Читать книгу Пандемониум. Мистические повести - Дмитрий Потехин - Страница 5

Евгений трясся в больших, неуклюжих санях, глядя в синюю спину медведеподобного извозчика. Вечерело. Сиреневатым светом наполнялись висящие над улицей матовые шары. Самодовольно сияя золотом, проносились мимо роскошные витрины магазинов и ресторанов Тверской, подсвеченные вывески и высокие окна дорогих квартир. Из мрака то и дело выныривали встречные экипажи, швыряя в лицо какую-то ледяную мерзость. Извозчик неприятно высоким, певучим голосом подгонял лошадь, точно старался впечатлить Евгения своим мастерством.

– Ездить нонче трудно стало! – вдруг пожаловался он. – У товарища моего третьего дня ахтомобилем кобылу зарезало…

– Да, – промолвил Евгений, не вдаваясь в суть услышанного. – Вы точно поняли, куда меня везти?

– А как же! Обижаете, ваше блаародие!

Уйдя в свои мысли, Евгений не заметил, как в загустевших сумерках его привезли к старому зданию, построенному в весьма оригинальном для Москвы стиле. Острые, угловатые фронтоны с флюгерами и узкие решетчатые окна придавали ему вид ведьминого дома из сказки. Синий снег обволакивал его, застыв морскими волнами посреди двора.

Это был театр сестер Зандаровых, однажды наделавших много шуму в богемных кругах своими дикими экспериментами, а через пару лет тихо растворившихся в забвении. О грядущем выступлении всемирно известного Мсье Фантазма говорил лишь невзрачный черно-белый плакат, висящий на дверях. Публики было совсем немного, зато почти вся она съезжалась к воротам театра на лихачах, а кто-то даже в личных экипажах.

– Эфген Цветкофф! – Евгений услышал знакомый голос, хотя не сразу вспомнил, кому он принадлежит.

Вылезающий из саней футурист Ник Бочаров в искрящейся снежинками шубе, дорогом цилиндре, с модной тростью в руке улыбался широкой нетрезвой улыбкой.

– Ты ли это! Решил послать к черту всю эту оперно-балетную… – он выплюнул непечатное слово, как сливовую кость.

– Привет! Н-да, решил послать.

Ник через плечо дал извозчику десять рублей и, припрыгивая, подошел к Евгению.

– А сам ты что тут делаешь? – спросил Евгений, подавая руку. – Ты ж у нас вроде как футурист, а не мистик.

– Я еще и фантомист, приятель!

– Что это за направление?

Ник раскрыл рот, но вместо слов лишь облизнул нижнюю губу и неопределенно взмахнул рукой.

– Ладно… Ит из ол бош! Но, все-таки, признайся: что тебя толкнуло приехать поглазеть на это бледное чучело? – он кивнул в сторону входа.

– Знакомый посоветовал.

– М-м… И где же этот знакомый?

– Не знаю, – Евгений пожал плечами, чувствуя, что разговор уходит в какие-то дебри. – Он не обещал быть.

– Странно, странно. Впрочем, дело твое. Скажу лишь по секрету (если ты еще не знаешь), половина из тех, кого ты здесь видишь, и я в том числе, приехала сюда не за фокусами, – Ник хитро подмигнул и причмокнул губами, словно намекал на что-то глубоко порочное. – Не за ними. Фокусы – это чепуха для отвода глаз.

– А зачем?

– Узнаешь. Ты мой, можно сказать, друг, так что я от тебя делать секретов не буду. Как только сеанс закончится… А, впрочем, сам увидишь. Пошли!

Они зашли в театр. Сумрак, наполняющий зрительный зал, как и в церкви был словно соткан из некоей волшебной энергии. Правда энергия эта была другого рода: не очищающая. Кроваво-красный шелковый занавес, водопадом сползающий вниз, казалось, пылал изнутри. Неестественно-ярким светом отливал он на фоне темных стен и бордовых бархатных кресел. Под потолком тихо вздрагивали огоньки свечей.

