Читать книгу Дикополье. Слово Шубина - Дмитрий Перцов - Страница 5

На кухне, за настоящим круглым, хоть и квадратным столом с облезлой белой поверхностью, полотенцем с розами и следом кофейной чашечки собрался совет. Розы – важный цветок для нас, не зря наш город называют городом миллиона роз: они растут кругом, и в парке Щербакова, и на площади Ленина, и в парке Ленинского комсомола, и, пожалуйста, извините меня за все эти коммунистические фамилии. Не выходит у меня придумать для них подлинно дикопольные названия.

Мы с Валерой ели борщ, Валера громко сербал[13]. Возле плиты упражнялись в кулачных боях Горнячок и Халабудный стервец – они друг другу поначалу не понравились, а затем ещё больше не понравились и решили выяснить отношения по-мужски. Вальяжная Сменщица делала толченку[14], обернув вокруг себя фартук, тоже с розами. Никита, вновь обретший нормальный рост, дремал в комнате: такое счастливое лицо я видел только в отражении в зеркале, когда в 2001-м году вернулся из кинотеатра “Звёздочка”, где крутили “Гарри Поттер и философский камень”. Это была моя первая встреча с большим экраном. Книжку я тогда прочитал всю, кроме последней главы, и финал узнал в исполнении Дэниэла Рэдклиффа, так не похожего на Поттера из моего воображения, и Эммы Уотсон, очень даже похожей на Гермиону. Ей я затем строчил письма по найденному в интернете почтовому ящику.

На стуле с поникшей головой сидела Длинная леди. Слушала обвинительную речь Миши. От её угрожающей силы, мистической опасности и вот этих хоррор-прибауток не осталось и следа. Она была просто худой женщиной с трагическим прошлым и неверно избранной линией поведения.

– Шубин ясно дал понять, – строго вещал Миша. – Дикополье – не место для хухров-мухров! Правило номер один: нельзя делать того, что причиняет вред местным жителям, а также гостям края и тем, кто худого обращения не заслужил. Правило номер два: со своим уставом в наш монастырь не лезь. Коли обосновалася тут, будь добра стань его органической частью. Правило номер три: нельзя вытягивать школьников до смерти!

Длинная леди кивала и всхлипывала. Я доел борщ, отодвинул тарелку, и Вальяжная Сменщица погрозила мне пальцем, мол, не всё выхлебал, и тогда я, наклонив тарелку, доел всё без остатка – уж не с ней-то мне спорить.

– Решать, что с тобой делать, будут присяжные заседатели, – Миша обвёл взглядом комнату и всех присутствующих. – Я выступлю в качестве арбитра, и только. Мы можем наказать тебя. Можем заточить в шахту “Мария-Глубокая”. Можем просто взять и отпустить, а впрочем, нет, не можем. Ваше право, друзья, предложить иной выход из ситуации.

– Наждак ей в ж**у, и делу конец, – сказал Халабудный Стервец и получил кулаком в глаз от Горнячка.

– Воспрещено ругаться при отроках! – воскликнул тот, и на полу возобновилось сражение. – Воспрещено!

Длинная леди ещё глубже зарылась в тонких ладонях, дёргая плечами.

– Сам-то что думаешь, Горнячок? – спросил Миша, взял Горнячка в две руки и посадил на край стола. Горнячок замотылял резиновыми сапожками, а Стервец, пожав плечами, вернулся в комнату Никиты, к сладостям.

– Проучить-то её, проучить надо… Однако смотрю я на неё – и не могу! Вдосталь настрадались женщины. Вдосталь! Пора и на мировую идти. Я как про Павлу милую вспомню, что в бабу каменную обратилась, так всё моё угольное сердце трепетать начинает. Айда простим её, Миша, а? Простим, но – запретим отныне на землю дикопольную ступать.

– Идея ясна, – кивнул Миша и повернулся к Вальяжной Сменщице. – А вы что думаете?

Та отодвинула кастрюлю с картошкой и голыми руками отбивала свиное мясо. Мука разлеталась по всей кухне, хоть миска с ней и стояла поодаль.

