Читать книгу Проповедь чудесами. Первые 12 чудес - Дмитрий Логинов - Страница 6
Любомудрие чуда
Философия чуда
ОглавлениеДа, в первые века по Р.Х. никто не сомневался в том, что Христос творил чудеса. Даже его враги. Тогда как в последние столетия вера в чудеса поослабла. Чтобы не сказать – вовсе сошла на нет.
Даже в христианские чудеса сейчас мало веры. Даже у христиан. Корни скептицизма уходят, пожалуй, в девятнадцатый век. Показателен пример Эрнеста Ренана. Он относился ко Христу с огромным почтением и мечтал стать священником. Однако в его книге «Vie de Jesus» (1863) толкования евангельских свидетельств о чудесах столь рассудочны, что балансируют на грани кощунства.
Начиная со времен Ренана человечество считает скептицизм нормой. Трезвым взглядом на вещи. А ведь скептицизм не только растворяет иллюзии – он может и отравлять жизнь.
На эту тему мы сами придумываем о себе горьковатые притчи. Вроде такой вот: Игорь попал в глубокую яму и чудом из нее вылез. «Чудес не бывает» – здраво рассудил Игорь и… залез обратно. (Как говорится, было бы смешно, не будь оно так печально.)
Лично у меня в жизни чудеса были. В т.ч. – спасавшие жизнь. Уверен: если бы не мой ангел хранитель – я бы не писал сейчас эти строки.
А у читающего их сейчас – было что-то, необъяснимое с позиций лишь голой физики? Буду благодарен за комменты к этой книге на эту тему.
Рассудок объяснить чудеса не может. Он и не должен. Как не обязана это делать и наука: она занимается явлениями статистическими, воспроизводимыми. Чудо же являет собою нечто неповторимое, уникальное.10
Но это не обязательно значит – иррациональное. Должен ли Разум так же, как и обыденный здравый (всегда ли?) смысл, упорно чуждаться чуда?
Философия стоит особняком от иных наук. На нее не распространяется вышеупомянутое ограничение: она не должна заниматься явлениями лишь статистическими. Философия могла бы хоть попытаться осмыслить и ЧУДО также, наряду с иными явлениями. Более того, это есть ее прямая обязанность.
Но современная философия уклоняется от этой обязанности. Обыкновенно ее отношение к проблеме чуда – высокомерно-стыдливое (когда не вовсе воинственно-агрессивное).
Однако имеется одно – и очень яркое – исключение. Его составляют лучшие представители философии русской.
Отечественному любомудрию принадлежит заслуга обоснования с позиций разума – возможности и даже необходимости христианского чуда. Как, именно, добротолюбивого, избавительного. И это еще раз показывает произрастание русской философии – того, что есть в ней воистину русского, незаимствованного – из многотысячелетних глубин Русской Северной Традиции.
АПОЛОГИЯ ЧУДА У БЕРДЯЕВА
Особенно сей корень заметен в посвященных теме чудотворчества трудах Льва Лопатина и Николая Бердяева. Вот краткий пересказ апологии чудесного из книги Бердяева «Философия свободы»:
Научное знание, как и вера, есть проникновение в реальную действительность. Но научное знание есть проникновение лишь в действительность частную, ограниченную. Оно созерцает с места, с которого не все видно.
Утверждения научного знания истинны, но ложны его отрицания. Наука верно учит о законах природы, но ложно учит о невозможности чудесного, ложно отрицает иные миры. Высший гнозис дает нам вера.
Гнозис есть философия как единство веры и знания. Философское учение о причинности как о волевой активности субстанций формулировано Лопатиным. Лев Лопатин подвел итог учениям о причинности, дав учение об отношении причинности к свободе.
Причинность, понимаемая изнутри, есть творческий акт живого существа. Причина созидает, она творит следствие! Причина есть творческая энергия и предполагает существо, обладающее этой энергией. Причинность невозможна без творящего, созидающего.
Это верно ощущалось в мифологическом мировоззрении. На вершинах философской мысли должна быть оправдана эта мифология: в ней ключ к связи между причиной и следствием.
Причинность предполагает субстанциональность существ, творящих следствия. Причинность связана с субстанциональностью и свободой. Причинение как творческий акт субстанции есть акт свободы.
