Читать книгу Вояка среднего звена - Дмитрий Казаков - Страница 6
Глава 5
ОглавлениеВ эту сторону нас доставили на самолете, с комфортом, а обратно пришлось топать ножками – обычное дело. Вот только дорога после двухдневного ливня обернулась канавой с жидкой грязью, а чаща на обочинах «гостеприимно» встречала шипастыми ветками и чавканьем болота под ногами.
В грязи хотя бы нельзя утонуть, и в ней не водятся черные черви, способные обглодать человека за пять минут.
Поэтому мы час за часом монотонно чавкали нижними конечностями, полупустые рюкзаки казались свинцовыми. Небо закрывала плотная пелена из туч, и время от времени начинало моросить, и тогда я невольно втягивал голову в плечи, вспоминал закончившееся только утром буйство стихии.
Естественно, я так и не догадался, кто напал на меня во мраке, но с подозрением смотрел чуть ли не на каждого, исключая Равуду – этого гада орден Трех Сил не мог купить ничем. Вздрагивал при каждом шорохе, боялся даже задремать, и ни секунды не чувствовал себя в безопасности.
Если этого хотел ночной гость, то он своего добился.
Топавший где-то за спиной Макс одну за другой исполнял песни Пугачевой, начиная от «Арлекино» и заканчивая ее дуэтом с Галкиным, и я с тоской думал – что вот так, два мужика, взяли и поссорились на пустом месте. И как возвращать дружбу – вообще неясно. Дю-Жхе командовал своими людьми, Юнесса осваивалась в роли десятника, и давно я не был в таком одиночестве.
От тоски в какой-то момент я решил позвонить жене – вдруг она оттаяла, выйдет поговорить. Заставил себя позабыть о том, что в ботинках хлюпает, что голени и спина ноют от усталости, не слышать шелеста мокрых листьев на ветру и мрачных реплик соратников.
У меня все получилось… кроме одного.
Юля не захотела со мной разговаривать – раз, второй, третий меня ударило с такой силой, что я пошатнулся и едва устоял на ногах.
– Эй, что за беспредел? – меня схватили за плечо, и я обнаружил рядом Ррагата.
Круглое лицо его, все в чешуйках и родинках, выглядело обеспокоенным.
– Нормально, дело такое, – я попытался изобразить улыбку, хотя судя по виду собеседника, у меня получился скорее оскал.
Грунтовка закончилась примерно через километр, уперлась в брианскую дорогу из серых плит, и мы воспрянули духом. Но тут же пришлось отступить к обочине, чтобы пропустить ревущие транспортеры, набитые бойцами – тяжелые шлемы, мощная броня, явно какое-то элитное подразделение.
Один из транспортеров резко вильнул, остановился рядом с нами, клацнула открывшаяся дверца кабины.
– Чтоб я сдох, – пробормотал я, глядя на того, кто из нее высунулся.
Легат Зитирр тяжело спрыгнул на землю, и улыбнулся мне так ласково, как улыбается жертве палач – оценивая толщину ее шеи, крепость позвоночника и угол, под которым надлежит обрушить секиру.
– Вольно, – прорычал он, и мои бойцы расслабились.
Но вот я напрягся еще сильнее – что ему от меня надо, чего он прилип ко мне как репей?
– Вот я думаю – сразу глаз тебе в жопу засунуть, или подождать немного, – объявил Зитирр, подойдя ко мне. – Держи, тебе еще одно послание от высокородного принца… Полюбил он тебя всей душой. Руку давай!
Отмазаться от приказа я никак не мог, и новое кольцо оказалось у меня на пальце. Опять передо мной возник Табгун в понтовом мундире, высокомерный, злобный и страшный, точно голодный тираннозавр.
– Пришло время большой… игры, – начал он, – Гегемон, да править ему тысячу лет, не проживет и месяца, он уже не понимает, кто он такой и в каком мире находится… Упокоившимся – покой, тем же, кто остается – борьба за трон. Стервятники слетаются. Помни, что и ты не останешься… – в стороне. Тебя убьют, как только все раскроется. Сохранить твою никчемную жизнь могу только я.