– Работать ей надо.

И больше ничего не сказала.

– Поскольку труд облагораживает человека, – снова кивнул Миша. – Вы, ребята, какого мнения?

Мы с Валерой, хоть и доели борщ, продолжали делать вид, что у нас ещё полные тарелки – не хотелось сболтнуть чего лишнего. Тем более что Длинная леди, пусть не выглядела опасной – мало ли, вдруг включит берсерка да как нападёт?

– Я… я не знаю… – не поднимая глаз, сказал Валера.

Для него лучшим решением было избавиться от всех монстров раз и навсегда без права на помилование. Это понятно. Миша настаивать на ответе не стал.

– А ты, Саша?

– А я…

Я замешкался, но тут подумал, что у меня есть прекрасный повод ничего не говорить.

– Пока не узнаю, что произошло со мной в коридоре, ничего не скажу! Мне нужны объяснения!

И только когда я это произнёс, оно на меня и накатило. Действительно: что это за магия? Почему пение Миши так на меня повлияло? И я высказал свою догадку:

– Это сила Святогора, да?

Миша не понял:

– Почему Святогора?

И все на меня как-то уставились, и даже Стервец выглянул из коридора.

– Не знаю… Подумалось.

– А что ты знаешь о Святогоре?

– Знаю то, что он всегда всё делает правильно.

– Что, например?

– Помогает всем.

– Кому?

– Всем, кому надо помогать.

– А кому надо помогать?

– Он бьёт врагов!

– Понятно, Саша. Нет, дело не в Святогоре. Бывал он когда-то в наших краях, но те времена давно минули, и никто его здесь больше не видел. То, что случилось, и есть причина, по которой Шубин попросил меня с тобой связаться, – Миша сделал многозначительную паузу и выдал: – Ты – Исконный сказитель.

– Кто? – спросил я.

– Кто? – спросил Валера.

– А я знал! – воскликнул Горнячок, вскарабкался на стол и подбежал по нему ко мне. Я почувствовал запах… Будем считать, проведённого боя. Ну и пота – да.

Миша набрал полную грудь воздуха и выдал:

– У всякой истории есть некто, кто рассказал её первым. Кто не понимает, но тонко чувствует природу вещей и, как это говорится, улавливает, что иные уловить не способны. Он может быть косноязычным, с трудом составлять слова в предложения, но дело не в богатстве языка. Он стоит у врат, отделяющих тех и других. Сказку от несказки. И когда он начинает фантазировать, он на самом деле видит происходящее, и это отличает его от обычного сказочника. Ты, Саша, Исконный сказитель. Истории тебя душат, но и лечат. Ты призвал Горнячка. А может, ты просто первым узнал о его появлении. И, я уверен, в детстве случалось то, что ты не мог объяснить.

Я так сильно стукнул по столу, не со злости, а просто от накативших эмоций, что тарелки подскочили, а ложка Валеры упала на пол.

* * *

Когда вспоминаешь о том, как о чём-то вспоминал раньше, и память реальная смешиваются с домыслами, волей-неволей начинаешь верить, что в твоём прошлом было нечто, чего на самом деле с тобой никогда не случалось.

В тот день Миша впервые назвал меня исконным сказителем. Сейчас я не придаю значения громким терминам, ярлыкам. Я в принципе скептически отношусь к концепции избранного. Смотрю в окно, вижу другие окна. Вот – тёмные шторы, за которыми живёт печальный. Его печаль – ключевая в мире, потому что он избранный. Вот мелькает гирлянда у любителя праздников, чьё желание праздновать стоит превыше других, неизбранных, кто праздновать ничего не хочет. Кому не до праздника.

Однако тогда, за “круглым-квадратным” столом, я как давай вспоминать! Миша ведь глаза мне открыл! Как однажды, например, я рассказал мягкой игрушке – тигру из “Винни-Пуха” – его историю, и он мне улыбнулся. Или как вообразил, что в момент выключения света из-за технической аварии в дом проникает отряд матёрых солдафонов размером с пчёл – и, хоть убейте, я вспомнил, как они жужжали надо мной, когда я пытался уснуть.

