Читать книгу Тест на блондинку (сборник) - Дмитрий Емец - Страница 3

Максим Матковский
Только бы не рыженькая!

Оглавление

У деда день рождения.

Всё семейство в сборе. Круглая дата. Девяносто лет. Что тут сказать? Дед есть дед, он как дуб, как гора и молния за горою. Руки деда вечно пахнут машинным маслом, пылью и дождём. В свои девяносто он и сплясать может, и анекдот забористый рассказать, и послать кого надо крепко может, если понадобится. Одним словом – дед наша гордость. Стержень семейства.

Дед знает всё. Он и войну прошёл, и писарем в секретном штабе работал, и инженером, и электриком, и на турбазе работал, и таксистом в девяностые приходилось подрабатывать, и в парке аттракционов он работал, и почтальоном, и даже диктором на телевидении. Чего он только не знает, где он только не был. И землю купил, и дом построил, и за машиной до сих пор собственноручно ухаживает, и скотину в чистоте держит, и сам огородом занимается, и по дому хлопочет: всё у него чинно, ладно. Крепкий хозяйственник, а слово скажет – хоть бери да записывай за ним. Афоризмами говорит.

Бабка от деда не отстаёт. Стол от еды ломится. Учтены все гастрономические предпочтения, приборы разложены в лучших королевских традициях, и салфетки белые под каждой тарелкой, и фужеры, и баранина, и курица, и свинина, свежие овощи с огорода, и картофель в мундирах, и картофель жареный, и икра из баклажанов, хлеб чёрный бородинский, и хлеб кукурузный домашний, и фасоль с луком, и вино у неё на столе.

Семейка наша весёлая собралась полным составом. Шумная весёлая компания. Даже тётка из Парижа приехала – она замуж за престарелого француза выскочила. Вот и он сидит – нос крючковатый, лысый, попивает домашнее сухое из стаканчика и удивлённо на родственников моих глазеет. Старики – дед с бабкой – дают молодым жару. Кричат громче всех за столом. Но громче всех, конечно, дед кричит. И не только потому – что он презирает слуховые аппараты. Счастлив он.

Я был самым молодым, и так уж получилось, что я был ещё и единственным наследником семейства. Род Матковских мог прерваться на мне, а мог и не прерваться, как знать, господи прости. Поймите, всё внимание было приковано не к деду и не к тётке, прибывшей прямиком из Парижа, но ко мне – ведь именно на мне лежала огромная ответственность.

И все переживали из-за меня.

Понять можно.

Ведь женщины у меня как не было, так и нет.

Не знаю, как так получилось.

Давайте, сейчас смейтесь надо мной и кидайте тухлые яйца.

Теперь об этом уже можно говорить: к тридцати годам я оставался девственником.

В наше время стремительных перемен это всё равно, как две головы иметь, или хвост, или рога. Чёрт меня знает, однако всю свою сознательную жизнь женщин я стеснялся. Сторонился.

Что сказать о моих отношениях с женщинами? Так, невинные поцелуи, разговоры ни о чём.

Я мог подставить плечо, чтобы женщина вдоволь выплакалась.

Я мог подставить уши, чтобы женщина вдоволь выговорилась.

Я мог разинуть рот и похохотать с женщиной над её не очень смешными шутками.

А если же дело доходило до чего-то более серьёзного, я дико смущался и убегал.

Естественно, когда мы собирались с друзьями и обсуждали любовные похождения, я выдумывал красочные истории, врал с три короба про своих несуществующих бывших, призрачных настоящих и фантомных будущих.

Теперь об этом уже можно говорить: я довольствовался порнографией. И порнография меня удовлетворяла. Точнее, я сам себя удовлетворял. Кидайте уже ваши камни, я вижу – вам не терпится.

Меня пугала ответственность и время, предположительно потраченное мною на отношения. Это же надо каждый день с женщиной куда-то ходить, в кино, в боулинг, слушать её истории, засыпать и просыпаться вместе. А быт? В быту я никчёмен и ужасен! Кому такой нужен? Я даже розетку не могу починить. А вдруг стиральная машина сломается или женщина, упаси бог, захочет какой-нибудь дорогой подарок?

Мне и с самим собой жить душно, чего уж говорить про другого человека. Нет, рядом с собой никого вообразить даже и близко я не мог.

Самое страшное – это дети. Если появится ребёнок – можешь ставить на жизни крест. Пиши – пропало. Купания, пелёнки, врачи, садики, школы… кто-то боится смерти, кто-то боится чудовищ из романов Лавкрафта, кто-то боится облысения – я же боюсь детей. Быть отцом, представлялось мне, всё равно, что в ад попасть, где тебя в котёл с кипящим маслом посадят. Я-то за собой с трудом следить могу, как же за кем-то ещё уследить?

Работа, дом, дом, работа. Ем что попало, пью что попало. По выходным – футбол, глуповатое кино, пиво и преферанс с друзьями.

С другой стороны, плохого-то я ничего не делал: не воровал, не убивал, не насиловал. Всё по закону. Но этого недостаточно.

Итак, семейка крепко выпила, и начались разговоры. Первым спросил дед:

– Ну, как у тебя на любовном фронте? Есть бабёнка?

Все замолчали и на меня уставились.

Я сделал вид, что поперхнулся и закашлялся.

Тётя была безжалостной:

– Я в твоём возрасте уже три раза развелась.

Мама вступилась за меня:

– У него другие дела, ему ещё рано!

Подвыпивший отец сказал:

– Ничего не рано.

Я извинился и вышел в прихожую, где меня подстерегали дальние родственники, чёрт его разберёшь по чьей линии.

Родственники перемигивались, хитро улыбались. Они спросили:

– А может, ты из этих?

– Из каких из этих? – спросил я, прекрасно понимая, о чём речь.

– Ну, из этих, которые задницами вертят! – Они расхохотались, будто только что была произнесена самая смешная шутка в мире.

Я одарил их презрительным взглядом.

И так весь вечер. Передохнуть практически не давали, каждый советовал свою подругу, или дочь подруги, или какую-то там знакомую очень хорошую, и обязательно очень хозяйственную, и непременно очень порядочную девочку, которая безо всяких там сомнений мне подойдёт. Ей богу, все так воодушевились, словно после вечера им деньги заплатят, словно они спор некий заключили.

Дошло уже до того, что они начали представлять моих детей от той или иной особи.

– Нет, дети получатся невысокого роста.

– Нет, с такими носами у ребёнка будет некрасивый нос. Посмотри, какой у него нос большой – и у неё большой, не подходит, значит, ему нужна с маленьким носом, желательно – курносая. Это уравновесит… Ага!

– Её зовут Женечка, она работает стоматологом, а какие блинчики делает!

– Люда сама шьёт и одежду продаёт, у неё фирма, понимать надо.

– У Наташки красный диплом. Юрист! Что там говорить, полезная профессия.

Причём я не сомневался, что все их разговоры были сплошным бахвальством. Наверняка у обговариваемых девушек есть парни и завязались крепкие отношения.

Они про них говорили так, вроде те сидели у окошка и покорно ждали, когда же я к ним подкачу.

Ага, держи карман шире.

Женить меня собрались на полном серьёзе. Чего уж там – будь я на их месте, тоже бы переживал за себя.

Мне хотелось поскорей уйти, я ёрзал на стуле, виновато улыбался и не мог найти повода.

