Читать книгу Некоторые записи в блокноте пантеиста - Дмитрий Грачёв - Страница 2

Отец Митрофан, приходской священник небольшой Свято-Троицкой церквушки уездного городка «N», умер спокойно и тихо, во сне, о чем на утро все окружающие были оповещены колокольным звоном и горестным плачем старух-прихожанок. Отца Митрофана очень любили. Священником он был строгим, но справедливым. Службы вёл по чину, не безобразничал, а некоторые, особенно ретивые прихожане, считали его чуть ли не святым.

Жизнь батюшка вёл безгрешную, скромную и, разумеется, место уготовил себе в Раю, в Царствии Небесном, на одном облаке с ранее почившими святыми и Отцами Истинной Православной Церкви. Так думали многие. Так думал и сам отец Митрофан. И когда сердце батюшки остановилось, а взору предстал ослепительный чудный свет, манящий своей непостижимой красотой и теплом, мягким, словно поцелуй матери, отец Митрофан, не задумываясь, шагнул ему навстречу. Но в тот же миг земля под его ногами разверзлась, открывая непроглядную черную пустоту. Батюшка оступился, покачнулся и кубарем полетел вниз.

Падение было долгим. Тьма вокруг то сгущалась, то уступала место каким-то цветным всполохам, резко меняла направление и порой было трудно уловить – падаешь ли вниз или летишь куда-то наверх. В ушах стоял свист и шум, как в вагоне электрички, если высунуть голову в окошко на полном ходу, всё тело крутило и выворачивало наизнанку и, если бы отец Митрофан не знал, что он мёртв, то точно бы не раз опорожнил свой кишечник.

Но, наконец, шум и грохот стали стихать, падение замедлилось, и измученный батюшка плавно опустился на что-то мягкое и тёплое. Непроглядная тьма вокруг стала медленно рассеиваться, уступая место столь привычному ранее дневному свету, уши уловили не то щебетание птиц, не то какую-то легкую и очень приятную мелодию, а ноздри заполнил аромат свежих цветов.

Отец Митрофан огляделся. Он сидел в шикарном кожаном кресле посреди огромного кабинета, тщательно и богато отделанного позолоченной лепкой, золотыми светильниками, какими-то ещё «прибамбасами». Стены этого «дворца» были украшены старинными гобеленами, картинами в тяжёлых резных рамах. В углу тепло потрескивал изразцовый камин, над которым хоть и хаотично, но явно с умением и вкусом было развешано средневековое оружие. Огромные окна, за которыми ласково светило солнце, были бережно обрамлены тяжеленными бархатными шторами, ниспадающими на дубовый, безукоризненно блестящий полировкой паркет. А впереди, за массивным, не иначе как из красного дерева, резным столом сидел и внимательно, даже снисходительно рассматривал отца Митрофана чёрт.

Конечно, на чёрта в привычном смысле этого слова сидящий за столом молодой человек никак не походил, то есть у него не было ни рогов, ни хвоста… Напротив, он был как-то по-голливудски красив и подтянут. Безупречный чёрный костюм изящно сидел на его спортивной фигуре. Большие голубые глаза, тонкий нос, немного пухлые губы в лёгкой усмешке. Лицо с обложки модного журнала. Но отец Митрофан знал точно: это чёрт, самый что ни на есть настоящий чёрт. Не смея отвести взгляда от этой «дьявольской ухмылки», батюшка нащупал левой рукой в складках своей рясы нательный крест, сжал его до боли, правой рукой перекрестился и стал еле слышно, одними губами, приговаривать: «Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй меня, грешного. Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй…».

«Чёрт» ещё больше расплылся в улыбке, обнажив ровные, ослепительно белые зубы.

─ Да полно тебе, отче! – голос его звучал мягко, мелодично и как-то успокаивающе. ─ Вижу, что ты не особенно-то удивлен нашей встрече? Знаешь, что почил? Да? Ну и отличненько! Не надо будет ничего тебе доказывать. Может лишь, почему к нам попал? Так это, батенька, как говорится, уж за что боролся.

«Чёрт» щёлкнул пальцами, вмиг во рту у него оказалась тонкая зажжённая сигара. С наслаждением затянувшись, он изящной струйкой выпустил густой, ароматный дым в сторону молящегося священника.

