Читать книгу Калибр имеет значение? - Дмитрий Казаков, Вадим Панов - Страница 3

В деревне было двести пятьдесят мужиков, почти полтысячи баб с детишками, три сотни ружей. И Михалыч.

До райцентра можно было добраться часов за восемь по реке. Что зимой по льду на снегоходе, что летом по извилистой глади таежной речки на лодке. Дорога давно уже осталась исключительно в памяти старожилов. Как закрылся леспромхоз, надобность в ней отпала. Вышка сотовой связи, установленная где-то между деревней и райцентром, накрылась года три назад. И найти базовую станцию ремонтная бригада так и не смогла. Вначале искали вышку, а потом потерялась сама бригада. Пока искали бригаду, забыли о вышке. Так все и осталось.

Потому новости доходили неспешно, со скрипом. Но обстоятельно. Если дошли, то как кедровой шишкой по темени.

Старожилы говорили, что тысяча девятьсот семнадцатый год тут дружно и мирно прозевали. Только в двадцать первом что-то там докатилось. О девяносто первом узнали через год с небольшим. А девяносто третий вообще не заметили.

Все было как всегда. И ничего не менялось.

Вот только Михалыч появился.

Участковый Володя Шарапов как раз прогуливался по обрывистому берегу речки, где детвора занималась чем-то очень важным, сгрудившись вокруг старого ведра. Из толпы юных деревенских жителей доносилось увлеченное сопение, тихие переругивания «Дай я! Да ты не умеешь!» и звонкие удары по металлу.

– А ну-ка, раз-зойдись! – негромко скомандовал Шарапов. И протиснулся к многострадальному ведру.

Два пацаненка – острые, красные от мороза носы еле выглядывали из пушистых шапок, варежки сброшены для удобства и лапки покраснели от мороза и снега – художественно дорабатывали старое цинковое ведро. Из всех инструментов у них был только гвоздь-«двухсотка» да толстый обрубок доски.

– Что задумали, сознавайтесь?

– Дядь Вова, да мы это, хотим горку сделать…

– Ага, водой залить, – подхватил второй.

– Таскать воду замучались. Вот дырки делаем, чтобы этого вот равномерно… воду распределять. Как лейкой!

Участковый рассмеялся:

– А как воду донесете с дырками-то в ведре, чертенята?

– А у нас второе ведро есть. Санька с своими будет одним ведром сюда воду тягать, а мы будем склон заливать.

Шарапов усмехнулся в усы. Подумал было устроить пацанятам урок, как правильно ледяную горку делать – и что для этого совсем необязательно дырявить ведро. Но потом решил не портить детворе удовольствие. Сами придумали, сами сделали – а насколько это удобно, да какая разница. Вот как у них глаза блестят.

Разве что помочь немного можно.

– Давно делаете? – поинтересовался участковый.

– Да уже полчаса долбемся, – пробурчал кто-то сбоку.

– И как?

В ответ угрюмое молчание. Исцарапанное дно ведра говорило само за себя.

– Ладно, – улыбнулся Шарапов. – Дай-ка я чутка помогу.

Подхватил ведро, понес его к ближайшей мощной сосне, прислонил к стволу и основательно набил вокруг снега. Утоптал, чтобы ведро не улетело по склону.

– А теперь все дружно убежали во-он за тот пригорок. И чтобы я даже шапок не видел. Брысь!

Ребятня гурьбой побежала исполнять приказ. Шарапова они боялись и любили. Одновременно. Он один-единственный в деревне мог дать ремня, кроме самих родителей. А те ему за это еще и спасибо говорили. Что не проглядел дурости малолетнего чадушки – как к родному отнесся, научил уму-разуму, уберег и проследил. Не только добрым словом, но и длинным служебным ремнем. Впрочем, сам Шарапов к таким методам прибегал редко. Доброе слово ему больше нравилось – более характеру соответствовало. Да и ребятня чаще всего шалила легко и по-доброму, практически без серьезных последствий. То ли места такие, то ли люди, то ли возраст.

Шарапова отправили сюда десять лет назад в наказание – за слишком строгие принципы, не сочетающиеся с работой в столичном регионе. Жена сразу отказалась от роли декабристки и за неделю до отъезда перебралась к бывшему одногруппнику, который стал стартапером, майнил биткойны и сразу повез отдыхать в Пхукет. Шарапов погрустил в этой глуши месяца три. Даже запить пытался, но неудачно. А потом ему понравилось – и место, и люди, и новая работа. И высочайшее разрешение покинуть место ссылки, которое пришло на его имя два года назад, отверг не задумываясь.

Тут были особые места. Хорошие люди тут задерживались. Плохие не приживались. Пустые проезжали мимо. Даже Михалыч, казалось бы, ему-то что тут долго быть-поживать, а все равно обжился прочно и обстоятельно.