Зал был не настолько велик, чтобы иметь этажи. Ник и Евгений сели в середине третьего ряда. Справа от них весело шушукалась молодая парочка: утопающая в мехах, сверкающая камнями барышня и длинноногий щеголь с козлиной бородкой, которую он постоянно и самодовольно теребил. Слева пожилой человек с густой гривой зачесанных назад волос и трубкой в зубах сосредоточенно глядел на сцену, точно шахматист на вражеские фигуры.

– Мазаев! – едва слышно шепнул Ник, указав глазами на старика.

– Кто?

– Известный фокусник.

– Не спрашивайте меня, как это делается! – рявкнул тот.

Нет ничего слаще нескольких минут томительного ожидания, тянущихся перед зрелищем.

В какой-то миг Евгений заметил, что становится темнее. Это было странно, ведь свечи никто не гасил. В следующую минуту он понял, что это слабеет источник света, спрятанный за занавесом. На фоне темно-багрового пятна, почти растворившегося во мраке, откуда ни возьмись возник человек высокого роста, облаченный в черный, дающий резкие отблески, фрак. Его совершенно лысая, напоминающая череп голова с острыми чертами поражала своей бледностью. Она почти не уступала белизной манишке и перчаткам. Глаза скрывались от публики за непроглядными линзами причудливых черных очков.

Мсье Фантазм, телосложением напоминающий огромного комара, равнодушно обводил публику невидимым взглядом, не произнося ни слова. По мере того, как света становилось все меньше, Евгений вдруг осознал, что перед ним уже не человек, а плавающее во тьме белое лицо над треугольником манишки и маячащие, как белоснежные летучие мыши, кисти рук.

«Вот, что значит искусство!» – восхищенно подумал он.

Из тьмы раздался неизвестно чей высокий, страстный голос:

– Дамы и господа! Дабы никто из вас не усомнился в истинности творящегося на сцене волшебства, Мсье намерен провести сеанс при непосредственном содействии каждого зрителя. Сейчас Мсье выберет одного человека из публики в качестве ассистента для предстоящего фокуса.

Человек-комар вытянул запечатанный в перчатку указательный палец и медленно повел им по головам присутствующих. Казалось, он выбирает, кого бы из них застрелить. Евгению почудилось, что палец смотрит прямо ему в лицо. Нет, это невозможно. Вздор! Когда ты зритель, тебе всегда мерещится, что артист тебя видит.

– Тебя выбрали, вставай! – взволнованно проговорил Ник.

– Меня?! М-может, кого-то сзади?

– Юный господин в серой тужурке, – донесся голос из темноты. – Да, вы! Мсье просит вас пройти на сцену!

Евгений поднялся с места и, боясь споткнуться о чьи-то ноги, спешно выбрался из зрительных рядов к ступенькам сцены.

Вблизи Мсье Фантазм показался ему совершенно нереалистичным, словно сошедший с киноэкрана черно-белый герой фильма. Он даже подумал, что, может, это и есть искусно воспроизведенный человеческий образ, что в этом и состоит главный фокус вечера.

Но нет, перед ним стоял человек из плоти и крови. И лицо его, несмотря на толстый слой пудры и очки, все же явно было обращено к Евгению. Евгений приблизился к иллюзионисту и вдруг увидел в его черных стеклах собственное искаженное отражение. До жути странно.

Мсье Фантазм извлек откуда-то длинную сверкающую шпагу и подал Евгению. Потом расстегнул верхнюю пуговицу своего фрака, продемонстрировал нарисованный на белой рубашке крохотный красный крестик. Его острый, тонкий палец требовательно постучал по отметке.

Евгений похолодел. Судя по весу, шпага была самая настоящая: не из крашенного дерева и не из резины.

– Вы хотите…

Иллюзионист покивал с ледяным спокойствием на лице.

Евгений представил, как он, неправильно поняв указание фокусника, пронзает его шпагой насквозь. Окровавленное тело бьется в предсмертных судорогах, в зале крики ужаса. Полиция хватает Евгения и, не желая слышать оправданий, швыряет за решетку.

Фантазм еще раз настойчиво постучал себя туда, где заканчивалась грудь, и начинался живот.

