Читать книгу Эй, просыпайтесь! - Дмитрий Красавин - Страница 3

Ученик девятого класса средней школы номер два города Лещанска Юра Рябухин до поры до времени ничем экстраординарным среди сверстников не выделялся: среднего роста белобрысый мальчуган, ни в учебе, ни в спорте не блистающий, но и в отстающих не числящийся – нормальный до зевоты. Что его сподвигло задуматься над вечным вопросом о смысле жизни – непонятно, но засел он у парнишки в голове довольно крепко.

Не найдя приемлемого ответа на вопрос вопросов и не в силах более носить его в себе, Юра попробовал поговорить со своим близким другом, Вовкой Герасимовым, таким же средненьким пареньком, как и он сам, только волос черненький да ростом повыше.

– Живи на полную катушку, вот и весь смысл, – отозвался Вовка. – Не парься!

– Да как же не париться, если не знаешь зачем живешь? – возразил Рябухин.

– Ну, коль не живется, то возьми веревку и удавись в подвале, – посоветовал стоявший чуть в стороне от них, самый хулиганистый из подростков, Саня Смирнов и рассмеялся.

– Зачем ты так? – заступился за друга Вовка. Помолчал, посмотрел на небо и, тронув Юру за рукав, развил более подробно мысль о катушке: – Понимаешь, смысл солнышка – землю греть; смысл речки – течь к морю, а люди живут – чтобы кайф ловить. Понятно?

Рябухин с тайной надеждой (с кем тут более обстоятельно можно поговорить) оглянулся на остальных ребят. Пропустив вопрос вопросов мимо ушей, они с азартом обсуждали более злободневный – как без билетов проскользнуть мимо билетерши в кинозал на какой-то триллер-ужастик. Саня Смирнов, отойдя в сторонку и подобрав брошенный проходившим мимо мужиком бычок, усаживался на спинку лавочки докуривать. Юра рассеяно перевел взгляд дальше. В кустах возле подъезда дрались воробьи. Санькина бабушка бросала им с балкона крошки, а ее кошка через балконные прутья в волнении наблюдала за происходящей внизу кутерьмой…

– Так ты понял или как? – дернул друга за лацкан пиджака Вовка.

Похоже на то, подумал Юра, что о смысле жизни мой дружок, как и я, ничегошеньки не знает. А всем остальным пацанам это вообще по барабану, и, отбив ребром ладони от своего лацкана Вовкины пальцы, ответил:

– Понял… Как не понять…

Тот хлопнул приятеля по плечу и, присоединившись к коллективу, с жаром стал излагать свой план, как отвлечь внимание билетерши, а непонятый никем из товарищей подросток решил в одиночестве побродить по городу и поразмышлять.

Вечером дома, так и не придя к какому-нибудь мало-мальски удовлетворительному ответу, Юра открыл «Как закалялась сталь» и перечел у Николая Островского его знаменитые строки о том, что жить надо, отдавая все силы «борьбе за освобождение человечества».

Задумался. Попробовал представить результат. Ну вот, освободим мы человечество. Построим что-то наподобие коммунизма. Никаких границ, никаких войн, каждому по потребностям. Хочешь джин c тоником? – пей, хоть залейся. Кино желаете посмотреть? – вход свободный, добро пожаловать! Все кругом вежливые, сытые, у всех все есть.

Вспомнилось, как, разговорившись с ребятами, как-то пожалели, что поздно родились, – не довелось с фашистами драться! Санька Смирнов тогда предложил слазить через забор в колхозный сад за яблоками. Приключение вышло еще-то! В принципе, интересное в жизни можно и сейчас найти. Но при коммунизме даже такие развлекухи станут невозможными – у всех все есть, все всем довольны.

Поразмышляв о «борьбе за освобождение» и той скуке, к которой она в итоге приведет, Юра так и не вдохновился перспективами по Островскому.

В глубинах памяти высветилась еще одна картинка. Как-то под настроение Санькина бабушка рассказывала им про бога, который выдает всем уверовавшим в него пропуска в рай. И так уж она расписывала этот рай – куда там коммунизму! Там вообще никто не будет умирать: как воскрес, так и живи веки вечные. Но за яблоками через забор слазить не удастся, так как чужих садов не будет, а заборов тем более. Волки с овцами в раю ходят в обнимку, голуби на памятники не гадят. Все идеально, никакого риска, никаких драк… В общем, еще скучнее, чем при коммунизме, но плюс к тому – от этой скуки и через миллион лет никуда не сбежишь, потому как тишь и благодать вокруг на-веч-но… Бр-р-р…

И тут Юру вдруг осенило: чтобы найти смысл своего существования, прежде всего надо четко определиться, кто такой я сам по своей сути. Кто я? Он отодвинул в сторону томик Островского. Встал из-за письменного стола, подошел к зеркалу, посмотрел на свое отражение, ощупал руками лицо, скорчил рожицу, высунул язык и произнес:

– Бе-е-е…!

Задумался: «Это я?»

Тут же возразил: «Нет, в зеркале отражается лишь мое тело. Лет пятнадцать назад оно было маленьким, беспомощным. Все клеточки, из которых оно тогда состояло, давно состарились и умерли, вместо них народились новые. Каждую секунду тысячи клеточек рождаются и тысячи умирают. Я и мое тело, определенно, не одно и то же. Благодаря телу я взаимодействую с этим миром: познаю его, изменяю, но я сам нечто большее…»

– Юра, ты к контрольной по математике подготовился? – раздался из-за дверей голос матери.

– Да, мама, – откликнулся он и тут же поймал себя на мысли, что его «я», на доли секунды вырвавшись из тела, побывало и в классе на уроке математики, и рядом с мамой.

Это внесло в мозг еще большую путаницу. О каком смысле жизни можно вести речь, если непонятно, что такое «я»? Да и вообще, можно ли это понять? Ученые говорят, что все звезды, планеты и мы, люди, – маленькие частички разлетающейся вселенной. Вероятно, разгадать до конца смысл жизни человека возможно лишь ответив на вопросы: что, зачем и почему взорвалось тогда, когда не было ни пространства, ни времени? Ответ там – за пределами всех пределов. Но как туда проникнуть и как же там без времени вести разведку? Кругом сплошные тупики…

Когда, устав от бесплодных размышлений и накрывшись с головой одеялом, Юра уже лежал в кровати, ему вдруг подумалось: «Может, встать потихоньку и пойти босиком на цыпочках с веревкой в подвал? Все вопросы отпадут…» Родители, конечно, расстроятся, сестренка плакать будет. Санька станет волосы на голове рвать, что, не подумав о последствиях, дал такой дурной совет. Мама на год, а то и больше, на валерьянку подсядет.

Картины всеобщего горя, дополняемые картинами полного раскаяния тех, кто когда-либо посмел его чем-нибудь обидеть, в какой-то мере грели душу паренька, но одновременно у него самого защипало в глазах от жалости ко всем им и к самому себе. Откуда эта жалость, если все вокруг бессмысленно? Он долго ворочался под одеялом, размышлял, пока под утро его не сморил сон. А когда ближе к полудню проснулся, в голове забегали уже другие мысли.