Читать книгу СМЫСЛИ. Домашняя Настольная Книга. Том II - Дмитрий Жуков - Страница 255
Фридрих Ницше
ОглавлениеФридрих Вильгельм Ницше (15 октября 1844 – 25 августа 1900) – немецкий мыслитель, классический филолог, создатель самобытного философского учения, которое носит подчеркнуто неакадемический характер и отчасти поэтому имеет широкое распространение, выходящее далеко за пределы научно-философского сообщества. Фундаментальная концепция Ницше включает в себя особые критерии оценки действительности, поставившие под сомнение базисные принципы действующих форм морали, религии, культуры и общественно-политических отношений и впоследствии отразившиеся в философии жизни.
Актер не перестает думать о впечатлении, даже когда хоронит своего ребенка.
Беглая прогулка по сумасшедшему дому способна показать, что вера ровным счетом ничего не доказывает.
Беда приходит не как гроза. Она приближается тихими голубиными шагами.
Безумие у отдельных лиц является исключением, у групп, партий, народов, эпох – правилом.
Благодаря доброй воле – помогать, сострадать, подчиняться, отказываться от личных требований – даже незначительные и поверхностные люди становятся сносными.
Благодетельное и назидательное влияние какой-нибудь философии нисколько не доказывает верности ее; точно так же счастье, испытываемое сумасшедшим от своей неотвязной мысли, идеи фикс, нисколько не говорит в пользу разумности этой идеи.
Более избранные, утонченные, редкостные, более труднопонимаемые люди легко остаются одинокими, более подвержены всяким злоключениям и редко продолжают свой род.
Болезненные люди – вот великая опасность человека, а не злые.
Несчастные, сбитые с ног, раздавленные – вот те слабые, которые отравляют и подвергают сомнению наше доверие к жизни, к человеку, к самим себе. На почве самопрезрения копошатся черви злобы и мести, воздух заражен тайнами, неопределенностями и всюду протянуты сети злобных заговоров – заговоров страдающих против счастливых и победоносных.
Брак придуман для посредственных людей, для большинства, которые не способны ни к сильной любви, ни к крепкой дружбе.
Брюхо служит причиной того, что человеку не так-то легко возомнить себя Богом.
Бывает невинность во лжи, и она служит признаком сильной веры в какую-нибудь вещь.
Бывают люди высокодаровитые, которые только потому остаются бесплодными, что слишком нетерпеливы, чтобы выждать свою беременность.
Быть великим – значит давать направление.
В любом организованном жрецами обществе «грехи» неизбежны – в них подлинная опора власти, жрец живет за счет прегрешений.
В моменты мира воинственный человек обрушивается на самого себя.
В основе всякой европейской морали лежит польза стада. Стадо стремится сохранить известный тип и обороняется на обе стороны как против вырождающихся, так и против выдающихся над ним.
В стадах нет ничего хорош его, даже когда они бегут вслед за тобою.
В сущности, между религией и настоящей наукой нет ни сродства, ни дружбы, ни вражды: они на разных полюсах.
В тех разговорах, которые ведутся в обществе, три четверти всех вопросов и ответов направлены к тому, чтобы причинить собеседнику хотя бы небольшое огорчение.
Величие одних достигается лишь ценой страдания других.
Вера не сдвигает горы, а только при случае воздвигает их там, где их раньше не было.
«Вера» означает: ты не хочешь знать правду.
Во всех великих талантах есть что-то роковое, они подавляют все слабейшие силы и зародыши и образуют вокруг себя как бы пустыню.
Во многих людях можно подметить избыточную силу и удовольствие от желания быть функцией; такие существа лучше всего сохраняют самих себя, когда включаются в чужой организм; если это им не удается, они становятся злобными, раздражительными и пожирают сами себя.
Вокруг героя все становится трагедией.
Воля к победе над одним аффектом в конце концов, однако, есть только воля другого или множества других аффектов.
Все познается в сравнении.
Все слова – предрассудки.
Все, что не убивает меня, придает мне силы.
Всегда теряешь от слишком интимного общения с женщинами и друзьями; и иногда при этом теряешь жемчужину своей жизни.
Всякая истина, о которой умалчивают, становится ядовитой.
Вы всегда будете иметь только такую мораль, которая соответствует вашим силам.
Глубокая ненависть – тоже идеализм: мы оказываем такому лицу слишком много почета.
Говорят то, что думают, и являются правдивыми только при предположении, что говорящий будет понят благожелательно. Скрытность обнаруживается по отношению к тем, кто нам чужд.
Даже в чаше высшей любви содержится горечь.
Даже самый строгий образ жизни может превратиться в привычку и стать источником наслаждения.