Мама сказала:

– Посиди ещё немножко, имей совесть. У дедушки день рождения.

Сестра дедушки строго сказала мне:

– Максим! Женю!

И все расхохотались.

А после пиршества, когда я мыл посуду, дед подошёл ко мне и сказал успокаивающим голосом бога:

– Ты просто попробуй с кем-нибудь.

– Я не нравлюсь женщинам, – признался я.

– Чушь, – сказал дед. – Ты культурный, обходительный. Всё получится.

– Ну, дед… – промямлил я.

Он крепко хлопнул меня по плечу, достал вставные челюсти изо рта и подставил их под струю горячей воды.


Вскоре случилось следующее несчастье: у моей соседки умер муж.

Должен заметить, умер он по своей глупости. В собственной смерти виноват только он сам, и, возможно, ещё немного виновата та скотина, что украла люк по улице Черняховского. Сосед возвращался домой ночью со стадиона, где «Динамо» еле-еле свело матч на ничью, и провалился под землю. Естественно, он горлопанил клубные песни, естественно, в нём плескалось не менее пяти литров пива. И вот он провалился под землю, пролетел шесть метров (кто бы мог подумать, что там так глубоко!) и почил.

Что сказать? Был человек – и нет человека. Ты его видел буквально вчера, не мог и подумать, что больше не увидишь его никогда.

Я пытался утешить соседку чем только мог. И деньгами, и молитвой, и сопереживанием.

Она же зачастила ко мне. Приходила, садилась в кресло и беззвучно плакала, вытирая слёзы белым платочком. Я смотрел на её пышные рыжие волосы и представлял пожарища церквей, я представлял пламя геенны огненной, в котором сейчас купается её муженёк. Дурные мысли, разве эта несчастная женщина заслуживала подобные мысли?

Нет, я её утешал:

– Аня, всё хорошо. Всё будет хорошо.

Я подносил ей чай и заверял, что она всегда может на меня рассчитывать. В любом вопросе.

Она переспрашивала:

– Правда, в любом?

– Да, – уверял я.

Мне приходилось её обнимать, она прижималась ко мне огромной грудью, и я старался изо всех сил, лишь бы не выдать своей эрекции.

Забыл сказать – у неё был сын лет восьми. Пашка.

Аня иногда просила меня забрать его из школы, или к зубному отвести, или на родительское собрание сходить.

Я всё чаще начал бывать у них в гостях. Пашка почему-то сразу невзлюбил меня. Хотя я ему улыбался и сделал пару подарков в виде пластмассового самосвала и пластмассового пистолета.

Однажды Аня пришла ко мне вечером с жёлтой рубашкой. Она сказала:

– Я хочу отблагодарить тебя и подарить эту рубашку.

В тот вечер она красиво накрасилась, подвела глаза и проделала над своим лицом все эти коварные штучки, которые женщины пускают в ход, чтобы заполучить мужчину.

И, пожалуй, майка приходилась ей слегка тесноватой.

И, пожалуй, она много работала над своими ногами: выглядели они крепкими и стройными. Спортивный зал или домашние упражнения?

Ту рубашку я мигом вспомнил: видел в ней покойного на праздновании Нового года у нашего общего знакомого дома. Даже лиловое пятно от вина на ней осталось.

– Что это за рубашка? – спросил я Аню, прекрасно зная ответ.

– Купила тебе, – сказала Аня и снова прильнула ко мне грудью.

Боже, да она же была без лифчика, я видел её соски. Дыхание моё участилось, а сердце заметалось в грудной клетке, как бешеная горящая птица.

– У меня много рубашек, – соврал я.

– Пожалуйста, примерь, – сказала Аня.

– Не знаю, мне не нравится жёлтый цвет.

– Ну пожалуйста, тебе идёт жёлтый, я же вижу… так старалась, целый день, тебе подарок выбирала.

Она надула пухлые губки и едва не заплакала. Глаза синие-синие, волосы рыжие-рыжие, цвета планеты Марс из школьного учебника по астрономии.

Она была разбита горем, я не хотел обидеть её, а уж тем более ссориться из-за таких пустяков не хотел. Я стащил майку и надел жёлтую рубашку покойника.

Клянусь, она была будто на меня сшита.

Аня хлопнула в ладоши и сказала:

– Какой ты красивый!

– Спасибо! – ответил я.

От рубашки пахло покойником, пивом и потом рьяного футбольного болельщика.

Аня поцеловала меня в щёку, опасный поцелуй, она едва не коснулась моих губ. Аня сказала:

– Приходи завтра после работы к нам на ужин. Я приготовлю что-нибудь вкусненькое…

В книгах и кино про такие ситуации говорят: «Мертвец ещё остыть не успел, а ты уже с вдовой кувыркаешься».

Ну и что, подумалось мне тогда. Жизнь коротка, жизнь бессмысленна, и чёрт его разберёт – что есть любовь на самом деле. Может, это мой единственный шанс, и, кажется, рыжая бестия действительно меня любит или хочет… плевать… судя по всему, она способна преподать мне первый незабываемый урок любви… и в дальнейшем я уже не буду стесняться женщин. После таких пышных форм, после груди такой выдающейся я буду чувствовать себя раскованно с любой девочкой. Спасибо богу за подарок судьбы.

Дедушка будет мной доволен.

И бабушка.

И французская тётка.

И мама с папой.

Да что там: все родственники будут смотреть на меня не как на прокажённого, но как на достойного члена общества.

Да и сам я на себя взгляну по-другому после ночи любви.

Интересно, что чувствует мужчина, когда засовывает пенис во влагалище?

Интересно, что чувствует женщина, когда мужчина засовывает ей пенис во влагалище?

Вот же природа с нами фокус проделала! Подумать только, люди на Марс полетели, искусственный интеллект придумали, роботы уже среди нас бродят, и пришельцы, и на принтере теперь атомную бомбу можно напечатать, а люди всё равно глупостями занимаются. Обмен жидкостями, одним словом.

Теперь об этом уже можно говорить: к тридцати годам я продолжал оставаться девственником.

После работы я заскочил в супермаркет, купил бутылку вина и шоколад для маленького изверга. Не заходя домой, я отправился к Ане в гости. Она открыла дверь, крепко обняла меня, поцеловала едва не в губы и приняла кулёк. На столе было много пива, квашеная капуста и жареные колбаски.

Ну что за чудо-женщина эта Аня – настоящая красотка и знает, как с мужчиной обращаться, как можно было умудриться умереть и оставить её на белом свете?

Я пил пиво, ел колбаски, смотрел футбол, а Аня и слова мне не сказала. Лишь влюбленно поглядывала на меня. Всё это время её малой злобно зыркал на меня, он прятался за диваном, под столом и в шкафу. И где он только не прятался, как обезьянка, как зверёныш человеческий.

Его блестящие глаза скакали по комнате.

Вот что он мне говорил:

– Вы не мой папа.

– К счастью, да, – отвечал я.

– Если бы мой папа был жив, он бы вам в морду дал! – заявил Пашка.

Мне хотелось оттягать его за уши как следует. Или подзатыльник дать, или по заднице ремнём. Чего уж там, пиво медленно, однако уверенно делало своё дело, пробуждало в девственнике воинствующего мужчину.

– Пашка! – сказала Аня. – Как тебе не стыдно! Дядя к нам со всей добротой! Дядя нам помогает… а ты… иди спать бегом!

