Читать книгу Возвращение - Дмитрий Манасыпов - Страница 5

Вроде нет ничего хорошего в ловушках – с какой стороны на них ни посмотришь, одни проблемы и неприятности. Но вот ведь что интересно, сейчас мне тому самому «с добрым утром» прямо спасибо сказать хотелось. Не знаю, кого за нами отправили, но буду надеяться на то, что именно эти странные типы пойдут и дальше. А то как же, очень приятно, когда преследователи блюют в кусты и с полным позором удаляются к бронетехнике. И не приходится стрелять, потом бежать и думать о том, что неплохо было бы все-таки оторваться, ага, именно так. Так что – спасибо тебе, аномальная ловушка, ты дала нам прекрасную возможность уйти нормально, избежав абсолютно ненужных сейчас потерь. Судя по тому, что с той стороны, куда ушла группа Сокола, не было слышно треска очередей и разрывов гранат, им тоже повезло. Но убедиться в этом получится намного позже. А сейчас оставалось только быстро двигаться вперед, тем более что вокруг верно, хоть и медленно, сгущались сумерки.

Район ночью… одновременно и сказочно прекрасно, и безумно страшно. Только совсем уже глубокой ночью здесь можно увидеть звезды, но какие же они тут яркие и высокие, такие, что хочется потрогать руками. И вместе с этой красотой, закрывая ее своими широкими крыльями, может вдруг пролететь смок, оглашая окрестности своим бешеным ревом. Странный такой диссонанс, как будто находишься на другой планете, а не там, где родился и вырос. А еще есть обязательный подъем тумана, его хорошо заметно, а в лунную ночь его зелень вся просто переливается сверкающей изумрудной крошкой. Вот только если вдруг попасть под него без маски, то в лучшем случае тихо, ну, относительно тихо, помрешь, захлебываясь кровью, густо идущей через носоглотку. Для меня и Сдобного таким практикумом стала ошибка Алконавта, не позаботившегося проверить свою маску и заплатившего за эту ошибку собственной жизнью.

И здесь очень опасно ночью, потому что многие обитатели нашего зоопарка становятся особенно активными и агрессивными. Средство от этого всегда одно: найти место, в котором при случае можно будет держать глухую оборону. А беспокоиться по этому поводу необходимо именно сейчас, в надвигающихся сумерках. Чем мы и озаботились, после того как наши преследователи отошли к технике, видимо не рискуя двигаться дальше без опытного проводника. Его-то они найдут в любом случае, можно не сомневаться, но люфт во времени у нас есть. А ночью вряд ли кто попытается найти нас, здесь это не просто бесполезно и опасно, здесь это может оказаться смертельной затеей.

– До Дач попробуем дойти? – Сдобный остановился, поглядел на часы в коммуникаторе на левом предплечье.

– А у нас есть другие варианты?

Шутник мне тоже, ничего не скажешь. Нет, блин, прямо вот здесь остановимся, у самой Черты.

– Ну да… – Друг внимательно посмотрел вперед, на не очень-то и широкую полосу, которую тренированный взгляд, впрочем, заметит сразу.

Черта, здравствуй, дорогая моя и ненаглядная. Так, что у нас там с аккумуляторами? В наличии? Так точно, товарищ старший лейтенант, сестра побеспокоилась, вот они, в кармашках жилета. И скоро они нам точно потребуются.

– Профессор, вы же про Черту знаете? – Скопа, держа под прицелом тот маршрут, которым мы пришли, искоса посмотрела на Точинова.

– Конечно, милая моя, я здесь про многое знаю… теоретически. – Профессор усмехнулся. – После Волны, когда оказался на Большой земле целым и невредимым, долго не мог снова к работе приступить. А вот когда приступил, то не просто удивился… поразился тому, что здесь произошло. Черта – это вообще нечто уникальное, знаете ли…

– Знаем, – буркнул Сдобный. – Это препоганейшая хрень, которая напрочь на какое-то время лишает тебя и связи, и детекторов, и всего прочего. Один толк от нее – военные за нами на технике не пройдут, и то хорошо.

– А вам известно о попытках все-таки создать технику для Района? – Точинов поправил очки пальцем. – Это, знаете ли, очень интересно.

– Не сомневаюсь, – хмыкнул Сдобный. – Только давайте на «лежке» вы нам все расскажете, хорошо?

– Конечно, конечно… – кивнул профессор, соглашаясь.

А молодец мужик, не обижается ни капли, понимает, что не время. Послушаю его с удовольствием, если получится. Сдается мне, что от этого ученого, так уверенно обращающегося с оружием, можно узнать ой-ой-ой сколько нового про то, что вроде знаешь вдоль и поперек.

