Читать книгу Том на отшибе. Избранные стихотворения. XXI век - Дмитрий Лашевский - Страница 4

Школьное утро

Из детства. Звездолёт

Маленькая

Новый год

Комки

Шарик

Из зала

«Несмышлёные дети…»

Доверчиво

Золотое стихотворение

У реки

 ШКОЛЬНОЕ УТРО

Месяц выпятил губу,

Смотрит исподлобья:

Твой потёртый ноутбук

С цифирною дробью,

Да истёртый каблучок,

Призрачные сани…

Через левое плечо —

С горки на экзамен.

Дрёма. Утренняя тьма.

Тихие страницы.

Горе – только от ума,

Спящего в темнице.

Где ты бродишь, милый снег?

Горка ледяная…

И бормочешь, как во сне, —

Клятву? Заклинанье?

Месяц, предо мною встань,

Вспыхнув рыжей гривой!..

Повторяется, как встарь,

И судьба, и рифма.

Три желанья, три мечты

Вечные – исполни!

Повторяется мотив

И ушастый пони.

Постепенно гаснет темь,

Скрип дверей – а дальше

Остаётся тридцать тем

И одна удача.

 ИЗ ДЕТСТВА. ЗВЕЗДОЛЁТ

Он был звездолётом.

На толстом бардовом ковре,

На тёплом и плотном,

Он был не болид, не корвет,

Не як-истребитель,

А – звёздное небо ковра —

На геоорбите

Парящий над миром корабль.

Раскинув антенны

Вращением поднятых рук,

Он мчался сквозь стены,

Забавную эту игру

Легко сделав жизнью, —

А значит, он цели искал;

И космос кружился

В туманностях дальних зеркал.

И всё отлетало,

Как млечная пыль от брони:

Он был из металла;

Сквозь гул голосов, сквозь огни,

Сквозь вечер, сквозь детство —

Какой пятилетний сюжет! —

Он нёс своё сердце —

Где чёрные дыры ждут жертв.

А в нём был не мальчик,

А принц марсианских корней,

Метелью отнянчен,

Но не примирившийся с ней.

Всё выше и выше,

Туда, где – а так ли уж твёрд —

Был звёздами выжжен

Чужой меловой небосвод.

Всё глубже и глубже

Сквозь кубики, карандаши

Он нёс первый ужас

Восторженной, нежной души.

Гудели квазары

Пчелиным подобием люстр,

Он думал в азарте:

«Нет, я долечу, не свалюсь!»

Созвездья сливались

В сплошное цветное кольцо,

И вдруг появлялось

Из гула галактик – лицо,

Как между мирами

Бушующими – мирный плот…

И радостно к маме

Бросался лихой звездолёт.

   МАЛЕНЬКАЯ

Вечера одинаковы.

Ничего необычного.

И внезапно заплакала.

Перестала. Набычилась.

Посопела и хлынула

В руки…

Сердце заплакано…

А из печки малиновый

Отсвет

              падал во мрак окна.

И утихшею молнией

Ноги спрятавши в платьице,

Еле слышно промолвила:

«Почему-то мне плачется».

       НОВЫЙ ГОД

Засим – засни. А перед этим,

За полстолетья до конца,

В бородаче переодетом

Как было не признать отца?!

Снег за окном, как в сказке, падал —

Грядущий свет моих очей.

Я спрашивал: «а где же папа?

Куда он вышел и зачем?»

Потом, когда, окутан тьмою,

Он возникал, – как я всерьёз

Его ругал: «а ведь со мною

Беседовал сам Дед Мороз!

А ты где пропадал, откуда

Явился, брови в серебре?»

И это было просто чудо —

В каком столетье на дворе?

Да в том, когда наивный юмор

Менял застенчивый баян,

Когда ещё никто не умер;

И я, обмана не поняв,

Заснуть пытался, строя планы,

Стараясь за год рассчитать,

Как – чтобы Дед Мороз и папа

Не разминулись бы опять.

            КОМКИ

Младенцами боги лепили комки

Из атомов пыли, – и вот

Теперь мы любуемся светом каким

Когда-то в ночь брошенных звёзд.

А те разгорались; эй не обожги! —

Звучало в прорезанной тьме.

И вот уж не боги, а просто божки

Лепили комки из комет.

В холодной земле – не шуршанье червей,

Там, занят извечным трудом,

Из грязи вылепливает человек

Свой милый космический дом.

А рядом из снега – ну, чем не божок,

Хоть прямо сейчас на алтарь! —

Мальчишка воинственно лепит снежок:

А ну-ка, попробуй, ударь!

Неужто так вечно и катится ком?

А смысл этой притчи лукав:

Он – в том, что тот смысл,

                        что богами иском,

Весь – в детских холодных руках.

       ШАРИК

Висеть – не нависеться,

Взлетевший, голубой!..

Страх перед болью в сердце

Усиливает боль.