– Мой папа бы вам нос разбил, и у вас бы кровь фонтаном пошла! – сказал Пашка и спрятался за швейной машинкой.

Я злобно посмотрел в его сторону.

– Папа бы вам руку сломал! – выкрикнул слюнтяй из-за швейной машинки.

Внезапно Аня села ко мне на колени, погладила по волосам и сказала:

– Не обращай внимания, он на самом деле добрый мальчик. Просто тяжело переживает смерть отца…

– Как и мы все, Анюта, как и мы все…

Я набрался храбрости и обнял её за талию. Она впилась мокрыми горячими губами в мой рот и сказала:

– Валик, я хочу тебя!

Валик – так звали её покойного мужа. Я решил не делать замечания.

– Пошли в спальню? – робко прошептал я.

– Нет, Валик, пускай сын уснёт сначала.

– Хорошо, – сказал я, и она снова уселась на свой проклятый стул. Халат её распахнулся, и она безо всяких стеснений теперь мяла передо мной свои громадные груди, увенчанные прекрасными во всех отношениях сосками.

Маленький негодяй запустил в меня резиновым шлепанцем.

Аня сказала:

– Дай ему по заднице и отправь спать…

– Но как это… я не могу чужого ребёнка…

– Не чужого! – вскрикнула Аня, схватила Пашку за руку и подвела ко мне.

– Я не буду… – сказал я.

– Снимай ремень… быстро!

Она стянула с Пашки штаны, и в её взгляде появилось нечто злое от нечистого, нечто демоническое, что заставило меня снять ремень и пару раз дать молокососу по заднице.

– А теперь быстро спать, – скомандовал я, войдя в роль папашки.

Аня одобрительно улыбнулась. Я ждал, что она начнёт действовать первой, и решил ей во всём признаться. Что, мол, девственник и всё такое.

Однако она не торопилась. Она сказала:

– Ты бы волосы немного взлохматил.

– Зачем? – спросил я.

Тем временем второй тайм подходил к концу. И пятая бутылка пива подходила к концу. И колбаски я все съел.

– Ну, так просто, – ответила Аня.

Я взлохматил волосы, и тут до меня дошло, что покойник вечно ходил с взлохмаченными волосами.

Затем Аня попросила:

– А теперь скажи: «Закрой рот и дай мне досмотреть проклятый футбол, грымза, ухухухуху!»

Промолчав, я сделал вид, что этого не слышал. Эрекции как не бывало. Чертовщина начала происходить.

Аня сказала:

– А теперь скажи: «Ну, раз уж ты мне футбол не даёшь посмотреть, так пойду я мусор вынесу и от тебя отдохну, грымза… ухухухухуху!»

Аня принесла полупустое мусорное ведро и вручила его мне.

Из спальни я услышал детский плач. Пашка причитал:

– Папа, пожалуйста, не бей маму, папа!

Я взял мусорное ведро и вышел во двор. А ничего другого мне и не оставалось. Мусор я выкинул вместе с ведром и быстренько спрятался у себя дома. На звонки не отвечал, дверь не открывал. История вышла пренеприятная.

На протяжении недели я избегал встречи с Аней. Как-то вечером я решил проверить почту и увидел от неё письмо.

В письме она написала:

«Извини, тысячу раз извини. Не знаю, что на меня нашло. Сама была не своя. Это всё от горя и бессонных ночей. Больше такого не повторится, Максим, пожалуйста, давай останемся друзьями!»

Стоит ли говорить, что я сам мечтал остаться с Аней друзьями, а более же всего я по ночам, иногда и днём, мечтал о её грудях, о ногах её мечтал, неудивительно.

Более же всего облекитесь в любовь. Хорошо-хорошо.

И мы оставались друзьями, несколько раз вместе съездили за покупками, несколько раз сходили в кино, и ещё на прогулку в парк сходили. Пашка такой стал, хоть к ране прикладывай. Вежливый, грубить перестал. «Спасибо, пожалуйста». В парке я ему сахарную вату купил.

Иногда, конечно, Аня просила меня надеть жёлтую рубашку, иногда просила поковыряться в носу, почесать в паху, взлохматить немного волосы и ещё что-то странное просила. Однако я прощал ей эти мимолётные шалости, слабости, можно сказать. И то, что она частенько называла меня Валиком, я тоже старался не замечать. Ведь на кону стояли чудесные, самые прекрасные груди на земле и роскошные волосы цвета крови марсианина.

Как-то мне позвонила мать и сказала:

– Что-то ты давно не заходишь, не звонишь… у тебя всё нормально?

– Более чем, – ответил я.

– Что с твоим голосом? – спросила мать.

– Что с ним?

– У тебя наконец-то появилась девушка. Я так рада! Приходи к нам на ужин. Познакомимся. Мне нужна подружка.

– Хорошо, – пообещал я и, положив трубку, решил, что непременно женюсь на Ане.

Почему бы и нет? Она умная, хорошо готовит, разрешает смотреть футбол и пить пиво, добрая, красивая, грудастая, рыжая – всё как я люблю в своих фантазиях про несуществующих женщин. А Пашка? Ну что же, пусть будет Пашка. Его ещё можно перевоспитать. Да не такой уж он и плохой после ремня.

Я рассказал Ане про предстоящую встречу с родителями. Она очень обрадовалась.

– Надену чёрное платье и бусы, – сказала она. И каблуки.

В тот же вечер она отправила Пашку к своей сестре за город. Мы сидели у меня за ужином и футболом.

– Валик, – сказала она. – Пошли спать. Мне завтра рано вставать и ещё хочется кое-чем заняться…

Я взял её руку своей дрожащей рукой и повёл в спальню. Мы разделись при выключенном свете. И улеглись в кровать. Я целовал её груди и ласкал в заветном месте пальцем. Она стонала.

– Валик, – говорила она. – Валик, я так тебя люблю.

Вместо того, чтобы получать удовольствие, я улёгся на спину, закрыл глаза и представил Валика в гробу. Представил его лицо, над которым уже изрядно потрудились черви.

Я представил трупную вонь.

Боже, что же с телом его произошло?!

Я представил, что он лежит с нами в кровати.

– И не стыдно тебе? – спросил воображаемый Валик в моей голове.

Отстранив Аню, я повернулся на бок к окну.

– Что случилось, Валик, тебе нездоровится? – спросила Аня.

– Извини, просто устал, тяжёлый день, – ответил я.

– Хорошо, тогда завтра утром продолжим? – спросила Аня.

– Конечно, ответил я и поцеловал её в левый сосок.

Всю ночь я пролежал без сна, ворочался и размышлял над предстоящей встречей с родителями.

Кто бы мог подумать, что мама пригласит на ужин всё семейство, всю родню, и даже французская тётя со своим Жан Филиппом, как оказалось, ещё не уехали. Тем не менее ужин прошёл превосходно. Все на меня смотрели с восхищением, все тайно восторгались рыжей бестией, и завидовали мне, и поверить не могли, что такой неопытный по женской части мужчина смог привлечь такую выдающуюся женщину. И Аня вела себя выше всяких похвал. Помогала по столу, убирала посуду, смеялась там, где надо, качала головой там, где надо, молчала там, где надо.

И даже то, что она весь вечер называла меня Валиком, не испортило картины в целом.

Когда же Аня ушла на кухню с французской тёткой курить – родственники в лице моментально поменялись. Дед скривился, будто сто мёртвых жаб проглотил. Бабка поморщилась, словно у неё внезапно голова разболелась, а мама моя хорошая расплылась в блаженной улыбке.

