Читать книгу Игра на повышение - Дмитрий Викторович Евдокимов, Дмитрий Евдокимов - Страница 5

Игната провели мимо запирающей мою камеру решетки спустя минут двадцать. Я наблюдал за этим, лежа на едва прикрытом соломой каменном ложе. Том же самом ложе, в той же самой камере, где мне пришлось провести несколько незабываемых суток во времена моего первого появления в столице, после поражения от тимландцев. Тогда несправедливое обвинение, а также угроза пыток и казни заставили меня серьезно задуматься о моем месте в этом мире. Сейчас тоже много что нужно было обдумать, не тратить же представившееся время спокойствия и тишины впустую!

Честно говоря, я уже думал, будто застрахован от подобной ситуации. Вроде бы достаточно уже совершил дел на благо новой родины и на военном поприще, и на стезе ускорения технического прогресса. И верность трону неоднократно доказывал, и народ меня на руках готов был носить, и даже Князем Холодом меня прозвали, сравнивая с героем сказок.

Однако народная любовь – она такая: сегодня есть, а завтра уже и нет. Свой героический статус нужно либо подтверждать постоянно, либо умирать в зените славы, чтобы не успели втоптать в грязь. Ни первого, ни второго я делать не собирался, потому что вообще героем себя не считал, старался жить обычной жизнью. Ну как – обычной? С поправкой на положение в обществе, которое обязывает…

Так что не все так просто, жизнь – штука переменчивая, и вовсе не обязательно проигрывать сражения или воровать миллионы, чтобы прослыть негодяем. Недаром же умные люди говорят, что не нужны враги, когда вокруг полно дураков – они все сделают сами. Да как сделают! Качественно, с любовью, так сказать, со всей душой!

В общем, постепенно то тут, то там стали раздаваться отдельные недовольные голоса, обвиняющие именно меня во всякой всячине. Что иноземцев много в стране развелось и через них таридийцы перенимают чуждые им знания и обычаи. Что мода становится «бесстыдной». Что крестьянских детей от работы глупым учением отвлекают. Что продвигаемая мною перепись населения есть истинно сатанинское действие. Дальше рассказывались страшные «достоверные» истории о растрате миллионов рублей на никому не нужные научные исследования, о создании «дьявольских» паровых машин и механизмов. И так далее и тому подобное.

И вот уже снова у меня за спиной маячит инквизиция, шепчутся за углом дворцовые завистники, многозначительно задерживает на мне свой взгляд начальник Сыскного приказа, да и народная молва постепенно вторит слухам и раздувает подслушанные домыслы. И как-то так получается, что даже Князь Холод уже начинает упоминаться в невыгодном свете.

Ей-богу, если бы я находился в родном мире на старушке Земле, то подумал бы, что против меня работает отлаженная пропагандистская машина.

Обидно. Обидно и нелепо сидеть в темнице за то, чего не совершал, и тогда, когда нужно действовать! Торопить следствие по взрыву, обеспечить государю и особенно Федору лучших докторов, проследить за работой правительства в их отсутствие, да и вообще нужно держать руку на пульсе! Известно же, что происходит с государством, если дела в нем идут самотеком. Так что у меня и внутри страны дел непочатый край, и международная обстановка напряженная, требующая пристального внимания. В общем, некогда мне тут прохлаждаться.

– Игнат! – позвал я, подходя к решетке.

– Все в порядке, Михаил Васильевич! – отозвался из одной из соседних камер Лукьянов. – Никто Сашкино исчезновение не заметил. А уж потом я так ринулся к выходу из дворца, что все соглядатаи переполошились. Все по плану.

– Скорей бы! – я вжался лицом в решетку, пытаясь заглянуть в конец коридора. Но, кроме темноты, ничего там не увидел.

– Скоро уже, – успокоил Игнат, словно мог увидеть мою попытку выглянуть наружу. – Полчаса, не больше.

Потому я и позволил себя так просто арестовать, что был уверен в скором освобождении. Господин Глазков наивно полагал, будто лучше всех знает царский дворец, в особенности все его тайные закоулки, однако это было не так.