Когда Шарапов убедился, что юные башибузуки попрятались и даже не пытаются подсматривать, легко вскинул руку и выдал один пристрелочный. А когда убедился, что ведро стоит надежно и укатываться не собирается, дал четыре «флешки» по два выстрела почти без паузы. Подумал еще, как бы Михалыч не заинтересовался. А то еще придет проверять – объясняй ему на пальцах, что Шарапов нарушил все мыслимые инструкции, и вроде бы так нельзя, но тут это можно. Да и малышне веселее будет. Михалыч-то поймет. Он всегда понимает. А в последнее время все лучше и лучше.

И только участковый собрался торжественно передать технично продырявленное ведро детворе, как из-за лесистого поворота, по льду речушки на двух снегоходах появились гости.

– Н-да, – пробормотал Володя Шарапов. – Не ждали, не гадали. Только бы и вправду Михалыч не пришел.

В «Боржч», единственный бар-ресторан на всю деревню, а по совместительству еще и продуктовый магазин, набилось человек пятьдесят. Таким табором даже на свадьбы тут не собирались. По идее, можно было бы и семьдесят впихнуть, если часть гостей по стенам развесить. Слишком много народу в одном месте – явный повод, чтобы кому-то стало скучно. А где скучно, там в шутку кто-то кого-то толкнет. А там и затрещина. В общем, по итогам пойди разберись, кто кого и зачем. Зато потом всем стыдно.

Втиснуться в большой зал больше ни у кого не получалось, и потому еще человек сорок бродили на улице от большого любопытства. Не каждый день в деревню прикатывают столичные гости – торговый агент концерна «Калашников» в лыжном комбинезоне, батюшка в толстой шубе и с золотой цепью под ней, прям как дуб у Александра Сергеевича, сотрудник полиции в зимнем камуфляже и блондинистая сотрудница банка с муфточкой, в пушистой меховой шапочке, в белой шубке и в сапожках на шпильках. Кордебалет внешнего мира с неведомой программой.

Владелец магазина-ресторана Кирилл Панов, программист и бизнес-тренер, лет пять назад сбежавший из столицы от, как он утверждал, «вейпов, сигвеев и геев», быстро навел порядок, вывел на улицу с десяток самых шумных и любопытных – и тем самым освободил для гостей свободный пятачок за одним из столов. И Панов, и Шарапов по известным причинам крепко не любили стартаперов, биткойны и нетрадиционно сексуально ориентированных – потому сразу нашли общий язык и крепко сдружились. И не раз уже друг друга выручали.

– Добро пожаловать, гости дорогие, – Кирилл сам и разбил лед молчания.

Он-то понимал, что гости немного оробели после мороза, а заодно от активного местного любопытства. Бородатые, крепкие мужики, весело переглядывающиеся и вполголоса спорящие, подмигивающие зардевшейся от смущения финансисточке да обступившие со всех сторон. Не так уж часто в деревню, у которой и названия-то не осталось, наведывались гости. Нет, во внешний мир местные регулярно выбирались – кто поторговать добычей с охоты и рыбалки, кто на вахте поработать в местах дальних, кто «диким гусем» по миру полетать. А вот внешний мир заглядывал сюда редко. Обычная российская глубинка, совсем-совсем глубинка – которая не менялась десятилетиями, а порой и столетиями.

Незнакомый полицейский, гладко выбритый, в отличие от стоящего неподалеку участкового Шарапова, натужно откашлялся и начал:

– Господа…

Из толпы слаженным хором голосов в пять-шесть:

– Мы всех господ в семнадцатом. Тут только товарищи остались.

В задних рядах отчетливо хохотнули. Батюшка, раскрасневшийся с мороза, поперхнулся и еще больше побагровел. Шарапов засмущался и укоризненно глянул на расшалившуюся галерку. И тут же наступила внимательная тишина. Участкового не то чтобы боялись, но уважали и любили. А тут видно, что человеку неудобно, начальство приехало.

– Позвольте представиться. Майор Сердюков Эдуард Анатольевич. Это сотрудник концерна «Калашников» Егор Пугачев. Отец Николай. И специалист по потребительским кредитам Рита… Маргарита Корнилова. Граждане, как вы знаете, правительство Российской Федерации, учитывая высокую гражданскую сознательность населения и столь же высокое гражданское мужество, в августе сего года приняло решение легализовать хранение и ношение короткоствольного оружия среди широких слоев населения. Соответствующие изменения были внесены в закон «Об оружии»…

– А зачем? – искренне поинтересовался Федор Устинов, заядлый охотник, отвоевавший лет пятнадцать в самых разных краях земного шара и вернувшийся домой года три назад.

– Ну… – сбился полицейский.

