Читать книгу Популярный обзор русской истории: VI—XVII вв. Издание 2-е, исправленное и дополненное - Дмитрий Гутнов - Страница 2

Вы держите в руках книгу, озаглавленную «Популярный обзор русской истории». Она возникла из лекций, которые мне довелось читать студентам нескольких гуманитарных вузов и в некотором смысле служит их продолжением. Несмотря на то, что лекции эти частично уже существуют в печатном виде1, однако же их печатание еще не закончено, а тираж вышедших выпусков настолько мизерный, что не дает возможности удовлетворить потребности и малой части той аудитории, которая в них нуждается (прежде всего для того, чтобы сдать экзамен или зачет по моему курсу). Чтобы помочь своим слушателям, я запустил несколько оцифрованных копий этих лекций в интернет, однако же многочисленные вопросы тех, кто ознакомился с ними и желал бы приобрести книгу в печатном (или электронном) виде, свидетельствуют, что этого явно недостаточно. Поэтому я воспользовался возможностью, любезно предоставленной издательством Ridero, чтобы в несколько переработанной форме удовлетворить имеющийся спрос (а может, и расширить свою аудиторию).

Коль скоро мы начинаем с вами говорить об истории, то моим естественным желанием является начать его с определения того, что станет предметом всего последующего изложения. Итак, первоначальное значение слова «история» восходит к древнегреческому термину, означавшему «расследование, узнавание, установление». История отождествлялась с установлением подлинности, истинности событий и фактов. То есть к представлению о некой специальной науке о прошлом такой взгляд имел довольно опосредованное отношение. Заслуга того, что «историей» стали называть рассказ о прошлом принадлежит уже римской традиции. С тех пор обсуждаемым нами термином стали обозначать либо рассказ именно о прошлом, либо вообще всякий рассказ о каком-либо случае, происшествии, действительном или вымышленном. Это положение дел сохранялось довольно долго и лишь в знаменитой «Энциклопедии», изданной в XVIII в. французскими просветителями, помимо перечисленных двух определений этого слова впервые содержится и упоминание об особой науке, ставящей своей целью изучение прошлого.

За вот уже три века, истекшие с того времени, данное определение мало изменилось по существу, хотя и существенно конкретизировалось. Так, последнее определение истории как науки, опубликованное еще в Большой Советской Энциклопедии и, в общем, без особых изменений перекочевавшее уже в Российскую Энциклопедию, трактует историческую науку как «Комплекс общественных, гуманитарных и других наук (историческая наука), изучающих прошлое человечества во всей его конкретности и многообразии. Исследует факты, события и процессы на базе исторических источников. Принято деление на всемирную (всеобщую) историю и историю отдельных стран и народов; историю первобытного общества, древнюю историю; средневековую, новую и новейшую историю. Отрасли: экономическая история, военная история и др.; историография; источниковедение. Органические части истории как комплекса наук – археология и этнография. История различных сторон культуры, науки и техники изучается историческими разделами соответствующих наук (история математики, история физики и т. д.) и видов искусства (история музыки, история театра и т. д.). История входит в группу гуманитарных наук, изучающих регионы (африканистика, балканистика), народы (синология и т. п.) или группу народов (славяноведение)».

Столь внушительный перечень задач и целей, которые ставит перед собой современная историческая наука, может поставить неподготовленного человека в тупик. Думаю, что примерно то же ощущают сейчас многие из вас. Здесь я попытаюсь ограничить безбрежные просторы, которые раскрываются приведенным выше определением, некоторыми рамками.

Итак, с какими же силами приходится иметь дело и учитывать в своих штудиях историку? Строго говоря, эти факторы делятся на две большие группы: антропогенные и природные.

Изучая прошлое человечества, мы, конечно же, прежде всего, имеем дело с многообразными формами существования, зарождения, функционирования, подъема, упадка, разложения, смерти, и т. д. человеческих обществ. Все продукты деятельности именно человеческого социума, будь то политические, социальные, экономические или культурные отношения внутри социумов и между собой продуцируют те события и явления, из которых состоит человеческая история. Тут надо иметь в виду, что по мере усложнения человеческого общества, а также роста разнообразия задач, которые люди перед собой ставят, набор этих «антропогенных» сил, формирующих человеческую историю, постоянно увеличивается. Так, ныне, как вы знаете, на развитие человечества большое влияние оказывают техника, информационная среда, экономика и пр. И все это, по необходимости, становится источником для изучения истории.

C другой стороны, на поведение человека в прошлом и настоящем существенное влияние оказывают и «внешние» факторы его жизни: природные условия существования, климат, наличие полезных ископаемых, плодородие почв, наличие воды и пр. Долгое время, согласно крылатой фразе классика отечественной селекции И. Мичурина: «Нам нельзя ждать милостей от природы. Взять их – наша задача», считалось, что по мере прогресса технической цивилизации роль климатических и природных факторов в человеческой истории все более уменьшается. А при изучении новейшей истории человечества этим фактором и вовсе можно пренебречь. Однако печальные события начала XXI века лишний раз доказывают самонадеянность человечества. Опустошения, привнесенные в США ураганом «Катрина», почти состоявшаяся техногенная катастрофы на АЭС «Фукусима-1», начало которой положило цунами, и другие примеры показывают, что природные факторы все еще в большой степени определяют ход мировой истории. Достигнутый к началу XXI века уровень человеческой солидарности и взаимопомощи может помочь сгладить последствия природных катастроф, но, увы, не позволяет предотвратить их. Более того, развитие цивилизации в современных нам формах пренебрежения к природно-климатическому балансу планеты будет их провоцировать.