– Рыжая! – сказал дед. – Она же рыжая! Ты что, не видишь?

– Вижу, дед, мне нравятся рыжие, – сказал я.

– Да все рыжие стервы! – сказал дед. – Вот на бабку свою посмотри – рыжая как сатана! Думаешь, легко я жизнь прожил? Отмучался с ней и до сих пор мучаюсь.

– Рыжие – женщины страстные, но довольно ветреные, – философски заметил мой дядя – талантливый обвальщик мяса.

– Рыжей может быть любовница на месяц, но никак не жена, – сказала дедова сестра.

Мама же сказала:

– Сынок, я так счастлива, сынок, она тебе подходит, такая умница, сразу видно – много умеет. Хозяюшка. И добрая. Сынок, главное, чтобы маме нравилось.

Отец высосал мякоть из бочкового помидора, осушил рюмку водки и наколол на вилку колбасу.

– Эх, девоньки-голубоньки, за что я вас люблю – за четыре губоньки, – молвил отец.

Бабушка решительно заявила:

– Она тебе не подходит.

– Почему? – спросил я.

– Никто никогда не поймёт, что у рыжих на уме, – сказала моя рыжая бабушка. – У них тыквенная каша в голове. Сегодня одно на уме – завтра другое. Нет, Максим, такая женщина не для тебя. Она слишком красива, а у тебя нос длинный… картошкой… дедов нос у тебя… и потом… ах, ладно…

Бабка махнула рукой, явно ожидая, что все попросят её продолжить.

– Продолжайте, бабушка, говорите, – не подвели все.

– Не буду, не за столом сказано, – притворно упиралась бабушка.

– Ну скажите! – просили все.

– Говори, бабуля, – попросил я.

– Она чёрная вдова! – сказала бабка, и все охнули. – Да у неё на лице написано. Веснушками на щеках выложено – губительница мужчин. Всех своих мужиков в могилу сводит. Кровопийца. Ужас-ужас!

– Чёрная вдова… чёрная вдова… как мы не заметили, – зашептались за столом.

У меня по спине холодок пошёл.

И правда, с тех пор, как я начал встречаться с Аней, чувствовал себя неважно: руки дрожали, в голове шумело, колени болели, что-то с мочевым пузырём было не так и зрение немного хуже стало. Чертовщина, бабка сразу заметила.

За столом началось голосование: все, кроме матери, проголосовали против, отец воздержался.

Мама сказала:

– Ну, что же, мне девочка нравится… хорошая девочка, Максим, но раз все против… тогда и ладно.

На том и порешили.

А когда Аня зашла в зал, все снова улыбались, много шутили и с удовольствием с ней чокались.

Больше с Аней я не встречался.

Мне ради этого пришлось снять квартиру в другом районе.

От знакомых я слышал, что у неё появился новый мужик. И мужик этот щеголял в жёлтой рубашке, и часто его можно увидеть у дома с мусорным ведром.

Потом мне сообщили, что зимой на темечко тому мужику упала большущая сосулька с крыши. И мужик умер на месте.


С тех пор рыжих я десятой дорогой обхожу.

Если увижу рыжую в магазине, то иду в другой магазин. Если рыжая в маршрутку зайдёт, то я прошу немедленно остановить и выхожу, например, к нам на работу наняли рыжую бухгалтершу – и мне пришлось перевестись в другой отдел. Что поделаешь?

После неудачной попытки с Аней я места себе не мог найти. Вроде парень нормальный – голова на плечах есть, не больной, не шизофреник, и руки, и ноги, не коротышка, не какой-то там пропойца, при работе приличной, могу себе пару раз в год позволить на море съездить, не красавец… да и не урод. Обычный я. Среднестатистический. Ну, может, нос чуть великоват. Так в чём же дело? Неужели в носе моём проклятом дело? Однако я видел ужасных мужчин с прекрасными женщинами, я наблюдал за их отношениями, пытаясь раскрыть секрет, но так ничего и не уразумел.

До конца года я дал себе обещание, поклялся: во что бы то ни стало найти женщину и переспать с ней. А иначе в монастырь пойду, буду там навоз лопатой шевелить, дрова колоть и кельи драить.

Первым делом я сдался на милость своей семейки и согласился встретиться с девушками, которых они мне настырно подсовывали.

– У моей подруги есть внучка, она в Киев переехала учиться, сейчас на четвёртом курсе в Институте филологии, – сказала бабушка. – Кровь с молоком. Тебе обязательно понравится.

Я позвонил ей, её звали Таня. Приятный мелодичный голос, мы много болтали – и так около месяца. Говорить с ней по телефону – одно удовольствие, иногда мы и до четырёх утра болтали – обо всём на свете. Я пытался найти её в социальных сетях, чтобы посмотреть фотографии. Но в её профиле фотографий не оказалось.

Я представлял, как мы лежим с Таней в кровати, я мыслил её худой миниатюрной блондинкой с выдающейся грудью чёрной вдовы Ани. Она гладила меня по спине и шептала:

– Максим, мне так хорошо с тобой. Спокойно, как за каменной стеной.

А я её спрашивал:

– Тебе понравилось?

Она отвечала:

– Это было нечто, никогда такого не испытывала.

Странное дело: несмотря на то, что мы быстро нашли общий язык по телефону и, можно сказать, сдружились (а впечатление складывалось, будто мы знали друг друга всю жизнь!), она постоянно избегала встречи со мной.

Наконец мне надоели телефонные разговоры, и я прямо заявил:

– Давай или встретимся, или я с тобой говорить больше не буду.

– Есть одно местечко, – сказала она. – Уютный ресторанчик на площади Льва Толстого. «Тургенев» называется.

Мы уговорились встретиться там вечером. Я надел свой лучший костюм, надушился лучшим одеколоном, побрил на всякий случай под мышками и в паху, и в паху тоже одеколоном прыснул. Знаете, всяко бывает, и лапти воду пропускают, мало ли, лучше уж быть подготовленным, чем потом опростоволоситься.

В ресторан я приехал на двадцать минут раньше. Сразу было видно – дорогущий ресторан, хоть внешне ничего собой не представлял, так, хлипкая пристройка к историческому дому на Большой Житомирской. И официанты тут как тут, мухи назойливые, чёрный низ, белый верх, молоденькие, бритые, настырные. «Вам что-нибудь подсказать? Может, что выпить сразу принести…» – и так далее и тому подобное. Я сел у окна и сказал им, чтоб отстали.

– У меня свидание с женщиной, – сказал я. – Она придёт, тогда и подходите.

Я сидел, ждал полчаса. В ресторане кроме меня сидели какие-то иностранцы и щебетали на своих иностранных языках. Неудивительно, в Киеве по сравнению с Евросоюзом цены представляются копеечными, они здесь на широкую ногу гуляли. И рыбу заказывали, и первое, и десятое, и вино какое-то дорогое, судя по бутылке, неплохо выпивали.

Как вдруг колокольчик прозвенел над дверью, и в зал вошла ослепительной красоты блондинка. Худенькая, невысокого роста, она поправила волосы, остановилась, и глаза её кого-то искали. И грудь у неё была точь-в-точь, как я и воображал бессонными ночами. Рот чувственный, губы пухлые, руки так и порхают над воображаемым пианино. А какие ресницы длинные…

О, мои бессонные ночи. О, королева моих ночных поллюций.