Тут подскочил, словно наскипидаренный барсук, торговый представитель «Калашникова» Пугачев и заученно затараторил:

– Общественная концепция «Мой дом – моя крепость» была нами расширена до «Моя улица – моя крепость», и теперь вы можете не только хранить короткоствольное оружие дома, но также носить с собой. Теперь можно применять личное оружие не только при защите своего жилища, но и для самозащиты на улице. Это принципиальный момент! Наша страна к этому очень долго шла. Учли исторический опыт США и Израиля, а также новейший опыт Конго, Украины, Нигерии, Габона и ряда других стран, в которых в последние десять лет была реализована точно такая же инициатива. Наш концерн готов обеспечить всех граждан Российской Федерации удобными, простыми и надежными…

– И зачем? – опять не выдержал Устинов, удерживаясь в рамках вежливой дискуссии. Вокруг него мужики одобрительно загудели. По традиции любая инициатива центра заканчивалась чем-то странным. Потому этот неожиданный аттракцион невиданной щедрости понимания не встретил. Тут привыкли полагаться на себя. А не на что-то там мифическое, находящееся за пару тысяч километров, где, по меткому выражению Панова, одни «смузи, бьютиблогеры и трансгендеры».

Упавшее официальное знамя снова подхватил представитель власти Сердюков:

– Было принято решение вводить в легальный оборот короткоствольное оружие плавно. Вначале мастерам спорта по стрельбе, затем охотникам со стажем. И вот ваш населенный пункт в регионе давно славится умением охотников и высоким уровнем правопорядка. Администрация края оказала вашей деревне самое высокое доверие. Потому было принято решение вас…

– Обилетить первыми, – опять не сдержался Устинов. По толпе пробежали смешки.

В середине толпы кто-то басом поддержал:

– Кто возьмет «пээмов» пачку – тот получит водокачку.

И тут же подхватили соседи:

– Если не будем покупать, отключат газ.

– И свет.

– И воздух.

– У нас не «макаровы», – возмущенно и даже немного обиженно воскликнул Егор Пугачев, – у нас «глоки» семнадцатые, всемирно признанные, изготовленные по лицензии, адаптированные к российскому климату и традициям…

Народ беззлобно зубоскалил и расходился. Представление оказалось скучным. Гости притащили, наверное, самое бесполезное, что только можно было придумать в этих краях. Это Шарапов ходил с табельным ПМ, ворон пугал да ошалелых зайцев отстреливал. К слову, за это охотники его отдельно уважали – это ж надо уметь из пистолета зайца отловить. Или белку. Или ворону. Но Шарапову по службе было положено с «макаровым» – больше никто такими извращениями не страдал.

Вслед разбредающимся местным еще что-то тараторил торговый агент «Калашникова», даже батюшка отогрелся и что-то вещал басом. Но их уже не слушали. Разве что на Риту оборачивались и одобрительно поглядывали. Тут ценили красивых девушек. И то, как она смущенно краснела раз за разом, вызывало у мужиков отеческое и ласковое одобрение.

Низкое зимнее солнце, с трудом поднявшись над лесом, неумолимо скатывалось за горизонт. Небо расцветили золотисто-оранжевые ленты облаков. Часы грозились двумя часами пополудни. Наступали долгие зимние вечер и ночь – и народу нужно было много чего еще успеть.

Приезжими занялся Шарапов. Выделил им «гостевую избу». И хоть гости были очень редким, почти невероятным явлением, отдельный дом всегда отапливался и содержался в чистоте. А то всякое бывало. То поругается кто с женой и на пару дней уйдет в обиду и самоволку. То Михалыч притопает со своей дальней заимки погреться вдоволь. Не все ж ему в тайге сидеть.

А теперь и для дорогих гостей из центра дом сгодился.

Вечером в «Боржче» опять было многолюдно. Кто-то приходил, уходил, возвращался, выпивал чуток на баре. Плавно перемешивались сплетни, последние новости, вопросы и соображения. Мужики чуяли, что просто так пришлые не уйдут. Не зря они столько километров отмахали по льду речушки. Чтобы добраться в деревню, требовалось немалое упорство. Ну, или упоротость, чего тоже никто не исключал.

Незаметно и тихо, несмотря на габариты, зашел Михалыч, присел у стены на свое любимое место. В самом углу, где света поменьше, зато весь зал виден. Потерся спиной и затих, греясь и чуть порыкивая от удовольствия. Кирилл отправил ему фирменное блюдо – котелок тушеной картошки со свининой и укропом по-иловайски, плошку хрустких черных груздочков и пару ломтей хлеба. Крепкого не предложил – Михалыч не одобрял.

