Читать книгу Удивительное рядом, или тот самый, иной мир. Том 1 - Дмитрий Галантэ - Страница 4

Не впадая больше в степень крайнего удивления, а напротив, совершенно спокойно проделал я весь путь по тоннелю знакомым маршрутом и привычным образом, толкая перед собой ведро с ножом и грибами. Без всяких приключений я вылез с другой стороны на белый свет, практически не устав и особенно не испачкавшись. Кстати, никакой лужицы на дне прохода не было и в помине, наверное, испарилась или впиталась вся без остатка.

Встал на ноги и первым делом достал телефон. Решил посмотреть, есть ли чёрточки, показывающие уровень связи. Их не было. Зато возникло ощущение, что воздух какой-то не такой, чище, что ли. Хотя комаров так же много, но вроде крупнее они стали. А может, всё это мне только кажется? Нет, что-то не то! А что не то, понять не могу! Но не то, и всё тут, хоть режьте меня без ножа! «Пойду, – думаю, – разведаю поблизости, чтоб дырку ненароком не потерять». Достал компас, сориентировался, сделал надрезы на нескольких молодых деревьях, дабы издалека были белые пятнышки видны, и отправился на север, подстраховавшись ещё по солнцу, которое светило мне в правое ухо.

Птички поют, кузнечики стрекочут, деревья шумят листвой. Воздух очень чистый и свежий, действительно пьянящий. Именно в воздухе главное, первое отличие. Мой организм сам ощутил и оценил разницу. Такое впечатление, что лёгким дышать стало гораздо легче. Частота вдохов стала реже, но воздуха за раз помещаться стало ощутимо больше. А может быть, этот эффект достигался тем, что местная атмосфера благодаря какому-то чуду была более насыщена кислородом или некой энергией? Точно сказать не могу, но то, что дышалось здесь несоизмеримо лучше и приятнее, это факт. Соответственно, при таких условиях и всё остальное казалось прекрасным.

Первое время я, как ребёнок, получивший новую игрушку, радовался в душе и наслаждался каждым вдохом, пытаясь учиться различать ароматы, оттенки и послевкусие местного воздуха. Странно, но по примесям выхлопных газов и отбросам химических предприятий я пока не скучал. А вдруг мне страшно захочется вдохнуть каких-нибудь отравляющих веществ? Что я тогда буду делать, как мне без этого жить дальше? Ну да ладно, стану мучиться и дышать чистым воздухом, авось не помру, по крайней мере сразу. Поживу ещё немножко назло минздраву. Помучаюсь без ядовитых примесей и, если доведётся, проживу как-нибудь без рака и сердечно-сосудистых заболеваний. И даже не сыграю в ящик, как предусмотрено бюджетом, до достижения пенсионного возраста, к искренней досаде министров и всяких других членов… правительства. А чего не жить, коли никто не гробит? Вот поставлю здесь шалашик и заживу!

Всё это время я крайне осторожно пробирался по незнакомому лесу и пытался осознать и проанализировать то, что со мной происходило.

Вдруг меня что-то насторожило. Какой-то непонятный отдалённый звук. Остановился, прислушался. Кто-то продирается сквозь деревья и кустарник, по-хозяйски трещит ветками всё ближе и ближе.

Мне никогда не нравилось встречать в лесу людей. Вот и на этот раз я подумал: «Пусть себе спокойно пройдёт мимо, а я потом пойду своей дорогой». Но не тут-то было! Треск всё ближе, и кусты трясутся уже совсем неподалёку. Нащупал я в кармане перцовый баллончик для освежения дыхания недругов и жду с замиранием сердца: кто же сейчас появится?

Ждать пришлось недолго. Метрах в тридцати показался мелькающий среди деревьев силуэт такого же грибника, как и я. Конечно, в этом не было ничего особенного. Только направлялся он прямиком ко мне. Что же мне ему отвечать, если он заблудился и начнёт про дорогу выспрашивать? Ведь раз оврага тут нет, то и дач может не быть и в помине.