– Я первый, – сказал я. Сдобный удивленно посмотрел на меня. – Ну чего? Сомневаешься, что ли, что смогу спокойно пройти?

У меня стало погано на душе. Неужели настолько заметно, что я боялся ходить в Район, коль мой друг и старый напарник засомневался в том, что я смогу провести их через Черту? Да ладно!

– Ни разу не сомневаюсь, брат.

Вот так вот, и сразу стало хорошо. Ну что же тогда остается, кроме как начать движение?

Маркеры-маркеры, мои маленькие дружки, идите-ка к папочке… а куда здесь без них? Никуда, потому что в зоне действия Черты многие ловушки заметны плохо, да и вообще, там вообще все странно, внутри нее-то. И только гайки с кусками лент, пропитанных светящейся краской, могут помочь здесь, где ни один детектор не станет работать.

Так, что у нас? Ясненько и понятненько, вот отсюда, от вросшей в землю покрышки от трактора, мы и будем входить в Район. Прям-таки вижу, что возле нее нет никакой пакости и ничего не помешает прокладывать маршрут. Ну-ка, прыг-прыг на нее, и замерли, стараясь не упасть. Вот молодец, Пикассо, молодец! Вон он, «битум», хитро прикидывающийся, что им здесь и не пахнет. Ну-ну, мой хороший, не обманешь, вон как над тобой чуть дрожит марево. В этих ямах с угольно-черным кипящим составом температура такая, что сталь выплавлять можно, и хорошо, что еще только смеркается. В темноте эту ловушку заметить было бы тяжело. Так, а если еще одна? Точно, вот и еще одна, правда, она абсолютно безвредна, поскольку находится далеко от планируемого мною маршрута.

Гайка полетела вперед, мягко упав на ровный ковер травы. Великолепно, ничего там нет, и раз, одним прыжком туда. Приземлились, выровнялись и смотрим дальше. А по спине уже прошлась разок адски болезненная щетка из металлического волоса, а-а-а, еще раз здравствуй, Черта, я тоже рад вернуться к тебе, сука ты этакая, как же я тебя ненавижу! Один из четких признаков для дебилов и везунчиков, не предполагающих, что они уже на ней, – вот это самое милое ощущение, от которого дальше придется зубы стискивать. Ладно, не в первый раз и, глядишь, в последний, только по-хорошему в последний.

А что это у нас вон там виднеется так четко? А вешка это у нас, вон оно чего, хорошая такая вешка, просто замечательная. Кто-то и когда-то воткнул в землю металлический колышек, отметив ту точку, где пройти можно спокойно. Почему так уверен? Да потому что от нее в мою сторону тянется длинный красноватый шнурок. На конце его прикреплена липкая бумажка, на которой, отсюда видно, стоит позавчерашнее число. А что это значит? Да то и значит, что раз Всплеска не было, то и ловушки новые не появились. Так что – спасибо тебе, неизвестный мне брат-рейдер, позаботившийся о нас, даже не подозревая о нашем существовании. Аккуратненько, шажок за шажком к ней, родимой. Опа… на месте. Оглянемся и посмотрим, как там наши попутчики.

Угу, все в порядке, двигается за мной Точинов, от него не отстает Сдобный, страхующий нашего невольного туриста. Скопа пока стоит на месте и все так же держит на прицеле наш тыл. И это правильно, вот только мне надо двигаться быстрее, чтобы если что случится – попытаться дать ей уйти через Черту. Так что вперед-вперед, рейдер, скачи, как национальный символ Австралии. Как же не хватает детектора, елки ты палки… сдох, бедняга, уже с минуту назад, убило его сумасшедшее электрическое поле, которым окольцован Радостный.

Так, что еще есть? Ну, должно же быть, должно… точно, вот оно. Следующая вешка, дающая возможность не бросать гайки, тратя время – патроны от СВД, торчащие толстенькими стерженьками. Образуют стрелку, указывая направление следующего шага. Идем, идем, аккуратно, не расслабляясь ни на миг.

Точинов спокойно дошел до того места, где только что был я. Молодец, мужик, верно поступает. А… вот и сюрприз, прямо передо мной. «Колючка», мерзкое растение, которое никак не зависит от Всплеска, и длинная же, зараза… ничего-ничего, сейчас обманем. Плохая штука, которая может запросто обвиться вокруг ног, заставляя упасть и потом хвататься за все подряд, пока к одному из стеблей не присоединятся другие и не потащат тебя к клубку. И тут, если ты один, так самый лучший выход либо застрелиться, либо рвануть в сторону ближайшей ловушки, если боишься пускать пулю себе в лоб. Попасть под «колючку» до конца… страшно.