Володя Шарапов разместил с грехом пополам гостей, поручил соседям растопить приезжим баню на вечер. А сам пришел пообедать – с этим неожиданным визитом он не то что про обед, он про завтрак забыл. Заодно планировал отловить Михалыча и как-то попробовать втолковать, что надо бы схорониться от пришлых. Зная его характер и привычку пошутить, Шарапов решил сразу разделить карбид и воду. Ну, или калий и воду. Одно отдельно от другого. Шум получится, конечно, изрядный. И народ повеселится. Но ему эти проблемы зачем?

Постепенно вечер зашел в привычную колею. Так как спутниковое телевидение и спутниковый интернет были только в «Боржче», сюда собирались различные компании по интересам. Сергей Волков опять кошмарил с планшета столичных историков на профильных форумах по теме «ургийн бичиг» и ловил на детских ошибках по периоду правления Угэдэя. Ему это никогда не наскучивало. Разве что иногда переключался на чуть менее любимую тему крито-микенской культуры.

Братья Бенедиктовы в четыре руки да с двух ноутбуков гоняли в хвост и гриву американских математиков на форуме «ScientificAmerican», подбрасывая им возможные решения гипотез Гольдбаха и Лежандра. Сегодня от скуки они устроили жаркую математическую титаномахию, утверждая, что Эндрю Уайлс – ламер, и теорему Ферма еще доказывать и доказывать. Вокруг них собралось с десяток болельщиков, советующих «давить янкесам янки».

За несколькими столами просто играли в шахматы. Большинство болтало обо всем и ни о чем, как и в прочие зимние долгие вечера.

Никто даже и не ожидал, что утренние гости решат устроить второй заход представления.

Шарапов только встревоженно завертел головой, выискивая Михалыча, чтобы увести его до того, как новенькие привлекут его внимание. Но Михалыч уже куда-то утопал – то ли в гости к знакомым, то ли обратно в тайгу.

В авангарде шел батюшка. Полные щеки его красил легкий вечерний морозец, уверенность в благой миссии и ощущение собственной значимости. За ним плелся Егор Пугачев, он же торговый агент оружейного концерна «Калашников», с двумя увесистыми пластиковыми чемоданами. Майор Сердюков шествовал налегке. Парад замыкала, окончательно засмущавшаяся и от этого выглядевшая особенно мило, специалист по потребительским кредитам Маргарита. Все внимание зала сразу же сконцентрировалось на ней. А батюшку и прочих двоих организованно проигнорировали. Даже партии в шахматы резко прекратились – ибо гостья из прекрасного далека была дивно как хороша. Как полевой цветок – тоненькая, хрупкая, светленькая и на каблучках. Шарапову подумалось, что Сергей Александрович в такой ситуации точно бы сказал: «Поступь нежная, легкий стан, если б знала ты сердцем упорным, как умеет любить хулиган, как умеет он быть покорным». И добавил бы что-то еще вроде «У меня на сердце без тебя метель». А местные мужики – поэты, историки, математики, охотники и редкостные раздолбаи – ценили красоту. Тайга, глушь и Россия вообще способствуют мыслям о прекрасном.

Но волшебство момента недолго продержалось. Деловито очистив пару столов от шахматных досок, ноутбуков и прочей мелочевки, представитель «Калашникова» Пугачев и сотрудник силовых ведомств Сердюков разместили на них чемоданы, отстегнули замки и превратили поклажу в своего рода стенды, на которых пачками крепились то ли сертификаты, то ли свидетельства в павлиньей раскраске и сверкающие голограммами. Рядом с ними крепились пластиковые карточки поменьше – ровно с такой же расцветкой.

– А говорили, что Новый год уже прошел, – добродушно пробурчали у стойки бара.

– Говорили, что и цирк уехал, – тут же отозвался кто-то.

Представитель оружейного концерна не стал выдерживать драматическую паузу и сразу же попробовал цепко ухватить внимание аудитории:

– Прямо здесь и сейчас вы сможете стать обладателем сертификата на получение личного короткоствольного оружия. Пожизненная гарантия. Три магазина и пятьсот патронов калибра девять на девятнадцать в подарок. Всего за тридцать тысяч рублей. Благословение и освящение оружия входит в стоимость….

– Погоди минутку, – прервал его Борис Ядренников, крепкий, приземистый мужик с постоянной хитринкой во взгляде и словах. Он держал две пасеки и промышлял рыбной ловлей в особо крупных масштабах. Потому часто бывал в райцентре и умел вовремя остановить неудержимый рекламный поток городских. – А если без благословения и освящения?

– Не благословляю! – моментально вмешался батюшка.

– Это ладно, – отмахнулся Борис. – Нет так нет. Я как раз об этом и говорю. Предпочитаю без допуслуг. Только классика.