Я подхватился с места, взял букетик цветов и пошёл к Тане навстречу. Она глядела прямо на меня и улыбалась. Она глядела сквозь меня.

Ловко увернувшись от моего поцелуя в щёку, она нырнула мне под мышку и поцеловала высокого старика, который всё это время находился за моей спиной. Целовались они страстно, в губы. Разница в возрасте могла составлять лет пятьдесят, а то и больше! Какая мерзость, подумал я.

Я снова уселся за столик и попросил пива. Да, принесите мне проклятое пиво, господи прости, за семьдесят гривен, ну и дороговизна. Взглянув на часы, я понял, что сижу в ресторане уже около часа, и подумал: она не придёт. Она, наверное, узнала, что у меня длинный нос, и не придёт.

И вот, когда я уже ожидал счёт, в зал вбежала непомерно толстая женщина с кабаньим лицом. Толстая и усатая. Глаза её вращались, как глаза сумасшедшей.

– МААКСИИИИИМ! – проревела она на весь зал, как сирена.

Боже, подумал я, да она же настоящий слон.

Она, как товарняк, гружённый лесом, помчала ко мне, распихивая иностранцев, официантов, задевая столы и стулья.

Волосы у неё были фиолетовые.

– Прости! – сказала она. – Там такие пробки… давно сидишь?

– Нет, – соврал я.

Её пальцы-сосиски схватили меню, она подозвала официанта и заказала себе пять блюд.

– Наконец-то мы встретились! Я так рада! – громким голосом завопила она.

– И я рад… – соврал я.

Принесли еду, и это животное начало есть: оно впивалось в курицу, вгрызалось в свинину, громко жевало, много болтало, из его рта в меня летели ошмётки еды. Что она там болтала, я даже и не помню, потому что не слушал. Я смотрел не на неё, а на хрупкую блондинку, которая сидела со стариком. Блондинка довольствовалась лишь чаем и молчала, она слушала старика и улыбалась.

– Сейчас, извини, пойду покурю, – сказал я толстухе, снял куртку с вешалки, вышел из ресторана и помчал к такси напротив «Сiльпо».

Больше к родственникам я не обращался.

Мне звонил дядя.

Мне звонила тётя.

Все они мне звонили и предлагали познакомить с прекрасными девушками.

А я отвечал:

– Нет уж, спасибо, лучше я сам!

Бабуля же моя очень удивилась:

– Толстая? Как это толстая… ну и что, зато девушка в теле, зачем тебе чахлые, болезные?

– Бабушка, она больше, чем вселенная, – сказал я. – Больше всего, что только можно вообразить.

– У тебя просто нет вкуса, – ответила бабушка и кинула трубку.

Как-то мне позвонил старый добрый приятель Олег и предложил встретиться с ним в баре за кружкой пенного божества, поболтать да футбол посмотреть. Я с удовольствием принял его предложение, потому что Олег был настоящим знатоком по женской части.

Мы хлопнули по пиву, заказали ещё, а потом ещё, в перерыве между таймами я решил излить ему душу. Конечно, я не признался, что до сих пор хожу в девственниках. Ведь раньше я хвастался перед ним любовными похождениями! Я сказал, что сейчас мне не везёт и в чём причина – понять не могу.

Олег сразу перешёл к делу, он надел маску эксперта.

– С бабами вообще проблем быть не должно. Она баба – баба, ты мужик – мужик. У неё влагалище, у тебя пенис, сама природа благословляет тебя на секс, на любовь, на веселье. А кто против природы идёт – тот в дураках останется. Без вариантов. Подойди просто и скажи: привет, как дела? Ты хорошо выглядишь… какие у тебя красивые глаза… похвали её сумочку, платье, расскажи о книге, ты же книг много читаешь, ёпта, вот и напусти тумана, пофилософствуй немного. Кажется, ничего особенного, но бабы это любят. Бабы просто обожают, когда им воск в уши заливают. А серьезные отношения совсем про другое. Вот я, например, как понял, что жениться на своей Юле буду… сразу ей дал понять – спуску не дам. Строгим стал. Но и про нежность не забывай. Строгость и нежность. Смех и плач. Всё это называется гармония… Если надо, за волосы бабу оттягай и до слёз доведи, а потом подарок сделай – и повелевай, повелевай ею! Говори: я приказываю! Я повелеваю! Женщина – это лодка, а мужчина на вёслах сидит. Ну, давай, вон барышня за барной стойкой сама, скучает, пойди познакомься…

– Да не могу я просто так подойти познакомиться, – смутился я. – Она подумает, что я придурок… скажу я ей что?!

– Ничего! Спроси, как дела! – сказал Олег.

И так болтал он, речь же его напоминала цитаты из какой-то низкопробной брошюры про взаимоотношения полов, написанной грязным скользким старикашкой.

– Ну, смотри тогда, я иду знакомиться, учись!

И он направился к даме, скучающей за барной стойкой.

Я было подумал, что она тотчас отошьёт его, пошлёт куда подальше или орать на него начнёт. Не тут-то было! Она предложила ему сесть рядом, она кокетничала с ним, придерживала его за локоть, он же, нарушая интимное пространство, лез ей в лицо со своей смазливой улыбочкой.

Затем же случилась удивительная вещь: в бар зашла Юля – жена Олега, в руках она держала увесистую сковороду. Она заметила Олега, флиртующего с девушкой, подошла к нему и грохнула сковородой по спине.

– Олег! Быстро домой!

– Ой, – сказал Олег. – Дорогая, сейчас, второй тайм досмотрю и приду… можно?

– Быстро домой! – скомандовала Юля и замахнулась сковородой.

Мужики в баре от смеха чуть животы не надорвали.

Олег же, как провинившаяся собачонка, опустив голову, пошёл следом за женой.

Я досматривал второй тайм и вспоминал его слова:

– Главное – каблуком не стать, дружище, главное в каблука не превратиться. Вот я лучше разведусь, чем каблуком стану!

Однажды в социальных сетях я нашёл страничку своей одноклассницы. Выглядела она здорово, худенькая, подтянутая и, судя по фотографиям, без детей и мужчины. Мы начали переписываться, говорили о школе, вспоминали учителей, и я с порога задал ей вопрос: может, встретимся? Приезжай ко мне в гости. Вспомним былое!

С удовольствием, ответила она. И приехала на следующий день. Выглядела она так же здорово, как и на фотографиях. Мы пили вино, вместе приготовили омлет из яиц, цветной капусты, грибов, колбасок и сыра. Омлет на славу удался. Только вот гостья вела себя несколько странно. Вроде и со мной разговаривает, а вроде о чём другом думает. По сторонам постоянно смотрит. На шкаф, на тумбочки, на книжные полки, быстро так головой крутит. Улыбается натянуто.

Мы посидели и выпили ещё. Времени было что-то около часу ночи.

А потом я открыл глаза и понял, что уже день и лежу я на полу. Дверь настежь открыта. Голова раскалывается, словно меня всю ночь топором били. Я осмотрелся и понял, что пропали ваза, плед, телефон и деньги из кошелька.

Свою страницу в социальной сети одноклассница удалила. Я решил: ну его к чёрту, не хочу волокиты, пусть всё будет как есть. Урок мне, дураку такому.

И с женщинами я решил завязать.

Будто ведьма меня прокляла. Ну не везёт, и всё. Чего о бетонную стену лбом биться, скажите, пожалуйста?