В свое время я разобрал одну из стен в своих дворцовых апартаментах и перегородил тайный ход, из которого за мной очень лихо наблюдали сотрудники Сыскного приказа. Никита Андреевич посверкал сердито на меня глазами, но воспрепятствовать не смог. Выждав некоторое время, дабы отучить разыскников вообще ходить в мою сторону ввиду бесперспективности, я велел перенести перегородку чуть дальше, прибрав к рукам вход в одно из ответвлений межстеночного пространства. Выдержав паузу еще в несколько месяцев и так и не дождавшись возражений, я стал запускать туда ловких людей из контрразведки для досконального изучения тайных ходов. Главной трудностью при этом было не заблудиться или обнаружить себя шумом, а не столкнуться в узких коридорах с конкурентами из ведомства Глазкова. В общем, теперь сотрудники Ольховского знали дворцовый лабиринт не хуже красномундирников. Может, даже лучше, потому что знать о некоторых подземных ходах и не перекрыть их – это выше моего понимания. Впрочем, Никита Андреевич ведь сам по тайным тропам не шастает – не по чину ему, а люди его поди про запас оставили эти знания себе, для личного пользования, так сказать. Ну, а если им можно, то почему нельзя мне?

Игнат оказался прав. Минут через тридцать в недрах уходящего в темноту тюремного подземелья раздался едва слышный скрип. Затаив дыхание, я пытался уловить хоть какие-то признаки приближающегося человека, но ничего не происходило, не было ни звука осторожных шагов, ни колеблющегося света потайного фонаря. Я успел уже уверить себя, будто скрип был лишь плодом моего воображения, когда из темного коридора совершенно бесшумно к моей решетке выплыла одетая во все черное фигура.

– Ваше сиятельство? – настороженно спросил подошедший, не спеша приближаться на расстояние вытянутой руки.

– Так точно! – шепотом ответил я. – Игнат в одной из соседних камер.

– Здесь я! – донесся до меня свистящий шепот Лукьянова.

– Я Архип Лунгин, – сообщил наш потенциальный спаситель, принимаясь ковыряться чем-то в массивном навесном замке. – Нужно спешить: весь город гудит, словно растревоженный улей, повсюду патрули, гвардейцы и красномундирники хватают всех подозрительных личностей и отправляют в городскую тюрьму – до выяснения. И инквизиция очень активничает.

– Еще бы, – усмехнулся я, – отец Пафнутий не может упустить такой шанс проявить себя.

– Мы перебрались на запасную штаб-квартиру. От греха подальше.

– Правильно. Кто знает, что Никите Андреевичу в голову взбредет.

В этот момент произошло сразу несколько событий. В замке что-то щелкнуло, надтреснутый голос из какой-то камеры грязно выругался на «проклятых крыс», а со стороны входа в подземелье послышался лязг засовов. Как же не вовремя!

Лунгин на секунду замер в нерешительности, но затем аккуратно снял замок и потянул на себя решетчатую дверь.

– Быстрее, ваше сиятельство!

У меня мелькнула было мысль запереть дверь обратно и переждать визит неожиданных посетителей, но кто мог поручиться, что они явились не по мою душу? Нет уж, бежать так бежать!

Мы перешли к камере Игната, где Архип занялся очередным замком, а мне оставалось только тревожно прислушиваться к шуму множества голосов, доносящемуся от начала тюремного коридора. Сколько их там: три, пять? Пожалуй, больше. Вот и свет от горящих факелов заставил тени причудливо плясать на каменных стенах, сейчас визитеры выйдут из-за угла и увидят нас, а Лунгин все возится с замком.

– Уходите без меня, Михаил Васильевич, – обеспокоенно заявил Лукьянов, впечатавший свое лицо между прутьями решетки в попытке разглядеть происходящее в коридоре.

– Восьмая камера по левую руку, ниша во внешней стене открыта, скорее! – поддержал моего ординарца-телохранителя Архип.

К счастью, в этот миг замок сдался, дужка выскользнула из петель, и Лунгину пришлось изогнуться всем телом, чтобы не допустить его падения на пол. Игнат тут же толкнул наружу предательски заскрипевшую решетчатую дверь и выскользнул к нам в коридор.

– Это как? А ну стой! – раздался удивленный голос первого появившегося из-за угла коридора человека.

– Стой!

– Стоять!

– Измена!

Что же за невезение такое?! Всего какой-то минуты не хватило нам, чтобы исчезнуть из темницы аккуратно, по-тихому! Впрочем, не время думать об этом, пока есть возможность убежать, нужно сосредоточиться именно на этой цели. Вот если нас сейчас поймают, это будет грандиозный провал!