Голова у меня пошла кругом – сначала он обещает меня прикончить, а теперь обещает сохранить жизнь? и какое отношение я имею к этой возне среди высокородных кайтеритов, дерущихся за власть? что должно открыться, чтобы меня захотели немедленно прикончить, да и за что меня убивать?
Дайте мне Обруч на пару деньков, отпустите домой, и больше мне ничего не надо!
Табгун смотрел на меня испытующе, и хотя я понимал, что это только изображение, я все равно ерзал под его взглядом.
– Помни, о чем я тебе сказал. У тебя есть немного… времени, чтобы решить. Присоединяйся ко мне. Если откажешься, то смерть смертных покажется тебе легкой прогулкой.
«Да не хочу я к тебе присоединяться, морда ты лошадиная! – хотелось заорать мне. – Оставьте меня в покое! И какого хрена вы все тут изъясняетесь загадками, чтоб я сдох восемнадцать раз?».
Но на этом видение кончилось, и толстые пальцы Зитирра сорвали кольцо у меня с пальца.
– Понял? – спросил тот. – Рожа у тебя такая, словно грибов обожрался, гыгыгы!
Краем глаза я заметил, что рядом с нами остановился еще один транспортер, из него выбрался кто-то невысокий и коренастый.
– Что за цирк? – поинтересовался Шадир резко. – Десятник в чем-то провинился?
– Ты можешь отправиться со мной прямо сейчас, – Зитирр не обратил на трибуна внимания, только дернул щекой. – Иначе… иначе в следующий раз мы поговорим иначе. Вкуриваешь?
И он хлопнул в ладоши, огромные, мозолистые.
– Куда отправишься? – Шадир подошел вплотную, оттер меня плечом так, чтобы оказаться между мной и легатом. – Этот боец вам не подчиняется, и я его никуда не отпущу. Приказ наварха – только тогда.
Трибун покачивался с носка на пятку, и даже со спины было видно, насколько он зол.
Зитирр посмотрел на сородича-шаввана, подняв брови.
– Ты не лезь в серьезные игры, маленькая мошка, а то твой глаз сам знаешь, где окажется, – посоветовал он. – А ты, – бешеные зенки обратились на меня. – Хорошо думай. Быстро думай.
И развернувшись, он зашагал к своей машине.
– Что он хотел? – Шадир повернулся ко мне. – Что это за акробатические номера? Конкретная ерунда!
– Если бы я знал, – я покачал головой.
Признаться в том, что сам Табгун, родич Гегемона, шлет мне личные послания? Невозможно! Трибун решит, что я сошел с ума и у меня мания величия!
– Не доверяешь, – сказал он, оглаживая подбородок. – И зря. Я мог бы тебе помочь. Ладно, сейчас подойдут транспортеры, загрузимся и до линкора… Пока отдыхайте.
– Есть, – ответил я.
Ну хоть дальше не пешком, и то хорошо.
* * *
– Знааачит так, – Равуда смотрел на меня со злой радостью в алых глазах, и это очень мне не нравилось. – Комуу я могу поручить такое важное и ответственное дело? О да, да… Мне ли не знать?
Мы снова были в трюме, между контейнеров и ящиков, и в брюхе у меня назойливо урчало от голода.
Нас привезли на линкор какой-то час назад, и тут же началась безумная суета. Никакого тебе отдыха или даже душа, кидай оружие, и побежали таскать новые грузы, надрываться и потеть.
– Вот этот штабель, – кайтерит показал на уходящую под потолок колонну из ящиков, – нужно перетащить вон в тот угол… и сделать это, – он улыбнулся, блеснули белые зубы, – ровно до отбоя… инаааче наказание. Займется этим Егорандреев и его бойцы, остальные свободны.
– По почему? – не удержался, выпалил я, сжимая кулаки.
– Что «почему»? – спросил Равуда.
– Если навалиться всем, то успеем, чтоб я сдох! А мы будем возиться до завтра!
Еще я не понимал, зачем перетаскивать штабель с места на место, что это либо выдумка нашего центуриона специально для меня, либо очередной бессмысленный армейский приказ в стиле «круглое носить, квадратное катать», смысл которого не объяснит даже тот, кто его отдал. Зато четко осознавал – задачу мне выдали невыполнимую, собственными силами мы провозимся до утра, и пропустим не только ужин, но и завтрак.