Но эту дрянь можно и обмануть, только нужно знать как, а я знаю. Берем сразу горсть гаек и бросаем, так, чтобы они рассыпались рядом с «колючкой». Ух ты, моя умница убийственная, как метнулась-то, дурочка растительноживущая! А мы вперед, быстро, со скоростью истребителя пересекая все возможные траектории возвращения усов этого странного полуживотного-полурастения. Оп-па, прошел. Так, а следующий? Да она решила не возвращаться, свернулась вон там, подальше, в клубочек, умничка моя…

Так, ребятки, половину прошли, осталось немного на самом-то деле. И за вешки зацепились, так что дальше должны пройти хорошо. Твою-то мать, а это что такое?

Два тела в комбинезонах, обычных, армейских. Вернее… остатки тел, проткнутых во многих местах разрыв-травой. Вон, целый газон впереди, больше и не скажешь никак, именно газон. Но почему?.. А-а-а… вот теперь понятно. За такие вот дела, если уж на то пошло, убивают на месте, коли застукают за подобным занятием. Кто-то очень жадный, не желающий, чтобы другой рейдер обогнал на охоте за баблом, переставил две последние вешки. Именно из-за этого те двое и погибли, напоровшись на «тяни-толкай», ловушку, которую заметить сложно, если не знаешь, что она рядом. Вон она, чуть правее, где по еле-еле заметной спирали лениво двигаются комочки земли и сухие травинки. Это штука делает что? Берет, жестко захватывает одним из своих концов ближайший движущийся объект и вышвыривает в противоположную от своей «швыряльной» части сторону. А тут и тот самый газончик четко заметного стального цвета. Эх, бродяги…

– Что там такое, брат? – прозвучал голос Сдобного сзади, глуховатый из-за плотно прилегающего шлема, встревоженный, и я его понимаю. Вон там, позади, в уже плохо видимой рощице, разом взлетели несколько ворон… неужели так быстро успели преследователи?!!

– Я сейчас, друг, сейчас… – Адреналин резко ударил изнутри, потому что сестра была на той стороне Черты, уже готовясь начать стрельбу. – Сейчас…

Так, Пикассо, не тормози, друг. Ты же можешь, я знаю тебя как облупленного, ну, думай, давай, шевели мозгами. Газон с обеих сторон, и что тогда можно сделать?.. До окончания Черты всего ничего, совсем чуть-чуть. А что там, на той стороне?

Гайка, вторая… все нормально, хорошо. Так, бродяги, вы уж простите нас, прошу, простите. По-другому сейчас никак нельзя, вообще никак.

– Скопа, сестренка! – пришлось орать, чтобы она услышала.

– Да?

– Приготовься, сейчас тебе придется просто лететь вперед. Сдобный, идем по бродягам, деваться некуда… дерьмо.

– Да уж, – Сдобный громко вздохнул.

Ну и хрен с ним, на том свете сочтутся с нами, если уж сойдемся где-нибудь в райских кущах… пошел, бля!

Диким прыжком, какому позавидовал бы любой легкоатлет-олимпиец, я скакнул на первого из бродяг. Подо мной мягко спружинило, резко зашелестели листья этой растительной дряни, пытаясь добраться до меня. Второй прыжок, с левой ноги, длинный, на самом пределе возможностей, не жалея ни мышц, ни связок… удар пятками в землю, падение на плечо, кувырок…

Мир встал на свое место, а я уже сидел, спрятавшись за толстое раскидистое дерево, направив ствол в сторону пока еще видимой сестры. Ну, родная моя, давай, пошла-пошла!!!

Рядом, с шумом ударившись всем телом, приземлился Точинов. Схватил его рукой за рюкзак, дернул, пряча за то же самое дерево. Он помотал головой, явно приходя в себя намного медленнее, чем я. Сдобный тут же оказался рядом, распластавшись на земле и быстро меняя аккумуляторы. Вот молодец, бродяга, так ты сможешь стрелять нормально. Фигура Скопы мелькала на Черте, двигаясь к нам, но медленно, как же медленно. Сухо щелкнуло позади нее и прошло мимо, сбив несколько листьев с кустов. Добрались все-таки, суки!

Первая очередь прямо туда, и нате, паскуды, получите еще! Каждый третий «патрик» в магазинах – трассирующий. Так намного легче определять, куда ложатся пули, если нет больше никакой возможности это сделать. Как сейчас, например, пока не успел сменить батарейки в приборах, да и вряд ли успею. Сдобный тоже открыл огонь, прикрывая Скопу, успевшую добраться до половины маршрута и сейчас лежащую на земле.