Для истины убеждение опаснее, нежели ложь.
Долгие и великие страдания воспитывают в человеке тирана.
«Должен» для большинства звучит приятнее, чем «хочу». В их ушах сидит еще стадный инстинкт.
Должно отплачивать за добро и за зло, но почему именно тому лицу, которое нам сделало добро или зло?
Если вы решили действовать – закройте двери для сомнений.
Если вы хотите быть свободны, то вы должны сбросить с себя не одни только тяжелые цепи: придет час, когда вы побежите даже от того, что вы больше всего любите.
Если есть Зачем жить, можно вынести почти любое Как.
Если имеешь характер, то имеешь и свои типичные пережитки, которые постоянно повторяются.
Если какой-нибудь образ мыслей неприятен, причиняет беспокойство, то это значит, что он заключает в себе истину.
Если нам приходится переучиваться по отношению к какому-нибудь человеку, то мы сурово вымещаем на нем то неудобство, которое он нам этим причинил.
Если народ гибнет, физиологически вырождается, то из этого вытекает порок и роскошь, т. е. потребность все в более сильных и частых раздражениях, которая знакома всякой истощенной натуре.
Если ты будешь приписывать все выходящие из ряда обыкновенных поступки тщеславию, средние – привычке, а низкие – страху, то почти никогда не ошибешься.
Если ты прежде всего и при всех обстоятельствах не внушаешь страха, то никто не примет тебя настолько всерьез, чтобы в конце концов полюбить тебя.
Есть ли в нас змеиное жало или нет, обнаруживается, когда на нас наступят.
Есть много жестоких, которые только слишком трусливы для жестокости.
Есть степень заядлой лживости, которую называют «чистой совестью».
Женщина научается ненавидеть в той мере, в какой она разучивается очаровывать.
Живи скрытно, чтобы тебе удалось жить по себе. Живи в неведении того, что кажется твоему времени наиболее важным. Проложи между собой и сегодняшним днем, по крайней мере, шкуру трех столетий.
За всяким великим явлением следует вырождение.
Забыть собственные цели – это обычнейшая форма глупости.
Задача художника – сделать людей детьми.
Знай, что пока тебя хвалят, ты еще не на своей дороге, а на дороге, угодной другим.
Из курса истории люди узнают, что железная необходимость не является ни железной, ни необходимостью.
Изменить «так было» на «так я хотел» – вот что я готов назвать истинным спасением.
Иной не может избавиться от своих собственных цепей, но является избавителем для друга.
Искусство есть форма властвования над людьми.
К женщинам надо подходить с плеткой в руке.
Когда имеешь достаточно правды, тогда не бывает надобности во лжи для сношений с людьми; с помощью правды можно вас обманывать и увлекать куда угодно.
Когда морализуют добрые, они вызывают отвращение, когда морализуют злые, они вызывают страх.
Кому не приходилось хотя бы однажды жертвовать самим собою за свою добрую репутацию?
Кто достигает своего идеала, тот этим самым перерастает его.
Кто думает словами, тот думает как оратор, а не как мыслитель.
Кто ликует даже на костре, тот торжествует не над болью, а над тем, что не чувствует боли там, где ожидал ее.
Кто отрицает свое тщеславие, тот обыкновенно обладает им в такой грубой форме, что инстинктивно закрывает перед ним глаза, чтобы по необходимости не презирать самого себя.
Кто презирает самого себя, тот все же при этом еще и уважает себя, как презирающего.
Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.
Кто хочет убить своего противника, пусть подумает, не увековечивает ли он его перед собою именно этим самым.
Кто чувствует несвободу воли, тот душевнобольной; кто отрицает ее, тот глуп.
Куда я ни подымусь, за мною всюду следует мой пес, имя которому «Я».
Культура – это только тонкая яблочная кожица вокруг бушующего хаоса.
Легче простить врагу, чем другу.
Ложность какого-нибудь суждения вовсе не служит достаточным против него возражением. Вопрос лишь в том, насколько оно поощряет, поддерживает жизнь.
Лукавыми людьми бывают обыкновенно простые, а не сложные натуры.
Лучшая маска, какую мы только можем надеть, – это наше собственное лицо.
«Люби ближнего» значит: «не трогай, оставь в покое своего ближнего». Именно эта часть добродетели – самая трудная.
Любимый вопрос Заратустры: захотел бы ты жизнь, которую сейчас живешь и жил доныне, прожить еще раз, а потом еще и еще, и так до бесконечности?
Любите, пожалуй, своего ближнего как самого себя. Но прежде всего будьте такими, которые любят самих себя.
