Читать книгу Хлеб - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Страница 15

Решительный разговор с отцом Галактион думал повести не раньше, как предварительно съездив в Заполье и устроив там все. Но вышло совершенно наоборот.

После отъезда Штоффа Галактион целых три недели ходил точно в тумане. И сон плохой и аппетита нет. Даже Серафима заметила, что с мужем творится что-то неладное.

– Тебе нездоровится, Глаша?

– Мне? Нет, ничего.

Такой ответ совершенно удовлетворял простоватую Серафиму, и это возмущало Галактиона. Другая жена допыталась бы, в чем дело, и не успокоилась бы, пока не вызнала бы всего. Теперь во время бессонницы Галактион по ночам уходил на мельницу и бродил там из одного этажа в другой, как тень. Мельница работала зимой полным ходом. Рабочих было очень немного. Они, засыпанные мучным бусом, походили на каких-то мертвецов, бродивших бесшумно из одного отделения в другое. Обыкновенно по ночам обходил мельницу Емельян, как холостой человек, или сам Михей Зотыч. Рабочие удивлялись, встречая теперь Галактиона. Раз ночью у жернова Галактион встретил отца. Старик как-то по-заячьи прислушивался к грузному движению верхнего камня, припадавшего одним краем.

– А, это ты! – удивился старик. – Вот и отлично. Жернов у нас что-то того, припадает краем.

– Нужно поставить запасный.

– Остановка выйдет.

– Ничего не поделаешь.

Они вместе прошли по всем отделениям. Везде все было в порядке.

– Если бы еще пять поставов прибавить, так работы хватило бы, – задумчиво говорил Галактион, когда они очутились в мельничной конторке, занесенной бусом, точно инеем.

– Воды не хватит.

– Можно паровую машину поставить, родитель.

– Ни за что! Спалить хочешь все обзаведение?

Мельница давно уже не справлялась с работой, и Галактион несколько раз поднимал вопрос о паровой машине, но старик и слышать ничего не хотел, ссылаясь на страх пожара. Конечно, это была только одна отговорка, что Галактион понимал отлично.

– Вот ты про машину толкуешь, а лучше поставить другую мельницу, – заговорил Михей Зотыч, не глядя на сына, точно говорил так, между прочим.

Галактион отлично понял его. Значит, отец хочет запрячь его в новую работу и посадить опять в деревню года на три. На готовом деле он рассчитывал управиться с Емельяном и Симоном. Это было слишком очевидно.

– Нет, я не согласен, – спокойно ответил Галактион.

– Как не согласен? Что не согласен? Да как ты смеешь разговаривать так с отцом, щенок?

– Вторую мельницу строить не буду, – твердо ответил Галактион. – Будет с вас и одной. Да и дело не стоящее. Вон запольские купцы три мельницы-крупчатки строят, потом Шахма затевает, – будете не зерно молоть, а друг друга есть. Верно говорю… Лет пять еще поработаешь, а потом хоть замок весь на свою крупчатку. Вот сам увидишь.

– Да ты понимаешь, что говоришь-то?

– Да очень понимаю… Делать мне нечего здесь, вот и весь разговор. Осталось только что в Расею крупчатку отправлять… И это я устроил.

– Ну, а потом?

– А потом вы сами по себе, а я сам по себе.

– Как же это так будет, напримерно?

– Да уж так, как случится. Дадите мне что в отдел – спасибо, не дадите – тоже спасибо.

– Так, так, миленький… Своим умом хочешь жить.

Старик пожевал губами, посмотрел на сына прищуренными глазами и совершенно спокойно проговорил:

– Ничего ты от меня, миленький, не получишь… Ни одного грошика, как есть. Вот, что на себе имеешь, то и твое.

– Покорно благодарю, родитель.

Больше отец и сын не проговорили ни одного слова. Для обоих было все ясно, как день. Галактион, впрочем, этого ожидал и вперед приготовился ко всему. Он настолько владел собой, что просмотрел с отцом все книги, отсчитался по разным статьям и дал несколько советов относительно мельницы.