Тех ребят было шесть или семь, не меньше. И пальбу они открыли очень серьезно, пользуясь тем, что все приборы работают хорошо и сестра у них как на ладони. Не успел заметить момент, когда она оказалась на земле, но адреналина стало больше. А что если?!! Да нет, вроде нет, ползет нормально, вон, перебралась к тому самому месту, где была «колючка». А вот что дальше делать, кто мне скажет?

– Пикассо! – Сдобный всадил еще одну очередь в сторону вспышек за Чертой. – Шмальнем из подствольников по ублюдкам, пока они то же самое не сделали. Давай быстрее!

И шмальнули, и, скажу честно, никогда еще мои пальцы не сновали с такой скоростью от бандольеры до «гэпэшки». Выхватывали продолговатое тельце ВОГа, заряжали и тут же, без какой-либо подготовки и прицеливания, выпускали гранату в полет. Все внимание было привлечено только к тому, чтобы как можно плотнее накрыть преследователей, не давая им возможности выбраться. И стало понятно, почему они не воспользовались своими гранатометами, если таковые имелись. Причина была та же, что и у нас не так давно – ветки и кусты. Повезло, черт, как же нам повезло сегодня во многом!!!

А потом, вылетев в прыжке почти параллельно земле, рядом приземлилась Скопа, громко дышащая, вся измазанная землей и суглинком, с винтовкой за спиной, которую немедленно потянула в руки. И живая, самое главное – живая…

Вот тут-то нашим противникам пришел самый настоящий звиздец, потому как превосходство их в электронике начало, так сказать, кончаться. Скопа очень быстро заменила все необходимые аккумуляторы и открыла ответный, точный и мстительный огонь. Правда, делала она это недолго, потому что испытывать судьбу больше было нельзя. И мы свалили в пролесок, начинавшийся прямо за нашими спинами. Через него мы должны были дойти до Дач.

Отойти подальше от Черты не получилось. На нас, яростно завывая, выскочила стая орфо-псов, которым, скорее всего, с голодухи, просто снесло остатки мозгов в их тупых головах. Была бы еще стая большая, я бы понял их душевно-прекрасный порыв, а так…

Мы отбились от четвероногих Измененных, быстро и спокойно, потратив от силы по магазину на брата, но упустили-таки время. И теперь нужно было срочно вспоминать все возможные укрытия в этом месте и бежать к ближайшему из них. Первой про подобное вспомнила Скопа, которая была здесь около трех недель назад. Как она объяснила, нам нужно забрать немного к северу, и где-то через полкилометра будет хибара, сделанная из старого кунга. И то хлеб, если честно.

– Нормально нас прижимать начали, да, брат? – Ее голос в динамиках был уставшим, а я и не удивлялся, день был сложным. – Как думаешь, дальше еще хуже будет?

– Да хрен его знает…

Думать о том, что будет, как-то не хотелось, смысла в этом я сейчас не видел. Просчитать все ходы наших противников можно чуть позже, когда отпадет первоочередная проблема с крышей над головой. Сестра, скорее всего, поняла и замолчала, двигаясь вперед.

Почти совсем стемнело, но мы успели дойти. Железная будка стояла там же, где и должна была стоять. Никого ни в ней, ни рядом мы не обнаружили, хотя то, что ей пользовались постоянно, было видно. Вообще-то рейдеры – народ обстоятельный, причем во всех вопросах, включая куда по нужде сходить и чтобы не лопухом потом подтереться. Но последние побывавшие здесь на стоянке, скорее всего, были либо бандосовским хамлом, либо совсем неопытными рейдерами. Куча банок из-под консервов, которые входили в паек самых стремноватых войсковых подразделений, или тех, про кого я уже говорил, четко это показывала. Ну что за свиньи, скажите мне, пожалуйста? Надо же и про других думать-то. Нагадили и свалили, ладно хоть, что в самой будке не насрали.

Сдобный повернулся к нам:

– Караулим по одному?

– Ну, да, нормально будет, – согласился я. – Ее, может, отобьем прямо сейчас, а я заступлю?

– Не вопрос, – улыбнулась сестра. – Дайте мне часа по два на каждый глаз давануть, и я готова хоть всю ночь куковать.

– Иди уже спи, кукушка, блин.

Вот люблю ее неунывающий характер, никак больше и не скажешь. Только-только выкарабкалась из такой задницы, а уже зубоскалит, вот такая она у меня.