А жрать после сегодняшнего марша по грязи хотелось неимоверно.
И еще – ночью я бы не отказался снова поохотиться за Обручем, если смогу оторвать себя от кровати, конечно.
– Это прикааааз, десятник, – едва не пропел кайтерит.
И вот тут у меня сорвало котелок.
– Да идите вы в жопу со своим приказом! – заорал я, наслаждение бешенства накрыло меня с головой. – Охренели совсем! Может быть мне еще и стены в серый цвет покрасить?! Стрельбище пропылесосить!?
– Если я прикажу, то ты будешь это делать, – вставил Равуда, пока я набирал дыхание для нового вопля.
Бойцы смотрели на нас с откровенным ужасом, кайтерит же наслаждался происходящим. За его спиной хихикал в кулачок Молчун и тупо моргали два здоровяка, каждый больше меня в полтора раза.
– Да вы охренели… – на вторую вспышку у меня сил не хватило.
И наверняка усталость спасла меня от опрометчивого решения – съездить этому гаду по физиономии, да покрепче. А ведь это вышло бы нападение на собственного командира, за которое и в мирное время трибунал и расстрел, а в военное – тот же расстрел безо всякого трибунала.
– За дело! – рявкнул кайтерит. – Или ты не подчинишься приказу?
– Нет! – и я показал ему фигу.
– Отлично, – Равуда даже просиял. – В карцер его!
И те самые двое здоровяков двинулись на меня, один справа, другой слева.
– Эй, вы чего! – едва успел вякнуть я, руки мои весьма болезненно завернули за спину, в плече хрустнуло, я обнаружил, что смотрю в пол и не могу распрямиться. – Твою мать! Отпустите!
– О нет, – голос Равуды полнило довольство. – Приказы тут отдаю я, и я тут командир, – тут он нагнулся к самому моему уху и добавил шепотом. – Я же обещал, что ты повесишься? Обещал? И я свое слово сдержу. В карцер его.
И меня потащили прочь, согнутого, кипящего от злости и унижения.
Закрылись за нами двери лифта, тот с гудением поехал вниз, я оказался в слишком хорошо знакомом коридоре. Брякнул замок, в нос ударил тяжелая спертая вонь камеры-одиночки, где из всей обстановки дыра в полу да лампочка на потолке, которая будет светить тебе всегда по заветам Ильича.
Меня пихнули вперед, я выставил руки, чтобы не расквасить нос о стену.
– Суууки… – прохрипел я, разворачиваясь. – А ну-ка, где вы там?
Но дверь уже закрылась, и те, кто меня сюда притащил, наверняка торопились прочь. Да и они, если подумать, тоже исполняли приказ, и виноват во всем был только Равуда, мерзкий, отвратный подонок!
Я сжал кулаки, собираясь кинуться на дверь, и тут силы меня окончательно покинули. Голова закружилась так, словно ее отвинчивали, и я буквально сполз спиной по стене, опустился на холодный пол.
Какой я уже тут раз? Третий?
Но сейчас меня никто не выручит, никакой Диррг на выручку не придет…
При воспоминании о сержанте-технике из памяти выплыли те шавванские блюда, которыми он меня угощал: тонкие, как веревки, острые колбаски, сплошь капельки жира и зернышки специй, жуешь целым пучком, и слюна буквально капает на пол; лепешки, начиненные хрустящими, поджаренными фруктами, но при этом не высушенными, а очень сочными, как яблоки только с дерева; прозрачный, точно из хрусталя вырезанный цветок с голубыми огоньками внутри – никогда не догадаешься, что это вообще нужно есть, что это не украшение, а деликатес чуть ли не со стола Гегемона. Диррг притащил эту штуку в лазарет, где я восстанавливался после раны, когда Равуда едва не пристрелил меня, и на вкус она оказалась невероятной, каждый лепесток таял во рту, оставляя сложнейшее послевкусие.
Эх, сержант, не болезнь свела тебя в могилу, как ты боялся, а пуля.