Архип припустил по коридору с такой скоростью, что нам с Игнатом стоило больших усилий не потерять в темноте его спину. Считать немедленно пустившихся в погоню преследователей мы не стали, но, судя по производимому шуму, было их никак не меньше десятка. У входа в нужную камеру Лунгин остановился, пропуская нас внутрь. После чего он чиркнул кресалом и швырнул в направлении противника какую-то штуковину.

– Быстро в ход! – крикнул он, бесцеремонно толкая меня в спину.

Уже когда я протиснулся в узкий темный зев потайного хода, в темнице раздался негромкий хлопок, после чего последовала яркая вспышка, от которой даже у меня несколько мгновений рябило в глазах – что уж говорить о находившихся в коридоре. Однако, судя по отчаянной ругани замыкавшего наш маленький отряд Архипа, световая граната не возымела нужного действия. То есть оторваться на безопасное расстояние от преследователей нам не удалось, вход в тоннель остался открытым, и сейчас мы по-прежнему имели на хвосте десяток разъяренных красномундирников.

Метров через десять тоннель резко повернул влево, сразу за поворотом пошли узкие и высокие ступени вниз, на такую ступень было очень тяжело ставить ногу, потому пришлось приспосабливаться спускаться боком. Слава богу, за лестницей шел относительно ровный участок, где можно было прибавить скорости.

В подземном ходе было темно, тепло и влажно. Передвигаться приходилось, постоянно нащупывая рукой стену, поскольку в такой темени я даже не различал спины бегущего впереди Игната. Местами стены были мокрыми, а под ногами хлюпала вода и чавкала жидкая грязь. Преследователям было проще – они освещали себе путь факелами и постепенно настигали нас.

Вскоре тоннель неожиданно повернул вправо под углом почти девяносто градусов, пыхтение Архипа за моей спиной прекратилось, а спустя пару секунд сзади грохнули один за другим два выстрела. Подземный ход наполнился испуганными криками, стонами и крепкими ругательствами, вслед за чем последовали несколько ответных пистолетных выстрелов, но мы уже были за поворотом, в том числе и быстро нагнавший нас Лунгин. Впрочем, это ненадолго задержало противника – совсем скоро свет факелов вновь стал неумолимо приближаться.

– Осторожнее, сейчас будет лестница! – прохрипел Архип.

Действительно, впереди виднелись слегка подсвеченные падающим сверху тусклым светом ведущие вверх ступени. Такие же неудобные, как и при спуске.

– Быстрее! – нервно добавил Лунгин.

Тяжело дыша, суетясь и ругаясь сквозь зубы, наша троица вскарабкалась наверх лестницы и через узкую щель в каменной стене вывалилась на свежий морозный воздух. Было раннее утро, начинало светать, но небо было затянуто тяжелыми черными тучами, обещая пасмурный день. Мы оказались в каком-то дворе позади длинного трехэтажного дома со множеством окон по фасаду. Вся территория была огорожена кирпичным забором двухметровой высоты с единственными воротами и встроенной в одну из воротных створок калиткой, а вход в подземелье располагался в месте стыка этого забора со стеной конюшни.

Холодновато, однако, а мы без кафтанов. Пасха в этом году выдалась ранняя, хотя снег недели две как растаял, в последние дни весна отступила под последним отчаянным зимним натиском и температура держалась где-то в районе нуля градусов, а по ночам и вовсе подмораживало.

«Гостиница, – сообразил я, бегло осмотревшись, – гостиница “Сударь” на Сухаревской улице в квартале от городской крепости».

– Закрывай! – буквально просипел задыхающийся Архип двум закутанным в серые плащи бойцам, но было поздно.

Едва один из встречающих сунулся к проему, как оттуда раздалось несколько выстрелов, заставивших контрразведчика быстро отпрянуть. Второй встречающий, щуплый молодой человек, попытался ткнуть появившуюся в щели фигуру шпагой, однако преследователь оказался парень не промах – парировал длинным кавалерийским пистолетом и тут же швырнул его в оппонента, вынуждая отступить. И, кстати, одет был сей тип вовсе не в красный мундир служащего Сыскного приказа, а в монашескую рясу! Из-за его спины показался уже второй монах, а за ним – третий! Что за дела?

– Цветков, Ханеев, задержать! – приказал Лунгин и повернулся в сторону выхода со двора. – Бежим!