– Мне когда заступать? – Точинов вопросительно посмотрел на нас со Сдобным.

– Вам, профессор, приказ такой… – Мой друг усмехнулся. – Занять позицию в кунге, разложить спальник и отсыпаться.

– Это почему еще? – Мне показалось или наш умный попутчик немного обиделся?

– Да зачем оно вам? – непонимающе вытаращился на него Сдобный. – Какой смысл, тем более что вы, без обид, насколько нас старше? А завтра с утра нам пилить и пилить вперед, вы же знаете.

– И что? – Точинов упрямо нахмурился. – Из-за возраста я сам могу решения принимать, вам не кажется?

– Профе-ессор… – из дверного проема выглянула Скопа. – Ну что вы как маленький, честное слово. Пойдемте уже спать, хватит вам пререкаться. Ну, хотите, я вас ближе к утру распинаю, а?

– Так… – Мне очень хотелось, чтобы она ушла отдыхать, а потому я решил все утрясти с упрямым ученым как можно быстрее. – Профессор прав, он далеко не маленький мальчик и сам знает, что ему и как делать. Сдобный, разбуди меня через три часа, а я подниму нашего неугомонного туриста. Ок?

– Да не то слово, – кивнул Сдобный. – Отбой, команда, завтра сложный день.

Он разбудил меня даже позже, где-то так часа на два или три. Объяснять друг другу ничего не требовалось: пусть девчонка поспит, мы можем себе такое пока позволить.

– Десять ноль семь? – буркнул я спросонья.

– Десять ноль девять. – Сдобный гоготнул над старым приколом.

Служили-то мы в одних войсках, и система звуковых сигналов въелась так сильно, что пользовались ей и в самых обычных делах, не говоря о рейдах. Обстановка? В норме. Именно так можно было спросить, но куда деваться от того, что сопровождало тебя столько лет?

Ох, как же не люблю вот эти подъемы посреди ночи… ненавижу просто. Вышел на свежий воздух, поежившись от его совсем уж недюжинной свежести. В металлической коробке было тепло, не то что здесь, снаружи. Хотя оно и к лучшему, сон быстрее пройдет.

Небо было чистым, с теми самыми красавицами звездами, которыми можно любоваться и любоваться. Наша железяка стояла на открытом пространстве, на небольшом подъеме, заросшем местным вездесущим бурьяном. И хорошо, и плохо, так как находишься как на ладони. Только кому из тех, кто обладает оптикой, захочется по ночам здесь шарится? А тем, кто ходят на четырех лапах или на двух, но при этом тупые – всегда найдется, чем им объяснить, что они серьезно ошиблись, когда решили сходить к нам в гости.

– Слышь, Серый… – повернулся ко мне Сдобный. – Скажи-ка мне, брат, а что тебя заставило заняться этой бесполезной и самоубийственной задачей?

– А тебя? Ты-то здесь почему?

– Да потому же, почему и ты, брат… из-за Радостного. Я когда в первый раз оказался возле своего дома, то плохо мне было, как и тебе, наверное. Ты хочешь такой судьбы еще кому-нибудь? Хм, я так и думал, что не хочешь. Слишком страшно и больно то, что случилось, и хочется что-то сделать, да? Поэтому и торчим с тобой здесь уже сколько лет, и все никак не могли себя заставить уйти, да и вряд ли теперь сможем. Идем до конца, Пикассо?

– Идем до конца, Сдобный…

Он ушел спать, а я залез на будку, где уже давно кто-то предусмотрительный устроил возвышение, свалив в кучу мешки с песком и камнями. Наблюдательный пост как наблюдательный пост, на десятках таких стоял раньше, так что и сегодня простою, не обломаюсь. Тем более что пока мне не хотелось будить Точинова, пусть отдохнет дядька, с утра придется тяжеловато. Мы станем сильно убегать, а нас будут не менее упорно догонять. Силы ему еще ой как пригодятся.

Стоять в карауле в это время не очень хорошо, спать тянет, но если ты давно этим занимаешься, то наплюешь и будешь стоять как автомат. Сколько их было еще до Района, можно ли сосчитать и вспомнить? Вряд ли. На разрушенных фермах, посреди чистого поля, в предгорьях и лесах, посреди брошенных деревень и поселков. Эти ночные часы у меня давно превратились в месяцы, если не в годы. А что поделаешь, была война… да и сейчас она есть.