─ Господи, Иисусе Христе, сыне Божий…, – продолжал вещать отец Митрофан и, вдруг, выкинул левую руку с крестом так, что удерживающая распятие цепочка пребольно впилась ему в шею, закричал:

─ Изыди, сатана!

Сигарный дым плавно обволок выставленный крест, протянулся вдоль руки священника, тихонечко скользнул в его раздутые ноздри и, мягко защекотав, вызвал у отца Митрофана неудержимый кашель. «Чёрт» расхохотался:

─ Мать честная!!! Какие же вы суеверные, право. Ладно, те – тупицы неучёные. Но ты-то, отче, ведь не глупый человек. Жизнь прожил, учился всему, поди, в академиях. Неужели ты и впрямь полагаешь, что вот эта серебряная безделушка от чего-то тебя спасти может? Серьёзно?

─ Крест святой и вера моя – вот лучшее оружие от нечисти бесовской, – прокашлявшись, прошептал отец Митрофан.

─ А ведь на таком кресте тот, кого вы за Бога мните, казнён был. Уж тебе-то это известно. Да и не он один. Тысячи и тысячи людишек жизни свои положили на деревяшках скрещенных. Кто за дело: за кражу там, за убийство, кто – за веру вашу, а кто и просто так, по недоразумению. Смертью пахнет крестик твой, и кровью пахнет. Но ведь ты-то скажешь, что это символ? Знаю, что скажешь. И не поверишь – соглашусь. Символ боли, страданий и мучений людских, символ смерти. А вы, дурни, ему поклоняетесь. Лучше поклонялись бы автомату Калашникова или бомбе атомной. Уж она-то одним махом сделает то, что и все кресты за тысячелетия. Вот сидел бы ты сейчас с бомбочкой на пузе…, – «чёрт» мечтательно присвистнул. – Эх, толк был бы тот же. Стыдно должно быть, отче. Вот скажи-ка мне, хоть один апостол Христа вашего или сподвижники его первые носили такое украшение? Нет! А уж они всяко лучше знали, что ваш Бог хотел и чему учил. Из первых уст, так сказать. Ты-то какого же ляду нацепил себе побрякушки эти?

«Чёрт» щёлкнул пальцами, и серебряное распятие священника вместе с цепочкой оказалось у него в руке. «Чёрт» внимательно посмотрел на крест, покрутил, как бы прицениваясь, и положил на край стола.

─ Впрочем, грамм двести серебра будет или более, – ехидно молвил он, – да и вещица красивая. Дорогая, небось?

─ Не смей поганить крест святой, нечисть паскудная, – закричал отец Митрофан. – Отцы церкви нашей православной завещали, чьи нетленные мощи…

Договорить он не успел. «Чёрт» быстро встал из-за стола, подошёл почти вплотную к священнику и навис над нам, как кот над мышью. Голос его гремел:

─ Нечисть, значит, паскудная? А молитвы все твои не нам ли посвящены? Храм твой не в наше ли имя? Да что ты знаешь, старик, о Боге, и кто он на самом деле? Смотри сюда, бестолочь стоеросовая.

Вот мощи вашего «преподобного старца S», «чудотворные», исцеляют всех, богатством одаривают. А ведомо ли тебе, что при мощах этих незримо мои меньшие братья сидят и чудеса все вершат, дабы веру в вас, маловеры, поддерживать. Без них это – тьфу, пустые костяшки, труха и смрад. И при других ваших «мощах» и «святыньках». Все иконы ваши без нас – ничто. А с нами – «чудотворные». Вот и поклоняетесь вы им, а суть – нам, «легиону».

─ Это всё ложь, ложь…, – пролепетал отец Митрофан, – вы цари лжи и не убедите меня. Никогда. Я верю, верю в Господа нашего Иисуса Христа, в Духа Святого, в святую Троицу…

─ Мы цари лжи? Нет, это вы лжецы и паскудники. Это вы делаете всё, чтобы никто не узнал истины ни о Боге, ни о сыне его Сатанаиле, ни о творении мира сего. Даже про Иисуса, которого единственным сыном Отца чтите – лжёте и лжёте. Знали сие первые христиане, так вы их на дыбу, на крест, на костёр. Книги их изничтожили, чтобы никто не прознал про преступления ваши. Да только тщетно.

