Читать книгу Где ты, солнышко, где? - Дмитрий Мазунин - Страница 2

Стояла унылая осенняя погода. Нудный, моросящий дождь непроницаемой стеной опутывал дома и деревья, редкий прохожий, кутаясь в насквозь пропитавшуюся влагой одежду, торопливыми шагами исчезает в сгущающихся сумерках. Темные, густые, как выхлопные газы машин, облака застилали небо. В такое ненастье быстрее хочется добраться до дома, выпить чашку горячего чая или кофе, чтобы согреть свои окоченевшие руки. Но, увы, отопительный сезон еще не начался, батареи холодны, как лед и со временем в квартире замерзаешь еще больше, чем на улице. День, два, три, неделя… и кажется, что природа испытывает наше терпение, и этот дождь не закончится никогда. Где ты солнце, где?… Но однажды утром вдруг выглянешь в окно, и вот….. тучи разлетаются в разные стороны, небо прямо на глазах светлеет, и, наконец, блеснет лучик долгожданного солнышка, который мгновенно поднимает настроение, наполняет жизнь теплом, светом и радостью.

Так вот и живут люди в небольших, провинциальных городках, которых по России разбросано великое множество. Жизнь там протекает тихо и размеренно, а если что-то и случается из ряда вон выходящее, то об этом говорят минимум полгода. Отсутствие музеев, театров, спортивных комплексов – заставляет людей устраивать свой досуг, как кому заблагорассудится. Мало кто находит для себя какое—нибудь занятие, которому посвящает все свободное от работы время. Люди собираются компаниями: выпивают, танцуют, беседуют о бытовых мелочах, делятся планами о будущем. Обсуждают кто, как, где, у кого что, кто и с кем, а молодость проходит. Вырастают горы проблем, личных забот, или просто хочется тишины и покоя. И круг общения становится все меньше и меньше, в конечном итоге остаются, в лучшем случае, два – три человека, с которыми иногда хочется провести время. У каждого свои приоритеты. Одни находят смысл жизни в воспитании детей: дать им хорошее образование, хорошую работу, предоставить возможность вырваться из этого города; другие находят счастье, обставляя дом мебелью, покупая дорогие машины, зарабатывая деньги и используя связи; кто-то замыкается в своей семье, с работы домой: телевизор, тапочки, жена на кухне, про таких говорят: «Он не пьет и она у него молодец», – вот этим все и сказано.

Супруги Доходянины, прожив вместе несколько лет, все реже стали посещать прежних друзей. Зачем куда – то идти, если можно выпить вдвоем? Потом они стали пить вдвоем из нежелания с кем —то делиться. Дальше – больше, каждый стал напиваться по отдельности, а по приходу домой разыгрывался семейный скандал. В конце концов, это им обоим надоело. Жизнь скучна, решили они, пора обзавестись ребенком.

Во время беременности Агрипины Авдотьевны все наладилось. Николай приносил домой трехлитровые банки с соком и даже курить выходил на площадку. По первому требованию супруги он несся по магазинам в поисках исполнения прихоти своей избранницы. И вот он первенец! С гордо поднятой головой счастливый отец шагал по улице, бережно держа малыша. Синяя ленточка с огромным бантом перетягивала одеяло. При встрече со знакомыми Доходянин широко улыбался, излучая счастье, и, подняв указательный палец вверх, многозначительно говорил: «Мужик!», подмигивая супруге. В этот момент щеки Агрипины Авдотьевны покрывал легкий румянец.

Первое время все шло, как и должно быть. Николай Евграфович бежал домой, чтобы разделить заботу о ребенке, он помогал жене стирать, готовить и мыть посуду, но постепенно пеленки, детский плач, бессонные ночи, раздражительная манера разговора супруги стали надоедать ему. Да еще мужики в гараже после очередного рабочего дня, раскладывая нехитрую закуску, говорили: «Никола, давай с нами, твое дело сделано, а остальное – бабья доля». «Не могу, ребята, извините. В другой раз, спешу», – и не чувствуя земли под ногами, мчался он домой. Прошли месяцы. Агрипина с любовью наблюдала, как Николай играл с маленьким: то прыгал с погремушкой около кроватки, то учил ходить, ползая вокруг него на коленях и приговаривая:

– Давай, Серый! Молоток! Вот так! Это мужик – он должен крепко на ногах стоять!

Он брал Сережу на руки и рассказывал сказки, вызывая улыбку на розовом детском личике, а может это не сказки были. А с какой любовью укладывал его спать, поглаживая по головке своей огромной мозолистой рукой и напевая себе под нос одному ему известную песенку. Но, к сожалению, жизнь – есть жизнь, и, если тишина и покой продолжаются долго, значит в недалеком будущем грянет гром.