Как это работает с точки зрения Миши – я не знаю. Когда я пытался выяснить механизм оживления историй, Миша всякий раз вредничал. Дескать, рассказ о паранормальном и рождение паранормального происходят одновременно.

Теперь-то я не пытаюсь это осознать, но в то время меня по-настоящему завораживали эти размышления.

* * *

Всё стало на свои места. Миша, как психолог какой-нибудь, объяснил мне меня. И это было офигенно.

– Каким же будет слово Исконного сказителя? – спросил Миша.

Я распрямился. Негоже человеку с такой, как это сказать, должностью сидеть ссутулившись! Все вокруг – и даже Длинная леди с её пронзительным и жутким взглядом – смотрели на меня с неприкрытой надеждой. И слова полились из меня против воли:

– Была на свете одна девочка, Офелия. Самая высокая в своём классе. Благодаря росту она единственная из женской половины коллектива играла в баскетбол и волейбол наравне с мальчишками. Поначалу её пытались дразнить, называли шваброй, но в обиду она себя не давала. Девочка была не только добрейшей души, но и сильной! В какой-то момент она поняла, что будет защищать всякого, кого незаслуженно оскорбляют за его рост, и спустя время все хулиганы школы – а затем и окрестных школ – стали ходить с тумаками и фингалами под глазами. С тех пор прошло много лет. Однако Длинная леди, умерев от старости в окружении любящих высоченных детей, вернулась. И продолжает помогать добрым коротышам и не по возрасту высоким детям.

По мере моего рассказа Длинная леди менялась. Её чёрные волосы обретали цвет молочного шоколада, они становились яркими и чистыми. Чёрные глаза – выразительными и блестящими, неначе[15] солнце. Тело вместо обносков грязных одеяний обволакивал стильный деловой костюмчик. А на лице играла улыбка – детская, наивная, заразительная.

– Ого… – прошептал Валера, когда я закончил. На кухне повисла пауза, восторженная и какая-то… светлая. Первой её нарушила Вальяжная Сменщица. Она подошла к Длинной леди, обняла сзади и поставила перед ней тарелку с картошкой.

– Ешь, дорогая, – сказала Сменщица. – Совсем кожа да кости…

Какой подъём сил я испытал! Такой, что хоть тысячу шахтёров с глубины в тысячу метров поднимай на поверхность! Захотелось ещё рассказать историй, лучше этой, и не прекращать рассказывать, потому что на меня сквозь крышу хрущёвской пятиэтажки светили звёзды Дикополья: созвездие горняка, галактика трудяг, вселенная раскалённой стали!

– Молодец, Саша! – Миша вскочил со стула и подбежал к окну. – Вот это я понимаю – Исконный сказитель с совестью и сердцем. Радуйтесь, дикопольцы! – А потом, успокоившись, достал из чемодана очки, надел и сообщил профессорским тоном: – Оно ведь как получается: многие истории сказители выдумывали с одной лишь целью – детей напугать. Дабы спать ложились или слушались. А напуганное дитя – оно управляемо. Но времена изменились. Больше нет причин бояться. Только жить, радоваться и играть!

– Ты в детстве боялся органной музыки, а твою бабушку зовут Тося, – выпалил я.

Миша снял очки.

– Нет. Но ты всё равно молодец.

– Вкусно, – тихим голосом сказала Длинная леди, распробовав пюре Вальяжной Сменщицы.

– Ещё бы! – ответила та и, вернувшись в коридор, растворилась в зеркале. И Длинную Леди с собой взяла – показать, как ей живётся, да готовить научить. Короче говоря, миссия наша подошла к концу. Сделали всё как полагается.

– Пойдём посмотрим, как там Никита, – сказал Миша. – А ты, Валера, ступай домой. Твоему другу больше ничего не грозит, а родители твои волнуются наверняка.

Мы распрощались с Валерой – он напоследок обнял нас обоих – и вернулись в комнату Никиты. Тот дремал с открытым ртом.