– Завтра, то есть сегодня, я уеду, – прибавил он в заключение. – Если что вам понадобится, так напишите. Жена пока у вас поживет… ну, с неделю.

– А кто же ее кормить будет?

– Я пришлю денег из Суслона на прокорм, а за квартиру потом рассчитаюсь.

– За пять лет, миленький. Не забудь… По три целковых в месяц – сто восемьдесят рубликов.

– И это заплачу. Сейчас у меня ничего нет, а вышлю, как пришлю подводу за семьей.

Когда Галактион вышел, Михей Зотыч вздохнул и улыбнулся. Вот это так сын… Правильно пословица говорится: один сын – не сын, два сына – полсына, а три сына – сын. Так оно и выходит, как по-писаному. Да, хорош Галактион. Другого такого-то и не сыщешь.

«А денег я тебе все-таки не дам, – думал старик. – Сам наживай – не маленький!.. Помру, вам же все достанется. Ох, миленькие, с собой ничего не возьму!»

Вернувшись домой, Галактион почувствовал себя чужим в стенах, которые сам строил. О себе и о жене он не беспокоился, а вот что будет с детишками? У него даже сердце защемило при мысли о детях. Он больше других любил первую дочь Милочку, а старший сын был баловнем матери и дедушки. Младшая Катя росла как-то сама по себе, и никто не обращал на нее внимания.

– Ну, Серафима, собирайся в дорогу, – коротко объяснил Галактион жене.

– Через неделю я за тобой пришлю. Переезжаем в Заполье.

– Совсем?

– Совсем.

Серафима даже заплакала от радости и бросилась к мужу на шею. Ее заветною мечтой было переехать в Заполье, и эта мечта осуществилась. Она даже не спросила, почему они переезжают, как все здесь останется, – только бы уехать из деревни. Городская жизнь рисовалась ей в самых радужных красках.

Только на прощанье с отцом Галактион не выдержал. Он достал бумажник и все, что в нем было, передал отцу, а затем всю мелочь из кошелька. Михей Зотыч не поморщился и все взял, даже пересчитал все до копеечки.

– Денежка счет любит, – бормотал старик.

У жены Галактион тоже не взял ни копейки, а заехал в Суслон к писарю и у него занял десять рублей. С этими деньгами он отправился начинать новую жизнь. На отца Галактион не сердился, потому что этого нужно было ожидать.

Анфуса Гавриловна обрадовалась и испугалась, когда увидала зятя. Она совсем не ждала гостя.

– Надолго ли, Галактион? – спрашивала расхлопотавшаяся старушка.

– А совсем, мамаша.

– Как совсем?

Галактион любил тещу, как родную мать, и рассказал ей все. Анфуса Гавриловна расплакалась, а потом обрадовалась, что зять будет жить вместе с ними. Главное – внучата будут тут же.

– Поживите пока с нами, а там видно будет, – говорила она, успокоившись после первых излияний. – Слава богу, свет не клином сошелся. Не пропадешь и без отцовских капиталов. Ох, через золото много напрасных слез льется! Тоже видывали достаточно всячины!

Харитона Артемьевича не было дома, – он уехал куда-то по делам в степь. Агния уже третий день гостила у Харитины. К вечеру она вернулась, и Галактион удивился, как она постарела за каких-нибудь два года. После выхода замуж Харитины у нее не осталось никакой надежды, – в Заполье редко старшие сестры выходили замуж после младших. Такой уж установился обычай. Агния, кажется, примирилась с своею участью христовой невесты и мало обращала на себя внимания. Не для кого было рядиться.

– Ну, а что зелье-то наше? – сурово спросила ее Анфуса Гавриловна, – она все больше и больше не любила Харитину.

– Ничего… Два новых платья заказала да соболий воротник велела переделать.

– Наказал меня господь дочкой, – жаловалась Анфуса Гавриловна зятю. – Полуштофова жена модница, а эта всех превзошла. Ох, плохо дело, Галактион!.. Не кончит она добром.