Война… война всегда рядом, всегда вокруг, даже если ты ее не хочешь видеть. Она сидит в каждом, и лишь рамки, навязываемые государством и уголовным кодексом, не дают ей выбираться наружу. Оно и к лучшему, а то страшно представить, во что могли бы превратиться улицы городов, вздумай кому-нибудь доказывать свое право на пьяный дебош посреди ночи, к примеру. Хотя… кто захочет, тот так и так будет это доказывать. Самое главное, что войной может быть что угодно, даже то, что кажется абсолютно противоположным.

Странные мысли в одном из самых, а может, и самом опасном месте на планете, да? А вы постойте ночью, вооруженный и осознающий, что в любой момент вам могут предъявить большой счет только за то, что вы здесь находитесь. Поневоле станешь философствовать по поводу многих вещей. Хотя сейчас мои мысли крутились вовсе не вокруг нашей задачи. Думалось о том, что же сейчас с ней, сумевшей спасти меня. Где она, как и что сейчас делает? Спит ли спокойно в том месте, где ее оставил Сдобный, или так же, как и я, смотрит на небо и думает о том, где я? Вряд ли, конечно, но так хотелось в это верить.

Я посмотрел на подсвеченный зеленым светом экран коммуникатора: ага, почти пять утра. Сам не заметил, как время пробежало, и это к лучшему. Будить ребят буду через полтора часа, и вперед, к приветовским Дачам, где нас должен ждать Сокол. Ну, а дальнейший маршрут сложится по ситуации.

Скрипнула металлическая петля, и на улицу, заспанный и пыхтящий, выбрался профессор. Встал, явно не соображая, где можно меня искать. Пришлось помочь ему, чуть свистнув и показав на приваренные скобы, служившие лестницей. Через несколько минут, сделав необходимые дела, Точинов взобрался ко мне. И сразу предъявил мне нехилую заяву по поводу того, что я-де его не разбудил, как обещал:

– Да вы, Пикассо, врун, как я посмотрю…

– Ладно вам, профессор, бросайте. – Я невольно улыбнулся, до того потешно он это заявил, интеллигент, етит-колотит. – С добрым утром, вообще-то.

– С добрым утром… бррр… – Точинов поежился. – Куда как добрым. Холодновато.

– Что есть, того не отнять, зато спать не очень хочется.

– Я так понимаю, вашу сестру мы поднимать не будем?

– Не-а… Светает уже, хорошо. Профессор?

– Да, Пикассо?

– Не расскажете про Ковчег? Ну, что он вообще такое, почему Волна была, в чем причина, в общем.

– Хм… почему не рассказать? О подписке сейчас говорить не стоит. Ковчег… м-м-м… Ковчег. Понимаете ли, Пикассо, природу его происхождения мы тогда так и не поняли. Ну, представьте, что перед вами находится что-то без явных признаков чего-либо, похожего на двигатель. Корпус этого непонятного объекта не поддается нормальному химическому анализу, потому что из всей периодической системы у Ковчега присутствуют лишь три элемента, и все три редкие, получают их лишь в лабораторных условиях, и находятся они не в тех соединениях, в которых должны находиться. Вся остальная поверхность представляет собой странную смесь сплавов неизвестных металлов и биологически активной субстанции, которая нисколько не повреждена. Углеродный анализ был первым, что мы сделали. Если исходить из его данных, то штука эта пролежала под землей очень долго, сотни лет. А эта самая составляющая до сих пор активна, хотя ее давно уже не должно существовать. Вот вам загадка, а дальше больше…

В самом Ковчеге творится черт его знает что… и больше всего это черт его знает что напоминает кунсткамеру, причем как по назначению, так и по наполнению. Видели бы вы ее экспонаты… хотя похожие вы имеете счастье наблюдать постоянно. Здесь, в Районе, в каждом рейде. Кое-что мы смогли прояснить, конечно. Например, то, что гены этих самых экспонатов вполне активны, несмотря на глубочайшую степень криогенизации и, опять же, прошедшее якобы время. Волна, Пикассо, это сложнейшая взвесь очень активного механизма биологической защиты Ковчега. Вернее, как стало ясно потом, некоторых его обитателей из тех, что ни в какой заморозке не находились.

Мне как-то раз пришло в голову дикое сравнение Ковчега со смесью зоопарка с тюрьмой. Да-да, именно так, именно с тюрьмой. Слишком уж хорошо было запечатано одно, самое большое, по данным лазерного измерения, хранилище, которое открылось именно после катастрофы. И те, кто оттуда вышел, не выглядели провалявшимися в криогенной установке веками. Вот вам еще одна загадка, которую, к сожалению, мы так и не смогли разгадать.

