Читать книгу Слуга леса - Дмитрий Лебедихин - Страница 2

Вряд ли, кто-нибудь из селян мог заподозрить в этом неприметном человеке врага. Новые резиновые сапоги, защитного цвета плащик, корзина. Хоть и редкий в этих местах гость – грибник – ягодник, однако ж виданный.

Село, вольно раскинулось на косогоре, который словно обрывался, натолкнувшись на стену тёмного, похорошевшего за последние годы леса. Минуя крайний дом, мужчина с содроганием вглядывался в зелёные чертоги огромного лесного массива, каждая травинка которого, каждая птица или зверь были ненавистны ему с самого их рождения и до смерти. Может это чувство и не родилось бы, как не рождается желание убить невинного и беззащитного, если бы обстоятельства не поставили Клокова перед выбором – убить, или быть убитым.

Тропинка затейливо петляла меж шершавых смолистых стволов. Торжественное безмолвие, напоенное терпким запахом лежалой хвои, грибницы и влажной, пронизанной сетью корней, звенело в толпе ветвистых великанов. Клоков не ощущал течения времени, годы, прошедшие с того дня, не затуманили память. И он уверенно правил шаги в неприметное, для чужого глаза равно ничего не значащее место.

Колючие еловые лапы, задетые им качались, словно провожая в последний путь и означая в древесном беспорядке, прихотливую трассу его движения.

Это было то самое место. То самое… Корявая берёза, овражек, залысина полянки в беспробудном море еловых стволов. Клоков огляделся, как всегда, точнее как эти ненавистные три года, пронзая не имеющим преград взглядом и зелёную хмарь веток и серую чешуйчатость стволов, тонущих в мягкой перине мха. Он видел, а точнее знал, где прожорливая куница грабит гнездо сойки. Видел медведицу с пестуном одногодком выгуливающих медвежат, видел земляничные поляны и грибные царства, чувствовал боль обломанной ветки и погибших птенцов. Сотнями незримых нитей он был привязан к этому лесу, распят на кресте его благополучия. И никуда нельзя было скрыться от этого чувства: за тысячи километров от леса, Клоков видел и ощущал каждую ветку и листик, и каждый раз просыпался с криком, почувствовав в теле дерева лезвие топора. Морщась от боли он разжёг костёр и пока тот не съел под собой всю траву сидел сгорбившись, обхватив руками разламывающуюся голову. Трава сгорела и языки пламени, выплясывая дьявольский танец смерти сомкнулись над сухими полешками. Клоков смотрел на огонь и ему казалось, что это бледное сияние рождает в его мозгу сотни мыслей, порой ускользающих, порой реальных. Он вспомнил людей и даты, факты и события, его не столь уж долгой жизни. И прерывистая цепь размышлений привела его к истоку истории, случившейся три года назад на этой поляне. Нервные сияющие грани угольков, рождали один образ за другим и Клоков вольно или невольно перенёсся в зимний лес того самого года.

Пронзительное солнце, звенящие в морозном воздухе трели желтопузых синиц. Сухой, сыпучий, крупитчатый снег под ногами. По лесу шёл человек, он шёл размашистым, осторожным шагом профессионала, равномерно и сильно переставляя широкие полосы охотничьих лыж. Его вёл свежий след лося, глубокие ямки от раздвоенных копыт которого были ярко писаны на взрыхлённом снегу. Ружьё на плече и уверенность с которой он двигался по следу выдавали в нём бывалого охотника.

– Куда, ты, Митрич? – заволновалась бабка Настасья. – Пошто в лес собрался? Холод этакий! Сиди дома.

Но дед Митрич, уже нахлобучил разваленную кроличью шапку, натянув её почти до глаз. Схватил старенькое ружьишко и был таков.

– Ой – запричитала Настасья – знать опять браконьерить кто идёт? Ишь как Митрич спохватился. Знать то сурьезно кто взялся? Уж не на лося ли …

Настасья не осуждала мужа за частые и долгие походы в лес, припоминая о припадках, случавшегося с ним с убийством каждого зверя.