Читать книгу Черные крылья Бога - Дмитрий Лекух - Страница 2
Глава 1. «Подвал»
ОглавлениеВечером позвонил Веточка.
– Эт-та, – зевает в трубку. – Когда выходим-то, капитан?
Н-да-а… Хоть я его и люблю, но он все-таки непроходимый, конченый идиот.
Такое уже даже и лечить бесполезно.
– А мы что, разве куда-то выходим? – удивляюсь. – Может, хотя бы скажешь, куда и зачем?
Дошло.
Стушевался.
Было слышно, как ржавые шестеренки, заменяющие ему мозги, заскрипели, натужно перемалывая информацию.
– Да я это… не о том… напомнить хотел. Мы же в «Подвал» собирались…
Н-да…
Ну, сволочь изворотливая.
Все-таки я его иногда недооцениваю.
Теперь придется переться в этот самый сраный «Подвал» – любимый Веточкин найт.
Я его терпеть ненавижу.
Я вообще найты не люблю.
Сплошь гомики и «продвинутая» молодежь со вскипевшими от дешевого синтетического кокса мозгами.
Но тут уж ничего не попишешь.
Иветта, он, к сожалению, – и сам такой.
Продвинутый, мать его, гомик.
А он мне – как младший брат.
Или сын, которого у меня никогда не было.
И похоже – уже не предвидится…
…Дело в том, что Веточке отстрелили яйца.
В прямом смысле этого слова.
Ласковый семнадцатилетний парнишка, всю свою недолгую жизнь проживший в когда-то благословенной Ялте, даже и не подозревал, что быть русским – это, оказывается, реально тяжкое преступление.
И очень тяжкое.
Наказание за легкомыслие наступило, когда в город вошли «объединенные отряды УНА-УНСО».
А мы – тупо опоздали.
Распаленные изнасилованием четырнадцатилетней Веточкиной сестры, пьяные в полный дым оранжевые борцы за незалежность заодно решили трахнуть и попытавшегося сдуру защитить девчонку ее старшего брата.
А потом стрельнули из помповика в пах.
Чтоб не размножались проклятые москали, значит.
Не портили, клятые угро-финны, расово чистую кровь великого украинского народа.
Обычная УНСОвская практика.
Как ни странно, семнадцатилетний Веточка, тогда еще – просто Ванюша Побегалов – выжил.
И стал одним из лучших боевиков знаменитой Седьмой террор-ячейки Русской партии Крыма.
Это было страшное место.
«Семерку» даже в самой РПК называли исключительно смертниками, туда шли только те, кому уже вообще нечего было терять…
…Короче, когда в самом начале открытой войны с Россией молодой бомбист с партийной кличкой Иветта прибился к Русскому экспедиционному корпусу, это существо уже не было человеком.
Это был компьютер, отягощенный неистребимой страстью убивать, любовью к мускулистым геям с большими толстыми приборами и явными садо-мазохистскими наклонностями.
…В батальоне Веточка, конечно, немного оттаял.
А когда мы с Заикой Шурочкой четыре километра волокли его на плащ-палатке под минометным огнем до медсанчасти, парень проникся уже окончательно.
Батальон стал для него семьей, сослуживцы – братьями, а я, простите за нескромность, – отцом родным.
Такие дела.
Когда война как-то сама собой закончилась (воевать за выжженный и полностью разоренный Крым стало просто незачем), Веточка увязался за мной в Москву.
Сначала поработал у моего отца в службе безопасности, а потом, когда папаша сделал ноги, а его корпорация развалилась, прибился к моей, отмороженной на всю, врать не буду, голову бригаде.
Мы тогда как раз на Кавказ собирались, на очередную заварушку.
Под хороший контракт.
Но это, простите, – уже совсем другая история…
…«Подвал» рекламировался в столице, как «место встреч и общения свободной молодежи».
А на самом деле был обычным, хотя и более или менее чистеньким и дорогим гадюшником.
Впрочем, других ночных заведений в моем любимом городе уже давным-давно просто не было…
…Над вдавленным в древний бетон входом в бункер штатного бомбоубежища бывшего столичного автогиганта висел здоровенный рекламный щит: «Употребляйте К-7. Чистый. Белый. Не вызывающий привыкания».
Внизу более мелким шрифтом: «Напоминаем, что распространение тяжелых наркотиков без лицензии преследуется по закону».
А еще ниже, уже от руки, черной краской из дешевого пульверизатора, юношеским неровным почерком: «С лицензией, без лицензии – мы все равно вас достанем! Рано или поздно, но неизбежно!».
И черный стилизованный рисунок расправленного птичьего крыла.
Почему-то лично мне верилось только в самый последний слоган.
Не нравилось, но верилось.
«Черные Крылья» и сами шутить не умели, и чужие шутки тоже довольно хреново понимали.
