Читать книгу Возвращение ценности. Собрание философских сочинений (2005—2011) - Дмитрий Николаевич Герасимов - Страница 6

Русский коммунизм (по выражению Н. А. Бердяева21) явился закономерным и завершающим этапом развития «русской идеи всечеловечности», в итоге окончательно отбросившей внешнюю религиозную форму, но от того не ставшую по своей сути менее религиозной (не в последнюю очередь благодаря религиозным корням самого марксизма). Воинствующее антихристианство и самая разнузданная, свирепая русофобия никогда бы не приобрели тотального, вселенского масштаба, если бы не поддерживались миллионами русских, добровольно и коллективно претворявших собственное прирожденное сознание в новую – более справедливую и более чистую (с точки зрения всечеловечности) идеальную «общность»: «быть русским» теперь значило быть «советским» («народным», «общим» в чистом виде). Советское государство потому и держалось на насилии, что иначе оно само тот час бы претворилось в природное ничто, ни в чем не укорененное, кроме «высшей» духовной сладости природного обнищания и как бы последнего, священно-религиозного отказа от себя. Что в итоге и произошло – русский коммунизм, державшийся и все время подпитывавшийся природно-дезориентированным русским элементом, в миниатюре повторил судьбу монофизитских «перформансов» православного национализма, в считанные дни распавшись сам и потрясая мир глубиной нравственного и духовного падения.

Смертельная болезнь природного сознания, заботливо взращенная и до сих пор хранимая русским христианством в религиозном мифе о «народе-богоносце» («Святой Руси») и закономерно закончившаяся «коммунистическим всемством», по духовно-нравственному смыслу своему есть страшная христианская ересь, а по историческому размаху реализации заключает в себе не национальную только, но и «общечеловеческую» опасность. Можно и должно стремиться к личной святости и желать ее для всех людей, но в высшей степени безнравственно и греховно стремиться к национальной святости и национальному христианству. С самого начала русское православие усвоило христианство в законченном, готовом виде, без идеи развития и без идеи личности. Вот почему у нас до сих пор хотят вывести личность из религиозной, «духовной» общности, в то время как даже у греков идея религиозной целостности, или соборности, исторически вырастала из христианского откровения личности. В сущности, в преобладании общности над личностью и «идеального» сознания над религией православие стало «христианством наоборот», духовным антихристианством, медленно и неуклонно убивавшим себя.

Стоит ли после этого удивляться, что такова же была и русская религиозная философия, несшая в себе общую с русским православием, идейную «бациллу» природного самоистребления? Христианская (европейская) по внешности и антихристианская (восточная) по духу, она потому и закончилась интеллектуальным самоубийством национальной мысли, не оставив после себя ни одной положительной идеи культурного, земного строительства. Пока жива была русская прирожденность, пока жив был русский мир (в рамках царской России) и было что претворять в соблазнительную безнациональную духовность, была жива и русская православная церковь (а в месте с ней и русская религиозная философия). Но сейчас, когда сами исторические обстоятельства, казалось бы, принуждают признать отсутствие в природе русского природного самосознания, как можно было бы «возродить» все это, и как вообще можно было бы желать их возрождения, да еще в том качестве, в каком они существовали прежде?..

Вот первая истина современного христианства и русского природного («прирожденного») сознания. Сейчас (после стольких веков насильственной «христианизации», «вестернизации» и «советизации») русские в России, как никогда прежде, тоскуют по живой силе, способной связать их не с религией, напрочь отрывающей от мира, или какой-либо «универсальной» (а потому – отвлеченной) философией и идеологией, а с собственной природой, непосредственно переживаемой в бытии как сущем. Прирожденность – это прежде всего чувство, ощущение душевно-природной близости на основе общности происхождения, закрепленное в конкретных языковых практиках (устный рассказ, песня, сказка). Подобно тому, как эстетически-любовное отношение к миру в христианстве не допускает обожествления природных стихий, так же точно и независимая от религии прирожденность предполагает свободное, идейно бескорыстное проявление естественных человеческих чувств любви и привязанности (к семье, роду, отечеству). Может ли русское православие, несущее в себе духовное зерно православного национализма (тождества религии и прирожденности), помочь такому природному возрождению русских (как и других народов России, затронутых «церковно-национальной» идеологией), при котором восстановится и укрепится прежде порушенное живое чувство единства с бытием, независящее от тех или иных этических или философских систем – от того, кто человек – христианин, агностик или атеист? Нет, не может.

