Читать книгу Поколение надежды. Или как я себя искал - Дмитрий Ким - Страница 6

Год в Алма-Ате пролетел быстро. Этот город мне запомнился высокогорным катком «Медео», где я впервые встал на коньки; походами с отцом в горы, где мы забирались на зелёные вершины и, наблюдая сверху за отарами овец, пасущихся на горных лугах, ели копчёное сало с чёрным хлебом. Это была самая вкусная еда на свете. По дороге назад мы могли нарвать огромных красных яблок – алматинского апорта. Или абрикосов, которые растут здесь повсюду, как берёзы где-нибудь на Среднерусской возвышенности.

У папы закончилась учёба, и мы поехали в пригород Целинограда к маминым родителям – пожить немного, пока мама и папа решат со своей дальнейшей работой.

Я был очень рад увидеть деда и бабушку. Дед Иван и бабушка Маша делали вид, что строги со мной, но я знал, как сильно они меня любят.

Дед после войны продолжил службу сначала в Кёнигсберге, а затем на семипалатинском ядерном полигоне, куда переехал из Калининграда (Кёнигсберга) со всей семьёй, которой успел там обзавестись. Сколько точно они там прожили, я не помню. Дед лишь иногда рассказывал, как во время ядерных взрывов у них выбивало ударной волной стёкла в доме – так близко от полигона находился дом. После взрыва обычно по военному городку проезжали строители, замеряли выбитые окна и двери и оперативно всё восстанавливали. Я тогда не знал, что дед в свои 58 лет был уже смертельно болен раком и что год после Алма-Аты станет последним годом, когда я буду с ним рядом.

Дед просыпался рано утром, в пять. Я обожал вставать вместе с ним. Он первым делом жарил кусок солёного сала с прослойками мяса, делил кусок пополам – себе и мне. Мы его ели с хлебом, пили чай, и дед начинал бриться опасной бритвой. Это был целый ритуал. Он неспешно правил бритву на кожаном ремне, наводил в чашке пену, устанавливал перед собой специальное зеркало и приступал к бритью. Было что-то магическое в этом процессе. Потом дед уезжал на работу, а я собирался в школу. Круто было на каникулах, когда после утреннего ритуала дед брал меня с собой в тракторно-полеводческую бригаду, где он был бригадиром. Я весь день мотался с ним по полям, катался с мужиками на комбайнах, ел вкуснейшую еду из полевой кухни и вырубался по дороге домой, а по приезде дед осторожно меня будил, и я, счастливый, брёл, спотыкаясь спросонья, до своей кровати.

Непростая была у него судьба. Травмы войны долго давали о себе знать. Демобилизовавшись с военной службы, дед с бабушкой приехал на Целину, и он долго не мог найти себя на гражданке. Работал слесарем в тракторных мастерских, землемером, кем только не работал. И пил. Пил по-чёрному. Его выгоняли с работы, он устраивал дома дебоши, лупил жену и детей. Пока в один из дней не собрал вещи и, заявив, что, пока пить не бросит, домой не вернётся, ушёл. Вернулся, по рассказам бабушки, через месяц. Другим человеком. И с тех пор к спиртному не прикасался.

Устроившись в тракторно-полеводческую бригаду механизатором, дед быстро стал бригадиром – пригодился командирский опыт. Через несколько лет его бригада гремела на весь Казахстан благодаря самым высоким урожаям пшеницы. У деда было много наград – как фронтовых, так и гражданских. О войне он никогда не рассказывал, только 9 Мая я замечал, как при звуках песни «День Победы» у него дрожали губы и по щекам текли слёзы. Его высшей гражданской наградой был орден Ленина, который деду вручили за трудовые победы. Чуть-чуть не хватило до Золотой Звезды Героя Социалистического Труда. Подкосила болезнь.

Ну а пока у нас был целый год впереди. И дед предложил заняться музыкой.

– Хочешь?

– Хочу!

– На чём хочешь играть?

– Не знаю.

– На аккордеоне будешь?

– Буду!

Так я стал аккордеонистом. Учась в третьем классе общеобразовательной школы, начал регулярно заниматься на аккордеоне. Благодаря хорошему слуху дела быстро шли в гору, и меня записали в школьный кружок. В кружке, помимо меня, были балалаечники и ещё один аккордеонист. Мы разучивали разные незатейливые мелодии и ездили по району с выступлениями. Мне нравилось. А ещё мне очень нравилось читать. С первого класса я поглощал книги тоннами. Перечитал всё собрание сказок Афанасьева, зачитывался сказками народов мира, братьев Гримм, Христиана Андерсена и многих других. Благодаря книгам я очень хорошо читал вслух. И, как говорила учительница начальных классов, у меня была хорошая дикция. Это заметили школьные организаторы и стали брать меня на разные партийные и комсомольские конференции, чтобы я с какой-нибудь девочкой со сцены читал приветственные стихи. Так и гастролировал – читал стихи, играл на аккордеоне, «пока не случилось то, что должно было случиться».

В нашем городе проходила республиканская комсомольская конференция. Съехались делегаты со всей республики, огромный Дворец молодёжи был забит битком. В президиуме заседали комсомольские и партийные лидеры Казахстана. Мне вместе с группой таких же ответственных детей было поручено приветствовать президиум и возложить (по-другому не скажешь) букет из трёх гвоздик на стол перед каждым членом.

Я выбегал на сцену первым. Добежал до края стола, встал и повернулся вполоборота лицом к залу. Дождавшись, пока выстроится шеренга, вместе со всеми прокричал приветствие участникам конференции от пионеров Казахстана. Затем мы развернулись, синхронно возложили цветы, отдали салют и побежали со сцены. Пробежав пару человек президиума, я заметил, что у одного из них нет цветов. «Не хватило?! – подумал я. – Как же так, что делать?» Я остановился посреди сцены, мозг лихорадочно искал решение. Учительница, увидев моё замешательство, остервенело замахала рукой: «Сюда, сюда! Беги сюда, придурок!» Тут я наконец сообразил. Быстро вернулся к своему коммунисту, взял у него один цветок, положил обделённому дядьке и побежал со сцены. Зал взорвался от смеха… Что потом было! Каких только слов я не услышал в свой адрес от ведущей кружка. Что опозорил всю школу. Что не достоин звания пионера. Стыдобища! И всё в таком духе. Мне стало грустно. Я осознал глубину своего падения. Опять всех подвёл. Приехав вечером домой, сказал деду, что не хочу больше участвовать в кружке и играть на аккордеоне.

– Почему?

– Мне не нравится.

Так после певческого фиаско не вышел из меня и аккордеонист.