У фаши вообще всегда было тяжело с чувством юмора.
Насколько я помню из прочитанных в детстве книжек – во все известные исторические времена.
А уж сейчас-то – реально тем более.
Ой, как реально…
…«Харлей» я, разумеется, бросил на охраняемой стоянке.
Это было одно из немногих мест в городе, где моему железному коню тупо было нечего опасаться.
Стоянку, как и сам клуб, контролировал Жизель, лидер городских «голубых».
А Жизель уже очень давно и безнадежно болел хоть и древней, но все-таки почему-то неизлечимой формой СПИДа, и терять ему было ну совершенно нечего.
Поэтому он не боялся никого.
А вот его боялись очень и очень многие.
Годом раньше, годом позже – какая, в принципе, разница для человека, который все равно знает, что приговорен.
Самое смешное, это продолжалось уже лет, как минимум, пятнадцать, и к тому, что он умирает, давно все привыкли.
Тем не менее, с ним старались не связываться даже самые крутые криминалы.
Так, чисто на всякий случай.
А то – мало ли что…
…Я кивнул знакомому охраннику и направился ко входу в бункер.
Веточка, засранец, это место слишком любил, чтобы я мог избегать данный отстойник.
Ну, а если уж приходилось посещать, то надо было и соответствовать.
Я вообще очень не люблю чего-то бояться.
А значит, иногда нужно делать так, чтобы все было ровно наоборот, и боялись именно меня.
Жизнь.
Будь она, сука такая, неладна.
К тому же, согласно древней шутке, все прекрасно знают, чем эта сволочь все одно рано или поздно заканчивается…
Но ничего тут уж не поделаешь.
Сплюнул, сделал морду кирпичом да двинул.
Делов-то.
Жизель, он хоть и отморозок, но далеко не дурак.
Прекрасно знает, что в этой жизни можно, а о чем даже лучше и не задумываться.
Он, конечно, очень крутой.
Но я, наверное, все-таки немного покруче.
Не сам по себе, разумеется…
Правда, на входе в сие небогоугодное заведение меня все-таки ждал один, но очень неприятный сюрприз.
У стальной двери, изображая из себя фейс-контроль, болтался здоровенный незнакомый детина.
С веселеньким, радикального розового цвета ирокезом и здоровенным крупнокалиберным обрезом, сочиненным, судя по всему, из какого то древнего штуцера.
– Ты, бэндик! – глаза юноши были полны жизнерадостного оптимизма и вполне себе идиотического превосходства. – Ты мне не нравишься, канай отседова!
Я, врать не буду, икнул.
Нет, ну не охренеть, а?!
Вот уж, блин, извините, – нечаянная радость нарисовалась…
…Я бы его, конечно, смял.
Как промокашку в далеком и не очень счастливом детстве.
Но прямо на левой груди у меня выразительно помигивало красненькое пятнышко лазерного прицела.
С такими аргументами умные люди не спорят, и я, пожав плечами, потихоньку направился к выходу.
– А ну, стой! – парень явно решил поглумиться. – Бумажник!
– Что бумажник?! – Я аж обомлел от подобного рода наглости.
– Ты! – радостно щерился пидорок. – Ты чо, не понял?! Ты живешь последние три секунды! Бумажник!!!
Я только плечами пожал.
А что делать?
– Держи…
Бросил бумажник и быстренько шмыгнул за угол.
Пока этот придурок не решился меня обыскать.
Вот тогда, скорее всего, было бы совсем худо.
А так пока перетопчемся…
…Прислонился к стене, отдышался, потряс башкой, нажал нужные кнопки на мобайле.
Надо, думаю, разобраться в происходящем.
Причем по возможности тихо, не привлекая ненужного внимания, – нам скоро на маршрут.
Но и спускать такое никак нельзя.
Засмеют.
А в моей нынешней работе слишком многое зависело от репутации.
Но все равно – сначала лучше просто поговорить, я почему-то так думаю…
– Приветик, Жизель, – шиплю в редкую по нынешним непростым временам трубку. – Тебе случайно не надоел твой найт на Автозаводе?
Там, на том конце эфирной волны, совершенно точно – сначала охреневают.
Но потом задумываются.
Этот номер вообще мало кому известен.
Мало кому.
Но не мне.
– Не по-о-онял… С кем честь имею? – голос у Жизели был, как всегда, до безумия манерен.
– Ну, – хмыкаю, – чести ты уже лет сорок как не имеешь. С тех пор как подставил свою тогда еще молодую задницу. Но это сейчас неважно. А важно то, что с тобою, пидор, говорит капитан. Помнишь еще такого?! Вот и хорошо. Что помнишь, хорошо. А все остальное – плохо. И в первую очередь – для тебя. Потому как я именно сейчас собираюсь кинуть объяву, что ты, жопа, в реале тянешь на ветеранов. Немедленно. И по всем доступным мне адресам. Как ты думаешь, сколько еще проживет после такой объявы этот твой любимый гадюшник?!