Субстанция наделена творческой свободой и из нее созидает. Это понимание причинности изменяет взгляд на соотношение свободы и необходимости. Необходимость есть продукт свободы, рождается от злоупотребления свободой.
Направление воли свободных существ создает природную необходимость, рождает связанность. Материальная зависимость есть порождение нашей свободной воли. Необходимость есть лишь известное, дурно направленное соотношение живых и свободных субстанций разных уровней бытия. Падший мир есть разрыв меж его существ, распад божественного единства и сей распад ведет к связанности, к скованности необходимостью.
Все оторванное от меня, далекое, чуждое я воспринимаю как давящую материальную необходимость. Все близкое, родное, со мной соединенное я воспринимаю как свободу. Материальность есть порождение ненависти и отчужденности в мире. Актом свободного избрания порожден порядок необходимости. По нашей вине природа омертвела, и космическое призвание человека-микрокосма – оживить природу-макрокосм, вернуть жизнь всей иерархии естества, вплоть до камня!
Омертвевшее по вине нашей естество нас инфицирует и нам угрожает. Этот порядок природы скрывает от нас внутреннюю, свободную связь вещей, творческую причинность. Такое понимание причинности, свободы и необходимости изменяет взгляд на чудесное. Необходимость, закономерность природных явлений не должна быть абсолютизируема: это лишь способ действия мировых сил, лишь формулировка того направления, которое приняло взаимодействие субстанций. Итак, если сама необходимость есть продукт свободы, если причинность есть творческая активность, если свобода есть субстанциональная мощь – возражения против чудесного падают!
Таков Бердяев! РАЗУМОМ повергнуть возражения против чудесного – это философский подвиг. Русское любомудрие может – и должно – им гордится.
ПОДСТУПЫ К АПОЛОГИИ ЧУДА У ГЕГЕЛЯ
А философия западная? Достигала ли она подобных высот? Насколько известно мне – нет, но подступы к ним находим у величайшего из ее гигантов: Георга Вильгельма Гегеля.
«Чтобы избежать чуда, этой дикости, разрушающей спокойное развитие законов природы, мы охотнее останавливаемся или на материализме, или на непоследовательном идеализме – чудеса, де, связаны с религией, вот и не будем вторгаться на эту сторону. Однако уже при анималическом магнетизме11 обнаруживается несамодостаточность как первого, так и второго.
Аффектации духа могут убить человека. При магнетизме духовное обладает властью над законами природы, его проявления противоречат естественной связи. Ряд опосредований в отношении природных вещей обуславливает закономерное, – то, что явлено, должно иметь причину в явленном же – а этого не прослеживается при магнетизме. Здесь мы обретаемся в области чудес!
Поэтому подобного опыта чураются, боясь таким образом попасть в объятия веры в чудеса. Речь идет о двух противоположных представлениях, при этом одно из них, спиритуализм, находится в немилости.
Однако как раз в таких проявлениях и заключена потребность нашего времени: постичь отношение духа и материи. Уже сказано, что в качестве основополагающей сущности духа мы утверждаем свободу, свободу от природного и в природном, свободу, которая должна быть, однако, понята не как произвол, а как закономерная свобода. – Данное отношение духа составляет наш главный предмет, и основополагающая связь понятия есть первое, что мы должны рассмотреть».
Георг Вильгельм Фридрих Гегель, Лекции по философии духа, Введение.
10
Впрочем, некоторые ученые – например, Виктор Вейник – полагают: науке следует разработать подход и к изучению явлений УНИКАЛЬНЫХ. Однако пока, как правило, добиваются лишь того, что официальное научное сообщество начинает в ответ их считать «лжеучеными».
11
В конце восемнадцатого века австрийский священник Гасснер прославился искусством исцелять одной только силой молитвенного слова, без помощи лекарств. Он был одним из тех, на ком сбылось речение Христа: «Кто поверит в Меня и в чудеса Мои – тот сам сотворит сии, и больше сих сотворит». Но в 1775 году в чудеса верил уже мало кто. Врач Месмер объяснил успехи Гасснера действием «животного магнетизма».