лезла в пустую машину. Потом перевел взгляд на ее ноги.

– Отряхиваться будем? Домой тоже грязь несем?

– Едем, едем! – крикнула Эля.

Шоферу не понравилось, что его торопят. Он демонстративно убрал ладони с руля и откинулся на спинку.

– Командовать мамой будешь на кухне!.. За проезд!

Рука Эли потянулась к карману и зачерпнула пустоту. Деньги остались в куртке. Куртка – в квартире. И это в декабре. И как она не почувствовала холода?

Наблюдая, как она панически, по второму разу, обхлопывает карманы джинсов, водитель барабанил пальцами по спинке сиденья. Эля поняла, что церемониться с ней он не будет и бесплатно не повезет.

– Финансовые трудности? А кому сейчас легко?..

«Да что же это? Почему все так гадко? А вот не выйду! Пусть силой выволакивает!» – решила она и, готовая разрыдаться, упала на сиденье.

Эля ощутила, как змейка хищно шевельнулась в кармане и через кожу скользнула в ногу. Боли она не чувствовала – и вообще не испытывала ничего, кроме щекотного ощущения прохлады, которая распространялась по артерии.

– Сто рублей! – сама не зная зачем, Эля протянула руку.

Сердце колотилось. Она была уверена, что ее сейчас вышвырнут из маршрутки. Водитель сомкнул пальцы на пустом месте. Ворча, что выручки еще нет, выдал сдачу с несуществующей сотни. Потом тронулся. Они доехали до перекрестка, когда наперерез на красный светофор скользнул разрисованный микроавтобус Белдо.

Птах гнал как на пожар. Водитель маршрутки не успел ругнуться, а автобус был уже метрах в ста.

– Пьяный, что ли? По сторонам надо смотреть! Когда не нужны – их тут как сельдей! – буркнул водитель, явно имея в виду гаишников.

Эль, заточенный в животе у девушки, запоздало отозвался болью. Змейка, давно покинувшая руку и проникшая глубже, обвивалась вокруг него, тревожила и покусывала дряблую личинку, прогоняя ее. Один хищник не желал делиться добычей с другим.

Эля всего этого не знала: для нее сейчас важна была только страшная боль, центр которой находился в животе.

У метро Эля вывалилась из маршрутки и долго стояла в щели между двумя киосками. Ей было холодно и страшно. Справа на леске качались подмороженные бананы, а слева на сетчатой загородке висели елочные гирлянды и маски. Тепло одетые продавщицы, медлительно шевелясь в своих стеклянных клетках, раскладывали товар. Мимо скользили здоровые сытые люди, спешившие на работу. И только она, одна, никому не нужная, жалась между киосками, как больная собака.

Снова сильный приступ боли. Убедившись, что на нее никто не смотрит, Эля задрала свитер. На животе ниже солнечного сплетения находился фиолетовый кровоподтек размером с ладонь. Кожа вздувалась. Под ней кто-то шевелился. Немного погодя на ладонь к Эле выползла серебристая змейка. Эля закрыла глаза. Она ничему не удивлялась и не искала причин.

«Надо скорее в больницу… Сначала избавиться от этой дряни, а то подохну!» – Эля так и подумала – не «умру», а «подохну».

Одернув свитер, Эля обшарила взглядом небольшой базарчик у «Речного вокзала». Выскользнула из укрытия и быстро пошла, сильно кренясь вперед. На плече болталась оторвавшаяся от связки серебристая нитка елочного дождя. С Новым годом, солнце! С новым счастьем!