Вернувшись к размеренной жизни по наработанной годами схеме – дом, работа, онанизм, карты, пиво и футбол, – я снова обрёл душевный покой и без всяких там зазрений совести рассказывал приятелям про свои воображаемые любовные похождения.

Короче, снова взялся за своё.

Онанист несчастный.


Следствием такого времяпрепровождения стало то, что я пристрастился к одной компьютерной игре под названием «Вормлайф». Страдая от бессонницы, я скачал её на планшет и играл каждый день перед сном. А иногда заигрывался до самого утра и сидел сонный на работе.

Игра эта здорово успокаивала нервы и умиротворяла.

Опишу суть игры: по полю ползают червяки, которыми управляют реальные люди в реальном времени. Червяки эти сначала появляются маленькими, а затем становятся всё больше и больше, всё толще и толще благодаря тому, что пожирают разноцветные шарики, которые появляются на поле в хаотичном порядке. Если ты врезался в другого червяка – ты умираешь и рассыпаешься на круглые шары, тебя жрут другие черви, если же кто-то врезался в тебя – то он умирает и ты можешь его съесть. Карма в действии. Поле ограждено красными лазерами, сунешь голову под лазер – и тебе крышка.

В чём смысл игры – не знаю, однако забавно. Как в жизни: по полю ползают маленькие черви и черви огромные, некоторые в клубки сворачиваются, некоторые намеренно подрезают жирных червей, чтоб те врезались в них и умерли, таких я называл подлецами. Другие же честные трудяги – собирают разноцветные шарики, растут себе, никого не трогают.

Я был честным трудягой, как и в жизни, собственно говоря.

Я заходил в одну и ту же комнату, где играли десять человек. Спустя месяц я уже знал, что это за люди. Знал повадки каждого червя, знал, что Виктор666 – редкостная гнида. Были ещё Ксюша Сатана и Романтика морга. Должен сказать, что в этой комнате у всех были какие-то странные ники. Ну, молодёжь, ничего не скажешь. Мозгов нет, ценностей нет, диалог между поколениями оборвался, и восстановить его ох как тяжко.

Для интереса я погулял по другим комнатам и нашёл ники, ничем не уступающие моей комнате: Кожаный убийца, Сексуальный Кактус и Пастырь-Электрик…

Каждую ночь я заходил в игру и принимался собирать шарики. Мысленно я со всеми здоровался: «Привет, Ксюша Сатана, привет, Романтика морга, привет Нарушенная заповедь, доброй ночи, Падший ангел, как дела, Огненный Провидец…» – и так далее, и тому подобное.

«А с тобой, Виктор666, здороваться не буду, и руки не пожму, можешь не вилять передо мной своим плешивым хвостиком, аферист».

Поймите, не червей я видел на экране, а людей, которые ими управляли. Они стали такими же моими приятелями, как и те, с которыми я в преферанс играю или пиво пью да футбол смотрю.

Более же всего мне нравилась Ксюша Сатана, и я бесился, когда черви её подрезали или мешали собрать разноцветные шарики. Я как мог оберегал Ксюшу, покровительствовал и, как я думал, обучал её различным тактическим хитростям. Мне хотелось поговорить с ней.

Я начал искать информацию об игре и забрёл на официальный сайт «Вормлайф». Оказалось, что это очень популярная игра и она имеет множество фанатов по всему миру. И на этом сайте у них есть чат, и фотографии игроки туда выкладывают, общаются друг с другом, полноценная социальная сеть, короче.

И я узнал, что Ксюша Сатана – активный пользователь сайта и что она часто в чате бывает. Так мы и познакомились.

Какой я ник для игры взял?

Догадайтесь. Нет, нет и нет.

Ладно, скажу, в игре я Дональд Трамп. Парам-па-пампам.

Я написал: «Привет, мне очень нравится играть с тобой».

Она написала: «Привет, Дональд, я давно слежу за тобой. Обожаю твой стиль игры».

Я написал: «А как ты относишься к Виктор666?»

Она написала: «О, это мой младший брат. Он такой вредный, такой невыносимый».

Я написал: «Мне нравятся твои фотографии, чем занимаешься?»

Она ответила: «У нас семейный бизнес, Дональд».

Я написал: «На самом деле меня зовут Максим».

Она написала: «Приятно познакомиться, Максик».

Максик! Она назвала меня Максик! Прямо зелёный свет для дальнейших действий.

Она тоже жила в Киеве. И мы договорились вместе сходить в кино. Правда, я нервничал, потому что пригласил её в кинотеатр «Ракурс», где показывали только ретрокино, классику мирового кинематографа. Обычно девушки такое не любят. Сейчас подавай зрителю истории про любовь с погоней, перестрелкой и кучей спецэффектов.

Однако опасения мои оказались напрасными, Ксюше понравилось кино, и мы ещё несколько раз ходили и много по городу гуляли. В кафе сидели, кофе пили.

Она была удивительной. Худенькая, волосы чёрные-чёрные, в носу – серебряное колечко, на руках татуировки, какие-то знаки, я не шибко секу в татуировках.

Как-то раз Ксюша заявила:

– Извини, но тебе придётся познакомиться с моими родителями. У нас в семье так принято. Если я с кем-то дружу, то обязательно знакомлю молодого человека с родителями. Может, слишком старомодно… не знаю… они милые, весёлые люди, тебе понравятся.

– Не поверишь! – обрадовался я. – Но я тоже консервативен в этом вопросе, ничего не утаиваю от семейки своей и всю дорогу с ними советуюсь по любому вопросу.

– Пойми, это вовсе не означает, что я нуждаюсь в одобрении родителей, просто мы так живём…

– Конечно-конечно, – согласился я. – Мне можешь не рассказывать, сам такой!

Ксюша жила с родителями в частном двухэтажном доме, несколько зловещем на вид. Я приехал на такси, прихватил с собой торт, бутылку вина, надел свой лучший костюм, на всякий случай побрил под мышками и в паху. Надушился лимонным одеколоном. И цветы, конечно же, купил. Куда в нашем многострадальном мире без цветов?!

В калитке меня встретил Ксюшин отец. Почтенный старик в строгом костюме, лысый, голова здоровенная, как купол цирковой. Где-то в саду разрывалась огромная псина.

– Проходи, не бойся, Израиль привязан.

Странное имечко для собаки, подумал я.

Мы пошли через сад, продираясь сквозь колючий высокий кустарник, и наконец зашли в дом. Вкусно пахло стряпнёй. В прихожей выстроилась Ксюшина родня. Два её брата-акробата: один старший, другой младший. Два бугая, шкафы, наверняка занимались борьбой или боксом. Мы крепко пожали руки.

Чёрт его знает, как человеческий мозг работает, порою что-то такое выдаст…

Ксюшина мать – типичная домохозяйка, седая женщина с добрыми глазами, стоит и добродушно кивает. На ней клетчатый фартук, в руках держит ухватки.

– Добро пожаловать, – говорит она.

– Ну, Максим, проходи.

И мы прошли в зал. Всё здесь было старомодным. Вычурные столовые приборы, громоздкие подсвечники, какие-то жуткие картины с разодранными телами в стиле Гойи, свет приглушённый. На полу валялась медвежья шкура. В камине потрескивали дровишки. Ну, вы поняли: старомодность не в смысле Советский Союз, а в смысле девятнадцатый век. Готика, что ли.