– Миш? – сказал я.

– Да?

– А сколько тебе лет?

Миша усмехнулся.

– А что, угадывать не станешь?

– Не в этот раз.

– Скажем так: на свой возраст я не выгляжу.

– И всё-таки?

– Скажем так: я старше тебя.

– И всё-таки?

– Скажем так… О, Никита, проснулся?

Никита, укутанный в плед, смотрел на нас заспанными глазами.

– Она ушла?

– Ушла, Никит… Ушла.

– Спасибо. Я думал, не переживу этот вечер.

– Благодарить нас не за что, а для Шубина можешь посадить деревце на ближайшем терриконе. Расскажи-ка теперь, как ваши пути сошлись? Почему Длинная леди к тебе явилась?

– Всё началось с драки. Пацаны из одиннадцатого класса подкараулили меня в курилке, сказали, что я гном. Я что-то ответил, они оскорбились и напали, но я убежал. Вернулся домой, увидел, что мне ВКонтакте написал какой-то человек из закрытого аккаунта.

– Имя?

– Там какие-то цифры стояли, его имени я так и не узнал. Человек написал, что разделяет мою боль и что он тоже маленького роста, как и я. И что не так давно ему кое-кто помог. А потом скинул запись из паблика “Жуть Дикополья”.

– О Длинной леди?

– Ага.

– Я тоже её читал, – сказал я. – Мне подруга скинула, Алина. Она постоянно сидит в этом паблике.

– Что было дальше? – спросил Миша.

– Незнакомец стал рассказывать, как он вырос на глазах, как его перестали обижать в школе. Я ему поверил. И поверил, что Длинная леди существует. А позапрошлой ночью она ко мне явилась. Вот, собственно, и всё.

– Понятно, – сказал Миша. – Вера, если глаза закрыты, – штука опасная.

– Я плохо поступил, да? – спросил Никита.

– Почему плохо? Нельзя разговаривать с незнакомцами, вот и всё. Это нам ещё Михаил Афанасьевич Булгаков завещал. А мы можем посмотреть ту вашу переписку?

– К сожалению, нет. Она исчезла.

* * *

Когда мы вышли из подъезда, было уже темно. По домам возвращались рабочие с тёмными от угольной пыли глазами. На спортивной площадке местные пацанчики распивали пиво “Добрый Шубин”[16]. Горнячок сказал нам “До скорого!” и побежал в окошко подвала.

– Длинная леди не одна, – сказал Миша.

– Что, есть ещё одна Длинная леди? – не понял я. – Ещё длиннее?..

– Нет. Но есть иные создания с тёмной душой. Лезут и лезут…

– Откуда?

– Да ты ж поди пойми! Всё началось с малого: где-то крыса сделала яйцо железным и на голову кошке скинула. Где-то заговор от зубной боли не так сработал. Люди говорили: “Месяц ты, месяц, серебряные рожки, златые твои ножки” – ну, понимаешь, да? И затем: “Вот зуб, вот два, вот три, все твои, возьми мою скорбь”. Всё как обычно. Вот только зубы после этого выдёргивали по-настоящему, сами себе, плоскогубцами.

– Зачем?

– Саша! – Миша посмотрел на меня, как на шестилетку. – В том-то и дело – незачем. Но что-то их заставляло. Зло – всегда загадка. Иногда оно безумно, но притворяется логичным. Иногда кажется, что оно имеет логику, но в нутре его творится хаос. Горыныч вот! Ишь ты – заделался. Раньше-то по струнке ходил. И с каждым днём всё страшнее… Ты, может, пока этого не видишь. Нам надо найти источник этих бедствий, иначе… Я даже не знаю, что – иначе. Благо разговор с Никитой дал мне одну подсказку.

– Какую?

– Я думаю, есть ещё один Исконный сказитель. Помимо тебя. Тот, в чьём сердце вспыхнула тьма. Его-то мы и поищем.

– Каким образом?