Бежать-то дело нехитрое, правда, здесь возникает интересный вопрос: если бы за нами гнались красномундирники – это было бы одно дело, а монахи – совсем другое. Кто они такие и по какому праву явились в подземелье разыскников? Впрочем, без разрешения хозяина в это подземелье и мышь не проскочит, так что с этим вопросом ясность есть – то ли хорошенько припугнуть меня решил Никита Андреевич, то ли и вовсе отдать в лапы инквизиции. А «лапы инквизиции» в данном случае – это как раз вот эти самые молодчики в рясах с военной выправкой и лицами видавших виды наемников.

Не успели мы пробежать и половины расстояния до приоткрытых ворот на улицу, как очередной выстрел сбил с ног моего ординарца. Игнат тут же попытался подняться, но рухнул наземь без сил.

– Игнат! – я подскочил к Лукьянову, намереваясь помочь подняться, но тщетно. Он был без сознания, на его спине в районе левой лопатки расплывалось красное пятно.

– Уходим, князь, уходим! – Архип настойчиво тянул меня за рукав к выходу со двора.

Но тут меня такая злость взяла, что все доводы рассудка отступили на второй план. Какие-то там приспешники протоинквизитора будут гонять меня по улицам столицы и убивать моих друзей? Ну уж нет!

Я выхватил шпагу из закрепленных на спине Лунгина ножен и рванул ворот камзола. Оборванные пуговицы брызнули в стороны.

– Беги на Старопетровскую в дом Григорянских, это недалеко, – приказал я Архипу, стягивая с себя камзол и наматывая его на левую руку, – скажешь – от меня, в помощи не откажут. Торопись!

– Но, князь…

– Торопись, я сказал!!!

Пихнув Лунгина в сторону улицы и больше не интересуясь его душевными терзаниями, я повернулся к месту разгоравшейся битвы. Здесь все было плохо. Двоих контрразведчиков уже оттеснили от лаза все продолжающие выбираться оттуда монахи. Всего людей в черных рясах оказалось десять, правда, двоих из них выволокли товарищи, при этом один был совсем плох и лежал без движения, а вот второй, будучи прислонен спиной к стене конюшни, злобно поглядывал на меня своим единственным глазом и спешно перезаряжал пистолет.

Монахи, значит? Чернецы со шпагами? Точно дело рук отца Пафнутия.

С протоинквизитором мы в последние три года сталкивались не раз и не два. Возомнив себя главным ревнителем веры и богоизбранным борцом с ересью, он считал себя вправе самому отделять «агнцев от волков», и несколько раз его подручные хватали и кидали в свои застенки светил науки, инженеров и прочих полезных людей, а мне приходилось «отбивать» их через митрополита или даже царевича Федора. Не будь у меня царского наказа не лезть в дела церкви, давно бы прихватил этого мерзавца да вывел на чистую воду – грешков-то за отцом Пафнутием предостаточно. Но нет: «Церковь сама разберется, не нужно вмешиваться!» А как не вмешиваться, когда вот так, не стесняясь, вставляют палки в колеса? И я ведь даже предупреждал государя Ивана Федоровича, что инквизиция вербует в свои ряды всяких подозрительных личностей под видом послушников, но опять был проигнорирован! Смешно ведь, ей-богу, головорез-то остается головорезом, будь он хоть в мундире, хоть в гражданском платье, хоть в монашеской рясе. В общем, все были в курсе, все смотрели на этот зреющий гнойник да отмахивались, мол, ничего страшного, само собой пройдет.

А гнойник-то взял и созрел! И сейчас мне придется разбираться с этим нарывом, несмотря на то, что соотношение сил явно не в мою пользу. Эх, нужно было не поддаваться панике! Если бы сразу встали грамотно на выходе, можно было не выпустить чернецов из подземного хода! Но что уж теперь…

Я быстро атаковал наседавшего на щупленького контрразведчика – кажется, Ханеева – монаха в надвинутой на глаза шапке и проткнул ему бок в то самое время, как рухнул наземь с пробитой грудью второй мой союзник – Цветков. Так мы долго не протянем.

Двумя широкими росчерками шпаги я вынудил двоих нападавших отпрянуть от Ханеева и переключиться на меня. Давайте пофехтуем, голубчики! Я не волшебник, но фехтование практикую ежедневно и цену себе знаю. Сейчас вот проверим, чего стоите вы.