– Не благословляю! – батюшка поднял палец вверх. То ли на высшие силы указывал, то ли на игральные карты, которыми владелец «Боржча» украсил потолок. Над батюшкой как раз расположились червовая тройка, пиковая семерка и бубновый туз. – У нас Россия какая?

Народ стушевался. Вопрос оказался очень широким и философским. Из толпы донеслись несколько вариантов «большая», «великая», «щедрая», «бескрайняя». Кто-то даже запел «Поле, русское поле…».

Батюшка вслед за пальцем возвел вверх взгляд и с придыханием добавил:

– Россия у нас православная!

– Минуточку, – вперед выступил владелец заведения. Кирилл Панов поставил на бар пивной бокал, который задумчиво протирал последние пару минут, подошел поближе к оружейной делегации. – Если мне не изменяет память, то статья четырнадцатая Конституции Российской Федерации гласит, что Российская Федерация – светское государство. И никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной.

– Так это когда было? – возмущенно прогудел батюшка. – Конституцию уже два года как поменяли. Теперь государство наше православное. И оружие надо освящать. Как и автомобили, недвижимость и бытовую технику. И особенно покупки в зарубежных интернет-магазинах – эти по двойному тарифу.

Кирилл ошарашенно вытаращился на батюшку. Ухватил планшет у Волкова и полез в Сеть. В помещении бара-ресторана и по совместительству продуктового магазина наступила гнетущая тишина. На экране большого плазменного телевизора игроки Ямайки беззвучно и грустно бегали за игроками Аргентины по ослепительно зеленому полю.

– И вправду поменяли, – задумчиво прокомментировал Панов через пару минут. – И когда успели? Не следили мы, мужики, за политикой. И зря, похоже. Ну, продолжайте, отец Онуфрий, продолжайте…

– Отец Николай, чадо.

– Я так и понял, отец Онуфрий, вы не обращайте внимания. Оговорился. Слушаем вас.

– При одобрении епархии и администрации региона решено стоимость освящения и благословения снизить до десяти процентов от основной цены за продукт. Это выгодное предложение.

Тут вмешалась финансисточка:

– «Храмбанк» дает выгодный кредит… – В толпе раздались смешки, и на несколько секунд девчушка сбилась. Мужики изобразили крайне серьезные выражения лиц, чтобы не смущать Риту, и она после паузы продолжила. Но уже как-то неуверенно и тихо: – …На двадцать четыре месяца. Двенадцать процентов годовых. Достаточно подписать договор…

Девушка помахала в воздухе одним из тех самых разноцветных листов, которыми были набиты чемоданы-стенды:

– Кредит распространяется и на стоимость услуг по освящению и благословению. Прямо сейчас вы можете заключить с нами договор…

Тут под красноречивыми, скептическими взглядами она совсем затихла. Даже отступила на пару шагов.

– И получить на руки в райцентре современный и безотказный, произведенный по лицензии из российских комплектующих под присмотром западных специалистов «глок-семнадцатый». Лучший выбор для современного российского гражданина… – помог Рите торговый агент концерна «Калашников».

В это время очень задумчивый Панов пристроился за стойкой, ухватив со стены гитару. И что-то мрачно наигрывал, даже не поднимая взгляд на происходящее действо. Три минорных созвучия Em, затем Emsus4 и снова Em. И опять с ми-минора по кругу. Чувствовалось, что происходящее заставило Кирилла о чем-то основательно и глубоко задуматься.

Презентация как-то сама собой затихла. Все уже было сказано и показано. Но энтузиазма у местных не было ни на полушку. Скорее скука, еще более глубокая, чем во время утренней встречи. Пришлые никак не могли понять, что в этих краях и для этих людей товар, который пытались откровенно втюхать, да еще и под кредит, был попросту лишним, почти что бесполезным. Все равно что медведю летом рыбу и мед продавать. К тому же огорчало явное ощущение, что пытаются поиметь в государственном масштабе и в обязательном порядке. А у местных нюх на подобное отношение был стопроцентный, помноженный на естественную недоверчивость деревенских к городским и жителей регионов к столичным.

Ситуация явно зашла в тупик. Мужикам просто по-душевному не хотелось посылать гостей прямо и грубо. А заморские купцы никак не могли понять, почему реакция на презентацию отличается от ожидаемой примерно так же, как реакция туриста, летевшего на Бали, но почему-то прилетевшего глубокой январской ночью в Сыктывкар.

Владелец помещения решительно отставил гитару, поднялся. И громко обратился к гостям:

– Спасибо вам за презентацию. Дело серьезное, обдумать надо.

Мужики согласно загудели – такой вариант разрешения странной ситуации всех устраивал. Вдруг городские к утру сами что сообразят.