Евгений поднял шпагу и прицелился. У него возникло желание спросить по-французски, правильно ли он все делает, но лицо иллюзиониста уже начинало каменеть от злобного напряжения.

Мысленно молясь всем святым, Евгений шагнул вперед и вонзил шпагу в – он это явственно почувствовал и услышал – мягкую живую плоть.

«Я убил его, мне конец!»

Он без сил выпустил шпагу, и та нелепо повисла, торча из тела Фантазма, и готовая упасть на пол. Фокусник раздраженно подхватил ее и всунул в себя еще глубже, так что острие вышло у него из спины.

Евгений шатался, чувствуя, как застывшая в мозгу кровь вот-вот свалит его в обморок. Фантазм рывком выдернул шпагу, не оставив при том на рубашке даже кровавого следа. Лишь узкая, мертвая щелка, зияющая пустотой.

Евгений вернулся на свое место под грохот оваций. Его мутило все сильнее. Он чувствовал себя соучастником омерзительного действа, вроде публичного насилия, хотя было очевидно, что это всего лишь ловкий трюк.

Без всякого удовольствия, даже с содроганием смотрел он, как Мсье Фантазм входил и выходил из зеркала, заставлял плясать деревянные куклы, загипнотизировал и поджег даму, которая стояла как вкопанная, пока огонь пожирал ее, а потом вернулась на свое место без единого ожога.

– Все проще простого, – весело говорил Ник, когда Мсье Фантазм исчез за кулисами, и публика, восхищенно шепчась, стала подниматься с кресел. – Рукоятка шпаги внутри полая, лезвие убирается в нее.

– Но я же видел, как шпага вошла ему в грудь…

– Не в грудь! У него под рубашкой мягкий материал, а за ним стальной лист или что-то в этом роде для защиты. А кончик шпаги, торчавший из спины, приводится в действие тайным механизмом.

– Все равно не могу поверить.

– Ты как гимназистка, ей богу!

Евгений хотел возразить, что хруст пронзаемой плоти подделать невозможно, но Ник напомнил ему, что Мсье Фантазм еще и великий гипнотизер.

Они зашли в буфет, где подкрепились пирожными и выпили по стакану ананасовой воды.

– Пора! – бодро промолвил Ник, взглянув на стрелки карманных часов.

Они вернулись в опустевший зрительный зал. Ник уверенно повел Евгения за кулисы, где среди пыльных декораций и груд реквизита виднелась маленькая, очерченная слабым контуром света дверь.

Евгений думал, что это гримерная, но, войдя, убедился в своей ошибке. Комната была небольшая, заставленная по углам разнообразной утварью не хуже кладовой старьевщика: предметы мебели, стенные часы, даже рассыпающийся в прах старинный клавесин, чьи клавиши были редки и кривы, как зубы во рту извозчика. На столе горела электрическая лампа с рыжеватым бумажным абажуром, похожим на крыло дракона.

На четырех расставленных полукругом стульях сидели два молодых человека и две барышни. Позади них, глядя прямо на вошедших Ника и Евгения, восседал в протертом кресле сам Мсье Фантазм. На нем был все тот же фрак и все те же очки – он и не думал расставаться со своим сценическим образом. Более того, на колене у иллюзиониста, безжизненно свесив тряпичные ноги, разместилась здоровенная кукла в лакейском платье с круглой деревянной головой и отворяющейся зубастой челюстью.

Присутствующие устремили на Евгения любопытные взгляды. Очевидно было, что Ника здесь уже знают.

– А-а, это тот самый юноша, который пронзил Мсье шпагой! – высоким страстным голосом заговорила кукла, хлопая зубами.

В то же время бледное лицо Фантазма сохраняло каменную неподвижность, рот оставался плотно закрыт, вокруг не дрогнул ни один мускул.

– Позвольте узнать ваше имя!

Евгений настолько оторопел, что не мог выдавить ни слова. Ум понимал, что перед ним обычный чревовещатель, но сердце вдруг забарабанило так, словно в кресле сидел призрак, вурдалак или что похуже. Будто переступив порог, он провалился в жуткий бредовый сон.