Подходит бодрой, лёгкой походкой мужичок лет пятидесяти, не больше, с аккуратной седой бородкой, как у боцмана, среднего роста, нормального телосложения. Ничем не примечательный, только спокойствие от него какое-то исходит и доброжелательность. Что само по себе не могло не настораживать. Он мне сразу понравился, в старом и правильном смысле этого слова, с первого взгляда. Бывает, ну не нравится человек, хоть ты тресни, и ничего с собой поделать не можешь. А иногда наоборот, как сейчас. А коли так происходит, то общение превращается в сплошноеудовольствие. «Ну, – думаю, – надо быть настороже. Так всегда, сначала расположат к себе, а потом грибным ножичком чик по горлу, и грибы все отберут. Или ещё чего похуже удумают, всяко бывает, места здесь глухие».

– Здравствуй, сынок! Как грибы-то, есть? – спросил дед как ни в чём не бывало, почёсывая, а затем приглаживая боцманскую бородку.

– Есть, отец. А у вас как с этим обстоят дела, нашли что-нибудь стоящее? – вежливо поинтересовался я в свою очередь.

Он, хитро улыбаясь, опустил свою огромную корзину – вместимостью ведра три моих будет. Тяжеленная небось, потому и носил он её на широком плетёном ремне, перекинутом через плечо. Дед откинул небрежно накидку, эдакую защиту от листьев, хвои, веток разных, а там… красота! Грибок к грибку лежат молоденькие опята, лисички, белые – все крепкие, упругие, свежие, как на подбор. И почти полная корзина! У меня аж дух перехватило и настроение немного испортилось. А он, видя такое дело, остался очень собой доволен. Прямо-таки расцвёл весь, как майская роза. «Вот, – думаю, – хитрющий старец! Мало того что грибов набрал, удовольствие получил, так теперь ещё расхаживает по лесу, хвастается и сшибает лавры. Хоть и заслуженные, но всё равно! Другим-то обидно! Но каков хитрец этот старче, а!»

Слово за слово, разговорились мы с ним. И я в процессе начал потихоньку понимать, что он знает, из какой дыры я вылез. Например, он говорит, загадочно улыбаясь в бороду:

– А у вас, сынок, грибков, видать, не шибко много, как я погляжу. Лето засушливое выдалось, али грибники такие нерадивые пошли? Ну, ничего-ничего! Может, в следующем году повезёт. Или, коли желаешь, отсыпь себе моих грибочков, вон у меня их сколько! Мне не жалко для хорошего-то человека! А то что же это получается? Непорядок это, ох, непорядок! Тебе небось домой стыдно возвращаться будет! Эх, я-то тебя хорошо понимаю… ну так что, отсыпать?

Вот какой добренький оказался дедулька! Неспроста всё это, ох, неспроста, чует моё сердце. Устал я от всех этих пространных намёков и решил у него напрямую спросить, без обиняков:

– А куда же это меня занесло?

Он ничуть не удивился моему вопросу, только бороду почесал, потом пригладил, хитро прищурился и говорит:

– Я, сынок, тебе всё сейчас подробно расскажу, только давай присядем, чтобы ты не упал ненароком. А заодно и перекусим, так, запросто, по-свойски. Ты только меня не перебивай и не торопи, теперь времени у тебя мно-ого будет. Знаешь ведь народную мудрость: тише едешь – дальше будешь?

«Ну да, знаю, только дальше будешь от того места, куда едешь, это уж точно! Да что это у него за намёки такие?» – думаю про себя, а сам, из вежливости, молчу и улыбаюсь. Глупо-глупо улыбаюсь и прикидываю, чем бы таким его огреть, если что? Уж очень всё странно. Но вместе с тем и интересно, что же дальше будет.

Дед, аккуратно поддев носком сапога, откинул в сторону валявшийся под ногами толстый обломок палки, который я ещё раньше заприметил и уже прикидывал, с какой стороны за него сподручней схватиться, чтобы удобней было орудовать. Затем он достал из кармана какой-то свёрнутый клочок бумажки размером с ноготь на большом пальце ноги, встряхнул пару раз и разложил на земле… скатерть, я даже рот раскрыл от удивления. Осталось только раздвижные кресла-качалки с навесами из кармана вытащить да из рюкзака фонтан достать для пущего удовольствия. А он поглядывает на меня с улыбкой и говорит:

– Люблю я эту работу! Ты, мил человек, скоро устанешь удивляться. Просто-напросто утомишься, и всё тут. А фонтан нам сейчас без надобности. Толку, говорю, от него сейчас мало будет, только комаров лишних привлечёт. Фонтан хорош на солнышке, на самом пекле, да чтоб в него можно было окунуться, а ещё лучше нырнуть. И вода чтобы была студёная, родниковая.