Слыхал ли ты, поп, про павликан, богомилов, катар? Про «тайную книгу богомилову»? Нет? Врёшь, паскудник, слыхал! И ведомо тебе, что и мир сей, и людишек, то есть и тебя, сотворил владыка мой, Сатанаил. Отец лишь жизнь вдохнул, а остальное сын его сделал. Весь ваш «Ветхий Завет» про то. Только он для вас «Ветхий». Мне же – единственный. Там вы владыку моего Саваофом зовёте, а вовсе не царём лжи, не нечистью, молитесь ему, чтите.

Всё, что есть вокруг, его заслуга: и звёзды, и солнце, и птички небесные, и звери пугливые, все красоты и прелести мира. А что вам, людишкам, ещё надо? Злато, серебро, камни самоцветные? И было так, покуда Отец не решил у Сына своего, коему я служу безвременно, мир сей «отжать» и не послал своего второго сына Иисуса.

Лишь здесь вы вспомнили о дуновении Отцовом, о духе животворящем. И что? Стал вам Иисус Богом? Только говорите так. Вот дал он вам учение своё. Послушали, подумали – вроде всё хорошо. А кто исполняет? Никто! Ведь тогда отказаться нужно от даров моего владыки, что вам так любы. Вот вы и придумали, что так тяжело ученье Иисуса, что и исполнять его не надо. А Спаситель ваш сам говорил: «Бремя моё легко». Вот ты, священник, исполнял ли заповеди Христовы?

─ Всю жизнь исполнял, до самой смерти. И другим требовал, – тихо молвил отец Митрофан.

─ Да врёшь ты, висельник! – осклабился «чёрт». – Ведь ты в армии служил? Служил. Присягу давал? Клялся, значит. Молодёжь на службу благословляешь. Мусульман просто недолюбливаешь, а тех, кто за веру свою воюет, пусть и противозаконно, террористов по-вашему, готов сам своими вот руками разорвать. Да что террористов? Ты чем тракториста Спиридона огрел, когда он пьяный за стенкой храма помочился? Ведь он чуть-чуть всего на стену попал.

Ты Нагорную Проповедь, вообще, читал? Истину говорю тебе: там сказано то, что сказано. Без недомолвок, без лишних комментариев, какие вы очень любите. И в проповеди этой всё учение Христа. Только вы его так извратили, что даже я иной раз диву даюсь. Молодцы – одно слово.

А кто супротив, Лёвушка Толстой, к примеру, так вы его от церкви – долой. Нельзя людям правду знать, думать нельзя. И кто после этого цари лжи? Молчишь? То-то же. Хотя, что это я на тебя ополчился. Ведь ты нам столько лет… Верой и правдой…, – «чёрт» ласково потрепал отца Митрофана по щеке и отошёл к своему столу.

─ Никогда я вам не служил. Никогда! – с надрывом проговорил обескураженный священник. – Всю жизнь я… Русской Православной Церкви… До последнего дыхания…

─ Так я об этом и говорю. Ты – добрый священник, истинный гражданин своего государства, оплот и опора своей церкви, а значит, самый первейший мне друг и союзник. Ведь я тебе, любезный, про что толкую: всю свою жизнь ты радеешь о вере, но это Наша Вера. Ты думаешь, что она Христова? Нет. Вы умудрились так всё изгадить и перевернуть, что от христианства в ней осталось лишь название. Да Иисус бы сам распялся, зная, что вы сотворите с его учением. Ну, вот подумай. Войны вы благословляете, судитесь, осуждаете, мздоимствуете. Храмы у вас чуть не из золота, а рядом нищие сидят. Угодно ли это Богу? Угодно. Моему и вашему. Саваофу – Сатанаилу. Христа вы предаёте под личиной любви. А как же тот, которого «лица никто не видел и гласа не слышал?». Отец Небесный, то бишь! Так вы сами себе отцы! Так что забудьте. И государство вас поддерживает, а вы, разумеется, государство. Несмотря на то, что именно государство по Христу и есть сборище всех грехов и пороков. Угодно ли это нам? Сто раз – да. Так что и ты, и вся ваша братия не то, что друзья наши, а образцы, так сказать, для подражания.

