Читать книгу Петербург умышленный и отвлечённый. Город в классической литературе XIX века. Комментарий - Дмитрий Мурин - Страница 5
Александр Сергеевич Пушкин
Оглавление«О Пушкине всегда хочется сказать слишком много, всегда наговоришь много лишнего и никогда не скажешь всего, что следует, – писал историк В. О. Ключевский. – Пушкин неисчерпаем». Он «наше все» (Ап. Григорьев).
Именно поэтому, даже не пытаясь еще раз расставлять акценты в понимании его жизни и творчества, ограничимся известной мыслью Н. В. Гоголя: «При имени Пушкина тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте. В самом деле, никто из поэтов наших не выше его и не может более называться национальным; это право решительно принадлежит ему. В нем, как будто в лексиконе, заключилось все богатство, сила и гибкость нашего языка. Он более всех, он далее всех раздвинул ему границы и более показал все его пространство. Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет. В нем русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на поверхности оптического стекла. Сама его жизнь совершенно русская».
Эта русская жизнь многие годы протекала в Царском Селе и в Петербурге. Демутов трактир (ныне наб. Мойки, 40) – один из первых петербургских адресов Пушкина. Здесь он жил с дядей В. Л. Пушкиным до поступления в Лицей. Потом были шесть лет «монашеской» жизни в Царскосельском Лицее, по окончании которого в 1817 году Пушкин поселился в квартире родителей в доме вице-адмирала Клокачева на Фонтанке (ныне дом 185; сохранился). Еще по шести адресам жил поэт в Петербурге: на Галерной и на Фурштатской, на Большой Морской и на Пантелеймоновской (ныне ул. Пестеля), на Французской набережной (ныне наб. Кутузова) и, наконец, на Мойке, 12. Здесь невозможно перечислить дома, дворцы и особняки Петербурга, где бывал Пушкин. На эту тему написаны специальные книги[1].
Петербургскими впечатлениями, обстоятельствами жизни и ее событиями, встречами и знакомствами со многими десятками людей, наконец, историей Петербурга пронизано все творчество поэта. Обычно говорят о пушкинском Петербурге и о Пушкине в Петербурге. Но эти две темы настолько слиты, что попытки их разграничить, пожалуй, остаются только в названиях работ исследователей.
Каково же восприятие города поэтом? Многообразие ощущений города в разные периоды жизни в основном может быть сведено к двум:
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак…
«Петербург совершенно не по мне, ни мои вкусы, ни мои средства не могут к нему приспособиться». Сказанное в письме находит отклик в стихах:
Город пышный, город бедный,
Дух неволи, стройный вид,
Свод небес зелено-бледный,
Скука, холод и гранит…
Здесь на десять предметных определений города (существительных) только четыре эпитета, что и подсказывает пушкинскую доминанту отношения к городу. Образ Петербурга в творчестве поэта обусловлен временем, к которому он был необычайно чуток. С известной условностью можно говорить о трех ликах города в его творчестве. Сначала это Царское Село, которое позже поэт назвал «счастливым городком» и «мирным уголком». В стихотворении 1814 года «Воспоминания в Царском Селе» (лицейский вариант) Пушкин сказал:
С холмов кремнистых водопады
Стекают бисерной рекой,
Там в тихом озере плескаются наяды
Его ленивою волной;
А там в безмолвии огромные чертоги,
На своды опершись, несутся к облакам,
Не здесь ли мирны дни вели земные боги?
Не се ль Минервы росской храм?
Не се ль Элизиум полнощный,
Прекрасный Царскосельский сад,
Где, льва сразив, почил орел России мощный
На лоне мира и отрад!
На протяжении всего творчества Пушкин постоянно обращался поэтической памятью к Царскому Селу, к «лицейскому братству»:
Куда бы нас ни бросила судьбина
И счастие куда б ни повело,
Все те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село.
Тема возникновения города «из тьмы лесов, из топи блат» занимала зрелого Пушкина. Она связана с личностью и исторической ролью Петра I. В неоконченной повести «Арап Петра Великого» глазам Ибрагима открывается такая картина: «Обнаженные плотины, каналы без набережной, деревянные мосты повсюду являли недавнюю победу человеческой воли над сопротивлением стихии. Дома казались построены наскоро. Во всем городе не было ничего великолепного, кроме Невы, не украшенной еще гранитной рамою, но уже покрытой военными и торговыми судами. Государева коляска остановилась у так называемого Царицына сада». Россию, Петербург Ибрагим видит, как «огромную мастерскую», «где движутся одни машины, где каждый работник, подчиненный заведенному порядку, занят своим делом». Праздничный петровский Петербург рисуется Пушкиным в стихотворении «Пир Петра Первого»:
Над Невою резво вьются
Флаги пестрые судов;
Звучно с лодки раздаются
Песни дружные гребцов;
В царском доме пир веселый;
Речь гостей хмельна, шумна;
И Нева пальбой тяжелой
Далеко потрясена.
«Прошло сто лет.», и современный поэту город представлен поэтическим словом во всей его многоликости. Город и люди, в нем живущие, существуют в нерасторжимом единстве. Здесь и любезная сердцу Пушкина Коломна («Домик в Коломне»), и кружки декабристского толка («К Чаадаеву»), и Михайловский замок как символ тирании (ода «Вольность»), и город-труженик (строфы «Евгения Онегина»), театральная и светская жизнь («Евгений Онегин», «Пиковая дама»); здесь и Петербург, хранящий память о героях Отечественной войны 1812 года («Перед гробницею святой.»). Отдельных стихотворений, рисующих городские пейзажи, как это будет потом у Некрасова, у Пушкина нет.
Петербург молодого Пушкина – 1817–1818 годов – это кипение страстей, любовных и политических, театральных и светских, это обмен стихотворными дружескими посланиями. Это «шум пиров и дружных споров». Уже в эту пору встречаем мы мысль-желание покинуть столицу. Многие из указанных мотивов звучат в послании В. В. Энгельгардту. Это его дом на Невском, угол Екатерининского канала (ныне дом 30), «был своего рода петербургским “Па-ле-Роялем” с гостиницей, публичными увеселительными кофейнями, ресторанами и большим залом для концертов, балов и маскарадов».
Петербург Пушкина зрелого – 1827–1837 годов – это размышления о смысле бытия и скоротечности времени, это литературная полемика и определение сущности поэзии, это скрытый жар сердца, не расточающий себя по пустячному поводу. Слово становится «гуще», мысль строже, чувство значительнее. Нет, Петербург, наверное, все тот же, Пушкин в нем другой.
Время Петра и время Пушкина сопрягаются в петербургской поэме-повести «Медный всадник». И Петр, genius loci города, предстает в двух ликах: царя-строителя для века XVIII и «кумира на бронзовом коне», истукана, пронизывающего все и вся своим духом и своей волей, для века XIX. Петербург, яркий, красочный; освященный пушкинским «люблю» и «омраченный Петроград», «город пышный» и «город бедный» – здесь одно нерасторжимое целое. Человек во власти мифа города, мифа стихийных сил природы и рациональных сил истории. «Ужо тебе», брошенное Евгением в лицо «строителя чудотворного», – это бунт и против тирана, и против города, им созданного.
Петербург – это судьба. Судьба Пушкина. Его героев. Таковым он останется и для последующих поколений.
1
См.: Иезуитова Р.В., Левкович Я.Л. Пушкин в Петербурге. Л., 1991.