Мы уселись за стол, хорошенько отужинали и примолкли, Ксюша сидела рядом со мной и под столом держала меня за руку. Надо заметить, что вино на меня крепко подействовало и я излишне раскрепостился.

– Михаил, а чем вы занимаетесь? – спросил я отца Ксюши.

– У нас семейный бизнес, – ответила Ксюшина мать.

– Да, Ксюша мне говорила, а какой именно? – спросил я.

Два братца всё время злобно на меня посматривали, будто дырку во лбу хотели просверлить своими взглядами.

– Мы надеемся, что ты тоже будешь с нами работать, – сказал Михаил.

– Вообще-то у меня есть работа, и довольно неплохая, я занимаюсь…

– А давайте выпьем! – перебила меня внезапно Ксюша и подняла бокал. – Па, скажи тост!

Папа сказал:

– Хочу поднять этот бокал за торжество тёмных сил и падшего ангела нашего.

– За падшего ангела! – поддержали отца братцы-кирпичи.

Чепуха какая-то, подумалось мне, может, шутка?

Однако затем разговор вернулся в привычное для меня русло: мы говорили о политике, о футболе, о пиве, о ценах на бензин, газ и так далее и тому подобное.

Ксюшины родители постоянно пытались куда ни попадя вставить церковь, батюшек и попов.

– Вот же эти церковники… смешные люди!

– Знаете, что сказал монах монаху, когда они зашли вместе в кабинку туалета в стриптиз-клубе?!

– Животы себе отъели!

– Бог упадёт, и на лбу у него будет шишка!

– Бог такой старый, что с него песок сыпется, поэтому-то пустыня и ширится в наших сердцах, брат мой!

– Скажи, Макс, так и хочется все эти церкви взорвать? – спросила меня Ксюша, всё ещё крепко сжимая мою руку.

– Угу, – согласился я, хотя, убейте, не понимал, что за вакханалия начала тут происходить.

Потом братья достали увесистый том в чёрном кожаном переплёте и начали что-то читать на латыни, при этом Ксюша и её родители повторяли за братьями, прикрыв глаза.

– Старайся тоже повторять, – прошептала мне Ксюша.

Я выплеснул остатки вина себе в глотку и спросил:

– Вы сектанты, что ли?

Они дружно рассмеялись.

– А ты забавный, – сказал Михаил.

– Ты нам нравишься, – сказала Ксюшина мать.

– А давайте пойдём на кладбище и выкопаем мертвеца! – весело предложила Ксюша.

– Отличная идея! – сказал отец.

– Мы идём за лопатами, – обрадовались братья-кирпичи.

– Макс, одевайся, – сказала Ксюша.

– Знаешь, мне завтра рано вставать, поеду я, пожалуй, домой…

– Как – домой?! – расстроилась мать. – Мы же даже ещё кровь не пили…

– Какую кровь? – спросил я.

– Кровь чёрных кошек, – ответила Ксюша. – Ты разве никогда не пробовал… странно…

– Что странного? – спросил я.

– Ну, ты играл с нами в «Вормлайф», а в комнате, где мы играем, только члены общества…

– Какого общества? – Я задавал глупые вопросы и чувствовал себя деревенским дурачком, случайно забредшим на переговоры в штаб-квартиру ООН.

– Общества Чёрной Луны, – ответила Ксюша.

– Впервые слышу о таком… вы сатанисты, что ли? – спросил я.

Они странно переглянулись и опять дружно рассмеялись.

– А он шутник! – сказал Михаил. – Он мне определённо нравится!

Вооружившись лопатами, мы сели в минивэн и поехали к кладбищу. Мне досталась маленькая саперская лопатка. Всю дорогу они решали, кого же будут выкапывать: Красильникову или Никонишина. Сошлись на Красильниковой.

Мы подъехали к кладбищенскому забору и вышли из машины.

Братья-кирпичи подсадили родителей, и те плюхнулись в траву по ту сторону ограждения, затем братья прыгнули на забор и одним махом преодолели его. Я подсадил Ксюшу и передал ей свою лопату.

– Ты сможешь сам залезть? – спросил Ксюша.

– Конечно-конечно, – ответил я.

– Держи руку! – сказала она.

– Нет, – ответил я. – Не переживай, спускайся, я сам, сто раз так лазил…

За забором послышался утробный хохот, шлепки и удары лопат о землю.

– Хорошая ночь! – сказал Михаил.

Я же вышел к дороге, поднял руку и остановил «Жигули».


Мое семейство собралось в полном сборе. Родственники с грустными минами выслушали эту историю.

Отец сказал:

– Следующий раз возьми чеснок, осиновый кол и крест.

Мать сказала:

– Не знаю, мне Ксюша нравится, хорошая милая девочка, и родители у неё хорошие. Зря вы так… эх… из вас бы вышла хорошая пара, сынок, главное, чтобы маме нравилась… у тебя вообще своего мнения нет? Ты можешь хоть раз по-своему поступить?

И тогда, нарушая рамки дозволенного, я ответил матери:

– Тебе лишь бы меня какой угодно женщине сбагрить? Неужели ты меня так не любишь?

– Замолчи, – сказал дядя. – Не перечь матери!

– Извините, – ответил я.

Дедушка угрюмо смотрел на стакан с жидкостью, в которую были погружены его вставные челюсти.

– Брюнетка, значит…

Бабка сказала:

– Нельзя путаться с брюнетками… ты что!

– Почему? – спросил я.

– Все брюнетки коварные. Души у них чёрные, – сказал дедушка. – Вот на тётку свою посмотри. Сидит, вроде улыбается, разговор поддерживает, а сама про нас разные гадости думает!

– Думаю-думаю, – подтвердила тётка-француженка. – Ещё какие гадости.

– Брюнетки – это ведьмы, – сказал отец и перекрестился.

Жан Филипп, тёткин муж, зачем-то перекрестился вместе с ним.

– Блондинки, только блондинки, – сказал дедушка. – Неужели ты до сих пор не понял? Блондинка – как горный ручей. Чиста, свежа…

– В своих помыслах добра, – добавила бабушка.

– Хорошо, – сказал я. – Но хочу вам сообщить, дорогие мои родственнички, что скоро две тысячи семнадцатый год. Люди скоро на Марс полетят, а по улицам уже роботы бродят, и роботов скоро приравняют к человеку, права им дадут, паспорта, и искусственный интеллект, и на принтере теперь можно напечатать всё что угодно – дом… поезд, лес сосновый! И телепортация не за горами, и двигатели на простой воде уже работают, на воздухе работают… космонавты! Звёзды, человечество выросло из своих средневековых ползунков… понятно?! А вы тут сидите и о людях по цвету волос судите… деревенщины красномордые!

– Дааа, – сказал дядя. – Как был ты маленьким дурачком, так им и остался.

– Жизнь тебя ничему не учит, – сказала тётя. – Это печально.

– Найди себе блондинку и живи с ней. И дети у вас будут. И всё будет хорошо. Действуй, – сказал дед.

– Ладно, – нехотя ответил я.

Возможно, у вас назрел вопрос: в мире много интересных вещей, вещей болезненных, более достойных внимания. Война, голод, путешествия, разные там научные открытия и так далее, и тому подобное, а он тут сидит и про баб заливает.

Да, отвечу я вам. Сижу и пишу. У кого что болит, тот о том и говорит.

На какое-то время я прекратил поиски женщины и всецело погрузился в работу, в сон, в распитие пива, лицезрение футбола, а также я предавался карточным играм и онанизму.