Четверо пошли на меня, выстроившись полукругом. Если будут атаковать все вместе, а не как в фильмах, по очереди, то никаких шансов защититься у меня не будет. Но это если на месте оставаться, чего я делать не собирался. Бросившись влево, я разорвал дистанцию с тремя нападающими, чтобы без помехи скрестить шпаги с оказавшимся крайним в этом построении высоким худым рыжим монахом.

Я ударил его по клинку сверху вниз и тут же попытался нанести укол в плечо, не достал, подставил под ответный удар левую руку, обмотанную камзолом. Ткань Рыжий не прорезал, но удар был такой силы, что предплечье мое на несколько мгновений онемело. Благо, что и противник настолько вложился в эту атаку, что промедлил с возвратом назад, за что мгновенно получил глубокий укол в живот. Есть!

Отскок влево позволил мне своевременно уйти от атаки сразу двух преследователей. Сделав небольшой крюк и оказавшись рядом с согнувшимся пополам Рыжим, я толкнул его навстречу очередному головорезу. Тот в результате замешкался и схлопотал от меня быстрый укол в правое плечо. Жаль, добить не удалось – ранение подстегнуло его инстинкт самосохранения, заставив очень резво уйти с маршрута моего движения. Я же не мог отвлекаться на преследование, ибо у меня самого на хвосте двое висели, да и за всеми остальными нужно было суметь уследить.

Впрочем, у моего маневра была иная цель – на всем ходу я врезался плечом в плечо одного из троих лжемонахов, пытавшихся прижать ужом вертевшегося Ханеева к забору. Этот толчок спровоцировал эффект домино – первый чернец врезался во второго, второй – в третьего, все на мгновение потеряли равновесие, и контрразведчик вонзил клинок в грудь ближайшего к нему врага. То есть нас теперь двое против пяти.

А, нет, против пяти с половиной – от стены конюшни раздался выстрел, но, судя по ругани соратников, пуля едва не попала в кого-то из них. А что вы хотели? У кремневых пистолетов медленное не только заряжание, но и сам выстрел – секунда-полторы от нажатия на спусковой крючок до выброса пули проходит. Вот и попробуй попасть при таких исходных данных в хаотично перемещающуюся мишень.

Быстро развернувшись, я отразил атаку самого резвого из преследователей. Чернявый мужчина среднего роста с холодным взглядом слегка прищуренных глаз и длинным шрамом во всю левую щеку вознамерился было насадить меня на шпагу, словно бабочку на булавку, но, встретив отпор, не стал пороть горячку, сразу отступил. Хладнокровный и опытный. Очень опасный тип.

Зато его более молодой и фактурный товарищ, с легким румянцем на пухлых щеках и щегольски загнутыми кверху кончиками усов, в горячке погони совсем забыл об осторожности. Оттеснив бойца со шрамом в сторону, он принялся наскакивать на меня, неистово размахивая шпагой в попытке скорее закончить бой, словно опасался, что кто-то перехватит у него законную добычу. Ну, насчет добычи – это мы еще посмотрим.

Я быстро отступал под натиском молодого щеголеватого бойца в монашеской рясе, снова постепенно забирая влево. Таким образом, боец со шрамом оказывался отделен от меня своим резвым соратником и пока не имел возможности атаковать одновременно с ним. Ранее же получивший укол в плечо чернец тоже не спешил лезть на рожон и вырываться вперед, так что на эти секунды я получил бой один на один. Чем и не преминул воспользоваться.

Щеголь упустил момент, когда я остановился, и при начале моей атаки только начал тормозить, перенеся весь вес на правую ногу. Я же принял вражеский клинок на обмотанную камзолом левую руку и направил шпагу в лицо оппонента. Тот отклонился всем телом назад, благодаря чему отделался лишь разрезом на щеке, но убрать выставленную вперед ногу он уже никак не успевал, отчего и получил отличный укол в бедро. Монах взвыл от боли, на секунду выключившись из процесса, а я хладнокровно нанес еще один результативный удар в левую верхнюю часть груди. Туше!

Не теряя времени, я отскочил назад, чтобы перевести дух и порадоваться выводу из строя еще одного противника, но радость оказалось недолгой. В этот же самый миг Ханеев в выпаде проткнул одного из своих противников насквозь, но замешкался с возвратом в позицию и сам получил чуть меньший по глубине укол в корпус. Какое-то мгновение он еще держался на ногах, прижимая руки к животу, потом колени его подогнулись, и мой последний союзник рухнул наземь рядом с поверженным чуть ранее врагом. Жалко парня, хорошо бился, но силы были слишком не равны.