Я выдвинул гипотезу, которая поначалу мне самому показалась диковатой, но все свидетельствовало в ее пользу. Я реалист, с самого детства. Вернее, был реалистом… И никогда не верил в зеленых человечков из глубин космоса, полтергейсты и прочую чепуху, но тут… пришлось поверить. Есть теория пересекающихся пространств, схожих между собой во многом, но в еще большей степени различных. Так вот, я считаю, что Ковчег именно оттуда, с Той стороны. Исследуя все, что произошло, и поведение тех самых сущностей внутри него, приходишь к выводу, что это, может быть, действительно тюрьма для преступников. Страшно становится по одной простой причине: если контингент места заключения смог сотворить такое здесь, то что бы было, если бы наш мир соприкоснулся с Тем во всей его мощи?

Хотя… бредни все это, бредни. Скорее стоит поверить в зеленых человечков и в то, что именно сверху все это свалилось.

Профессор замолчал, смотря на все более светлеющее небо. Что оставалось мне, как не присоединиться к нему и переваривать все, что только что услышал. М-да…

Странностей в Районе хватает, что и говорить. Когда я в первый раз увидел цербера, а мне попался именно трехголовый, то чуть в штаны не наложил от страха и удивления. А вот когда попал под большого смока, то тут мне на какой-то момент показалось, что смотрю объемный фильм, и хочется немедленно либо покинуть зал, либо пристрелить киномеханика, чтобы перестал меня пугать. И так далее, и тому подобное. Но никогда не приходилось задумываться о таком. Казалось бы – почему и нет? Но не думал. Наверное, я с детства привык, что ученые могут сотворить все что угодно, хоть собаку с несколькими головами, хоть наполовину человека, а наполовину механизм.

– А из-за чего произошла Волна?

– Из-за того, Пикассо, что человек слаб. И гордыня, совмещенная с желанием прославиться, запросто толкает на глупости. Гробовой смог вскрыть заблокированный вход к тем, кто был в самой глубине. А дальше – дело техники. Активизация механизма защиты Ковчега, выброс самой взвеси, приведение организмов, живых и нет, путем раскрытия латентных генов, к адаптации к экстремально-агрессивной среде, которая не просто может повредить… может убить. Потому и появились Измененные.

В каждом, в том числе и в мертвом, на момент Волны все эти внутренние резервы запустились самопроизвольно. Лишь часть, вроде церберов, были еще и дополнены тем, что входило в состав информации Ковчега. Результат… вон он, вокруг.

Профессор вновь замолчал.

Да уж, дела… ну, да и ладно. Всякое в жизни бывает. И если уж доведется давать звиздюлей хоть параллельным уркам, хоть инопланетным, так дадим, куда нам теперь с подводной лодки деваться? Зато спасибо профессору, что отвлек от грустных мыслей…

Внизу скрипнула дверь, и на улицу, злая как тысяча чертей, выскочила Скопа. Покрутила головой, задрала ее вверх, уставившись на нас. Профессор тактично отвернулся, предоставляя мне единоличное право разбираться с оскорбленной в лучших чувствах сестрой. Что она незамедлительно и продемонстрировала, высказав в весьма образной форме все, что думает про мою братскую заботу и прочие прелести ее несчастной и замученной мужским шовинизмом девичьей жизни.

Прооравшись вместо утренней зарядки, Скопа фыркнула и отправилась по делам. А потом, громко заявила сестра, она подумает, кормить или нет всяких там чересчур заботливых родственников, которым давно нужно бы понять, что она девушка самостоятельная и очень уважаемая в рейдерской среде, а также за ее пределами.

А то сейчас нас не то что уважают, нас сейчас наверняка еще и боятся. Кто ж не боится с дуба рухнувших маньяков, взрывающих машины с государственными людьми прямо средь бела дня?!

Сдобный, проснувшийся от ее искреннего возмущения, весь из себя недовольный и мрачный, даже не выдержал, расплылся в широкой улыбке:

– Как же мне этого не хватало! – Он усмехнулся еще шире. – Неужели сейчас еще и тушняк хавать будем?

А то, его, родимого, и будем употреблять. Первейшая вещь для того, чтобы отправиться куда-нибудь в поисках чего-то интересного. Может, конечно, всякие там пищевые концентраты, густо сдобренные витаминами и специальными веществами, и питательнее, и места меньше занимают, но… нет в них романтики, короче. Я так вообще люблю таскать в эрдэшке не плоские коробочки из фольги, а старого образца пузатые металлические банки с оттиснутым номером ГОСТа. Бывало – берешь, вскрываешь ее ножом, а оттуда запах, густой такой запах мяса, которое в ней практически и без жира да с листом лаврушки и терпким перцем. Ммм… сказка. Что, фрикасе из рябчиков в ананасах вам подавай, суп де-воляй или дефлопе? Да и хрен с вами, выпендрежниками и типа гурманами. По мне, проще быть нужно.