Была пятница и, совершив свой последний рейс, Николай Евграфович Доходянин возвращался в гараж. Вдруг машину занесло в сторону Водитель остановился. Пронизывающий осенний ветер бросал в стекло струи моросящего дождя. Доходянин. неторопливо вышел из машины, утопая по щиколотку в жидкой грязи. Осмотрев машину, он увидел спущенное колесо и, крепко выругавшись, принялся за работу. В гараж он заехал поздно и, выходя из машины, услышал голоса уже изрядно выпивших товарищей. Николай хотел незаметно уйти, чтобы не придумывать отговорок, к тому же он смертельно устал, замерз и вымок, пока чинил машину. Но ворота бокса уже закрыл сторож. Не убегать же в самом деле как мальчишке, и Николай с уверенностью пошел к выходу. Но тут он явственно представил себе, как берет наполовину наполненный стакан с холодной водочкой, выпивает его, закусывает, и тепло разливается по всему телу, Николай как будто даже ощутил привкус водки на языке. Зная, к чему это может привести, он ускорил шаг.

– Эй! Что-то припозднился, Николай! – остановил его окрик Виктора.

– Колесо спустило, будь оно не ладно!

– Замерз? Давай к нам, прими сто пятьдесят на грудь, а то заболеешь! В такую погоду дело нехитрое, кажись, промок весь?

Бессонная ночь, семейная сцена утром, спущенное колесо и стоящий на столе стакан, наполненный как назло наполовину, заботливо поднесенный бутерброд с салом на черном хлебе сделали свое дело. Недолго поколебавшись и тяжело вздохнув, рубанув воздух рукой, он сдался:

– А, давай!

Николай с наслаждением маленькими глотками выпил все до дна и, занюхав бутербродом, положил его на стол.

– Молоток! Старая школа!

– Учись, Петька, как надо, – обращаясь к молодому практиканту, сказал Виктор, – даже не поморщился!

– Я тоже так научусь, – обводя всех мутным взглядом, чуть приподняв свесившуюся над столом голову, невнятно пролепетал Петька.

– Чему мальца учишь, нехристь? – назидательно сказал дядя Миша.

Спиртное потекло по жилам, стало тепло. Он расслабился, откинулся на спинку лавки и с наслаждением закурил беломорину.

– Ну, что полегчало? То-то же! Еще?

– Нет, нет, нет! Пойду.

Иван обнял его за плечо и, дыша перегаром в лицо, пропел:

– Эх, Коля, Коля, Николай! Сиди дома не гуляй. А то девочки придут, поцелуют и уйдут.

– Причем тут девочки?

– Давай, давай, давай! Бог, он троицу любит. И вообще, имеешь полное право после трудового дня. Ты уже год как не пьешь, поэтому ничего страшного, – заплетающимся языком изрек он и икнул.

Выпив во второй раз, Доходянин захмелел, а точнее стал пьяным, и уже сам кричал, ударяя кулаком по столу.

– Имею право! Никто не смеет мне указывать! В конце концов, кто в доме хозяин?

– Ну и правильно! Бабу распустишь… Их надо вот как – Витька сжал кулак и потряс им над столом.

Как закончился вечер, Николай помнил смутно. Утро следующего дня ознаменовалось похмельем. Сидя на кровати, он пытался вспомнить, что произошло вечером, но не мог, и только какая – то тревога, неосознанное чувство вины беспокоило его душу. Он встал и прошел в комнату. Детская кроватка, почему – то, стояла там, малыш мирно посапывал. Пройдя на кухню, он увидел Агрипину. Большой сине-лиловый синяк заполнял половину ее лица. Не веря своим глазам, он спросил:

– Это что, я сделал? Я?

Крупные слезы потекли из ее глаз и, стекая по щекам, падали прямо в недоеденный суп. Она несколько секунд безразлично смотрела в тарелку и вдруг беззвучно зарыдала, резким движением отодвинув тарелку в сторону. «Суп пролила», – совсем не к месту подумал Николай.

– Извини, так получилось. Знаешь… все как – то навалилось одно к одному, – он попытался ее обнять.

– Уйди! Уйди… так все хорошо… наладилось вроде все. Думала жизнь начинается, – она не кричала, а, всхлипывала, переходя на шепот.

Переминаясь с ноги на ногу, он снова потянул к ней свою руку.

– Уйди! Прошу тебя, – закричала она срывающимся голосом и, дрожа всем телом, с силой ударила кулаком по столу.

И Николай ушел, ушел не в буквальном смысле этого слова, а ушел в себя, замкнулся. С работы стал приходить навеселе. Жена молчала, и он молчал. Все чаще Николай замечал, что супруга в легком подпитии, что в некотором смысле развязывало ему руки, хотя он отчетливо осознавал, что ни к чему хорошему это не приведет.

Однажды, в воскресное утро, на трезвую голову Доходянин попытался заговорить с ней, как бы издалека.

– Слышь, Агрипина? Ну, ты, это, того, брось уже дуться – то. У нас ведь сын растет. Чего в жизни не бывает. Серега вырастет… Он ведь… сначала, может, начнем?

– А, об сыне вспомнил! С тобой начать? Да ни одна баба с тобой ничего начинать не захочет.

При этих словах она повернулась к нему и презрительно захохотала.

– На себя в зеркало давно смотрел? Ты же пьянь несчастная.

– Значит так… Ладно.

С тех пор бутылка стала неизменной спутницей его жизни.