Некому придти мне на помощь, и хотя я могу «позвонить» Максу прямо из головы, тот тоже вряд ли захочет меня выручать, он точно на меня обижен, и остальные вряд ли рады тому, что их заставили работать больше… Может явиться Котик, само собой, но вряд ли он прогрызет двери камеры и вытащит меня наружу.
Головокружение отступило, и я немного пришел в себя, чтобы с новой силой ощутить проклятое одиночество.
– Юля, Юля, – забормотал я, – ответь… ты не представляешь, как ты мне нужна… Ответь же!
Раньше я всегда мог положиться на жену, на то, что она меня поддержит, а теперь эта подпорка рухнула. Остались на Земле мать, друзья, но до них я никак не доберусь, даже если выскочу из собственной шкуры.
Я напрягся, почка с хрустом вылезла у меня из переносицы… возьми трубку, возьми!
– Чего тебе? – дружелюбия в голосе Юли было не больше, чем в прошлый раз, но самому голосу я обрадовался. – У нас все в порядке, у мамы твоей тоже. Ты возвращаешься? Когда?
– Нет, я…
– Тогда не звони, – и связь оборвалась.
Если бы я не сидел, то у меня наверняка подкосились бы ноги, но и так я ощутил, что падаю.
* * *
Юля была в том халате, который она носила, когда мы только поженились – светло-зеленый, короткий, что едва прикрывает округлую попу и оставляет на виду длинные стройные ноги. Она стояла ко мне вполоборота, грива светлых волос почти целиком закрывала лицо, и мне ужасно хотелось его увидеть.
Я тянулся к ней, пытался что-то сказать, но губы были точно заклеены скотчем. Движения выходили неловкими, медленными, меня то ли кто-то держал за руки, то ли я был смертельно пьян.
Я еще я чудовищно хотел жену, я ощущал болезненную, очень жесткую эрекцию, напряжение в паху. Сорвать этот халатик, обнажить тело, которое я знал до последней родинки, зацеловать ее так, чтобы Юля застонала, открылась навстречу мне, сама не захотела отпускать, и взять ее раз, другой, третий, на сколько хватит сил.
Ощутить вкус ее кожи, запах ее пота, нежность ее ласк, раствориться во всем этом.
Я хотел, я тянулся, но ничего не получалось, и она никак не поворачивалась ко мне, смотрела куда-то в сторону.
– Ю… Юля! – наконец выдавил я, и проснулся.
Эрекция была на месте, но вот жены рядом не имелось, полыхала сверху лампочка, смердела дыра в полу. Поблескивали гладкие стены, черное уродливое пятно на полу, напоминавшее осьминога, намекало, что тут кто-то истек кровью.
Я с трудом сглотнул пересохшим горлом – сон, только сон!
Сесть удалось со второй попытки, и тут же, словно на мое движение, заскрежетал замок. Я подался вперед, к открывающейся двери, внутри полыхнула глупая надежда, что за мной явилась жена.
– И снова в том же месте, ведь так? – сказал трибун Геррат, шагая через порог.
Надежда издохла с тонким писком – ну да, откуда Юле взяться на «Гневе Гегемонии»?
– Снова пытать будете? – спросил я.
– Ну нет, – контрразведчик смотрел на меня сверху вниз, и в прозрачных глазах его читалось беспокойство: уж наигранное или нет – этого я не мог понять, и даже гадать не собирался. – Ты ни в чем не обвиняешься, кроме глупого неповиновения своему командиру… Задам несколько конкретных вопросов. Но сначала попей.
И он протянул мне фляжку, которую я с жадностью схватил.
Прохладная жидкость смочила горло, и я ощутил, что понемногу начинаю оживать, что в одеревеневшем со сна теле начинает двигаться кровь.
– Спасибо, дело такое, – проговорил я.
– Не за что, – Геррат опустился на корточки, заглянул мне в глаза. – Легат Зитирр. Командир особого подразделения, что подчиняется непосредственно принцу Табгуну и выполняет такие задачи, о которых даже Служба надзора не всегда имеет полную информацию, что уж говорить о генеральном штабе? Он ведь дважды разговаривал с тобой?