Вот так я остался один против трех монахов, ну или кто они там на самом деле? Ах да, подранка с пистолетом нужно не забыть. А вот сейчас и займемся этим товарищем!

Подцепив носком сапога весьма кстати подвернувшееся под ногу полено, я запустил его в полет навстречу приближающимся чернецам, возглавляемым товарищем со шрамом, а сам бросился к стене конюшни, где наградил раненого стрелка хорошим ударом эфесом шпаги по голове. Правда, это мое действие не осталось безнаказанным, потому что, как я ни старался увернуться от шпаги разделавшегося с Ханеевым головореза в рясе, ее острие впилось-таки мне в тело чуть пониже левой ключицы. Клинок вошел в плоть всего на несколько сантиметров, но было больно, так что лишь с большим трудом мне удалось сдержать крик – не хотелось доставлять удовольствие врагам. Достаточно самого факта попадания и вида крови на моей одежде.

– Есть! – вскричал монашек, внешностью, как мне показалось, чрезвычайно похожий на крысу.

Я поспешил отступить за угол конюшни, чтобы не оказаться зажатым в угол превосходящими силами противника.

– Молодец, Микола! – воскликнул тот боец, что был уже ранен мною ранее. Сейчас все трое оставшихся на ногах посланцев протоинквизитора медленно наступали на меня, стараясь перекрыть максимально возможное число путей для отступления.

– Смотри-ка, Степан, а кровушка-то у князеньки красная! – насмешливо протянул Микола, обращаясь к бойцу со шрамом. – А говорили, у Князя Холода в жилах лед, а взгляд такой, что заморозить может!

– Ну, сейчас-то он скорее расплавить нас взглядом хочет! – отозвался подранок. Он, кстати, в отличие от своих товарищей, держался напряженно – то ли рана давала о себе знать, то ли изначально был не очень уверен в своих силах.

– Полноте, князь, – голос Степана звучал абсолютно спокойно, если не сказать вальяжно, но вот его прищуренные глаза по-прежнему наблюдали за мной с холодным интересом матерого хищника, – сдавайтесь, вы и так сделали уже больше, чем было возможно. В отличие от большинства дворян, вы действительно вызываете уважение, и, пожалуй, один на один я бы не рискнул выйти против вас. Но штука-то вся в том, что нас трое, а вам больше не на кого рассчитывать. И сразу вам скажу: мы втроем стоим десятка таких, что вы уже уложили.

– Странно слышать такие речи от духовного лица, – я пользовался передышкой на эти импровизированные переговоры, чтобы восстановить дыхание и сбросить напряжение в мышцах, – в пении псалмов я с вами состязаться не собираюсь, так и вы не пытайтесь состязаться со мной в фехтовании.

– Тише, тише, князюшка! – снова ухмыльнулся похожий на крысу Микола. – Просто поверьте, что шансов у вас нет. Пойдемте с нами по-хорошему, и мы обещаем замолвить за вас слово перед протоинквизитором!

У меня и до этого-то особых сомнений не было касательно того, чьи это люди, а тут уж и вовсе все ясно стало. Побоялся-таки Никита Андреевич меня сам трогать, решил дешевенькую комедию разыграть. Якобы люди протоинквизитора в его отсутствие забрали меня из темницы Сыскного приказа в свои подземелья. А там уже по ситуации – может, просто запытали бы меня до смерти, а может, в самый разгар процесса явился бы весь такой взволнованный и возмущенный самоуправством инквизиции господин Глазков и спас меня от неминуемой смерти. Чтобы, значит, я по гроб жизни благодарен ему был.

Дешевые фокусы, дражайший Никита Андреевич! Нет в вас размаха, разгула воображения и полета фантазии. Тоже мне комбинация! Впрочем, с Глазковым, а также с отцом Пафнутием разберемся чуть позже. Сейчас у меня тут три товарища в очереди стоят, и обойти их своим вниманием никак не получится.

Я выдохнул изо рта струйку пара, только сейчас обратив внимание на чрезвычайно морозную для второй половины апреля погоду. Мало того, что морозец на улице, так еще и снежинки этак лениво, словно нехотя, кружатся в утреннем воздухе, будто в очередной раз подчеркивая мою связь с Князем Холодом. Я подставил под снежинки обмотанную уже изрядно порубленным камзолом левую руку. На синей ткани белые снежинки смотрелись особенно эффектно. Что я потеряю, попытавшись сыграть на такой погодной аномалии? Да ничего!