В прошлом же зависимость человека от природы была еще более высока и только усугублялась подобными катаклизмами. Приведу несколько примеров, о которых в данной связи уместно вспомнить. 24 августа 410 г. готы под предводительством короля Алариха захватили Рим. Это событие было первым предвестником скорого падения Римской империи. Но в данном случае дело не в этом. Перед тем как штурмом взять город, Аларих подверг его изнурительной осаде. При этом ему удалось захватить порт Остию и все продовольственные склады за стенами Рима. Высланные римлянами парламентеры дважды договаривались с Аларихом о мире и выплате ему баснословной по тем временам дани в золотых слитках. Однако варвар не стал ждать. После того как его армия съела все имевшееся наличное продовольствие, король бросил войска на штурм Вечного города. Как сообщали немногочисленные оставшиеся в живых свидетели, в ту роковую августовскую ночь при блеске молний и раскатах грома варвары, одетые в медные панцири и звериные шкуры, бесчинствовали на улицах Рима три дня – грабили, жгли, убивали… Примечательно, что к ужасу очевидцев, пришельцев вовсе не интересовали сокровища и драгоценности, которыми обреченные горожане пытались купить себе жизнь. Их интересовала… еда. После учиненного разгрома готы, соединившись с вандалами, смерчем прошли через всю южную Италию, переправились на Сицилию, а оттуда в современный Тунис, где на территориях бывшего Карфагена основали свое Вандальское королевство. Встает вопрос: почему вандалы были так агрессивны? Почему они не дождались выкупа, который Рим был готов им заплатить? Почему они основали свое государство именно в районе бывшей римской провинции Африка? Без учета палеоклиматических реалий убедительно ответить на эти вопросы трудно.

Конечно, вандальские, как и готские, племена были дикими и не умели добывать себе пропитание иначе как военным грабежом. Они не знали, как работать, чем работать и, скорее всего, не считали труд добродетелью. Но это не вся правда. Правда и то, что, согласно сведениям самих римских историков, период конца IV – начала V вв. выдался в провинции Галлия холодным. Урожайность местных полей в начале V в. год от года падала. Многие жители провинции перебирались на юг, собственно в Италию, чтобы пережить трудные времена. Вандалы и готы, вероятнее всего, под давлением тех же обстоятельств двинулись со своего прежнего места обитания в Паннонии, достигли Галлии в начале V в. и в 409 г. вконец разорили ее. Ну а затем настал черед Италии. Так что в отсутствие Организации продовольственной безопасности ООН (ФАО) голод в те далекие времена имел гораздо более очевидные опасности для истории цивилизации, нежели сегодня. Впрочем, недавние события, связанные с «революцией» в Ливии, показывают, что еще немного и новые вандалы двинулись бы в обратном направлении под давлением тех же обстоятельств, с не меньшим успехом.

Но почему же вандалы образовали свое королевство на месте Карфагена? Если смотреть опять же с точки зрения эксперта ФАО, как мы это делали с вами в первом случае, то следует иметь в виду следующие обстоятельства. На наскальных рисунках людей каменного века, найденных в пустыне Сахара еще в 50-е гг. ХХ в., очень рельефно показано, что люди охотились на животных, ареал обитания которых не является пустыней. Более того, рисунки показывают нам ловлю людьми рыбы, плавание на лодках и пр. Отсюда уже полвека назад был сделан вывод, что наиболее известная африканская пустыня 5 тысяч лет назад была вовсе не пустыней, а плодородной равниной. Более того, древнеегипетская цивилизация не смогла бы возникнуть на тех местах, где сегодня мы находим ее основные артефакты, не будь там совершенно другого климата. Столь грандиозные сооружения, единовременное пребывание, работа, молитвы в них и вообще жизнедеятельность столь внушительного числа людей предполагали наличие большого хозяйства, которое могло бы обеспечить эту цивилизацию пропитанием. Как свидетельствуют римские, а затем и византийские источники, именно Египет длительное время был житницей всей Малой Азии, а затем Римской империи и наследовавшей ей Византии. Еще в VI в. в навигацию из порта Александрия ежедневно до двухсот груженных зерном кораблей брали курс на Константинополь и прибрежные города Малой Азии и южной Италии. И это было одним из важных экономических опор процветания и Рима, и Византии. Однако в полном соответствии с известными словами царя Соломона «Все пройдет. Пройдет и это», со временем египетская земля стала оскудевать.

Есть серьезное подозрение (впрочем, недоказанное), что этот процесс имеет рукотворную природу. Благодатный климат и плодородие местных почв привлекали в долину Нила и на африканское побережье Средиземного моря массу новых переселенцев. Население росло, а вместе с этим распахивались новые земли. Сопровождавшая этот процесс вырубка лесов приводила к эрозии почв и к изменению природно-климатического баланса в целом. Участились засухи. Подземные воды, питавшие благополучие здешних мест, стали истощаться, и ныне пустыня Сахара, по подсчетам географов, расширяет свои пределы со скоростью до 3 кв. км в год. Кстати говоря, Египет ныне является одним из постоянных экспортеров зерна из России. Как вы понимаете, даже если старт этим процессам дал человек, причина смены такого тренда лежит в конечном счете именно в изменениях климата или геологических процессах, нежели в заговорах врагов.