– Во-первых, поговори со своей подругой, Алиной. Может, она чего знает про эту… “Жуть Дикополья”. Во-вторых, сходим на филологический факультет, поспрашиваем студента, о котором говорил нам Водянов.

– А в-третьих?

– А никаких “в-третьих” я пока не имею. Возможно, Шубин мне что-то подскажет, если сумею выйти с ним на связь, конечно… – тут он задумался и посмотрел на меня серьёзно. – А теперь, Саша, я хочу, чтобы ты сказал окончательно. Будешь мне помогать?

– Буду. Только…

– Да?

“Помоги мне узнать, что с Илюхой”, – хотел добавить я. Найти его. Куда он пропал? Почему я обо всём забыл?.. Но я не решился. Возможно, было ещё не время. А может, я боялся чего-то, о чём и сам пока не догадывался. Тем не менее я понял, что знакомство с Мишей – мой шанс найти друга. И я его не упущу.

– Нет, ничего.

– Ну тогда встретимся завтра возле филфака. Приходи, когда занятия твои в школе закончатся.

* * *

Пересаживаясь на остановке Рынка, скрытого-от-потусторонних-глаз, в низкую маршрутку, я неосознанно взял телефон и позвонил Илюхе. Номер, конечно, был заблокирован: “На даний момент абонент не може прийняти ваш дзвiнок”. А мне просто хотелось с ним поделиться: тем, как я изменил историю Длинной леди. Тем, как меня назвали Исконным сказителем… Да в конце концов, тем, как я стал силачом! Илюха, может, ничего бы и не ответил. Или сказал бы, что я крутой. Он умел поддерживать минимальным набором звуков, но так крепко и искренне, что мне хватало этого на неделю.

Во дворе меня окликнул дедушка Валя:

– Мальчик!

– Я Саша…

– Здравствуй, Саша.

– Здравствуйте.

– Вот молодец, паренёк, а? Всегда здоровается! – дедушка Валя обернулся к своим дедушкам-друзьям, мол, вы видели, какой паренёк молодец вообще-то? Двое из них что-то заворчали, один принялся перемешивать колоду карт, остальные посмотрели на меня и отвернулись. Не больно-то и хотелось. – Саша, а твой отец на шахте работает, да? Не стесняйся! Мы тут все шахтёры.

– Нет, он металлург.

– А-а-а… Ну, тогда хорошо. А то хворь какая-то по шахтам ходит, вот я и интересуюсь.

– Хворь?

– Да вот у меня товарищ один зрения лишился.

– Потому что ему на пенсию пора! – крикнул другой дед, в старом коричневом костюме. Он сидел непосредственно возле дедушки Вали, но всё равно кричал. – От старости ослеп!

– Может, и от старости, – кивнул дедушка Валя. – Но я доверяю внутреннему чутью. Не раз оно меня выручало, в том числе на глубине. Ладно, Саша, беги домой. Отцу передавай привет. С металлургами мы дружим.

– Хорошо, – сказал я. – До свидания.

– Вот молодец паренёк, а? Всегда здоровается, прощается, вежливый… – донеслось позади.

Как всё-таки просто заработать авторитет среди дедушек. Ходишь, здороваешься, оп – герой.

Надеюсь, дедушка Валя никогда не узнает о моих недавних размышлениях, почему стариков обязательно надо уважать, просто потому что они старше. А если этот старик (не дедушка Валя, а другой какой-нибудь) в прошлом крал мороженое у детворы или, например, развязывал войны?

Я зашёл в квартиру. Мама готовила картофельную запеканку, но аппетит мой дрых, как крот в зимний период. Борща и толченки я объелся на годы вперёд, и мама, конечно, заподозрила неладное: говорит, завтра пойдём в больницу.

– Мам, а ты меня любишь? – вдруг спросил я. Даже для меня это было “вдруг”, а для неё – тем более. Она покосилась на меня, сжимая в руках полотенце.

– В смысле? Конечно, люблю. А почему ты спрашиваешь?

Я пожал плечами. Почему этот вопрос возник в моей непутёвой голове – не представляю. Может, хотелось услышать её ответ, а может, проверить, не будет ли он противоположным… Мама подошла ко мне, поцеловала в лоб.