Порнографические фильмы. Что может быть лучше? Страсть их героев никогда не угаснет, красивые мужи и красивые женщины, совокупляющиеся, как бессмертные боги.

И если кто скажет вам, что порнография – это низменно, это аморально и вообще недостойно упоминания, и если кто нос воротит от порнографии и напыщенно лик свой кривит – знайте, этот человек лжец. Лицемер. Нагло врёт он вам в лицо. Ведь всех интересует женский передок и как это происходит. Казалось бы, что там может происходить, всё одно и то же. Сверху, сбоку, задом – всего несколько комбинаций. Но волшебство случается, но волшебство порою действует в самых неожиданных местах.

Всё вроде бы одинаково происходит, а каждый раз по-разному.

О, длинные ночи без сна. О, воображаемые королевы моих ночных поллюций.

Как-то я задержался на работе, и мы разговорились с коллегой. Хороший парень, даром что лысеть начал на макушке. Я предложил ему пойти в бар и выпить там по кружке восхитительного божественного напитка. Однако он отказался и сказал, что сегодня идёт на «Мгновенные свидания».

– Что такое «Мгновенные свидания»? – спросил я.

– Это типа клуба, – ответил он. – Там собираются мужики и бабы. Они постоянно меняются друг с другом. Мужики подсаживаются к бабам за столики и две минуты говорят. Затем меняются. У каждого свой номерок. По окончании вечера ты выбираешь бабу под номерком, и если баба тоже выбрала тебя, то ведущий вам это сообщает и вы можете идти на свидание… Кстати, у меня есть лишний билет, не хочешь попробовать?

– Пожалуй, – ответил я. – А хмельному божеству в храме том поклоняются?

– Нет, – ответил коллега. – Это безалкогольная вечеринка. Я мусульманин, между прочим.

Ничего против мусульман я не имел, а в некоторых вопросах я даже их поддерживал, поэтому принял приглашение коллеги. И мы пошли.

Итальянский ресторанчик в полуподвальном помещении. Уютное местечко семейного типа. На столах – скатерти в красную клетку, мужчины и женщины одеты во всё красивое. Кучкуются. Мужики с мужиками, бабы с бабами, поглядывают друг на друга, как я понял, до начала соревнований с женщинами знакомиться не принято. И вот ведущий просвистел в свисток.

Началось.

Женщина номер один.

Спрашивает:

– Чем вы занимаетесь? Почему до сих пор не женились? Какое у вас хобби?

У неё лицо грустного мопсика, поэтому я сразу решил, что не выберу её.

Женщина номер два.

– Вы любите горные лыжи?

– Терпеть не могу! – ответил я.

– Следующий, – сказала она.

Женщина номер три.

Господи, да она же рыжая! Я даже к ней за столик не сел!

Женщина номер четыре.

Моя одноклассница. В упор не узнаёт меня, пьяная в дым, хохочет, как оголтелая лошадь, сбежавшая из горящего цирка.

– Где мой плед? – спрашиваю её.

Она мне говорит:

– Ох, хочешь травки покурить, малыш… двести гривен коробок. Изумительные шишки. Утончённый аромат. Идём выйдем, я тебя так накурю, что пылесосом станешь… а пыли в городе много! Аха-ха!

– Где моя ваза? – спрашиваю.

Она не понимает, ни черта эта дура с красным дипломом не соображает.

Женщина номер пять.

Блондинка, на ней зелёное платье, у неё серые глаза. Она меня стесняется, ёрзает на стуле.

– Я здесь первый раз, – сказала она.

– Меня зовут…

– Тише, – сказала она. – Нельзя сейчас имена произносить, только номерки.

– Я двадцать шестой…

– Вы здесь сколько раз бывали? – спросила она.

– Никогда не бывал и не приду сюда больше, – признался я.

– Я тоже, – сказала она.

– Вам нравится Арнольд Шварценеггер? – спросил я. Сакральный вопрос. У каждого должен быть подобный наборчик вопросов.

– Ага, – ответила она. – «Бегущий человек» – мой любимый фильм.

– Хорошо, – сказал я. – Вам нравится Кнут Гамсун?

– Ещё бы, – сказала она. – «Плоды земли» несколько раз перечитала.

– Вы любите большой теннис? – спросил я.

– А разве это не игра для дегенератов? – осторожно поинтересовалась она.

– Ну! – обрадовался я. – Последний вопрос…

– Нет, – прервала она. – Я тоже хочу спросить…

– Валяйте, сорок третий, – сказал я. – Спрашивайте.

Всё это время мы смотрели друг другу в глаза и улыбались. Между нами появилось настоящее, чёрт возьми, электричество. Феромоны, любовь с первого взгляда, верблюд мочится на собственный хвост и машет им, разбрызгивая капли мочи, дабы привлечь самку… называйте как хотите.

– Вам нравится жить в Киеве? – спросила она.

– Терпеть не могу, – ответил я.

– Почему? – спросила она.

– А что здесь хорошего, люди сошли с ума. Люди озверели, у людей, знаете ли, в головах пьяный дровосек вместо дров раритетную красную мебель рубит. А щепки летят…

– Ох как летят, – согласилась блондинка.

К нашему столику уже подошёл мужик. Он толкнул меня в плечо.

– Моя очередь, – сказал он.

– Пойдёмте отсюда, – предложил я.

– Идём, – сказала она, и мы ушли.

А ведущий кричал нам вслед:

– Это не по правилам! Не по правилам! Вы дисквалифицированы навсегда!

Мы спустились по улице Воровского, перешли по подземному переходу к универмагу «Украина», зашли в него, поднялись на четвёртый этаж и засели там в тихом баре у окна. Прекрасный вид на заснеженный Киев. Пожалуй, Киев может быть хорошим только под толстым слоем снега, подумалось мне.

Мы взяли по пиву, потом ещё по пиву и много говорили об Арнольде Шварценеггере, о великом человеке. А через неделю мы съехались, и тридцатого декабря я потерял девственность. Взрывайте уже ваши хлопушки!

И знаете что? Да ничего особенного… здорово, конечно, стать мужчиной, общество придаёт слишком много значения сексу. Видимо, маркетологи и здесь хорошо поработали над мозгами обывателей. Я бы мог наврать вам, что был потрясён и испытал удивительные ощущения и в голове моей космос взорвался к чертям собачьим. Но зачем? Кого я буду обманывать? К чему эта показуха?

Порнография – это искусство, а секс – это нищий, пытающийся догнать скоростной поезд сообщением Колыбель – Могила.

Новый год мы решили встретить с моей роднёй.

Я так и заявил:

– Приду с женщиной, и женщина эта – женой моей будет. И у нас родятся красивые дети, а позже ещё ребята.

Родня допытывалась:

– Брюнетка?

– Нет, – отвечал я.

– Блондинка?

– Нет, – отвечал я.

– Не дай бог… рыжая сука!

– Нет, – улыбался я.

31 декабря мы проснулись довольно поздно, сходили за подарками, пришли домой, немного отдохнули, и я спросил Сашеньку (так зовут мою жену, слава богу):

– Ты не против?

– Нет, – ответила она. – Забавно будет.

Я достал из ванного шкафчика машинку, постелил на край ванны полотенце, усадил на него Сашеньку и сбрил её чудесные светлые волосы наголо.

Тест на блондинку (сборник)

Подняться наверх