Читать книгу Домовой - Дмитрий Кириллов - Страница 5

Проснулся он оттого, что кто-то невидимый в вечернем синем полумраке явственно цокал копытцами по полу. Домовой осторожно высунул свой длинный, шершавый, как напильник, нос из-под одеяла и в ту же секунду с грохотом уронил на пол книгу со странными картинами. Какая-то тень шарахнулась из комнаты в прихожую, затем на кухне посыпались с полок кастрюли и сковородки. Афанасий, путаясь в одеяле, вскочил, бросился с невероятной для его возраста прытью на кухню и зажёг свет. Пол был усыпан смесью из манной крупы и чайной заварки, повсюду валялись кастрюльки, плошки, поварёшке.

И тут Афанасий невольно открыл рот, удивившись настолько, кажется, впервые за последние лет четыреста. Посреди кухни, покачиваясь на своих козлиных ногах, стояло то самое чудо чудное из книги. Похоже оно было на козла и нахального, бесцеремонного мальчишку одновременно: ехидная физиономия со слегка раскосыми глазами, худощавое человеческое туловище, крепкие, мускулистые руки, кривоватые, покрытые рыжей шерстью ноги и короткий пушистый хвост. На голове у козлочеловека, подобно древнему шлему, была надета одна из рухнувших с полки кастрюль. Незнакомец дробно застучал по полу копытцами и громко чихнул. Кастрюля слетела с его головы, открыв пару козлиных рожек. Затем пришелец заговорил на каком-то странном языке. Вначале домовой не понял ни слова, а потом, словно сквозь пелену, начал медленно пробиваться смысл отдельных слов, потом больше, больше… Афанасий, понимавший доселе из чужих наречий лишь язык голубей, воробьёв да невразумительное бормотание соседа-пьяницы, что иногда заходил к хозяину клянчить на бутылку, даже не удивился таким своим способностям. Он на время утратил способность удивляться.

– Приветствую тебя, хозяин этого жилища! Полное имя моё слишком сложно для чужеземца, можешь звать мееееееня, как сам пожелаешь, – проблеял ночной гость. – Род же мой зовётся сатиры[1]. А тебя как зовут?

– Афанасий. Мефодьевич. Род мой зовётся домовые. И я тут совсем не хозяин, – ответил Афоня. Домовой потихоньку начал приходить в себя. – Веник возьми в прихожей, – ворчливо добавил он.

– Что взять, почтенный Анаси Миходич? – удивился Сатир.

– Веник. И совок заодно. И побыстрее, отрок рогатый. Я же пока чаю заварю… Посидим, почаёвничаем, разберёмся, откуда ты такой взялся. И, кстати, звать я тебя буду Сатириком.

Юмористические программы канала «Россия», наряду с криминальными сериалами, были очень любимы Афанасием.

Потом пили чай. Афоня намазывал на чёрный хлеб малиновое варенье и шумно прихлёбывал горячий чай из большой зелёной кружки. Сатиру налили чай в блюдце, поставили блюдце на стол, и он пил из него, временами отрываясь, словно дикая коза на водопое. От варенья козлоногий отказался, а вот кусок сахара взял и громко схрумкал тем манером, которым это делают лошади. Сатирик потянулся было и к герани на подоконнике, но Афанасий, быстро облизнув вымазанную вареньем ложку, треснул его по рогатой курчавой голове. Герань-то, чай, хозяйская…

Когда чайник засвистел на плите аж по третьему разу, Афанасий решил задать гостю главный вопрос: как он попал сюда, в этот мир, на эту кухню?

Сатир некоторое время хлопал глазами, как не выучивший урок школьник, затем начал бормотать, что де играл на флейте, сидя на камне, в окружении танцующих дев.

Потом у него возникло странное чувство, будто он находится сразу в двух местах: дома, на залитой вечерним солнцем поляне, и в какой-то пыльной каморке (тут домовой гневно нахмурил лоб), где на странном ложе возлежал, листая книгу, какой-то незнакомый старик, носатый и бородатый.

Афанасий крепко задумался. Мысли, словно настырные серые мыши, шуршали в его голове: «Домовой – существо сказочное, вернее, люди всегда считали его выдумкой и сами выдумывали о нем сказки. И сатир – создание не из этого мира, про таких, как он, поди, тоже немало сказок сложено. Сказки эти в книжках напечатаны. Но ведь раньше-то домовой никогда не брал в руки книг, так как дел по хозяйству всегда хватало, да и грамоте он был не обучен… А что, если так – коли он, домовой, берет в руки книгу, в коей скрывается другой сказочный персонаж, да крепко подумает о нем, невидимая и могучая сила героя этого ему из сказки и вытащит».

Домовой перевёл дух и вытер пот со лба. Надоедливые мыши – мысли в его голове – снова попрятались по норам. Как происходит это чудесное перемещение из одного мира в другой, от чего, Афоня даже думать не стал, ибо наукам был тоже не обучен.

Домовой сгрёб со стола грязную посуду, включил кран в раковине и начал старательно тереть свою кружку губкой. Отмытые тарелки и чашки он аккуратно убирал в шкаф. Сатир меж тем задремал за столом, словно набегавшийся за день ребёнок, положив голову на сложенные руки.

Надо заметить, что, хотя большинство сатиров и не являются самыми милыми и приятными существами (см. описание выше), случайный гость домового, к счастью для Афанасия, был редким исключением. Старшие сатиры считали его бездарным, странным выродком, совершенно не способным к пьянству и распутству. Его наивные проделки могли вызвать лишь улыбку. Рогатый юнец словно упорно не желал взрослеть.