– Так трупов целуют, – сказал я. Аж самого передёрнуло от моей вредности.

– А ну марш спать! – сказала мама и полезла в духовку.

Я посидел ещё пару-тройку секунду, а затем встал и ушёл в комнату.

Ушёл, чтобы увидеть стоящий у стены гроб.

* * *

Разница между фантазиями, галлюцинациями и реальностью заключается в том, что фантазиями управляешь ты, галлюцинации – тобой, а реальность ждёт, когда ты выберешь к ней подход между первым и вторым вариантами.

Включив свет, я убедился, что у стены стоит кровать. Глаза это увидели. Сердце – нет. Откуда явился столь жуткий сигнал в мозг, почему я по-прежнему не мог дышать, зная, что органы чувств просто-напросто немного пошалили?

Я снова выключил свет. Снова включил. И решил немного отвлечься.

Открыл ВК и написал Алине:

“Ты не поверишь, что сегодня произошло”

“Что?”

“Я видел Длинную леди”

“Ахах, в смысле?)))) Ты наконец-то решил попробовать пиво?”

“Нет. Я серьёзно. Скажи, откуда ты взяла ту историю?”

“Ты правда пьян? Я же тебе скидывала репост из паблика”

“Ну да… А кто его ведёт?”

“Да без понятия. Посмотри сам”

Я открыл “Жуть Дикополья”. Стену усеивали жуткие изображения и истории. Мне в глаза бросилась одна – о Первоклашке-убийце, который наказывает всех, кто не смеётся над его шутками. Среди админов значился один аккаунт с именем Сергей Петров. На его странице – никакой информации. Возможность написать в ЛС закрыта. Даже традиционное “По вопросам рекламы пишите туда-то” отсутствовало.

Тогда я написал под записью о хохмаче-первоклашке комментарий: “Как связаться с админом?”, после чего пожелал Алине спокойной ночи и лёг спать. Ворочался. Не мог уснуть миллиард времени. Всё мне казалось, что лежу я в гробу и вот-вот меня застегнут цепями и увезут куда-нибудь далеко-далеко, где мир ещё несправедливее, чем этот.

А утром началось…

* * *

Я спросонья плохо дружу с конечностями. Дёргаюсь, как робот, и сбиваю предметы со стола, пытаясь что-нибудь взять. Дверь на кухню я открыл с грохотом, с трудом разлепив глаза, но мама на меня даже не посмотрела и не пожелала доброго утра (уже фигня!). А потом спросила, строго так:

– Есть будешь?

– Да, наверное…

– Ешь.

И, ничего в тарелку не положив, вышла с кухни. Неужели обиделась за мой вчерашний вопрос? Я взял печеньку “Киев-конти” и отправился в школу.

На лавочке сидел дедушка Валя, один, и, когда я с ним поздоровался, он просто сплюнул и ничего не ответил. Да что с вами сегодня такое? Я, конечно, расстроился и зашёл в магазин за колой. Там прозвенел третий звоночек, что что-то неладно:

– Нет колы, – отрезала продавщица, тётя Мария, всегда такая миролюбивая и отзывчивая, и повернулась к следующему покупателю за моей спиной. Будто её подменили. Её-то я чем мог обидеть? Кола вроде бы безалкогольной всегда была.

– Как – нет? – предпринял я последнюю попытку. – В холодильнике вот же стоит…

Тётя Мария цокнула, буквально швырнула в меня бутылкой и заявила, что сдачи у неё не будет и чтобы я шёл в школу, нечего, мол, шнырять школьникам в такое время.

– Спасибо, – сказал я, немного ошарашенный.

И последний звоночек прозвенел в школе. Но не в том смысле, как обычно перед выпускным…

Ей-богу, я б даже уволился, будь у меня такая опция.