И Кирилл продолжил:

– Баня для вас уже готова. Ужин вам доставят. Отдыхайте, гости, после дороги, отсыпайтесь. А завтра с утра, кто надумает, тот вас и найдет. До соседей мы новости ваши и предложения доведем. Спокойной ночи, отец Онуфрий.

– Я отец Николай…

– Вот и я о том же… Ужин за счет заведения. И доброй ночи.

Когда гости, немало обескураженные, наконец ушли, Кирилл поймал Володю Шарапова и строго спросил:

– Ты с Михалычем поговорил?

– Да я его поймать не могу.

– Поговори. Пусть Михалыч у себя отсидится. Не к добру они приехали, ой не к добру. Жили-были мы, никого не трогали. А теперь этих надо как-то так спровадить, чтобы они со своей электрификацией всей страны… в смысле, короткостволизацией сюда более не лезли.

– Думаешь, не поймут, если просто поговорить? – тоскливо спросил Шарапов.

– Володь, я оттуда, ты оттуда. Откуда им понять? У них в голове ипотека, коучи, биткойны. Говорить не о чем. Они нас осчастливить приехали. А мы грустные и от счастья отказываемся.

– И то верно, – вздохнул Шарапов. – Пойду сову подстрелю. Малышня уже два дня просит чучело сделать в школьный театр.

– Доброй охоты.

Мужики восприняли последние новости не то что с тревогой, но с определенной задумчивостью. Большой мир неожиданно влез к ним – без спросу, еще и наследил в прихожей. Хорошо хоть стены похабными надписями не обрисовал. Местные посовещались и попросили Кирилла теперь включать телевизор не только во время спортивных матчей, но и во время выпусков новостей. А то бесполезно не интересоваться политикой. Она сама к тебе придет – так лучше уж подготовиться. На возражения Кирилла, что по центральным каналам одни «перхоть, месячные и кариесы», коллективный разум мрачно ответил «надо». И Панову пришлось нехотя согласиться. Лучше заранее знать, что и как они там в столицах наменяли. Сегодня Конституцию подправят, завтра Землю плоской назовут, а после и законы Ньютона отменят. И потом скажут, что охоту без десятины не благословляют.

Тут недалеко за окном сухо щелкнул сдвоенный выстрел.

Все прислушались. Больше выстрелов не было.

– Шарапов? – спросил кто-то.

– Ага, – кивнул Панов. – Малышне сову пообещал добыть.

– Стрелок, – уважительно прогудели в толпе.

Утренней презентации так и не довелось случиться. Вечером Шарапов искал Михалыча – то на его аккуратной полянке в тайге, то по соседям и знакомым в деревне. Даже к реке выходил и звал. Знал, что иногда на Михалыча нападает чисто русская тоска – и тогда садится он под сосны на берегу и смотрит из-под мохнатых игольчатых лап на далекие звезды. Но этим вечером Михалыч как будто сквозь землю провалился. Наверное, не в духе был.

– Может, и впрямь решил не портить себе настроение причудами приезжих? Да и отправился на таежную прогулку? – сам себя спросил участковый. И сам себе поверил.

Как выяснилось, зря.

Шарапов как раз подходил к гостевому дому вместе с Раисой Ивановной Кириной – владелицей местного ателье, расположенного прямо у нее дома, закройщицей, портнихой, мастером и модельером. А еще такой певуньей, что ей впору было бы в столице аншлаги собирать. Да вот не захотела уезжать в Москву. Любовь на всю жизнь – выбрала судьбу офицерской жены. Зато быстро организовала местных девушек и женщин – и устраивала каждые выходные вечера самодеятельности.

Еще издалека Шарапов заметил, как в белоснежной шубке и розовых тапочках на босу ногу резво пробежала Рита к бане. Видимо, решила умыться с утра – хорошая идея, баня быстро не остывает. А уж как ее натопили вчера – так за ночь и половина тепла не ушла.

Раиса Ивановна на ходу ругала Шарапова, что баню истопили на совесть, да никто не подумал свежее постельное белье принести в дом.

– Мужики! Бестолочи! – фыркала пожилая, энергичная женщина. Шарапов как раз тащил сумки с постельным бельем и виновато выслушивал упреки. Спорить с Раисой Ивановной было бесполезно. Армавирская казачка никому спуску не давала. Ни своему мужу, заслуженному офицеру-танкисту, с которым объездила весь Союз. Ни мужикам помоложе. Ни Шарапову. Даже Михалычу доставалось – но он обычно сразу прятался.

Только участковый захотел вставить слово в непрекращающийся поток поучений и советов Раисы Ивановны, как все завертелось. Вначале из бани донесся пронзительный девичий визг. Он набирал обороты и децибелы секунд десять. Затем дверь бани распахнулась и на улицу выпорхнула Рита, как фея из сказки о Питере Пэне. Примерно в таком же наряде – только крылышек не хватало. Розовые пушистые тапочки, полотенце, прижатое к высокой груди, и кружевные трусики с розовыми цветочками. Роскошная светлая грива развевалась, девичий крик лился звонким ручейком. Хотя скорее уж горной речкой.