Совсем недавно появились сообщения о том, что международная группа ученых, занимаясь бурением скважин в Алжире, обнаружила под Сахарой на глубине где-то 2 км огромный массив воды. Практически море. Отсюда появилась идея, что именно воды этого моря, некогда более полноводного, нежели ныне, питали благосостояние египетской и следовавших за ней цивилизаций. Что случилось затем – пока никто не знает. Однако пример этот вполне красноречиво показывает нам, насколько тесна связь между антропогенной и природной составляющими нашей цивилизации.

Позвольте не касаться здесь столь очевидного вопроса, как зависимость между изменениями природных условий и эпидемиями, пандемиями и прочими напастями микробиологического характера, с которыми ныне с переменным успехом борется современная медицина и Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ). И тут человечество в значительной степени не защищено. Достаточно вспомнить наши текущие попытки обуздать эпидемию лихорадки Эбола. В прошлом же за отсутствием такой защиты происходили существенные изменения в функционировании человеческих обществ. Скажем, голод 1603—1604 гг. и начавшаяся вслед за тем эпидемия чумы привели к Смуте в России, что в свою очередь самым непосредственным образом повлияло на смену правящей династии и существенно сказалось вообще на истории русского государства в XVII в.

Совершенно очевидно, что все эти факторы развития, будь то антропогенные или природные, образуют между собой миллионы различных взаимосвязей, которые и формируют человеческую историю. Первым подобную модель видения прошлого предложил французский философ и основатель современной социологии Огюст Конт (1758—1857). Она получила наименование «теории факторов» и стала одним из краеугольных камней новой философской доктрины позитивизма. Причем сам Конт искренне полагал, что человеческому сознанию и познавательным способностям вполне по силам разобраться в хитросплетениях этих «факторов» и предложить на основе этого знания своего рода каталог важных и не важных, объективных и субъективных факторов и типов их связей друг с другом. На основе такого анализа О. Конт планировал создать новую «очищенную» историческую дисциплину – науку об общих законах развития и функционирования человеческого общества в чистом виде.

Эту науку он и назвал социологией. Он, между прочим, хотел сделать социологию практической наукой и создавать на основе открываемых ею законов новое общество. В этом смысле он был предтечей коммунистов. Да и место, где он хотел проводить свои эксперименты было то же – Россия. Где-то на рубеже ХХ и ХХI вв. в Российском государственном архиве было найдено и опубликовано письмо О. Конта императору Николаю I, раскрывающее перед русским монархом ослепительные перспективы строительства нового общества. Спасибо, что в силу своей хрестоматийной консервативности русский император не повелся на это заманчивое предложение. Последователям Конта пришлось обратить свои взоры на Южную Америку, где они в стремлении построить лучший мир приняли участие боливарийском движении, революции в Бразилии и пр.

Но надежды первого социолога не оправдались не только в этом конкретно прикладном проекте. Несмотря на вот уже полуторавековые усилия теоретической социологии и других отраслей этой науки, вооруженные методиками измерения общественного мнения, использующие в своих исследованиях суперкомпьютеры и прочие хитроумные приспособления, изобретенные за истекшее с той эпохи время, мы не в состоянии просчитать всего многообразия этих взаимосвязей. Поэтому, по крайней мере пока, познание истории опирается на более локальные теории, ставящие во главу угла тот или иной фактор общественного развития или их комбинации. Так, российская общественная мысль на протяжении практически всего ХХ века развивалась под воздействием теорий экономической обусловленности исторического процесса, известной как «марксизм». У этой теории, несмотря на то, что она была создана в 40-х гг. позапрошлого века, и поныне сохраняется положительный потенциал. По крайней мере после начала последнего экономического кризиса 2008 г. в мире вновь, впервые после 1991 г., был зафиксирован рост продаж основного труда Маркса – «Капитал». Произошло это именно в силу того, что описанные там законы и мотивы поведения бизнеса в условиях экономических потрясений и сегодня в основе своей остаются прежними (или меняются крайне медленно). Хотя вытекающие из этого труда политические выводы, которые сделали К. Маркса основателем Первого Интернационала и главным символом коммунистической революции, с позиций последующего социально-политического опыта человечества очевидно должны быть оспорены.

В разные исторические эпохи обществоведы склонялись к преобладающему влиянию в историческом процессе разных сил. Поначалу это был божественный промысел, действия отдельных личностей и героев, которыми, в сущности, проще всего было объяснить эволюцию человечества. Затем настал черед политических институтов (теория «естественного права» и многочисленные последующие «государственнические» теории). Некоторое время в ходу были упования на культурный прогресс и поступательное научно-техническое развитие («теория прогресса»). Затем – эволюция человеческого общества и личности (теории социальной антропологии); развитие коммуникаций и средств общения (теория информационного общества) и пр. Каждая из этих теорий внесла или вносит свою лепту в понимание прошлого, однако пока какой-то универсальной, признаваемой всеми теоретической модели исторического развития не найдено.

Тут я перечислил довольно много различных вариантов теорий исторического процесса. Их всех объединяет то обстоятельство, что они признают принципиальную познаваемость истории человеческим сознанием. Полагаю, что в данной аудитории мне не надо комментировать иные точки зрения, ибо в противном случае если признать, что история непознаваема, то мы неизбежно придем к заключению, что и сдавать ее в конце учебного года тоже вроде как не надо.