Мне влепили двояк по математике, стоило на секунду замяться. Причём правильный ответ я знал! Все эти логарифмы я вызубрил и щёлкал, как тыквенные семечки. Просто разволновался. Спорить с учителем было бессмысленно – он погрозил поставить неуд ещё и за поведение. На втором уроке от меня отсел Ваня Лиганченко, и я остался один. А на перемене все на меня смотрели, смеялись и даже кинули мокрой тряпкой.

Может, я просто не создан для социума? Перед тем, как переехать в этот район и пойти в эту школу, я в принципе в школу не ходил. Из-за всяческих болезней (сейчас уже всё в порядке, я в норме худо-бедно) меня перевели на домашний формат обучения. Друзей детства у меня не было, да и родители не общались ни с кем, у кого был бы ребёнок моего возраста. Короче… Надо будет попросить маму вернуть меня домой.

Если она будет готова меня слушать, конечно.

С другой стороны, я предполагал, что все эти перемены как-то связаны с Мишей и моей новой ролью Исконного сказителя. Поэтому на филфак я ехал хоть и подавленным, но полным решимости разобраться в ситуации. По пути купил колу у ещё более неприятного продавца, чем тётя Мария, и всем своим видом оскорбил бомжа, который зачем-то стал материться, когда я проходил мимо.

Миша ждал меня у входа в дряхлое зеленоватое здание в четыре этажа. Он мотылял чемоданчиком и улыбался проходящим мимо студенткам. Они улыбались ему в ответ, а меня напрочь игнорировали – словно Миша забрал всю мою харизму (если таковая имелась) и вобрал, как оливье – майонез.

– Саша! – воскликнул он. – Что с тобой? Лица на тебе нет. В маршрутке вместо мелочи расплатился?

– Ха-ха, обос***аться.

– Нет, ну правда. Что-то стряслось?

Я рассказал Мише о своих злоключениях. Размахивал руками и почему-то представлял, что вместо Миши передо мной стоит Илюха и я делюсь с ним переживаниями, всё как в старые добрые времена. Миша выслушал меня внимательно.

– Нехорошо… – сказал он после минутного молчания. – Нехорошо, Саша. Не должно так быть.

– Вот уж да! – воскликнул я. – Но почему это всё?

– Уверен, мы найдём причину. Сходу я тебе и не скажу, в чём дело.

– Ясно.

– Прости, но, к сожалению, я не всеведущ. Ты давай, Саша, не отчаивайся и не огорчайся.

Спасибо за чудесный совет.

– Миша, можно серьёзный вопрос?

– Конечно.

– Кто такой Шубин на самом деле? Расскажи о нём. Как ты к нему попал? Как он стал тем, кем стал? Где он живёт? Можно мне с ним пообщаться? Он смотрел “Звёздные войны”?

– Пойдём внутрь, – сказал Миша и стремительным шагом двинулся к дверям.

Я крикнул ему что-то вслед и двинулся следом. Нет, ну что за манеры, а? На факультете как раз прозвенел звонок на пары.

Я ещё добьюсь от тебя правды, Миша. От меня так просто не отделаешься.

Мы поднялись на третий этаж, встали у высокой деревянной двери с надписью “Кафедра русской литературы”. Внутри, за одним из преподавательских столов, сидел человек в костюме, чёрных ботинках и с пышными седыми усами.

– Пётр Алексеевич? – спросил Миша.

– Здравствуйте! – преподаватель поднял на нас взгляд и лучезарно улыбнулся. – А вы чьих будете?

– Мы ищем Вадима Писаренко, вашего студента. Он на факультете сейчас, не подскажете? Где у него пара?

– Он уже вторую встречу по научной работе пропустил и, насколько мне известно, в университете сегодня не появлялся, – преподаватель даже не стал спрашивать, почему мы интересуемся и кто мы вообще такие. Мощной силой обаяния обладал Миша! – Последний раз он звонил мне пару дней назад, извинялся, говорил, что у него дела дома, в Харцызске. С исследованием связаны. Как же он сказал… – Пётр Алексеевич задумался, поправляя усы. – Ах да: “Я следую за лисой” – и трубку положил. Думаю, он просто влюбился и выдумывает ребусы. Сегодня планирую связаться с ним через деканат, диссертацию писать надо, а парнишка он талантливый.