– Медведь в бане! Помогите! Медве-едь!

– Михалыч! – простонал Шарапов, бросаясь к девушке. Надеясь успеть ее успокоить или хотя бы поймать.

Тут из бани – пришел погреться после таежной ночи – вывалился Михалыч. Два метра темно-бурой шерсти, черные глаза-пуговки, короткие округлые ушки и белоснежные клыки в широкой улыбке.

Михалычу было весело. Все в деревне к нему давно уже привыкли – а вот с новенькими можно было почудить. Михалыч раскинул пошире лапы и задорно рявкнул. Но с места не двинулся – зачем девушку совсем уж пугать.

Для Риты это была последняя капля. Истошно завизжав, она прямо с пригорочка, на котором и стоял гостевой дом, минуя пять ступенек лестницы, бросилась под защиту остолбеневшего участкового. И стартовала девушка настолько по-олимпийски резво, что всем телом просто влипла в Шарапова, пребольно влетела лбом ему в скулу и вцепилась руками, ногами и коготками в участкового, как весенняя ошалелая белочка в кедр.

Шарапов не выдержал такого эмоционального импульса, да и на кедр никак не походил. Потому увалился спиной в снег, только и успев, что надежно ухватить обеими руками кудрявую финансистку. А то и вправду улетит в снег да простудится – жалко же.

И тут картину испортил вначале отец Онуфрий, который выбежал из дверей дома, заверещал звонче Риты и упал в обморок. А затем майор Сердюков. У него хватило ума выхватить табельное оружие и высадить с перепугу в Михалыча патронов пять. Большего ему Шарапов позволить не мог. Совершив героическое усилие и высвободив одну руку из цепких объятий Риты, участковый технично отработал целым магазином из «макарова» в крышу дома. И широкий, тяжелый пласт снега небольшой лавиной рухнул на отца Онуфрия с Сердюковым, завалив их начисто.

И наступила тишина.

Казалось, что она длилась вечность.

Шарапов смотрел на небо сквозь пушистые завитки Риты, думал, что надо отнести девушку в дом, пока не замерзла. Но боялся встать и посмотреть на Михалыча – понимал, что если Сердюков по дури своей городской его убил, то не выдержит и прибьет полицейского. Да и любой из деревни прибьет. Не зря они всем народом Михалыча вытаскивали с того света, выхаживали, как могли, больше по наитию, чем по знанию – после того, как он раненый-перераненый, ломаный-переломаный приполз из глухой тайги. Поохотился кто-то вдоволь, поиздевался над зверем. Как раз перед этим губернаторские в деревню захаживали, консультировались, где в этих краях пострелять вдоволь зверье можно, чтобы поживописнее и побольше. Местные их вежливо послали. Но, видать, те не унялись.

Ну и пусть, что медведь. Зато мирный, да и понимает местных уж получше, чем столичная власть. И пусть зверь. Зато свой – а это на уровне кровного родства. И не важно, что морда нечеловечья. Не у всех чиновников в райцентре лица человеческие.

Тут опомнилась Раиса Ивановна:

– Лю-ю-ю-уди! Что же де-ется?! Михалыча уби-и-или! Убили!

И деревня встала на помощь. Одним движением, одним порывом. Как ледоход по весне – все как один. И мужики, и ребятишки, и бабы. Когда Шарапов встал на ноги и понес бережно Риту в дом… (Вот ведь глупая девчушка. Чего Михалыча бояться? Ну, вид медвежий. Ну, лапы длинные. Ну, пасть зубастая. Так не кусается же.) …Кирилл Панов уже склонился над Михалычем и ощупывал его жесткую шкуру.

И лишь когда участковый услышал стонущий рев мохнатого друга, сразу полегчало на душе. Если живой, значит, все нормально. Михалыч живучий. Пробираясь через высоченный сугроб на крыльце, Шарапов аккуратно пнул в челюсть Сердюкова. Не удержался. И еще более аккуратно, как букет с тонкими и нежными полевыми ромашками, пронес Риту через весь дом, уложил на диван, укрыл пледом и сказал:

– Не надо бояться Михалыча. Он добрый, он свой. Ты отдохни пока, милая, я скоро вернусь. Все будет хорошо.

И ушел, чувствуя, как его согревает уже не перепуганный, но удивленный и даже чуть восхищенный девичий взгляд.

На крыльце Шарапов взял вначале за шкирку отца Онуфрия, вытащил из сугроба, встряхнул и прислонил к стеночке. Затем ту же самую операцию провел с майором Сердюковым, только перед этим пистолет отобрал и подальше выбросил. А затем оглянулся, недобро улыбнулся и проникновенно сказал:

– Смотри, майор… Смотри и запоминай.