Ибо именно отсюда – из идеи природно-метафизической сращенности религии и прирожденности, проистекает высокомерная духовная болезнь «всечеловечности», патологическая раздвоенность между непомерным самовосхвалением и столь же непомерным самоуничижением, именно отсюда проистекает двойственный феномен русского идеализма и русской беспочвенности, в конечном итоге поразивший народ библейской болезнью коммунистического саморастления. И именно русское христианство, исказившее себя монофизитски-сектантским воззрением на прирожденность как на греховность, которую следует «исправлять» в праведную религиозность, в силу своей духовной слабости и «насаженности сверху» с самого начала пошедшее на коренной (меркантильный) компромисс с «миром», придавшее «государственническое» направление христианству, связавшее себя конкретным политическим устройством в духе восточной «симфонии» и неуклонно проводившее в жизнь магически-символический принцип «освящения мира», несет всю полноту ответственности за постепенное искоренение природных сил народа и его неминуемый уход в историческое небытие, ибо «осознание» собственной прирожденности в качестве религиозного дела («русский Христос» протопопа Аввакума, славянофилов и Ф. М. Достоевского) есть такая же дезориентация, как и методичное воспитание у людей религиозно недостойного («низкого») представления о своем природном происхождении.

С другой стороны, менее всего церковь (любая церковь как религиозная институция) могла бы гордиться своим патриотизмом и своими «заслугами» перед отечеством (природными добродетелями чести, долга, верности), ибо христианство, ставшее «национальной религией», перестает быть в подлинном смысле духовной (откровенной) религией, отличной от язычества, и со временем деградирует вместе с народом ее принявшим. Гордиться могут христиане, но не церковь. Самоубийственная политика метафизического сращивания религии и этноса, основанная на поиске все новых и новых форм «идеальных», «мистических» и т. п. оснований природной идентичности, слишком схожая с ветхозаветной религиозностью, не может быть остановлена и не прекратится, не будучи однажды прямо признана ошибочной (как с точки зрения самого христианства, основанного на принципе духовной идентичности, и всех вообще нормальных христианско-церковных воззрений, так и с точки зрения обретения чистого природного самосознания, не деформированного априорными идеологическими схемами и клише) и в таком виде осуждена церковью. Последняя должна сама четко, и опираясь на собственное догматическое учение, дистанцироваться от идеологии, по сути, «магически-идеального» (подменяющего прирожденность духовностью) сознания, заслонившей благодатный свет Христовой веры, все еще хранимый русской православной церковью, но, очевидно, слишком малый свет, чтобы сподобиться разогнать сгустившиеся сумерки природного сознания.

Не поиски «новой» идентичности на основе религии, а как раз напротив – воспитание любви и уважения к собственной прирожденности независимо от религиозной принадлежности – вот то, что должно отличать христианина в России (в отличие от представителя любой другой «традиционной» религии), если только он хочет оставаться христианином, а не погруженным в магию (оторвавшимся от собственной природы) «язычником» или иудеем. Прирожденность не возникает на основе определенной «идеи», «шифра» или «цифрового кода», положенного в основание мира, хотя и может постигаться последним, не будучи ему подвластна. Нет никакой «православной национальности», как нет и «общечеловеческой» или «всечеловеческой» русскости, как бы отрицающей самое себя природы, но есть конкретная живая (именно природная, эмпирическая, а не идеальная) общность, называемая русским народом, отличная от других народов и обладающая рядом особенных, неповторимых черт, прямо и непосредственно прозреваемых сквозь любые иные наслоения. Осознание собственной природы вне и независимо от религиозной (духовно-идеальной) принадлежности как раз и составляет подлинный смысл христианизации (или же ее необходимое следствие).

Незамутненная, чистая природная ценность земной жизни с ее радостями и горестями вообще не может проявиться вне признания метафизически независимого и свободного характера религиозного духа – в этом смысл подлинно духовного христианского «дуализма», идущего на смену онтологическому монизму традиционного сознания, в равной степени характерного для гносеологического дуализма как иудейско-ветхозаветного, так и магически-языческого типа. И здесь не может быть никакой иной идентичности, кроме самоидентичности природной, прирожденной жизни, «свободно сочетающейся» (М. М. Тареев)22 с глубочайшими истинами христианства. Не трудно видеть, как пишет проф. Московской духовной академии, что подлинно евангельская «религиозно-нейтральная концепция государственно-семейной (т.е. прирожденной. – Д.Г.) жизни не представляет опасности ни для религии, ни для государственно-семейной жизни: та и другая по существу разнородны и потому подлежат каждая своим особым законам»23. Более того. Только христианство (будучи, наконец, осуществленным до конца, исторгнувшим из себя всякое духовное антихристианство) и способно привести к такому возрождению русской (как и любой иной) прирожденности, при котором станет возможным творческое развитие природных сил индивида. Но связано это уже с самой «сущностью» христианства как религии.