– Здравствуй, мой дорогой. Я не ослышался? Ты, случайно, не гонишь? – тянет гласные.
– Не ослышался, дорогой, – отключаюсь.
…Через пару секунд мобайл снова завибрировал.
На сей раз голос главного пидораса столицы был уже вроде как по-настоящему озабоченным.
И даже стал похож на мужской.
Что говорило, как минимум, о крайней степени беспокойства.
Уже результат…
– Я не понял, капитан, – волнуется. – Мы никогда не мешали друг другу жить. И ты никогда не говорил со мной таким вызывающим тоном…
– А в меня никогда не целились из здоровенной обрезанной дуры прямо у входа в найт, – хмыкаю. – Ни в один. И тем более, никогда не отбирали бумажник с моими личными бабками…
На том конце провода замолкают.
И, я так понимаю, – сглатывают.
Причем не то, что обычно…
– Эт-тт… Мудак!!! – За что люблю королей дна, так это за то, что они по-настоящему быстро соображают. – Ты же понимаешь, что это недоразумение, капитан! Чистая непонятка!!!
– За ошибки платят, Жизель! – сплевываю.
Минута молчания.
Потом наконец он решается.
– Я твой должник! – ревет прямо мне в ухо. – Отмени объяву!!!
Я морщусь.
А вот это, думаю, уже теплее.
Может, когда и пригодится…
– И что дальше? – хмыкаю.
– Я же сказал, что я твой должник! – орет. – Слово! А этого мудака, на входе, – дарю!
– Лучше верни бумажник, – щерюсь. – А это дерьмо можешь себе оставить.
Он только вздыхает.
Знает: придет время – спрошу.
– Понял, – смиряется. И снова расслабленность в голосе. – Спасибо, Гор, – мурлычет старый жирный котяра. – Лично мне всегда было жалко, что ты натурал…
Ага.
Вспомнил, что марку надо держать, по любэ.
Я хмыкаю.
Жизель манерно хихикает в ответ.
Кажется, договорились…
– Слышь, капитан, милый. Обожди пару минуток, – вздыхает. – Я сейчас быстренько решу один важный вопросик и немедленно перезвоню…
И отключается.
Ничего, в принципе, нового.
Как и планировалось с самого начала этого, врать не буду, достаточно непростого разговора.
…Я закурил.
Над моим городом снова плыла ночь.
Самое живое время суток.
Время грима и иллюзий существования.
В темноте даже самая старая шлюха может притвориться вполне себе молоденькой девушкой.
Пусть и ненадолго.
Но хоть так.
В это время столица переливается ярким, болезненным морем огней, сквозь которые летят смех, плач и музыка.
Не видны просевшие тротуары, полуметровые ямы и проплешины на дорогах, облупившиеся стены домов.
Не видны выбитые стекла.
Там, где они выбиты, свет все равно не горит – там уже давно никто не живет…
Днем город мертв.
А те, кто еще живы, спят.
Даже чиновники из Думы недавно официально перешли на ночной график работы.
Впрочем, какая там работа…
Рука дающего в этом городе все равно никогда не оскудеет. А криминалы уже давно предпочитают давать, а не стрелять.
Так – тупо безопаснее.
Стреляют только тех, кто не берет.
Впрочем, вру: сейчас уже и в них не стреляют.
Потому что все, кто не берет, либо в Крыльях, либо, в самом крайнем случае, – под их официальной защитой.
А Крылья – это серьезно…
…Мобайл истошно заквакал и завибрировал.
Надо бы, думаю, сменить сигнал.
Хотя звонят мне в последнее время все реже и реже. Просто некому звонить.
Можно и потерпеть.
Зато такой мерзкий звонок по любому не пропустишь.
А это кто, интересно?!
Совершенно точно – не Жизель, я на него «приоритет» только что подключил.
Другой сигнал.
Еще более мерзкий, чем предыдущий, кстати.
Это я так – развлекаюсь.
Ага.
Опять что-то срочное на мою и без того уже достаточно больную голову?!
Вот ведь, бля, думаю.
И когда же эта хрень наконец закончится?!
Точно – пора на маршрут.
Там, по крайней мере, все предельно понятно.
…Но все оказалось куда более прозаично.
Звонил Гарик, директор «Подвала».
Извинялся.
Передавал наилучшие пожелания от Жизели.
Просил зайти.
Обещал скотч из своих личных старых запасов.
Знает, скотина голубая, чем заманивать.
Знает.
Ну, да ладно, мне все равно – туда.