Как-то один наш известный соотечественник, знаменитый иммунолог, коллега Луи Пастера и одно время сам директор Пастеровского института И. И. Мечников заметил в сердцах: «Человеческая история, лишенная идеи прогресса, представляет лишь бессмысленную смену событий, вечный прилив и отлив случайных явлений, которые не укладываются в рамки общего мировоззрения».

И это действительно так! Именно сознание человека выявляет в этой, в общем, случайной выборке событий и фактов важные и неважные, те, что свидетельствуют о наличии какой-то закономерности, наконец, описывает их в определенной последовательности и под определенным углом зрения. Этот угол зрения может быть совершенно различен в разные эпохи у разных групп людей и зачастую имеет совершенно различное значение в глазах разных поколений. Так, относительно недавний панк-молебен группы Pussy Riot на амвоне храма Христа Спасителя с высоты решений Трулльского собора 691—692 гг. квалифицируется однозначно как бесовщина и святотатство, искупление за которые можно найти лишь в Геенне Огненной. Прокуратурой же РФ образца 2012 г. оное деяние именуется не более как злостное хулиганство и кощунство, которое требует наказания тремя годами лишения свободы. Как говорится, почувствуйте разницу! Другое дело, что усилиями различных модераторов наше общественное мнение, как обычно, оказалось перед весьма искусственным выбором: если ты поддерживаешь приговор светского российского суда в этом, ставшим почти теологическом споре, значит ты – мракобес. Если ты сочувствуешь исполнителям панк-молебна – добро пожаловать в сатанисты. Отыскать истину в этих условиях чрезвычайно сложно.

Именно поэтому у человечества нет однажды и навсегда записанной истории. Каждое поколение с высоты своего опыта пытается историю переписать. В связи с этим появляется искус ее подкрасить и ретушировать, несколько облагородив неприглядность того, что было в «настоящей» реальности. А то и вовсе поставить с ног на голову.

Вот потому-то, кстати говоря, один известный наш историк, М. Н. Покровский, любил говаривать, что «история есть политика, обращенная в прошлое».

Он сам активно этим занимался в период 1921—1927 гг., когда СССР стоял перед перспективой сталинского «большого скачка» и разные там архаические дореволюционные трактовки нашего прошлого, по мнению высшего руководства страны, могли пагубным образом сказаться на ускоренном строительстве светлого будущего. Так что Михаил Николаевич знал толк в том деле, которое делал. Сейчас нечто подобное мы можем видеть в потугах наших западных коллег переписать историю Второй мировой войны, выставив главными победителями в ней не СССР, а себя, родимых. Делается это не из чувства уязвленного самолюбия, а по вполне осязаемым политическим причинам, о которых я скажу чуть ниже. Сменившееся за истекшие семьдесят лет с момента окончания войны поколение землян, которые в сознательном возрасте застали и пережили это ужасающее событие мировой истории, этому объективно способствует. Словом, как метко выразился в свое время замечательный французский мыслитель Д. Дидро: «В истории любого народа найдется немало страниц, которые были бы великолепны, будь они правдой».

Но означает ли это положение дел, что историю нельзя познать в силу пагубности человеческой природы, не способной учиться на собственных ошибках? Утверждать так было бы другой крайностью. Более того, именно достоверные исторические знания служат залогом нормального функционирования целых отраслей жизни современного общества. Например, в практической политике большое значение играет фактор прецедента. В тех случаях, когда проведение какой-либо процедуры или принятие какого-либо решения не описывается действующими регламентами или законодательными актами, обращаются к историческим прецедентам. Поэтому знание тонкостей политической истории не является плодом только досужего любопытства. Те же проблемы часто возникают при разрешении дипломатических споров. Так, оконченная в 2005 г. делимитация русско-китайской границы в числе прочего опирается на традиции подобной же делимитации, прописанные в целом ряде прежних соглашений с китайской стороной начиная с Нерчинского трактата 1689 г., впервые обозначившего границу между двумя странами. В том числе и на исторические прецеденты и традиции опираются разработчики новых законов и узаконений и пр.

Насущную потребность в исторических знаниях можно ярко проиллюстрировать на примере истории техники. Детальный анализ характера и причин крушений самолетов, судов, разрушений электростанций, мостов и пр., изучение влияния на эти катастрофы техногенных и человеческих факторов, по сути, напрямую служит спасению человеческих жизней в будущем. Все вы, конечно, знаете о катастрофе суперлайнера «Титаник» в 1912 г. Этот корабль по замыслу его создателей был не просто самым современным в мире. Он должен был взять «Голубую ленту Атлантики» – неофициальный приз по скорости преодоления Атлантического океана и удерживать его минимум лет десять. Но случилось то, что случилось. Гибель этого корабля-символа наступающего века привлекла к нему всеобщее внимание. Она дала сюжет для немыслимого количеств журналистских расследований, романов, киносценариев и пр. Как вы знаете, сюжет этот был экранизирован четыре раза, не считая документального кино. Много на эту тему было написано и исторических трудов. Эти исследования позволили по минутам восстановить хронологию развития катастрофы и вкупе с сугубо техническим анализом ее причин существенно скорректировать наши подходы к живучести современных океанских кораблей, разработать жесткие нормативы расселения пассажиров этого плавучего города, сформулировать правила поведения в чрезвычайных ситуациях для команды и пассажиров, определить требования к спасательному оборудованию и т. д.