– Ой, да ты совсем скапустился, дружочек мой! – Афанасий вытер руки кухонным полотенцем, развесил его сушиться и слегка потормошил своего гостя за плечо. – Время позднее, надо бы спать ложиться.

Домовой предложил сатиру на выбор свой уютный уголок за шкафом и хозяйский диван, но тот выбрал подоконник. Причём потребовал обязательно оставить форточку открытой, так как привык спать на свежем воздухе. Забравшись на подоконник, сатир подобрал под себя лохматые ноги и положил подбородок на скрещенные руки. Под мышку он сунул флейту, что случайно прихватил из своего мира. Сатир моментально задремал, не забывая, впрочем, поводить во сне своими всеслышащими ушами.

Афанасий же улёгся, старчески кряхтя, на диван, полночи ворочался с боку на бок и под утро, наконец, протяжно захрапел.

На сей раз домового разбудил звук поворачивающегося в замке ключа. Он рывком стащил с подоконника удивлённо вытаращившегося на него сатира и уволок в свой угол за шкафом, где они оба моментально, совершенно непостижимым образом, впитались в старые, ободранные обои.

В комнату вошла высокая, светловолосая девица лет двадцати пяти. На ней была короткая куртка ядовито-розового цвета, не прикрывавшая и половину дряблого, белого живота, длинные ногти на руках – того же цвета, что и куртка. Серые джинсы каким-то чудом удерживались на полных бёдрах, стремясь сползти вниз.

– Ксюха, дочь хозяина, – шепнул Афанасий сатиру чуть слышно. – Принесла её нелёгкая! Сто лет её не было. И что ей надо-то?

Домовой видел её, но не глазами, а каким-то другим, свойственным сказочным существам, образом. Видел так хорошо, что мог разглядеть пламенеющий прыщ над верхней губой.

Ксюха Новосёлова прошлась по комнате, озираясь по сторонам, задержала на секунду взгляд своих кукольных, бледно-голубых, словно нарисованных глаз на книжных полках, заставленных различными томами. Зачем-то прошла в ванную, проверила, как работает сантехника. Вернулась в комнату, поковыряла ногтем обои на стене. На лице Ксении была некая странная смесь выражения брезгливости и деловитой сосредоточенности. Пройдя на кухню, она присела на табурет, предварительно вытерев его кухонным полотенцем, и задумчиво закурила, поглядывая на огонёк тонкой сигареты.

У Афони, который не видел Новосёлову-младшую, но чувствовал её присутствие, стало как-то неспокойно на душе. Он заворочался в своём углу, под обоями, и случайно заехал локтем в крутой лоб Сатирику. Тот коротко мекнул и взлягнул ногами. Стены квартиры пошли мелкой зыбью, словно морская гладь при лёгком ветерке. От потолка кухни отделился средних размеров кусок штукатурки и шмякнулся прямо в блондинистые дебри Ксюхиной прически. Девица пронзительно взвизгнула, вскочила, опрокинув табурет, и опрометью выскочила из квартиры, держась за голову и проклиная «рассыпающуюся, гнилую конуру».

Как только дверь захлопнулась, Афанасий выбрался из своего угла. За ним, цокая копытцами, вышел сатир.

– Вот стерва, дом она к рукам прибрать хочет! – обращаясь то ли к своему товарищу, то ли к себе самому, пробормотал Афанасий. – Андрей Андреевич совсем плох, значить, эта стерва надеется… А там, либо сама въедет, либо жильцов каких пустит… Не допущу! – вскрикнул домовой, выпрямил обыкновенно сгорбленную спину и сверкнул глазами столь грозно, что даже щебечущие на своём шкафу канарейки притихли, а сатир невольно отступил назад.

– Хозяина, хозяина моего сыскать надо, куды его доктора запрятали? Посоветоваться с ним надо. Да и видеть его хочу… Скучаю, мочи нет! Поможешь старику, Сатирушка? – произнёс Афоня уже совсем другим, по-старчески жалобным голосом.

Сатир ухмыльнулся, поскрёб в затылке и энергично кивнул.

– А пока, может, ещё чаю? – домовой сделал широкий жест рукой в сторону кухни.

– Спасибо, не откажусь, почтенный Анаси! – ответил сатир с улыбочкой и бодро поскакал на кухню. Спустя всего секунду, оттуда донеслись сочный хруст и довольное чавкание. Афанасий всплеснул руками и поспешил вслед за сорванцом.

– Сатирик, кому сказано было, цветы не трогать! – крикнул домовой. На ходу, схватив со стола скомканное кухонное полотенце, он швырнул им в сатира; рогатый нахал, воспользовавшись тем, что Афанасий замешкался в дверях, успел уже сжевать едва не половину хозяйской герани. Застигнутый «на месте преступления», Сатирик, хихикая и дурачась, легко вскочил на подоконник, оттуда птицей перелетел на стол и начал там весело приплясывать, строя домовому рожи. Афанасий махнул рукой, крякнул, аккуратно повесил полотенце на гвоздик и, отвернувшись, чтобы не видеть «сатирические» кривляния, начал смотреть в окно.

– Ох, и намучаюсь я с этим мальчишкой! – думал домовой. – А с другой стороны, – он обернулся и посмотрел на Сатирика уже тепло, по-отечески, – кто ж воспитает этого рогатого шалопая, если не я? Ничего, попривыкнет малость, глядишь – славным помощником мне будет… А пока отдохну немного. Староват я для таких приключений, ой, староват…

Домовой пошёл в комнату и тихонько включил телевизор. Скоро должен был начаться его любимый детективный сериал. Афоня удобно устроился на диване и приготовился смотреть. Сатир вошёл вслед за ним и развалился рядом, на ковре. Афоня ласково потрепал его по голове и окунулся в сериальный мир погонь, драк и стрельбы.