Плохо, что нельзя расходовать воду так, как хотелось бы, здесь с ней засада. Чуть сполоснуть рожу, экономично почистить зубы (а как вы думали, мы ж не чуханье какое-нибудь) и все. Без чаю пока обойдемся, чать не маленькие.

На самом деле есть с утра вовсе не обязательно, куда как лучше сделать это чуть позже, уже отмахав изрядное количество километров. Но что поделать, если хочешь доказать, прежде всего самому себе, что ты действительно серьезный человек, и этот вот ритуал просто нужен. Потому что он показывает самое главное: мы уверены в себе и делаем то, что делают все нормальные люди, а не бежим вперед и не давимся куском по дороге. За ночь следы наши уже вполне могли оказаться затоптанными местным зверьем, и так оно и было наверняка. Стоит ли тогда опасаться того, что прям вот сейчас возникнут из воздуха наши преследователи и все дело пойдет крахом? Вот и я придерживаюсь того мнения, что не стоит.

– Как настрой, профессор? – Сдобный подошел к задумчиво жующему Точинову. – Готовы продолжить нашу экскурсию?

– Конечно… – Тот задумчиво потер лоб, чиркнув себя по стеклам очков ложкой, которую ему вручила Скопа. – Вы не переживайте, у меня сил еще ого-го сколько.

– Это хорошо. – Сдобный сел на бетонную плиту, обгрызанную временем до такого состояния, что из нее редким частоколом торчала ржавая арматура. Усаживаться ему пришлось аккуратно. – Значит, отряд в полной боевой готовности.

Скопа, сидевшая на будке, чуть свистнула.

– Ты чего? – Я немного напрягся.

– Вон там пролесок. В нем кто-то есть, и этот кто-то очень хочет быть не незаметным. – Сестра аккуратно поднесла прицел к глазам, всматриваясь. – О как…

Хм, голос у нее был явно не встревоженным, что радовало. Интересно, кого она там умудрилась заметить? Если кто-то из нашей рейдерской братии, то можно будет попробовать выйти на связь через коммуникатор. Переговоры запросто могут начать отслеживать уже здесь, используя соответствующее оборудование. А вот с КПК, если знать, как и что нужно делать, можно отправить сообщение так, что никто и не поймет, кому и от кого оно пришло.

– Да это же Котенок… – Сестра неожиданно улыбнулась. – А чего это чучело здесь делает и чего оно шкерится по дубравам и пролескам?

От те на… даже и не знаю, что сказать, если честно. Котенок, а если быть точным, то Кот Андерсон[1], был весьма и весьма интересной личностью. Здоровенный, чуть полноватый веселый рейдер-лентяй, который не очень любил ходить в одиночку, хотя и не относился к какой-либо определенной группе. Балагур и сказочник, похожий на престарелую поп-звезду Лазарева, до сих пор бодро и неутомимо прыгающего на сборных концертах-солянках. Ну, вернее, на него молодого, так как Коту было от силы двадцать семь.

Как он попал в число тех рейдеров, которые выжили после первых заходов в Район, стали ветеранами и продолжали ходить и ходить, с его постоянными выходками и попаданиями впросак? Это вопрос очень сложный, если не сказать непонятный. Как бы то ни было, Кот выкарабкивался из переделок с завидной легкостью и славился изрядной долей удачи, так необходимой в этом нелегком деле. А прозвище получил за два обстоятельства, и потом два совсем разных «погоняла» слились в одно, так ему подходившее. Андерсон был самым настоящим сказочником, могущим врать так складно и гладко, что впору заслушаться. И еще, по отношению к девушкам он всегда вел себя именно как кот, молодой такой, довольный жизнью и донельзя ласковый. Так уж и вышло, что бродяга, на своем веку сделавший немало нехорошего и плохого, в обиходе мог быть просто Котенком. Только чего он и правда здесь делает так рано поутру?

– Ба-а… – протянула Скопа. – Ой, и попал, видно, парень, за ним топтуны вон идут, а он чего-то и не отстреливается.

О как, ну надо же, опять Кот попал в переделку и, скорее всего, как всегда выберется из нее целым. Благодаря нам, конечно, ведь рейдеры своих не бросают.

Топтуны? А что, бояться ли нам тех, кто умер во время Волны, каким-то странным образом не разложился полностью за прошедшие годы и теперь знай себе шастает по Району? Наверное, не стоит, потому как их всего семеро, а ствола у нас четыре.