На крик Раисы Ивановны собралась если и не совсем вся деревня, то точно большая ее часть. И так как мужики услышали, что кого-то убивают, то пришли во всеоружии. «Мосинки», двенадцатые «вепри», «тулки», пятьдесят восьмые «ижи», у кого-то даже «сайга» четыреста десятая, у многих СКС. Впереди стоял Федор Устинов, любитель экзотики, с СВТ. Жители деревни смотрели мрачно и серьезно. Только что пытались убить одного их них. А значит, шутки кончились. И пофиг, что у Михалыча не особо вид человеческий. Он свой. И точка.

– Кирилл, что там? – не отрывая взгляда от осознавшего и побледневшего до синевы Сердюкова, негромко крикнул Шарапов.

– Все путем, лейтенант. Михалычу повезло. Этот столичный поц даже стрелять нормально не умеет. Одна в плечо, одна цепанула по ребрам. Жить будет.

– Слышал, дурак? – вопросил Шарапов и встряхнул Сердюкова так, что у того зубы цокнули. – Везучий ты. Косорукий и везучий. А теперь посмотри вокруг и задумайся – нужны нам тут твои короткоствольные пукалки по лицензии и кредиту или нет. Мы можем разве что твой «глок» тебе противоестественно засунуть и провернуть, чтобы след от мушки навеки прочертил у тебя в извилинах самое главное правило стрелка. Думай, куда и в кого стреляешь. А только потом стреляй.

Подумал и добавил:

– Вы у себя там легализуйте что угодно и сколько угодно. У нас давно уже все есть – официально и по закону. И большего нам не надо. И вас нам тут тоже не надо.

Провожали гостей так же дружно, всей деревней. Чтобы сохранить солидность момента, точно так же при оружии. Шарапов провел краткий инструктаж Сердюкову, чтобы тот окончательно понял, что можно, а что нельзя писать в рапорте. И что будет, если он в чем-то ошибется – случайно или намеренно.

Рядом обиженно поревывал Михалыч – бинты на нем смотрелись немного смешно. Все равно что старый дуб блестящим новогодним «дождиком» обмотать.

Усадили на снегоходы Сердюкова, представителя концерна «Калашникова» и отца Онуфрия – тот уже даже не пробовал исправлять на Николая, покорно соглашался на Онуфрия. И провожали улыбками и многостволием, пока два снегохода в снежной, искрящейся пыли не канули за поворотом речки.

– Думаешь, не вернутся? – недоверчиво спросил Панов.

– Нет, – убежденно ответил Шарапов. – Что они расскажут? Что на них напал тут медведь, его защищали всей деревней, а они сами бросили в поселке диких охотников и таежных отморозков молодую девушку?

Рита прижалась к его руке. Стояла тихо и скромно – слушала. Только краснела каждый раз, когда местные подходили раз за разом, здоровались, поздравляли и добродушно привечали «Добро пожаловать!». Хорошие люди тут всегда остаются. Плохие уходят.

Сапожки на шпильке специалист по потребительским кредитам уже сменила на удобные валенки. И не отходила ни на шаг от Шарапова. Только иногда жалостливо касалась лица участкового кончиками пальцев и тяжело вздыхала. Красиво прыгнула в объятия – ничего не скажешь. Теперь у Шарапова расплывался здоровенный фингал, создающий ему эдакий залихватский разбойничий вид.

– Ну и рожа у тебя, Шарапов, – не выдержал Панов. Рядом заухал Михалыч. Медведь опасливо придерживал лапой повязку на раненом боку. Рита еще больше покраснела.

– Дядь Володь, а дядь Володь, а сбейте во-он ту ворону! – малышня, шмыгая носами, подобралась озорной толпой к участковому и направила к нему двух самых смелых парламентеров.

– Я ж вчера вам сову сбил! Ворона-то вам зачем?

– Так сова нам для театра. А ворона для кабинета биологии. Учительница дала задание чучело сделать.

– Закрой уши, милая, – обратился Шарапов к Рите. Девушка умилительно зажмурила глаза. Залезла под меховую шапку ладошками и закрыла уши.

– Дядь Вов, а дядь Вов, а почему вы, как папка, с ружьем не ходите?

– Потому что ПМ – это компактная дрель для дистанционного создания отверстий в различных материалах, иногда в воронах. Когда у всех настоящее оружие, кому-то и с дрелью ходить надо. Для разнообразия и вселенского равновесия.

Бах!

– Ура-а-а! Васька, тащи ворону в школу.

Откуда-то из-за спины донеслось уважительное:

– Стрелок.

И одобрительно заворчал Михалыч.