И вот вторая истина современного христианства и прирожденного сознания. Национальное возрождение невозможно без появления личности, но не через отождествление личности (как индивида) и рода (как целого), тем более – подчинение индивида роду (в чем заключается неправда любого «монофизитства» – как старого, так и новейшего – в форме разного рода «национализмов»), а как раз напротив, через их последовательное и предельное различение – без личности, несводимой к роду, нет еще представления о самостоятельной ценности природной жизни (и наоборот, если ничего, кроме личности как рода, нет, то нет и личности, вбирающей в себя весь космос без остатка – вопрос о ней даже не ставится). Христианство и означает рождение личности, вхождение личности в историю. Однако этот подлинный этический (и духовный) смысл христианства не был еще раскрыт русским православием, которое так и осталось на уровне античного мышления, не дав России творческого импульса, направленного в современность. Появление личности означает рождение нового человека, идущего на смену старому, ветхому человеку (как родовому индивиду). Русское православие хочет реализовать христианство, не изменив человека, оставив его «ветхим Адамом». По-прежнему полагают, что личность должна быть ограничена родом, а род – религий, что не дает пробудиться индивидуальному сознанию, уничтожая начатки личности в потоке безличных космических стихий, грозящих темным хаосом самоистребления. Но чтобы появился новый человек, способный творчески реализовать себя как именно природную сущность, заранее не ограниченную никакой идеологией или религий, должна «мистически» зародиться личность, несводимая к роду, должно совершиться то самое «обновление ума», о котором говорит ап. Павел (Рим.12,2; II Кор.4,16; Кол.3,10; Ефес.4,23; Рим.1,21—28; I Кор.2,16), ибо «кто во Христе, тот новая тварь (курсив автора. – Д.Г.)» (II Кор.5,17).

Современность и начинается с нового способа мысли, который требует перехода от полубессознательной, коллективно-родовой жизни (даже если это жизнь в «церковной ограде») к жизни осознанной и индивидуально-ответственной, требует «аскетического» (чувственного, опытного, мистического и т.п.) самоограничения разума как «способности к всеобщему», требует возникновения личности, наделенной независимым («свободным») мышлением. Вот почему современность начинается с христианского откровения о личности. И вот почему русское природное сознание не может не сочетать себя с идеей личности. Ибо кто еще, кроме духовно пробудившегося христианства, может возглавить историческую борьбу за личность? Но для этого оно и должно само стать религией личности, религией свободы, полностью не сводимой к миру природного, или «прирожденного» человечества. Нет больше никакой «религии», никакой религиозной идеологии или политики (правой, левой и т.п.), поскольку речь идет о природной, «земной» жизни, по определению религиозно и метафизически нейтральной, свободно реализующей себя в природном мире, и именно потому не присваивающей себе религиозно-общественного абсолютизма, не подменяющей божественной воли относительной волей человеческой, не обожествляющей и не «освящающей» религиозно прирожденность. Христу «нужна только чистая духовность божественной жизни»24, а не «компьютеры и самолеты» – вся область науки, искусства и технического прогресса, составляющая естественное «тело» прирожденности. Последняя сама себя определяет в границах природного человечества и в себе же находит цель своего развития и процветания как именно природного сознания.

И первая, «чистая» (социокультурная) форма любой прирожденности, свободно сочетаемая с духом личности (как современности), из которой проистекает всякое вообще культурное строительство, есть честность – в том числе и восприятие чести общности (семьи, рода), к которой принадлежишь, как своей собственной (прирожденной) чести, независимо от религиозной принадлежности, включая готовность отстаивать ее в природном мире. Не имея в себе личности, несводимой к природе, как можно быть честным и ответственным в отношении природы, заключающей ценность в самой себе и именно потому ценимой? «Быть русским» значит прежде всего быть честным в отношении собственной прирожденности, а потому и лично ответственным в отношении своих родителей, детей, семьи, окружающих «близких», друзей и т. д. То же самое значит быть прирожденным «немцем» или «французом». Без восстановления ясного сознания этой элементарной формы природного сознания, независимой от религиозно-идеологических представлений, нельзя вообще вернуться к здравым, неповрежденным понятиям природной жизни. Нельзя приступать к строительству собственного «космического» дома, кирпичик к кирпичику возводимого в истории.

Быть честными значит искать решений в самих себе и собой проверять действительность. И пусть честность сама определит, что из «метафизических идей» останется культурным достоянием, а что нет. Отсутствие в настоящий момент чисто природной, культурно-устроительной и земной цели, вокруг которой могла бы объединиться русская прирожденность, не плохо в конечном смысле и не непоправимо, если сама природа последней в согласии с духовностью не будет мешать ее принятию в будущем.

Такова третья истина современного христианства и природного сознания как прирожденности.

В подлинном смысле духовная религия не меняет и не отменяет прирожденности человека, а напротив – охраняет ее в ее естественной природной ценности (и наоборот, никакая прирожденность не может изменить такой религии, подстроить ее под себя). Соблазнительно искать в христианстве «мистических» оснований для русскости или в русскости – «природных» оснований для христианства, пытаться соединить их в «священной праведности» – они не связаны друг с другом, но каждое обладает своей ценностью – одно в мире природном, другое в мире духовном, образуя одновременно наше сознание. И только такой подход отвечает духу христианства. Любой другой подход означает отход от христианства в борьбу с природой или духом (в их взаимное противопоставление или подчинение друг другу) – в магию, ветхий завет и антихристианство. Нужно быть христианами, не утрачивая прирожденности. И не того ли ждет от нас Бог?

Август-сентябрь 2005 г.