Люди бывают способны к благодарности в такой же степени, в какой они бывают способны к лицемерию.
Люди наказываются сильнее всего за свои добродетели.
Люди скрываются от навязчивых, сострадательных прикосновений в науке, дурачестве, мудрости… Признаком изысканной человечности является отношение с «уважением к маске», и здесь психология и любопытство неуместны.
Мать распутства не радость, а отсутствие ее.
Многие не находят свое сердце, пока не потеряют голову.
Многим не удается стать мыслителями по одной причине – у них слишком хорошая память.
Много говорить о себе – может также служить средством для того, чтобы скрывать себя.
Моральность есть стадный инстинкт в отдельном человеке. Она понуждает его стать функцией стада и ценить себя только в качестве этой функции.
Моральные люди испытывают самодовольство при угрызениях совести.
Моя первая человеческая мудрость в том, что я позволяю себя обманывать, чтобы не остерегаться обманщиков.
Мудрость – это разговор одинокого с самим собою на многолюдном базаре.
Мы более искренни по отношению к другим, чем по отношению к самим себе.
Мы охладеваем к тому, что познали, как только делимся этим с другими.
Мы слышим только те вопросы, на которые способны дать ответ.
Мысль о самоубийстве – сильное утешительное средство: с ней благополучно переживаются иные мрачные ночи.
Надо учиться любить себя – любовью здоровой и святой, чтобы оставаться верным себе и не терять себя.
Наш долг – это право, которое другие имеют на нас.
Не достигнуть ничего великого, если не ощущаешь в себе силы и решимости причинять великие страдания.
Не недостаток любви, а недостаток дружбы делает несчастным брак.
Не путайте: актеры гибнут от недохваленности, настоящие люди – от недолюбленности.
Не человеколюбие, а бессилие их человеколюбия мешает нынешним христианам предавать нас сожжению.
Немногие имеют возможность быть независимыми: это преимущество сильных.
Немногосложные мотивы, энергичное действие и спокойная совесть составляют то, что мы называем силой характера.
Непреодолимая потребность чего-нибудь и в то же время отвращение к этому – вот чувство порочного.
Ни один победитель не верит в случайность.
Общая заповедь всех обычаев и моралей гласит: будь осторожен и бойся, владей собой и притворяйся.
Один ищет акушера для своих мыслей, другой – человека, которому он может помочь разрешиться ими: так возникает добрая беседа.
Одни и те же аффекты у мужчин и женщин различны в темпе; поэтому-то мужчина и женщина не перестают не понимать друг друга.
Одухотворение чувственности называется любовью.
Он позволил добродетели одержать над собой победу, и вот все дурное в нем мстит ему за это.
Основное различие между человеком и коровой состоит в том, что корова знает, как существовать, она живет без фобий, – в блаженном настоящем, не ведая ни тяжести прошлого, ни ужасов будущего. Но мы, несчастные homo sapiens, нас так мучает наше прошлое и будущее, что способны лишь мимолетно скользить в настоящем. Мы с такой тоской вспоминаем о золотых днях детства, потому что дни детства были беззаботными днями, когда мы еще не несли на себе груза мрачных воспоминаний и не имели за спиной руин прошлого.
Отказаться от ложных суждений – значит отказаться от жизни, отрицать жизнь.
Первым признаком, что книга устарела, служит то, что она делается достижением все более и более незрелых возрастов.
Перед женщиной спросите самого себя, будет ли интересно с этой женщиной разговаривать с этого момента до старости. Все другое в браке преходяще; большинство же времени проводится в разговорах.
Плохо отплачивает тот учителю, кто остается навсегда учеником.
Побороть свой аффект – значит в большинстве случаев временно воспрепятствовать его излиянию и образовать затор, стало быть, сделать его более опасным.
Поверхностные люди должны постоянно лгать, потому что они не знают содержания.
Помогай себе сам: тогда поможет тебе и каждый. Принцип любви к ближнему.
Понимание трагического ослабевает и усиливается вместе с чувственностью.
Пора уже с человеческой глупостью считаться как с реальной силой.
Поскольку мы верим в мораль, мы осуждаем бытие.
Посредственность есть признак здоровья. Все совершенное принадлежит к области патологии.
Почти каждая партия видит интерес своего самосохранения в том, чтобы противная партия не потеряла силы; то же самое можно сказать и о большой политике.
Праздный человек лучше человека деятельного. Но неужели вы думаете, что говоря о досуге и праздности, я имею в виду вас, ленивцы?
Противоречие, прыжок в сторону, радостное недоверие, любовь к насмешке – все это признак здоровья; все безусловное относится к области патологии.
Раскаиваться – значит прибавлять к совершенной глупости новую.