Махнул он рукой, забористо крякнув, и, видя моё удивление, слегка смутился и сразу весь посерьёзнел. Я хоть и насторожился, но не стал показывать вида. Мол, всё путём, ещё и не таких развесёлых видали. Нужно было что-то отвечать, и я сказал:

– Ну да… ну да-а… фонтан… вода комаров точно привлечёт.

Всё, думаю, здравствуйте, девочки, приехали! Дедок ещё и яснослышащий ко всему прочему, или как там все эти ненормальные называются? Час от часу не легче! Потому он и приглянувшуюся мне палку ногой откинул! Такого хитрого змея пенсионного возраста так просто на мякине не проведёшь, придётся, видимо, повозиться! Хоть и не хочется мне ввязываться во всякие там неприятности, но если уж прижмут, то придётся тряхнуть стариной! Это я имею в виду деда! Тряхнуть им разок как следует… вон хотя бы об то деревце.

Располагающий к себе крайне подозрительный пенсионер присвистнул как-то пронзительно, но не громко, показав на мгновение отлично сохранившиеся белые ровные зубы. «Наверняка вставные все, как один!» – подумал я, проводя языком по своим родным зубам и мучительно морщась, припоминая, когда в последний раз был у зубного лекаря. Но, однако, молодец старина, следит за собой! На какие шиши только, вот вопрос!

Снова раздался треск веток. С той стороны, откуда пришёл дед, кто-то довольно крупный приближался к нам. Быстренько, прямо-таки торопясь, ломился что есть духу. Наверное, стоял, поджидал условного сигнала. И я машинально провёл рукой по ножу, висевшему у меня на поясе. Потихоньку становится понятным, откуда у дедушки берутся средства на новенькие красивенькие зубки. Интересно, чем вооружён дед? Наверное, разделочный топорик под грибами прячет. А может, что и похлеще! Тут уж и не знаешь, чего ожидать от современных пенсионеров! Не удивлюсь, если у него любимый наганчик под плащом или кулацкий обрез, с которым ещё его батяня партизанил по местным лесам при царе Горохе.

И нестерпимо мне вдруг захотелось вернуться в родной лес. Да как уйдёшь? Дед, всё так же хитро улыбаясь, заглядывал мне в глаза, а я настороженно всматривался в приближающийся шум, судя по всему, не одной пары ног.

«Вот вляпался! И зачем я в эту дырку полез? Да тут их целая банда, а милый дедушка – главарь, атаман, а может, по совместительству, и ещё кто!»

Не успел я додумать про себя это, как к нам прямо-таки вывалился крупный лось с огромными раскидистыми рогами и выразительными влажными глазами. Через его мощную спину были перекинуты тюки с поклажей.

Так и оконфузиться недолго! Я мгновенно вспотел «от счастья», а от удивления раскрыл рот, даже не успев испугаться как следует. Красавец лось не вызывал иных чувств, кроме восхищения. Он только мельком взглянул на меня и сразу потянулся к деду мохнатыми большими губами. А тот что-то быстро поднёс к его морде на раскрытой ладони. Лось слизнул это и от удовольствия зажмурил глаза.

– Что же вы ему дали, позвольте поинтересоваться?

– Да любит, обормот, ржаные сухарики с солью. Это я его приучил, сам их очень люблю. А на одном участке лося приучили к таким же сухарикам, только ещё и с чесноком в придачу. Как натрескается он этих сухариков с чесночком, так потом его бедная лосиха морду два дня от него воротит и недовольно фыркает!

Дед, натужно покрякивая, стал доставать «из лося» простую, но аппетитно выглядевшую пищу, для лучшей сохранности завёрнутую в листья растения, очень похожего на лопух, но размером немного больше. Он тут же разворачивал листья и аккуратно раскладывал на скатерти всевозможную снедь. Словно художник, любовно создающий редкой красоты натюрморт, который предстояло не рисовать, а что самое приятное – есть. Редкая красота, как это часто случается, была в простоте: варёная картошка, яйца, хлеб, лук, мясо и зелень. И довершала всё глиняная бутыль литра на два, заткнутая здоровущей пробкой. Я сразу представил гулкий и протяжно-резонирующий звук, который раздастся при откупорке. Да, очень интересно было бы узнать содержимое этой бутыли. Что здесь вообще пьют в это время года?