– Я следую за лисой… – повторил Миша и повернулся ко мне. – Идём?

– Уже?

– Ну да. А ты ещё что-то хотел спросить?

– Вообще-то да. Пётр Алексеевич?

– Да?

Он вроде не испытывал ко мне ненависти. Это не могло не радовать.

– А кто такой Шубин? Миша не раскалывается, а мне интересно до жути.

Алексеев засмеялся.

– А вы, молодой человек, фольклором, никак, интересуетесь, а? Буду рад видеть вас на кафедре! Когда поступать?

– Через год.

– Отлично! Есть время подготовиться. Шубин, говоришь? Я вот давеча книжку издал, – он открыл ящик и извлёк оттуда большую белую книгу с яркой суперобложкой. – “Протёкших дней очарованье” называется. Неделю назад в библиотеке презентовал. Тут у меня и Шубин, и песни, и частушки. Всё от первых лиц собрано, по городу, по деревням окрестным, студенты-практиканты помогали. В общем-то, лучше меня расскажет о Шубине сам носитель.

Он нашёл нужную страницу, прочистил горло и прочитал:

– “Было это, когда в степях только появились первые шахты. И были они совсем не такими, как сейчас! Уголёк рубили обушком. На вагонетку грузили лопатой. Вагонетку тащил один человек на четвереньках – к штреку[17], по штреку к шуфру вагонетки доставляли кони, потом уголь поднимали бадьями. Очень тяжёлой и опасной была работа первых шахтёров. Далеко шла от степей дурная слава об этой нелёгкой, но лучше других оплачиваемой работе. И съезжался к шахтам на наём бедный рабочий люд. Богатеи – хозяева шахт – радовались. Рабочих рук всегда в избытке, есть из чего выбрать. Но была на старых шахтах в те времена такая подземная специальность, на которую не всегда находился работник. И оплачивалась она дорого – десять золотых рублей, и работы той было на полчаса, и случись что, родня шахтёра большие деньги за пострадавшего получала. А шли на эту работу самые отчаянные сорвиголовы, которым смерть, что сестра. Специальность эта называлась “поджигатель”. Перед спуском смены поджигатель натягивал на себя побольше всякого мокрого тряпья, закутывал поплотнее голову и лез с факелом в шахту. Там он поджигал накопившийся угольный газ. Не однажды, бывало, смена находила поджигателя мёртвым и выносила его на поверхность. У шахтёров обычай был такой – если погибнет кто под землёй, его обязательно на-гора подымали, чтобы похоронить по-человечески.

Работал в те времена на донецких шахтах поджигателем некий Шубин. Лихой был человек. Никого и ничего не боялся. Только однажды полез он очередной раз в шахту поджигать газ, да и погиб там под завалом. Хозяева шахты подсчитали, что, если откапывать Шубина, то это выйдет им дорого. И стали уговаривать семью покойника вместо тела взять деньги. Семья большая была, а без кормильца на что жить? Подумали, подумали, что уж от покойника проку, да и взяли деньги. Только с тех пор и по сей день из поколения в поколение слышат шахтёры, как гремит в стенах камнями Шубин. Обозлился-де на людей. То выброс устроит, то обвал. Всё товарищей себе ищет[18]”.

– Значит, обозлился на людей, – сказал я, когда мы с Мишей снова оказались на улице Тайных Университетов. – То выброс устроит, то обвал, да, Миша? А говоришь, добрый он, помогает. Что-то ты темнишь.

– От человека зависит, будет Шубин добрым или нет, – многозначительно ответил Миша. – А нам пора. До Харцызска путь неблизкий. Будем охотиться за лисой.

– До Харцызска… Что за название такое вообще?

За пять минут до этого Мише с большим удовольствием предоставили домашний адрес студента в Харцызске. Мы прыгнули в маршрутку и отправились на вокзал. Гарантий, что Вадим Писаренко в чём-то нам поможет, не было никаких. Но попытка не пытка.