И, кстати говоря, коли я тут вспомнил об этом, уроки «Титаника» оказались востребованными гораздо раньше, нежели вы думаете. Дело в том, что в 1909—1911 гг. на верфях в Белфасте строился не один, как это представляется современному читателю, а целых три однотипных корабля. Первый из них, получивший имя «Олимпик», стал рабочей лошадкой Атлантики и, без лишней помпы отплавав свой век, был благополучно разрезан на иголки, кажется, в 1935 г. на судоверфях в Саутгемптоне. Вторым сошел со стапелей уже упоминавшийся нами герой будущих фильмов-катастроф. Но был еще и третий экземпляр.

После торжественного спуска на воду этот корабль получил было название «Гигантик», но в свете всего того, что произошло с «Титаником» кораблестроители решили не рисковать. Ведь, как известно, как назовешь корабль, так он и поплывет… Словом, получивший наименование «Британик», этот точный клон злополучного предшественника был спущен на воду 26 февраля 1914 г. А 1 августа началась Первая мировая война. Поэтому свежеиспеченному суперлайнеру пришлось вместо праздных туристов и путешественников заниматься перевозкой войск к различным театрам боевых действий и служить крупнейшим плавучим госпиталем английской армии в ходе этой войны. Перед поступлением на действительную военную службу корабль подвергся модернизации. Оценивая уроки катастрофы «Титаника», на «Британике» увеличили количество водонепроницаемых переборок и спасательных шлюпок. Для большей оперативности передачи получаемых радиограмм о навигационной обстановке по маршруту на капитанский мостик его соединили пневмопочтой с рубкой радиста, и кое-что еще, о чем нет времени и места рассказывать. Словом, с 1915 г. до весны 1916-го «Британик» совершил три рейса по эвакуации раненых в Дарданелльской операции.

Каждый из этих походов был отнюдь не безопасным, ведь в Средиземном море активно действовали немецкие подводные лодки. Затем в связи с временным затишьем на основных театрах боевых действий «Британик» не использовался, однако после начала Галиполийской операции союзников в 1915 г. он вновь направился в Средиземное море. Еще дважды он вывозил раненых с перевалочной базы союзников на греческом острове Лемнос, пока 21 ноября 1916 г. не подорвался на одной из вражеских мин и стал тонуть. Так вот, из-за грамотных действий экипажа, медперсонала и усовершенствований, произведенных на корабле по итогам уроков 1913 г., из общего состава этого плавучего госпиталя (а это 1134 человека экипажа и медперсонала, а также немногим менее 2000 раненых) погибло… 30 человек. Остальные были подобраны подошедшими к тонущему кораблю судами союзников.

Примечательно, что в той же самой степени знание прошлого важно для предотвращения катастроф социальных. Вот красноречивый пример. Император Николай II, не задумываясь, дважды наступил на одни и те же грабли, открывшие путь к двум русским революциям. Первый раз 9 января 1905 г. царь не захотел брать на себя ответственность за решение вопроса о том, что делать с массовой демонстрацией рабочих, которые хотели рассказать ему о своих тяготах. Он уехал в Царское Село, поручив во всем разобраться министрам. А для них отказ императора от встречи со своим народом означал одно – расстрел бунтовщиков. Как вы знаете, следствием этого поступка стала революция 1905—1907 гг. В схожих обстоятельствах февраля 1917 г., когда доведенные до отчаяния рабочие питерских предприятий вышли на улицы с требованием хлеба, царь в ультимативной форме приказывал военному губернатору Санкт-Петербурга генералу Хабалову «прекратить беспорядки». Неужели Николай II не понимал, каким образом будут истолкованы слова этого приказа его непосредственными исполнителями? С первыми выстрелами по демонстрантам в столице Российской империи началась Февральская революция. Этот пример, хотя и утрированно, но очень красноречиво показывает цену игнорирования исторического опыта в практической политике.

Однако же при этом он еще и демонстрирует всю ограниченность прогностической функции исторического знания. Принципиальных аргументов тут два. Первый заключается в том, что более или менее поддается ретроспективному предсказанию лишь система, обладающая постоянными физическими характеристиками, которые подчиняются известным и не изменяемым законам. Так, например, движение планет и светил подчиняется строгим законам небесной механики. Поэтому астрофизики могут, исходя из знания постоянства действия этих законов, вывести как представления о начале Вселенной, так и о ее конце. Человеческая история же являет собой «открытую» систему, в которой действуют субъекты, наделенные свободой воли и выбора. И выбор, который они делают, не детерминирован никакими физическими законами (а законы человеческие часто попирает). Исходя из этого обстоятельства, человеческие поступки сплошь и рядом иррациональны и не поддаются сколько-нибудь ответственному прогнозированию. Скажем, подойди Николай II к решению о том, что делать с манифестантами в феврале 1917 г. рационально, – то есть с позиций полученного им ранее опыта – глядишь, и Февральской революции не было бы. А мы бы с вами сегодня гуляли на торжествах по поводу 400-летия Дома Романовых. Но он поступил вопреки рациональности. Вопрос почему (влияние императрицы, советников, плохой погоды или неудач на фронте) здесь не столь важен. В итоге случилось то, что случилось. И ныне мы отмечаем столетие Октябрьской (социалистической?) революции. Мне кажется, что что-то подобное думал Карл Маркс, утверждая, как известно, что «История повторяется дважды: сначала как трагедия, а затем как фарс».