Будь ласковый и добрый —

Тем умножая зло…

Приверженец утопий

Упёрся в потолок.

Теперь тебя удержит

Покой наверняка;

Последняя надежда —

На силу сквозняка.

Иль детскою рукою

(и свысока поклон)

Ты, вопреки покою,

Отправлен на балкон, —

А там уже без гнева

И радости, чуть-чуть:

Лишь полчаса до неба,

Час – до разрыва чувств.

          ИЗ ЗАЛА

Армянский мальчик улыбался,

Играя Баховское скерцо;

Разулыбался бы и Бах сам

От Бранденбургского концерта,

Исполненного остро, лихо,

Слегка наивно, con fuoco.

Быть гениальным, быть великим —

Не в этом, право слово, фокус;

А вот, сжимая в пальцах скрипку,

Всё время рвущуюся к люстре,

Попробуй-ка сдержать улыбку:

Простой провинциальный юзер,

Которому доверен гений,

Вручён, трепещущее знамя,

Вдут в сердце, точно в шарик – гелий, —

Но ничего о том не зная,

Он лишь приказывает звуку

То взмыть, а то вдруг пасть ничком,

Пуская душу, как голубку:

Лети, лети, мол, за смычком!..

          ***

Несмышлёные дети

С зажигалкой в руках

Попадаются в сети

Тополиные – ах!

Щёлкни кнопкой – и вспыхнет

Белый, шёлковый пух,

И трава – в алой сыпи;

А секундный испуг

Отзывается в теле

Быть – стремленьем – смелей…

И бегут прометеи

По горящей земле.

   ДОВЕРЧИВО

Среди не бела дня,

А синя вечера

Ты обманул меня,

А я доверчиво

Принял твою ладонь,

Нырнул в объятия,

Сказал: ну что ж, пойдём.

Да что там, я б тебя

Даже без всяких слов,

Увёрток, хитростей

Поцеловал бы в лоб

И в сердце б выкрестил.

Я верил в каждый звук,

Пока в даль мглистую,

Не размыкая рук,

Мы шли и шли с тобой.

Вдруг, словно ото сна

Очнувшись, – свечками

Твои глаза:

                       всё знал?

Играл в доверчивость?

Ах, ведь с тобой идя,

Тебя ж я вынянчил,

Ведь ты моё дитя,

Моя кровиночка.

ЗОЛОТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

Золотое детство,

Золотая осень.

Между сном и сердцем

Мостик перебросим.

Где ты, Златовласка?

Стала ли берёзкой,

Утонула ль в ласках

Или только в грёзах?

Кто ты, милый мальчик,

Не понять спросонок —

Или одуванчик,

Или же цыплёнок?

Наливаясь цветом,

Тихо приближалось

Бытиё к ответам, —

Ах, какая жалость,

Больше не случится

(ибо же нелепо),

Чтобы от лучинки

Загоралось небо;

А какие грозы,

Небо расколовши,

Обували босых

В сапоги-галоши.

Пересвист акаций,

Выйди на крыльцо, —

                                            не

Правда ли,

                      казаться

Будет:

             всюду – солнце!

Вся в сосновой стружке

Модненькая чёлка.

Старые игрушки…

Липовые пчёлки

Так у сердца вьются,

Будто в танце: просим,

Приглашаем в юность;

Ну, а там уж осень.

То и золотилось,

Чтобы осыпалось,

Потому что милость —

Это всё же малость.

Вот поймать бы грошик,

Звёздочку иль лучик, —

Золотой век прожит, —

Ну, на всякий случай.

         У РЕКИ

Там был лес, а внизу река,

В ней сочилось рубин-вино;

Замерев на краю глотка,

Лес туманом окутал новь.

Было нам по пятнадцать лет,

Перед нами лежала жизнь,

И безмерным казался лес,

Замерев синествольем жил.

Сквозь, в тумане, сосновый строй

Уходя от рубин-костра, —

Обернёшься – исчез костёр,

И блуждай теперь до утра;

Но, конечно, на шум, на дым

Шаловливым, хмельным путём

Возвращались: один – один,

А другие – уже вдвоём;

И тогда затевали песнь

И гляделись в рубин-глаза,

А безмолвный премудрый лес

Всё о нас, несмышлёных, знал.

Но так нежен был зов реки,

Что из огненно-алых нег,

Упоению вопреки,

Нас тянуло спуститься к ней

И, склоняясь в слоистый мрак,

Видеть, как, просквозив года,

Из глубин, будто из костра,

Вылетает рубин-звезда.

Огневицы тревожных звёзд…

Дальний гул поездов ночных…

А под утро тропа зовёт,

Всё свершится, лишь путь начни.

Было нам по пятнадцать утр,

Билось в нас по рубин-мечте;

И, своим постоянством мудр,

Лес рекой был бы рад утечь

Вслед за нами. Но ночь ушла,

И не будет такой ночи,

Над которой взлетев, душа

Рассыпает рубин-лучи.