Дедовы продукты ничем особенным не отличались от наших, если только так, сущая безделица – отсутствие генетически изменённых компонентов, всевозможных ароматизаторов, красителей, усилителей вкуса и всякой прочей мерзопакостной гадости, мешающей человеку встретить достойно старость без букета смертельно опасных заболеваний. Эти заболевания настолько въедливы и страшны, что с лёгкостью передаются даже будущим детям того гурмана, который имел несчастье пристраститься к подобной пище, повсеместно навязываемой в наших продажных (во всех отношениях) магазинах.

Я тоже скромно достал съестное, но выглядело это совсем не так внушительно и аппетитно, как у него.

Лось медленно отошёл в сторону и начал что-то жевать, фыркая и громко хлопая ушами, отгоняя таким образом комаров и надоедливую мошкару.

«Вот молодец, – подумал я, – какой вежливый и тактичный!» И услышал в ответ тихий приятный голос, очевидно, лося, который с некоторой долей грусти молвил:

– Ну во-от, так я и знал. Теперь уж точно пировать засядут! Причём без всякого на то повода, прямо на ровном месте. Что ж, приятного аппетита, коли так! Если вдруг захотите меня чем-нибудь угостить, то я буду рядом, и стоит вам только дать знать, только намекнуть…

Мне некогда было особенно раздумывать над этим, потому что дед предложил садиться на траву возле скатерти с яствами, где сам он уже успел удобно расположиться. Трава была густая, сухая вперемешку с зелёной, и сидеть на ней было одно удовольствие. Я выбрал небольшую кочку и удобно примостился на ней. А насчёт говорящего лося, так я решил по мере возможности ничему не удивляться. Вполне вероятно, всё это я сам себе сказал, подумав за лося по аналогии со своим псом, который тоже не дурак перехватить вкусненького, когда ему перепадает такая счастливая возможность или что-нибудь роняется со стола. Выходит, как в басне Крылова: «Вороне где-то бог послал кусочек…». Вот и я, глядя на уставленную яствами скатерть, домыслил то, что мог чувствовать лось. Просто мысли мои, в силу пока не известных обстоятельств, приобрели более ярко выраженную форму, чем обычно.

Сам же я для себя решил: буду только смотреть, запоминать, а думать и пытаться анализировать стану потом. Если живым отсюда удастся ноги унести, улизнув невредимым из цепких дедушкиных лап, лосиных ветвистых рогов и огромных копыт. Молодец, дедулька, организовал даже не международную шайку, а ещё хлеще, межзвериную! Это ж как человека и несчастных лесных животных довести надо было? Хотя всё правильно! С их-то неимоверно щедрыми пенсиями! Взвоешь тут, как миленький, по-собачьи и завизжишь по-поросячьи с предсмертным голодным подвывом и похрюкиванием. Ничего другого и не остаётся, как идти простому люду в леса. А там, в милой сердцу глуши, да ещё и с честными благородными зверями, проще найти общий язык. Как говорил Высоцкий: «Если рыщут за твоею непокорной головой, чтоб петлёй худую шею сделать более худой, нет надёжнее приюта: скройся в лес – не пропадёшь, если продан ты кому-то с потрохами не за грош…» Получается, если что пойдёт не так, то выдрессированный лосяра забодает и затопчет, а там и поминай, как звали! Словом, на рога намотает и по кочкам разнесёт, а концы в воду, и всё шито-крыто.

Но пока не бодали, и на том спасибо, авось пронесёт и дальше. Мы начали неспешно есть, разговаривая вполголоса. Вернее, говорил один дед, да изредка со стороны лося доносились всякие реплики.

Звали деда Дормидорф. Говорил он о том, что я попал через якобы волшебную дыру в другую жизнь, иной мир или другое измерение, где всё (или почти всё) в принципе так же, но совершенно по-другому, гораздо лучше, чем там, откуда я пришёл. Немного успокаивало то, что вернуться обратно я могу в любое время. Причём вовсе не имеет значения, сколько времени я проведу здесь. Чудеса… Когда я выйду из пещеры в овраг, окажется, что отсутствовал я несколько мгновений, но вместе с тем для моего организма время здесь течёт, как обычно. То есть если я выйду через год, то моё физическое тело станет старше на год.