Второй аргумент, подрывающий основы прогностической функции истории, был в свое время предложен английским философом и мыслителем Карлом Поппером. В своей работе «Нищета историцизма» он вполне обоснованно доказал, что для того, чтобы прогнозировать будущее, надо предвидеть те научные, а за ними и технические открытия, которые существенно изменят нашу повседневную жизнь и мир в будущем. Но, опираясь на историю, этого сделать принципиально невозможно.

Во-первых, говоря словами замечательного нашего поэта Федора Тютчева: «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется». Скажите, кто из вас лет десять назад предполагал, какое место в нашей жизни будут играть социальные сети, которые были побочным продуктом появления интернета? Может, кто-нибудь предполагал, когда четверть века назад был создан лазер, что сегодня он будет считывать информацию с оптических дисков, передавать ее в оптико-волоконных кабелях, использоваться в медицине, в космической промышленности и пр.? То же можно сказать и о большинстве изобретений, сделанных в древности. Вряд ли безвестный изобретатель колеса понимал, ЧТО он изобрел и где его открытие будет применяться. Между тем его изобретение до неузнаваемости изменило мир и продолжает менять по сей день.

А во-вторых, даже в том случае, когда мы догадываемся, куда движется прогресс (а это бывает далеко не всегда), то сроки внедрения инноваций мы предсказать не можем. Вот вам простой пример. В силу экологических и сугубо экономических причин (колебания цен на рынке нефти) человечество уже давно и с успехом ищет замену двигателям внутреннего сгорания, особенно в автомобилестроении. И на этом пути сделано немало успехов. Мы представляем, что в будущем, скорее всего, люди будут пользоваться электрокарами или машинами с гибридными (а может, и водородными) двигателями. На международных автосалонах можно посмотреть прототипы этих машин, а компания «Тесла» уже выпускает вполне конкурентоспособные автомобили с электродвигателями. Но мир (пожалуй, за исключением Японии, где электрокары уже стали повседневностью) не спешит в массовом порядке переходить на новые средства передвижения. Почему?

Тут есть, конечно, и свои технические проблемы. Скажем, отсутствие в большом количестве электрических заправок или недостаточная емкость современных батарей. Но это проблемы решаемые. С другой стороны, известно, что переход на электричество и водород – это убийственная перспектива для целых отраслей промышленности, где работает немало людей и крутится много денег. Более того, отказ от широкого потребления нефти является смертельной опасностью для целых стран-производителей нефти. Грядущий технологический переворот способен привести к коллапсу целых регионов планеты, стать спусковым крючком к политическому краху режимов в этих странах (из-за сокращения поступлений от выручки за проданную нефть), привести к хаосу и нестабильности, примерно такой, которую мы наблюдаем ныне на Ближнем Востоке. Поэтому нефтяное лобби в течение вот уже четырех десятилетий целенаправленно тормозит развитие передовых и экологически более чистых технологий, скупая патенты и финансово блокируя инновации, которые могут им повредить в будущем. Общемировая цена этих действий известна: повышение температуры на планете примерно на полградуса в столетие, что грозит нам экологической катастрофой в конце этого – начале будущего века. Поэтому, с одной стороны, эгоистическая линия поведения сторонников политики «нефтяной иглы» конечна и, я уверен в этом, в силу чувства самосохранения человечества, рано или поздно будет преодолена, а нынешние усилия ее адептов лишь отсрочивают кончину бензинового двигателя (хотя и не отменяют ее). Но, с другой стороны, предсказать точно, когда это произойдет, трудно.

О том, как наши потомки будут распоряжаться нашими сегодняшними открытиями, я даже предполагать не буду. Ясно только, что способы и области их применения сегодня предсказать невозможно. Но ведь все эти новации существенным образом изменят жизнь людей и мир в целом! Поэтому при всей привлекательности ретроспективных прогнозов с помощью изучения «исторических трендов» особой точности от них ожидать не приходится.

Тем не менее история всегда рассматривалась как один из важных предметов образовательного цикла. То, что «предупрежденный вооружен», прекрасно знали древние. Отсюда проистекает образовательная функция исторического знания. Конечно же, первыми курс исторических знаний проходили многочисленные наследники престолов, будущие цари и властители мира. Известно, например, что будущий Александр Македонский постигал азы наук, в том числе и истории, под руководством знаменитого философа Аристотеля. А Александр Невский в юности увлекался чтением «Александрии» – повести о победах и деяниях своего македонского тезки. Тот же В. О. Ключевский регулярно бывал в Ливадии и Царском Селе, где обучал наследников императора Александра III и т. д. Ну и потом, когда образование перестало быть уделом избранных и потихоньку стало распространяться на другие слои населения, история в той или иной форме в нем всегда присутствовала.

Особую мобилизующую роль исторические знания всегда играли на крутых поворотах истории – при проведении реформ, революций, ведении войн, которыми было так богато Новое время. Тут надо помнить, что как любая гуманитарная наука, история несет и громадную идейно-воспитательную нагрузку. Что может более сплотить нацию, нежели констатация общего исторического пути и общей исторической памяти? Здесь мы сталкиваемся с воспитательной функцией истории. Но здесь не все так просто.