«Так это он с нами разговаривал во время сеанса!» – с ужасом осознал Евгений, помня, что голос тогда шел откуда угодно, только не из уст фокусника.

Ему захотелось бежать. Глядя на говорящую голову и страшно неподвижное лицо Фантазма, Евгений беззвучно дергал губами и зачем-то неосознанно пытался ухватить Ника за рукав.

– Мсье не владеет русским языком. Я его переводчик. Так извольте же наконец представиться, или вы тоже приехали из другой страны?

– Ну давай, чего молчишь! – смущенно проговорил Ник, слегка отстраняясь от Евгения. – Шуток не понимаешь, что ли?

Евгений, сбросив оцепенение, назвал свое имя. Он вдруг подумал, а скорее даже понадеялся, что Мсье Фантазм засмеется или хотя бы улыбнется, отложит в сторону куклу, снимет очки, за которыми скрываются веселые озорные глаза взрослого ребенка.

Вместо этого белолицый призрак устами деревянного болванчика предложил ему присесть на один из пустующих стульев.

– Все в порядке, он всегда такой, – шепнул Ник, беря себе стул.

«Сумасшедший…» – мысленно продолжил Евгений.

Они сели.

Евгений догадывался, что Ник привел его на сеанс гипноза. Но то, что он увидел превзошло все его ожидания. У ног Евгения прямо на деревянном полу было изображено подобие географической кары, а, может, это было поле для какой-то загадочной игры. Чрезвычайно сложный рисунок, сделанный углем, с извилистыми дорожками, пещерами, рвами, непонятными символами, изображениями фигурок людей и мифических чудищ.

– Вы хотите знать, что это? – игриво спросила кукла, поймав изумленный взгляд Евгения. – Ваша догадка верна, это поле для настольной, а точнее напольной игры, за которой мы намерены убить пару-тройку часов.

– Вы когда-нибудь играли в такие игры? – поинтересовалась одна из барышень, кокетливо поглядывая из-под густо накрашенных ресниц и дымя пахитоской в костяном мундштуке. – В Европе это сейчас очень популярно.

Евгений помотал головой, пытаясь вспомнить, какие еще игры он знает кроме шахмат, шашек и восточных нард.

– Это необычная игра, – сказал Ник, многозначительно подняв палец. – Ты удивишься, но четких правил тут как бы и нет.

– А как же тогда играть?

– Хм… поймешь в процессе.

– Мы здесь играем не столько друг с другом, сколько с самой игрой, – вяло объявил молодой человек с бриллиантовой серьгой в ухе и стеклянно-сонными глазами. – Это невозможно описать или объяснить, или постигнуть, это можно только почувствовать.

– Гипноз! – ухмыльнулся Ник.

– Игровое поле – это карта ада, то есть преисподней, – продолжила курящая барышня. – В ходе игры мы, как Данте проходим все девять кругов. Тот, кто сможет, преодолев испытания, добраться до озера Коцит (а это очень сложно, уж поверьте) попадет в рай, где ему откроется все, что лежит за пределами нашей презренной земной жизни.

– Ра-азумеется, не стоит думать, что изобретатель игры по-полностью перенял идеи у Данте, – с важным видом отметил сутулый юноша с конвульсивно дергающимся лицом. – Это скорее со-собирательный образ – то, что в разное время напридумывали всякие по-поэты, философы, бо-огословы. Зато рай… о-о рай тут будет са-амый настоящий!

Последние слова следовало воспринимать как шутку, но никакой улыбки за ними не последовало. Лишь вторая барышня как-то странно, словно против своей воли осклабилась.

– Ну что же, начинаем! – торжественно объявила кукла. – Вы, молодой человек, предпочитаете ознакомиться с игрой в теории или сразу начать с практики?

– Наверно, сразу с практики, – пожал плечами Евгений, не ощущая ни малейшего интереса.

На смену испугу, возникшему в первые секунды знакомства с чокнутым артистом, пришло раздражение и скука. Он никогда не интересовался такими играми, даже шахматы и карты побывали в его руках пять-шесть раз за всю жизнь.