Речь изобретена только для передачи среднего, посредственного, мелкого… Она опошляет говорящего.
Рождается слишком много людей: для лишних изобретено государство!
С человеком происходит то же, что и с деревом. Чем больше стремится он вверх, к свету, тем сильнее тянутся его корни к земле, вниз, в мрак, в глубину, – во зло.
Самая ужасная жизнь – это жизнь без привычек, требующая постоянной импровизации.
Самое уязвимое, но и самое непобедимое – это человеческое тщеславие; от ран растет его сила.
Самые сильные натуры сохраняют известный тип, а натуры более слабые помогают его дальнейшему развитию.
Серьезный, строгий, моральный – так называете вы его. А мне кажется он несправедливым по отношению к самому себе, постоянно готовым наказать нас за это.
Слабые недовольные люди изобретательны по части украшения и углубления жизни; сильные недовольные – по части улучшения и обеспечения жизни.
Следствия наших поступков хватают нас за волосы, совершенно не принимая во внимание того, что мы тем временем «исправились».
Совершенствовать слог – значит совершенствовать мысль и больше ничего.
Сорадость, а не соучастие создают друга.
Стремление к произведению чего-нибудь, к цели, к будущему, к высшему – вот где свобода! Только тогда, когда творишь, бываешь свободен.
Стыдиться своей безнравственности – это одна из ступеней той лестницы, на вершине которой стыдятся также своей нравственности.
Судить о добре и зле можно только с позиции, которая находится по ту сторону добра и зла, т. е. вне наших представлений о добре и зле.
Так называемые парадоксы автора, шокирующие читателя, находятся часто не в книге автора, а в голове читателя.
То, что убеждает, тем самым еще не становится истинным: оно только убедительно.
Толковать свои склонности и антипатии как свой долг – большая нечистоплотность «добрых»!
Только благодаря искусству можно сделать бедствие предметом наслаждения.
Только из области чувств и истекает всякая достоверность, всякая чистая совесть, всякая очевидность истины.
Только такое произведение кажется нам вполне уравновешенным, на которое творец затратил не более трех четвертей своей силы. Если же он напрягал все силы, то оно волнует зрителя и пугает его своей натянутостью. Во всем хорошем замечается что-то ленивое.
Только тот, кто трудится для будущего, имеет право судить о прошлом.
Тонкой душе тягостно сознавать, что кто-либо ей обязан благодарностью; грубой душе – сознавать себя обязанной кому-либо.
Тот, кто не может располагать двумя третями дня лично для себя, должен быть назван рабом.
Тщеславному человеку важно не мнение других, а его собственное мнение об их мнении.
У каждого как раз столько тщеславия, сколько ему не хватает разума.
Угрызения совести – признак того, что характер не равен поступку.
Уединение, нелюдимость заставляет делать заключения, которые появляются вдруг точно грибы в пасмурную погоду. Горе мыслителю, если он служит почвой, а не садовником своих растений.
Умным людям трудно отделаться от заблуждения и не думать, будто посредственность завидует им и считает их за исключение. На самом же деле посредственность считает их за нечто вполне излишнее, без чего легко обойтись.
Филолог – это учитель медленного чтения.
Хорошее не нравится нам, если мы до него не доросли.
Хорошие люди хороши потому, что они недостаточно сильны, чтобы быть дурными.
Хороший человек нам приятен потому, что он не вызывает в нас ни недоверия, ни осторожности: наша лень, добродушие, легкомыслие чувствуют себя хорошо при этом. Наше хорошее самочувствие и есть то, что мы проецируем из себя наружу и засчитываем хорошему человеку как его свойство, как его ценность.
Христианское решение находить мир безобразным и скверным сделало мир безобразным и скверным.
Человеку дана надежда, чтобы он, несмотря на все мучения, не бросал жизнь.
Человеку нужна цель, – и он скорее захочет стремиться к небытию, чем стремиться ни к чему.
Человеческие ценности реализуются в высших экземплярах человеческого рода, которые только и могут поддержать в человечестве веру в человека.
Человечество является скорее средством, а не целью. Человечество – это просто подопытный материал.
Чем больше человек молчит, тем больше он начинает говорить разумно.
Чужое тщеславие приходится нам не по вкусу только тогда, когда оно задевает наше тщеславие.
«Это не нравится мне». – Почему? – «Я не дорос до этого». – Ответил ли так когда-нибудь хоть один человек?
Я не понимаю, к чему заниматься злословием. Если хочешь насолить кому-либо, достаточно лишь сказать о нем какую-нибудь правду.
Я пришел помочь вам, а вы обвиняете меня, что я не хочу с вами плакать.