«Против кого дружите?» – огорошила нескольких молодых литераторов, отделившихся от общей компании, приехавшей в гости к Анне Ахматовой, хозяйка. Молодые люди не нашли что ответить, а фраза великой русской поэтессы стала крылатой. Так и в истории. Она может не только объединять, но и разъединять. Посмотрите, что происходит в текущей политике. Мы как-то не заметили, что с момента окончания «холодной войны» мир, скроенный авторами ялтинско-потсдамской системы более 70 лет назад, и все это время существовавший по ее лекалам, приказал долго жить. Похоже, что, наблюдая сегодня кризисы в Грузии, на Украине, в Приднестровье, в Сирии или Ираке, а до того – в Косово и бывшей Югославии, мы с вами наблюдаем агонию этой модели мира. Можно в этом обвинять США и их союзников или процессы глобализации, можно – просто естественный ход вещей, вызванный понятным стремлением людей к свободе, независимости, ценностям индивидуализма – много чем еще. В конце концов, жизнь идет вперед и ничто не вечно под луной. Однако, уходя, эта эпоха оставляет за собой массу нерешенных вопросов, горячих или замороженных конфликтов и прочих проблем, которые надо как-то решать, но никто в мире не знает, как это сделать. Да и согласие в координации этих усилий тоже отсутствует.

Причем тут история – спросите вы и будете правы. А прошлое, точнее не оно само, а взгляд на него, способен существенно повлиять на нашу оценку настоящего и, тем более, ориентиры на будущее. Так, еще полвека назад в общественном сознании безоговорочно господствовала общая европоцентричная призма восприятия развития цивилизации. То есть, несмотря на все трудности своего колониального прошлого, Европа представлялась как бы универсальным посредником в диалоге разных культур, проводником прогресса, а европейские ценности были аксиоматичны для любой страны, стремящейся к цивилизации, промышленному, финансовому и иному другому процветанию. В свое время Р. Киплинг назвал этот процесс «бременем белого человека».

Однако в начале ХХI в. стало очевидно, что европоцентризм вкупе с идеями политического плюрализма и экономического либерализма как универсальные условия для вступления на путь всемирной глобализации (понимаемой как процветание) для многих национальных культур и целых континентов имеют свои границы и, решая одни проблемы, они создают в разных частях света другие. Философская мысль последних десятилетий, к сожалению, не смогла ни модифицировать универсализм европоцентричных ценностей, ни предложить им адекватную замену. Образовавшийся в связи с этим вакуум стали активно заполнять разные формы национализма – от мягкого до фашиствующего, что оказалось очень востребовано в свете формирования на обломках сначала колониальной системы, а затем и ялтинско-потсдамской системы множества новых государств, которым требовались какие-то объяснения собственной национально-государственной идентификации. Эти процессы наиболее ярко выражены не только во многих странах Африки и Азии, границы которых были сформированы не исторически, а колонизаторами в XIX – XX вв., но и, например, на просторах бывшего СССР, где новые независимые государства также ищут свою национальную идентичность.

Наиболее рельефно это отразилось в начале ХХI в. в сносе старых и возведении новых памятников историческим деятелям ушедших эпох, в которых нынешние политические силы видят свои новые национальные символы и ориентиры. Это можно проследить в почти повсеместном на просторах бывшего СССР сносе памятников В. И. Ленину с заменой их на монументы Чингизхану (Казахстан), Бандере и Шушкевичу (Украина), солдатам повстанческой армии УПА, Сафармураду Ниязову (Туркмения), эстонским легионерам дивизии СС и т. д. и т. п. Не избежали этого процесса и страны Восточной Европы. Демонстративный отказ там от наследия социалистической эпохи сопровождается уничтожением памятников советским воинам-освободителям. Все эти явления можно было бы списать на болезни роста, если бы не одно обстоятельство. С лета 2017 г. в центре мировой глобализации – в США стали происходить процессы, до боли знакомые нам по телевизионным картинкам с просторов бывшего СССР. Толпы возмущенных людей сносят памятники. И кому? Ленину (но это понятно), Христофору Колумбу, генералам армии Конфедерации времен Гражданской войны в США (а это было более чем 150 лет назад). Я не готов прямо сейчас ставить диагноз этому тревожному явлению, но могу лишь в этой связи напомнить общеизвестную истину о том, что тот, кто сеет ветер, пожнет бурю…

На этой волне европоцентрическая концепция истории перестала быть доминирующей. Сегодня с ней конкурируют афроцентризм, азиацентризм, исламизм и много иных «измов». Россия в этом смысле не исключение. С недавних пор мы перестали считать себя (по крайней мере, в речах сановных историков от власти) частью единой европейской культуры и чуть ли не объявили себя отдельной цивилизацией. Стремясь подтвердить эту точку зрения, ее нынешние апологеты обращаются к истории и часто весьма тенденциозно жонглируют при этом фактами прошлого. Впрочем, это происходит не первый раз. Еще отец русской неподцензурной печати А. И. Герцен, наблюдая схожие процессы в отечественной политической жизни в 30—40 гг. XIX в., метко заметил: «Русское правительство – будто обратное провидение. Обустраивает к лучшему не будущее, а прошлое».

Как показало время, подобные пропагандистские эксперименты с нашим общим историческим наследием не смогли ни уберечь страну от военного поражения в Крымской войне, ни отвратить ее от пути реформ, который ей предсказывали многие русские интеллектуалы первой половины позапрошлого века.