Вечером, когда уже подали самовар, неожиданно приехала Харитина. Она вошла, не раздеваясь, прямо в столовую, чтобы показать матери новый воротник. Галактион давно уже не видал ее и теперь был поражен. Харитина сделалась еще красивее, а в лице ее появилось такое уверенное, почти нахальное выражение.

– А, деревенская родня приехала! – здоровалась Харитина с гостем, по своему обыкновению глядя прямо ему в лицо. – Надолго ли?

– Не знаю, как поживется.

– Оставайся на святки. Будем веселиться напропалую.

– Это у тебя веселье только на уме, – оговорила мать. – У других на уме дело, а у тебя пустяки.

– Что же, мамаша, не всем умным быть.

– Да ты сядь, не таранти. Ох, не люблю я вот таких-то верченых! Точно сорока на колу.

– Что же, я и разденусь. Хотела только показать вам, мамаша, новый воротник. Триста рублей всего стоит.

Харитину задело за живое то равнодушие, с каким отнесся к ней Галактион. Она уже привыкла, чтобы все ухаживали за ней. Снимая шубку, она попросила его помочь.

– Не умеешь помочь раздеться, увалень! – пошутила она. – Привык с деревенскими бабами обращаться!

На Галактиона так и пахнуло душистою волной, когда он подошел к Харитине. Она была в шерстяном синем платье, красиво облегавшем ее точеную фигуру. Она нарочно подняла руки, делая вид, что поправляет волосы, и все время не спускала с Галактиона своих дерзких улыбавшихся глаз.

– Что, хороша? – сказала она и засмеялась.

– Перестань ты, бесстыдница! – заворчала Анфуса Гавриловна. – Хоть и зять, а все-таки мужчина. Что руки-то задираешь, срамница?

– Я в корсете, мамаша.

Галактион опустил глаза, чувствуя, как начинает краснеть. Ему как-то вся кровь бросилась в голову. Агния смотрела на него добрыми глазами и печально улыбалась. Она достаточно насмотрелась на все штуки сестрицы Харитины.

– Ну, а что твоя деревенская баба? – спрашивала Харитина, подсаживаясь к Галактиону с чашкой чая. – Толстеет? Каждый год рожает ребят?.. Ха-ха! Делать вам там нечего, вот и плодите ребятишек. Мамаша, какой милый этот следователь Куковин!.. Он так смешно ухаживает за мной.

– Да будет тебе! – сердито крикнула Анфуса Гавриловна. – Не пристало нам твои-то гадости слушать… Постыдилась бы хоть Галактиона.

– Что мне его стыдиться, мамаша? Дело прошлое: я была в него сама влюблена. Даже отравиться хотела. И он…

– Будет! Перестань, срамница!

Анфуса Гавриловна была рада, когда Харитина начала собираться. Ей нужно было еще заехать к портнихе, в два магазина, потом к сестре Евлампии, потом еще в два места. Когда Галактион надевал ей шубку, Харитина успела ему шепнуть:

– А помнишь, дурачок, как я тебя целовала? Я тебя все еще немножко люблю… Приезжай ко мне с визитом. Поговорим.

Никогда еще Галактион не был так несчастлив, как в эту первую ночь в Заполье. Ему было как-то особенно больно и обидно. Что будет? Как он будет жить? А тут еще Харитина! Эта встреча была последнею каплей в чаше испытаний. Разве она такая была? Да, она сейчас красивее, в полном расцвете молодости, а ему было больно на нее смотреть. Какое у нее сделалось нахальное лицо, как она смотрит, какие движения, какие слова! И не стыдно… Галактион с каким-то ужасом думал об этой погибшей душе, припоминая свое минутное увлечение. Да, она тогда была другая, – такая чистая, нетронутая, красивая именно этою своею чистотою. А теперь кто ее окружает? Какие разговоры она слышит? Что ее интересует? Если б она гнала, что у него сейчас на душе и как ему больно за нее! О ее выходке тогда на мельнице, у кровати больного отца, он как-то даже забыл и не придавал этому особенного значения. Так, молодая глупость. Кровь молодая расходилась. А теперь уже совсем другое…

Галактион лежал и думал о Харитине, думал и сердился, что думает именно о ней, а не о своих детях.