…Перед входом в бункер с полузадушенным воем ползал, разматывая собственные потроха, давешний розововолосый придурок. Ему перебили позвоночник – судя по всему, металлической клюшкой для гольфа, и выпустили кишки.
Кишки, кстати, наверняка – опасной бритвой.
Это излюбленное оружие «голубых».
Можно сказать, фирменный знак.
В хриплом вое пока еще живого юноши слышалась шакалья обида на весь этот проклятый мир: только-только начал жить по-настоящему, только-только поднялся, получил свою малую толику власти, только почувствовал себя хозяином этой прекрасной жизни…
И вот – на тебе.
Та-а-акой облом…
Через минут пять эта падаль сдохнет, и ее отсюда, разумеется, унесут. Чтоб не портил пейзажа перед респектабельным ночным заведением.
А это – всего-навсего демонстрация.
И в первую очередь, для меня.
Жизель мальчик умный.
Или, точнее, девочка.
Мне, собственно говоря, плевать…
…Я забрал бумажник и литровую бутылку весьма неплохого вискаря у готового с меня пылинки сдувать Гарика и молча проследовал в VIP-зону.
Веточка уже, естественно, был там.
Нюхал кокс (не какой-нибудь там синтетический К-7, извините, – настоящий белый снежок с колумбийских вершин) и даже не подозревал, каким испытаниям подвергся его любимый начальник.
За что, разумеется, немедленно и поплатился: рука у меня тяжелая, и даже невинный подзатыльник может иногда показаться весьма и весьма болезненным.
– Не быкуй, командир, – глаза у моего адъютанта были уже совершенно безумными, – не видишь, чуть дорожку из-за тебя не сбил…
И вот тут-то меня переклинило уже по-настоящему.
Веточка был единственным в отряде, на чьи шалости с порошком я смотрел сквозь пальцы – памятуя о том, что…
Ну, сами понимаете.
Но это уже был явный перебор.
Тем более что рядом с моим сержантом гаденько подхихикивали два мускулистых блондинчика, услуги которых он явно оплатил из моих же денег.
Или собирался оплачивать.
А какая, в принципе, разница?!
Бабла у меня было много.
Не в этом дело…
– Иветта, может, мы пойдем… У тебя, гляжу, новый дружок, – один из блондинчиков сперва ухмыльнулся.
А потом этой же ухмылочкой и подавился.
Вместе с проглоченным на хрен поганым, как заюзанная помойная тряпка, языком.
В тот самый момент, когда я выбивал ему передние зубы тяжелой металлической пепельницей.
– Вс-с-стать! С-с-сержант! Немедленно приведите себя в надлежащий вид!
…Ох, и лица же были у этих имбецилов, когда их грозная Иветта тут же вскочила и попыталась вытянуться во фрунт.
Получалось это у него довольно плохо.
По VIPу прошелестело: «Пиздец. Капитан пожаловали».
– В-в-виновав-ват-т…
– На, выпей, – я протянул ему стакан, чуть ли не до краев наполненный виски.
По своему опыту знаю: кокаин нейтрализуется только алкоголем. Ну, может, еще – хорошей гидрой, но где ж ее возьмешь-то, по нынешним смутным временам, хорошую.
Дешевой украинкой «петрушкой» – хоть обдолбись, а хорошая гидропоника даже мне не всегда по карману.
Дефицит.
А больше ничем.
Ну, если только героином.
Но это – еще хуже.
Вот и приходится клин клином вышибать, хоть я пьяного Веточку терпеть не могу, он под «синькой» становится слезлив и слегка истеричен.
Что при его боевых навыках просто опасно для окружающих.
А что делать?
У него уже в каждой ноздре минимум по полграмма закинуто, а он мне нужен живым и, по возможности, здоровым…
– Гарик, выруби музыку. И убери… хм… посторонних из VIP-зала.
Гарик сначала кивнул, потом замялся.
– Ну. В чем дело?
– Слушай, Гор. Я, конечно, все понимаю, но музыка…
– Что, – спрашиваю, – музыка?!
Гарик кивает в большой зал.
Музыка играет именно там.
Если вырубить – легко могут возникнуть весьма серьезные неприятности.
Там бьется в танце потная и обдолбанная толпа – трезвые и не закинутые персонажи по таким заведениям просто не ходят.
– А-а, – киваю. – Ладно. Понял. Тогда потише сделай. Уши в трубочку заворачиваются. Или хотя бы дверь на хер закрой поплотней, чего тут непонятного-то?!
Счастливый директор скрылся.
VIP сразу же наполовину опустел.
Веточка сидел ни жив, ни мертв.
А как же.
Обосрался ведь, прости меня Господи.
По полной программе…
– Ладно, – мне, как всегда, стало его жалко, – не гони. Лучше закажи мне что-нибудь пожрать, и чтоб без синтетики. И проверь прослушку…