– Ну, разговаривал – громко сказано, – я пожал плечами. – Несколько фраз.
– А чего он хотел?
– Он передал мне послание от принца… ну, кольцо такое на палец. Два послания.
– Да, уникатор, который невозможно взломать и прочитать, который открывается только адресату, – лицо контрразведчика было озабоченным, меж бровей залегла складка. – Что там внутри?
Я сглотнул.
Сказать правду? Или как обычно, ничего не ответить?
Много выгоды принесло мне молчание раньше, когда я изображал героя-партизана в лапах немецких оккупантов? Табгун все равно не отстал от меня, жизнь моя легче не стала. Кроме того, ничего особенно секретного принц в этот раз не поведал, и язык за зубами держать не попросил.
– Там всякая ботва была, – осторожно начал я, помня, что коготок увяз, и всей птичке пропасть, начнешь говорить, и пропадешь целиком. – Сказал, что Гегемон при смерти, что…
И я вкратце пересказал содержание двух посланий.
– Это все? – спросил Геррат. – Угрозы? Приглашение перейти на свою сторону? Честно?
– Да что вы постоянно думаете, что я вру! – не выдержал я. – Зачем мне это, блин!? Совершенно не понимаю, на кой ляд я сдался этому самому брату вашего императора и чего он имеет в виду!
Но контрразведчик, судя по недовольной физиономии, мне не поверил.
Он открыл рот, явно собираясь что-то сказать, но тут за дверью камеры послышались голоса и шаги. Она распахнулась повторно, и на пороге появился трибун Шадир собственной персоной, усталый и мрачный.
– Ха, ну и встреча? – буркнул он, уставившись на Геррата без малейшего дружелюбия. – Служба надзора! Что ей нужно от скромного десятника? Очередные фокусы и трюки?
– Я делаю свою работу, – отозвался контрразведчик. – Задаю конкретные вопросы.
– Так вперед, задавайте, – на скулах Шадира набухли желваки. – Только при мне. Очевидно же, если он в чем-то снова подозревается, то об этом должен знать я, его непосредственный командир.
Я думал, что Геррат отступит, но тот неожиданно сказал:
– Мы обсуждаем легата Зитирра. Вы ведь тоже его видели, ведь так?
Шадир хмыкнул:
– Этого урода из придворного цирка? Я сталкивался с ним на «Твердыне Гегемонии». Когда мы вели на этой планете разведку два года назад, и уже тогда эти дрессированные псы Табгуна путались под ногами.
– Принца Табгуна, – автоматически поправил Геррат, на что мой командир ответил ироничной улыбкой.
– Что он делает здесь сейчас, я не знаю, это очевидно, – продолжил Шадир. – Обстряпывает грязные делишки для своего хозяина, убирает навоз с арены и все такое… Зачем ему нужен мой десятник, – мне достался сердитый взгляд, – я тоже не знаю, вот так. Отвечать на мои вопросы Егор отказался. Вот это номер, да?
Контрразведчик посмотрел на меня, облизал тонкие губы.
– Еще вопросы есть? – мой командир откровенно давил, он, как и большинство полевых офицеров, к Службе надзора относился с презрением, и это еще Геррата на борту более-менее терпели потому, что у него имелся боевой опыт, и он, когда надо, брал оружие в руки, и защищал линкор вместе с остальными.
– Нет, – контрразведчик поднялся. – Но ты, Егор, подумай над тем, что я предложил.
Ничего он мне не предложил, и последняя фраза явно предназначалась для того, чтобы вбить клин между мной и Шадиром, посеять сомнения в душе последнего.
– У, крыса усатая, – пробормотал мой командир, когда мы остались вдвоем. – Поднимайся! Чего разлегся. Пошли отсюда.
– Я свободен? – я неуклюже поднялся, в затекших ногах закололо.
– Не только свободен, но и повышен… – Шадир хлопнул меня по плечу так, что я пошатнулся. – Полчаса назад в лазарете умер командир третьей центурии, и ее отдали Равуде. Ну а ты возглавишь вашу… знаю, что у тебя нет пятнадцатого класса, только тринадцатый… но война, куда деваться?
И тут я пошатнулся второй раз.