– Необычайно морозная погода для конца апреля, не так ли? – произнеся это, я нарочито улыбнулся и отряхнул руку. – Отличное утро для смерти, господа монахи!

Степан остался невозмутим. Разве что уголок рта немного дернулся, но понять, что это было – попытка выразить мне свое презрение или подавленное на корню желание расхохотаться во все горло – не представлялось возможным. А вот крысоподобную физиономию Миколы улыбочка как-то вдруг покинула. Да и третий участник, перехватив шпагу в левую руку, принялся нервно вытирать внезапно вспотевшую ладонь о рясу. Ну, хоть что-то.

Я пошел в атаку, сосредоточившись на противнике со шрамом на лице и стараясь держать в поле зрения персонажей, которых счел второстепенными на данный момент. Степан вынужденно отступил на несколько шагов, но дальше дело застопорилось – защищался он на редкость грамотно, а я был слишком стеснен в маневрах, чтобы ставить перед ним неразрешимые задачи. Тем более что и остальные монахи не сидели без дела.

Боец, чьего имени я до сих пор не знал, попытался атаковать меня справа, но стоило мне только отмахнуться, как он поспешил разорвать дистанцию. Хитрец Микола пока только обозначал угрозу, постепенно двигаясь вдоль стены конюшни по левую от меня руку. Отпускать его далеко было нельзя, поскольку в таком случае я перестану его видеть, и тогда все закончится очень быстро.

Я усилил натиск на Степана, заставив того отступить еще на пару шагов, после чего метнулся влево, сбил клинок Миколы в сторону резким батманом и попытался поразить его в корпус. Тот ушел из-под удара, отскочив назад, но я, спеша воспользоваться мгновениями свободы от других участников боя, прыгнул следом, отбил левой рукой попытку нанести мне режущий удар слева направо, затем сделал еще шаг вперед и ударил его эфесом шпаги в подбородок. Стена конюшни была уже у Миколы за спиной, потому увернуться он не сумел – стукнувшись затылком о стену, упал наземь. Тут бы и добить его хорошим ударом шпаги, да времени не хватило. Пришлось срочно разворачиваться к его товарищам, чтобы не быть заколотым в спину.

Несколько неприятных мгновений я отражал атаки сразу двух противников, да еще имея прямо за спиной пресловутую стену, за которой слышалось фырканье разбуженных шумом лошадей, после чего удалось подловить самого опасного из оппонентов на небольшой небрежности. В результате острие моего клинка оставило кровавый росчерк на лбу Степана, принеся мне такую необходимую передышку, ибо это вынудило отступить обоих монахов.

– В следующий раз подставь правую щеку! Для полноты картины! – воскликнул я, намекая на возможность заполучить шрамы на всех частях лица.

Степан молча провел рукавом по лбу, не столько вытерев, сколько размазав выступившую кровь, и полез левой рукой под рясу. Не нравится мне это, но стоять и гадать, чего он там извлечь хочет на свет божий, я не буду. Тем более что у меня тут недобитый должничок имеется.

Я метнулся влево, где успевший отползти к углу конюшни Микола уже поднялся на ноги и активно сплевывал кровь из разбитого рта, злобно поглядывая в мою сторону. Как же вытянулось от страха его лицо при виде приближающейся смерти в моем обличье! Шпагу-то он перед собой успел выставить, да только толку от этого не было никакого – не оклемался чернец от предыдущего нокдауна и к новой схватке готов не был. В следующее мгновение его клинок взмыл в воздух, а мой вошел в его тело, после чего я сбил его с ног плечом и отбежал примерно на то место, с которого начал этот бой.

Что там с Игнатом? Кажется, он немного в другой позе лежит, да и дышит вроде. Жив! Только бы геройствовать не решил, с этих головорезов станется – прикончат, если заподозрят, что очухался. С другой стороны – должны понимать, что сейчас только он меня здесь держит. Не честь дворянская, не жажда мести, а именно он! Пусть меня засмеют и тысячу раз обругают господа прагматики, но раненого Игната я на милость врагов не оставлю. Да, выход на улицу у меня за спиной, в каких-то десяти метрах, и вряд ли эти убийцы в рясах смогут догнать меня в городе. Да, я сам мог бы добежать до дома Григорянских и получить помощь, но в это самое время кто-то из врагов может тихонько прикончить моего беспомощного товарища. Так что – нет, не побегу, иначе до конца жизни себе не прощу этого малодушия.