«Чёрт» снова закурил, выпустил густые, клубящиеся кольца дыма прямо под золочёный потолок. Вид у него был довольный. Чего нельзя было сказать об отце Митрофане. Священник сидел, точно памятник на главной площади, под которым где-то глубоко работало метро, беднягу била мелкая дрожь. «Чёрт» немного помолчал, любуясь на трясущегося батюшку, а затем продолжил.

─ Что-то ты, болезный, совсем приуныл. Сказал бы – поделом, но ты мне нравишься. А потому открою я тебе одну тайну. Хотя, и не тайна это вовсе, но всё же… Послушай… Утешение тебе, бедному. Да не трясись же ты, не приведи Господи, второй раз тут окочуришься, – «чёрт» хихикнул. – Итак, в начале сотворил Бог небо и землю. По-простому – дух и материю. Сотворил из себя, разом и везде, по всей вселенной. И уж так получилось, что за материю стал отвечать мой владыка – Сатанаил, за дух же – ваш спаситель, Христос. Но, по сути они – одно целое. Оба вышли из Отца и в него же вернуться. Одно без другого немыслимо, потому как являются частью одного целого. Все мы – сыновья Бога: и я, и ты, и Христос, и Сатанаил. Во всех нас присутствует Отец. Вот уж многогранная личность.

А всем остальным дана свобода воли. Каждый сам волен выбрать, к какой стороне, к какой руке примкнуть. Воля эта была у Христа и у Сатанаила. И каждый из них выбрал свой путь. Различны были эти пути, но сыновьями Бога они от этого быть не перестали. Уж поверь, что оба купаются в Его любви. А как иначе? Трудно представить, но вдвоём они в своём противостоянии и единстве и есть Сам Небесный Отец. Так-то вот…, – «чёрт» опять ненадолго замолчал, кашлянул, но тотчас продолжил:

─ Что-то я расслабился. Не правда ли, отче? Однако, к делу. Ты, любезный, почил, пора и честь знать. Выгляни-ка в окошко, взгляни на тот «ад», который тебе уготован.

Отец Митрофан, преодолевая скованность в суставах, подошёл к окну. Он ожидал увидеть огненную геенну, чертей со сковородками, дыбы, но за окном он увидел «прекрасный» город. Вдалеке дымил трубами какой-то заводик, по улицам сновали автомобили, автобусы, пешеходы. В небе пролетел серебристый самолёт. Где-то завыла, но почти сразу же оборвалась полицейская сирена. И что удивительнее всего, слух священника уловил бой церковных колоколов. На горизонте маячил величественный златоглавый храм, увенчанный крестами.

─ Это какая-то шутка, искушение? – спросил поражённый священник.

─ Да уж какие шутки? Ты в моём мире и на своём месте. Но не могу тебе не подсолить напоследок. За «нечисть» и тому подобное. Пенсия тебе назначена в пять тысяч рублей, то есть минимальная, жить будешь по адресу: ***, в коммуналке, с одним алкашом и бывшей шлюхой. Ну, а служить продолжишь в храме. Крест свой забери, – «чёрт» протянул отцу Митрофану распятье. – И все, ступай. Заболтался я тут с тобой. А у меня, вообще-то, очередь.

Отец Митрофан, окончательно запутанный и потерявшийся, неуверенно двинулся к двери, на которую «чёрт» указал ему украшенным золотым перстнем пальцем.

«Это всё какой-то обман, мистификация, – думал священник. – Может, я и не умер, а сплю в кошмарном сне? Отравился чем-нибудь намедни и вот – бред одолевает?» Но нет! Удар о дверь оказался более чем реальным. Отец Митрофан зачем-то оглянулся на «чёрта», перекрестил его, как бы благословляя, и со словами «Бог с тобой» скрылся за дубовой дверью.

─ Со мной, со мной…, – устало проговорил Азазель и откинулся в своем кресле, прикрывая большие лучезарные глаза. Следующим «клиентом» был профессор-атомщик, перепивший какой-то гадости на дне рождения своей супруги. Слава Богу, с ним будет попроще.