Равнодушно следил Евгений за тем, как игроки передвигали по полу глиняные фигурки с помощью тонких, похожих на маленькие биллиардные кии палочек, переговаривались, используя непонятные термины, обращались за советом к Мсье Фантазму, который вроде бы тоже играл, но без энтузиазма, как взрослый, которого дети упросили поучаствовать в их забаве. Кроме того, он, кажется, исполнял роль арбитра и авторитетного знатока правил, которых в этой игре было великое множество.

В какой-то момент барышня-обладательница мундштука, дернулась и застыла, точно обратившись в статую. Мундштук вывалился из ее неподвижных губ.

– Началось! – усмехнулся господин с серьгой

Мсье Фантазм привстал с кресла и внимательно посмотрел в неподвижные глаза девушки своими зеркально-черным линзами.

– Мадмуазель Кранц похищена демоном! – объявила кукла. – У кого-нибудь есть желание спасти ее?

Из замороженного состояния тело барышни вдруг перешло в мелкую, пугающую своей противоестественностью дрожь, словно сквозь него пропустили электричество. Евгений заметил, что ее чуть ожившие глаза горят ужасом и одновременно… счастьем.

– Я, пожалуй, попробую, – лениво промолвил Ник. – У меня в запасе еще пять ходов.

Евгений встал и сухо откланялся.

– Мне пора, извините. До свидания!

Ник недоуменно вытянул лицо, но возражать не стал и лишь махнул на прощание рукой.

Евгений вышел из комнаты в полумрак, оставив своего друга спасать мадмуазель от демонов в компании всезнающей куклы. Ему было мерзко.

Вернувшись домой, Евгений почистил зубы и, застелив диван, лег спать, хотя час был еще не самый поздний и было время повторить немецкий.

«Все равно я вас уважаю, мистер Беннетт!» – прошептал он, глядя в высокий, окутанный мглой потолок.

Сон не шел. Из-за стены до слуха Евгения доносились еле слышные голоса соседей. Точнее соседки, с которой хрипло разговаривал неизвестный мужчина.

– Я ему говорю: «Я за отечество жизнь отдам, а не за ваши кресты!» А он мне… – гость ушел в глухое, невнятное бормотание, видимо будучи сильно пьян. – Вошь беломундирная! Шпак драный! А я его, когда обстрел начался… я его вот этими руками… за глотку р-раз, как гуся!

– Петенька, – простонала соседка дрожащим голосом. – Как же…

– А он трепыхаться… «Страшно?» – спрашиваю. – «Страшно, вашебродие?»

– Тише! Что ж ты такое говоришь… А услышит кто?

– А мне плевать!

– И что?

– А ничего! Придушил. Народ весь свой, никто не выдаст.

Она начала что-то горячо ему шептать, то и дело всхлипывая.

– Успокойся, – мрачно проговорил он. – Успокойся, сказал! Ничего не было! Эта тварь… никто о нем вспомнит! Там сейчас не то что год назад. Пополнение идет – одна сволочь и уголовники, по рожам видно. Думаешь, они воевать будут, хе-хе… Скоро там такое начнется!

Евгений слушал, чувствуя, как в груди останавливается и замерзает сердце.

– А я не вернусь туда, шиш! Чтоб меня как крысу в подвале газом – не-ет, гниды…

Евгений почувствовал, как его лицо наливается тяжестью, превращаясь в свинцовую маску. Он заплакал тихо и горько, не разжимая век и яростно скаля зубы, точно ему самому выжигало хлором глаза. Раскаяние и стыд за свою ничтожную, бесславную жизнь, лютая ненависть к ним ко всем: и к царю, и к правительству, и к Зауеру и ему подобным, и к этому пьяному мерзавцу за стеной, который (уже по голосу ясно) растерял все человеческое.

– Идиоты! – шептал Евгений, скрипя зубами. – Скоты!

Когда слез больше не осталось, и катарсис был пройден, он зарылся в измятую подушку и скоро уснул, вопреки забитому от притока слизи носу и продолжающим сочиться сквозь стену гнусным откровениям.