Опустив шпагу к земле, я стоял и ждал неторопливо приближающихся чернецов. Сколько времени прошло с начала стычки? Неужели Лунгин еще не добрался до усадьбы Григорянских? Что так долго? Или мне только кажется, что минула целая вечность с момента ухода Архипа? Эх, помощь бы мне сейчас не помешала! Одно дело – тренироваться в фехтовании, и совсем другое – серьезный уличный бой со смертельным исходом. Подустал я, дышу, словно загнанная лошадь, сердце тарабанит в груди, пот по телу льется, а в венах бушует адреналин. И правая рука наливается тяжестью, что совсем уж нехорошо, потому как прилично фехтовать левой я так и не научился.

Вот и мои «заклятые друзья» из инквизиции подтянулись к месту новой баталии. Им тоже нелегко пришлось: дышат тяжело, отфыркиваются, один кровь с лица утирает, другой левой рукой зажимает рану на плече. Но все-таки их двое. Да еще вон у Степана в руке появился кинжал-дага с раскрытой ловушкой. Если память мне не изменяет, в нашем мире такая дага с двумя боковыми клинками, расходящимися в стороны от основного, называлась немецкой. Этакий трезубец получается в раскрытом виде, которым можно парировать удары и задерживать на мгновение вражеский клинок для проведения своей атаки. Говорят, что и сломать чужую шпагу можно, но это как-то сомнительно, крепление боковых клинков выглядит достаточно хлипко.

Степан провел несколько напористых атак, в которых его единственный оставшийся в строю товарищ пытался играть вторым номером. Результатом этого наступления стал мой отход на несколько метров, неприятное рассечение на правом предплечье от человека со шрамом на лице и легкий укол, пропущенный мною от второго монаха в левое бедро.

Через минуту дело усугубилось порезом на правом боку – это уже Степан постарался. Зато я достал безымянного монаха рубящим ударом по запястью, отчего бедолага выронил шпагу.

И тут помощь пришла, откуда я ее никак не ожидал. Поспешивший пойти вперед, чтобы отвлечь мое внимание от временно обезоруженного соратника, Степан внезапно оказался схвачен за лодыжку лежащим на земле Игнатом, запнулся и накренился вперед, так что мне оставалось только вытянуть руку со шпагой вперед, чтобы оборвать земной путь мерзавца – удар пришелся в район сердца.

Не мешкая ни мгновения, я повернулся к последнему врагу, с шипением и ругательствами вынужденного взять шпагу в левую руку. Однако, увидев смерть несомненно самого умелого из своих товарищей, он счел свои шансы на успех слишком ничтожными и бросился наутек. Тем более что в этот момент находился на пару шагов ближе меня к выходу со двора.

Но удача, похоже, окончательно отвернулась от представителей инквизиции, потому что в каком-то метре от ворот последний чернец оказался сбит с ног вбежавшим с улицы Григорянским.

Вслед за князем Василием во двор гостиницы ворвались еще по крайней мере два десятка вооруженных людей, половина которых была в форме Зеленодольского пехотного полка.

– Игнат, ты как? – спросил я у своего телохранителя. Тот в ответ только вяло махнул рукой. Мол, все нормально, жить буду.

– Миха! Миха!

Я обернулся на источник звука и обнаружил князя Григорянского, с выпученными глазами обозревающего боле битвы.

– Чего кричишь?

– Это все как? – он в удивлении развел руками.

Что ж, картина действительно была заслуживающей внимания. Хмурое морозное утро, лениво кружащиеся в воздухе снежинки, гостиничный двор, заваленный телами, и я, в окровавленной рубашке, со шпагой в руке, посреди всего этого безобразия.

– Чертов ты Князь Холод! – восхищенно воскликнул Григорянский. – Простые смертные не способны на это!

– Иди к черту, Григорянский! – бросил я сердито. – Ты бы еще дольше заставил себя ждать, нашел бы здесь мое хладное тело! Плохо бегаешь, Вася!

– А что, собственно, происходит? Я всего на пару часов отлучился домой, а ты успел попасть в тюрьму, бежать оттуда и сцепиться с инквизицией! – князь емко обрисовал мои приключения за вторую половину этой длинной ночи.

– Забираем всех живых и быстро к тебе. У нас много дел, дружище. Очень много дел!