Вскоре мы насытились, и настало время открыть секрет заветной бутыли, в которой оказался восхитительный домашний квас, да ещё и газированный. Я, кстати, хорошенько тогда запомнил рецептик и летом готовлю сей напиток, с удовольствием пью сам и угощаю желающих. Дед обещал разъяснять мне всё, что потребуется, по мере необходимости и предложил пройтись с ним до жилья, мол, там для меня будет много интересного.

Сомневаться в правдивости его слов пока не приходилось. Я, конечно, с опаской, но согласился. Любопытство взяло верх над осторожностью, и мы, сложив наши пожитки на лося, медленно тронулись в путь, не прерывая беседы.

Дед Дормидорф всю дорогу рассказывал всякие, как мне тогда казалось, небылицы, байки и занимательные истории. Ещё он весело подшучивал над лосем, который пристрастился к сочному стручковому гороху, что порой приводило к неконтролируемым звукам, сопровождавшимся характерным ароматом. Потому добровольно ходить за тем лосем никто не решался. И только ради смеха просили кого-нибудь, кто не знал об этой его особенности, идти сзади, задав предварительно лосю корма – свежего зелёного горошка. Поход продолжался до первого залпа и последующего взрыва хохота. Причём бесстыжий лосяра, как водится, веселился больше всех. Он радостно пофыркивал, взбрыкивая от переполнявшего его восторга, и тряс ветвистой головой, с треском задевая близстоящие деревья и кустарники.

Таким незамысловатым образом дед Дормидорф давал мне время осмыслить происходящее и принять правильное решение. Ведь каждый на моём месте был бы несколько выбит из колеи этими невероятными событиями. И спасибо деду, уж он-то это прекрасно понимал, а я имел возможность по достоинству оценить его тактичность.

Когда-то всё бывает в новинку, во всяком случае, для отдельно взятого человека. Он рождается и живёт, любит и умирает… и всё это когда-то бывает впервые. А вдруг новое – это лишь хорошо забытое старое?

Мы живём в бесконечной вселенной и якобы совершенно свободны. Только свобода возможна при наличии абсолютной неограниченности выбора, но такое невозможно. Зато есть относительная свобода, когда мы вольны решать жизненно важные вопросы самостоятельно и без давления извне… что тоже вряд ли. Но между тем каждый и теперь в чём-то свободен. Так же, как и я, ты можешь лишить себя, например, жизни, и проверить, а что же там дальше по плану… или нет ничего, да и плана никакого нет и в помине. Это ли свобода и есть?

Сказать, что я – это вселенная, невозможно. Я – мельчайшая крупица. И состою из бесчисленного множества ещё меньших частиц. А всё остальное – домыслы и разглагольствования! Узнать же, что на самом деле истина, возможно, нам никогда не будет дано, хотя мы в какой-то степени и есть плоды её и одновременно инструменты.

Понятие «безграничное пространство», как и «бесконечность», и «пустоту», элементарно представить при наличии определённого воображения и возможности видеть ночное звёздное небо или несколько больших зеркал, поставленных друг против друга. Но скорее это можно ощутить, глядя в глаза человеку, к которому испытываешь взаимные сильные чувства. А взгляд умирающего, который дорог тебе! Или самому убить близкое существо во имя милосердия и любви. Видеть глаза важно и нужно. Глаза – это проводник, главный лаз в душу. В них можно узреть и вселенскую пустоту, и безбрежное отчаяние, свободу и тяжесть, боль, и разные переплетения всего этого, ко всему будто прикоснуться. Можно испытать бесконечность в чувствах и страстях. Разве же нам не знаком взрыв эмоций и состояние бесконечного счастья или бешенства, ярости? Всё это и есть те крайности, представить которые якобы не дано. Дано, и в какой-то мере это даже обыденно!

Пожелав, можно представить себе что угодно или, по крайней мере, коснуться и почувствовать, ощутить, уловить, будто лёгкий аромат. Человеческая мысль и воображение – вещи уникальные. Потому необходимо учиться пользоваться ими и их совершенствовать.

Жизнь – это сон, говорят. Не знаю, кто там кому снится, но мне нравится пытаться управлять этим сном и решать – спать ещё или уже настало время проснуться. И каждый раз вдруг находится кто-то или что-то, вызывающее у меня желание посмотреть ещё и ещё сон жизни потому, что в нём всё ново или просто каждый раз по-другому, по крайней мере, для отдельно взятого человека.

* * *