Но, возвеличивая свое прошлое, любая национальная историография как бы не замечает, а в более радикальном виде – унижает историю соседей. Тому есть объективные и субъективные причины. Субъективизм здесь кроется в том, что гораздо легче повысить свой авторитет в глазах самого себя, уничижая окружающих. Объективным же фактором тут является то обстоятельство, что прошлое любой страны представляет собой историю бесконечных войн и конфликтов, подвигов и преступлений, поражений и побед. Поэтому погружение в национальную историю – это, как правило, погружение в атмосферу постоянных битв за выживание путем победы над другими. Пока «бремя белого человека» воспринималось как неоспоримая аксиома всеми теми, кто пишет учебники по истории, – проблемы не возникало. Образы героев и врагов были заранее предсказуемы. Но сейчас в мире почти не осталось стран, которые могли бы экспортировать свои представления о добре и зле всему остальному миру или какой-то его части. Зато появилась масса национальных исторических школ. За последние двадцать лет эти школы создали столько изощренных научных концепций, что одна их систематизация представляется весьма трудоемкой задачей. Единая история в том виде, в котором она существовала еще полвека назад, перестала существовать. Взамен усилились истории национальных восприятий прошлого разной степени объективности и достоверности. Последнее время мы часто имеем дело даже не с национальным восприятием прошлого, а с откровенным мифотворчеством, творимым в угоду тому или иному политическому заказчику и не имеющему никакого отношения ни к науке вообще, ни к исторической науке в частности.

Вот и Российская Федерация включилась в эту борьбу. Простую истину о том, что тот, кто контролирует прошлое, определяет свое будущее, современные российские власти осознали не так давно. И то осознание это в первую очередь коснулось новейшей истории. Это и понятно. Ревизия итогов Второй мировой войны началась после распада СССР и всей социалистической системы, но наглядно проявилась именно сейчас. Уже в 2000 г. Президентом РФ была утверждена «Доктрина информационной безопасности Российской Федерации». Однако при ее составлении вопрос о защите исторического прошлого России специально не затрагивался. Этот документ в большей степени отражает вопросы информационной безопасности сегодняшнего дня и ближайшего будущего. Но практически не затрагивает вопросы информационной безопасности с точки зрения защиты отечественной истории от интерпретаций, трактовок, фальсификаций, ведущих к ценностной переориентации и готовности к негативному восприятию настоящего. На государственном уровне борьбу с фальсификацией истории была призвана вести Комиссия при Президенте РФ по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России, которая была создана в 2009 г. Однако согласно Положению, комиссия собиралась только дважды в год и фактически имела конъюнктурную цель стать ответом «на резолюцию ПАСЕ, в которой сталинизм приравнивался к нацизму». Фактически на смену Комиссии пришло созданное в мае 2012 г. по инициативе спикера Госдумы С. Нарышкина Российское историческое общество (РИО).

Вы все знаете, что уже несколько лет вышеупомянутое общество координирует работу по созданию единого и непротиворечивого учебника и учебного стандарта по истории. И это закономерная задача в свете всего сказанного выше. Было сформулировано около 30 «трудных» вопросов для освещения в новом учебнике. Однако по мере продолжения работы комиссии публичной информации о ее деятельности становилось все меньше и меньше, а заявленное широкое общественное обсуждение готовящихся учебных пособий тихо сошло на нет. Наконец, как гром среди ясного неба 15 мая 2015 г. было объявлено о том, что Научно-методический совет при Минобрнауки утвердил три линейки школьных учебников по истории Отечества с 5 по 10 классы. Ими стали учебник для 6—10 классов под редакцией И. Л. Андреева, И. Н. Федорова и Л. М. Лященко (издательство «Дрофа»), учебник для 6—10 класса под редакцией А. В. Торкунова (издательство «Просвещение») и учебник для 6—9 классов под редакцией Ю. А. Петрова. (издательство «Русское Слово»). Впервые эти издания были явлены широкой общественности на Всероссийской книжной ярмарке осенью 2015 г. Оценивать качество данных пособий я на этих страницах не берусь, ибо некоторые из них даже не успели поступить в школы в этом учебном году и без их практической апробации в педагогическом сообществе говорить об их качестве пока бессмысленно.

Я со своей стороны, признавая и констатируя все перечисленные выше функции исторического знания, все же являюсь традиционалистом. Основное значение истории, с моей точки зрения, кроется не в использовании ее для прогноза будущего и даже не в образовании или воспитании подрастающего поколения. Чем дольше живу, тем больше убеждаюсь в справедливости афористического замечания нашего известного историка В. О. Ключевского, сказанного по этому поводу, из которого современное поколение знает ровно половину. «История, как строгая классная дама, учит только тому, что никого ничему не учит, – говорил он. И добавлял: – Но очень сурово наказывает тех, кто пренебрегает ее уроками».

Главное значение истории состоит в ней самой. В нашей необходимости и потребности знать и понимать свое прошлое. Ведь несмотря на то, что мы живем с вами в бурно меняющемся мире, не стоит списывать со счетов силу исторической инерции, опыта и элементарной бытовой традиции (современные экономисты-институционалисты называют этот эффект «исторической колеей»), с которой приходится соизмерять свои действия всем: от простого человека до любого руководства любой страны. А корни их уходят в историю. Говоря об этом, тот же В. О. Ключевский в свое время справедливо замечал: «Историю надо знать не потому, что она была, а потому, что, уйдя, она не убрала своих последствий».

Как говорится, незнание этих «последствий» не освобождает нас от ответственности, в том числе и перед прошлым.

Вот в этих условиях мы с вами и начинаем наш обзор основных вех истории России. Несмотря на свою кажущуюся непрактичность, эти знания в одночасье могут быть востребованы любым из вас в самом неожиданном месте. Я надеюсь, что на этих кратких, но далеко не исчерпывающих примерах я смог убедить вас в актуальности прошлого и необходимости изучения представляемого мною предмета.