Читать книгу Призрак. Мистический роман - Дмитрий Потехин - Страница 5

Когда они подъезжали к зеленому деревянному дому, спрятавшемуся за кустами облепихи и шиповника, у Иды сладко и нежно стиснулось сердце.

Перед глазами вспыхнула картинка из прошлого: она еще девочкой приезжает сюда с родителями в белой дедушкиной «Волге». Внутри приятный волнующий запах бензина. Открывается дверь, и она ступает в мокрую траву, занемевшей от долгого трясучего сидения ножкой. Кругом свежий, живой, щебечущий мир, по которому она скучала осенью и зимой, и которого не могла дождаться весной, сидя в серой, пыльной квартире.

Ида разглядывала дом, стараясь припомнить все до мельчайших деталей.

Дом небольшой, одноэтажный, но с уютным чердачком, где можно даже спать на раскладушке, глядя в небо через маленькое оконце. В главной комнате тяжелый самодельный обеденный стол, плита с газовым баллоном, холодильник и буфет. Есть еще две спальни. В одной у Иды осталась ее дачная детская библиотека, в другой стоит большой ламповый «Горизонт» с ужасно тугим переключателем и зернистой черно-белой картинкой. Даже если за все эти годы в дом кто-то влез, не было сомнений, что все вещи остались на своих местах. Если только вор не собиратель старья.

Напротив дома – обветшалая и как будто даже съежившаяся под тяжестью своих лет баня с одним единственным окошком и развалившимся крыльцом. На месте поленницы осталась лишь куча мелких истлевших дров.

То, что было когда-то огородом, а потом садом, теперь переродилось в настоящие джунгли. Словно войско лихих кочевников участок захватила крапива и сорная трава. Посреди бывшего цветника нагло торчало семейство дудника, покачивая зелеными, еще не распушившимися парашютами. Место для теплицы отвоевали себе лопухи. Кусты малины совсем одичали и превратились в бесполезные колючие заросли, ползущие вдоль проволочной ограды и сующие сквозь нее свои цепкие когти. Темные лохматые облепихи, скорбно склонились, как будто оплакивали царящий кругом беспорядок. В печальном недоумении торчала посреди сада единственная, доживающая свой век старушка-яблоня.

Ида вынула из кармана тяжелую связку ключей, взятую у родителей. Выбрав самый длинный, всунула его в висящий на калитке доисторический чугунный замок. С замком пришлось повозиться, сначала Иде, а потом и Андрею.

Когда Ида, отперев входную дверь, наконец-то переступила порог дома, странное чувство овладело ею. Дом словно глядел на нее печальными глазами преданного состарившегося пса, который только что очнулся от болезненной дремоты и еще не в силах поверить, что хозяйка наконец-то вернулась. Все в этом доме было жалким, покинутым и берущим за душу.

Радостно, точно повизгивая, заскрипел под ногами давно не хоженый пол.

Ида медленно обходила большую комнату, поглаживая рукой пыльную, рваную клеенку стола и стараясь воскресить в памяти забытый запах детства. Стулья, чайник, банки и занавески – все осталось, как было десять или двенадцать лет назад. Раз в год сюда ненадолго заезжал отец Иды, заплатить взнос и покосить траву. На столе и на подоконнике валялись засохшие мумии ос, шмелей, бабочек. Со стены улыбался детской улыбкой олимпийский медвежонок.

– Привет! – шепотом сказала Ида дому.

Ида взяла со стола пластмассовую банку из-под какао, которое пила давным-давно. Понюхала. Никакого запаха, конечно, уже не осталось.

На окне она заметила грязный граненый стакан с застывшими в нем, готовыми рассыпаться в прах от малейшего дуновения стебельками полевых цветов.

– Интересно, тут мыши есть? – задумчиво произнес Андрей.

Ида вспомнила, что во времена ее детства здесь водились другие мыши – летучие. Они мелькали над головою впотьмах, как мелкие крылатые чертики.

Пожалуй, следовало уже сейчас, без промедлений приниматься за работу – вытаскивать участок из многолетнего забытья, приводить его в чувство: мыть, подметать, косить, ремонтировать. Ничем таким Иде заниматься не хотелось. Более того, ее даже будоражила дикая красота заброшенной дачи. Правда, стоило ей представить себе клеща, падающего с ветки за шиворот, или гадюку, притаившуюся в траве, и сказочная идиллия рассыпалась в один миг. Да и Андрей, при всей его широте и понимании, на такое точно не согласится.

– Я немного побуду одна, – улыбнулась Ида и ушла в свою бывшую спальню.

В спальне тоже ничего не изменилось. Только все как будто уменьшилось в размерах, стало до смешного маленьким и детским. И ее кривоватая, сделанная дедушкой кровать, и аскетичный сервант, каких уже не увидишь, и низенький, почти игрушечный столик с выдвижным ящичком, покрытый волнами растрескавшегося лака. На стене висели два пейзажа, которые Ида сделала акварелью лет в пять-шесть и вязанная ушастая сова с глазами-пуговицами. Возле кровати – громоздкий, давно сломавшийся и покрытый пылью магнитофон. Ида вспомнила, как внезапно и странно он умер.

Она вдруг осознала, что есть кое-что не менее важное, чем ее книги и рисунки. Рядом с магнитофоном валялись две аудиокассеты в коробках с цветными картинками. Еще дюжину Ида нашла, открыв нижний ящик серванта. Старые детские радиоспектакли: «Царевна-лягушка», «Кот в сапогах», «Незнайка», «Питер Пен». В детстве их можно было слушать по десять, по двадцать раз с неподдельным и неугасающим интересом, зная наперед каждое слово и каждый раз открывая, что-то новое.

Ей пришла в голову нелепая мысль, что, может быть, за все это время магнитофон каким-то чудом ожил. Но Ида вспомнила, что даже если так, в доме все равно нет электричества.

Она покопалась в серванте, достав оттуда массу разнообразных потрепанных книг: от совсем детских, которые ей читали в два года, до «Мэри Поппинс» и «Хоббита». Был еще альбом с ее детским творчеством, которое Ида с интересом изучила, удивляясь самой себе и вспоминая, как, когда и почему она такое рисовала.

Ида перелистала все книги, вдохнув неповторимый запах каждой из них. Потом она сняла кроссовки, легла на голый матрац и, по традиции закинув ноги на стену, раскрыла «Волшебника Изумрудного города» на случайной странице.

Элли затащил к себе в замок мерзкий Людоед, связал и начал точить нож.

Ида помнила, как ненавидела в детстве этот эпизод. Жуть нагоняло буквально все: и облик злодея, и его первобытные мотивы, и его безобразная смерть под лезвием топора.

Теперь Ида подумала, что в этой главе допущено сочетание несочетаемого. Людоед очень глуп, груб и примитивен, но живет не в пещере, а в замке, как какой-то аристократ. И на сумасшедшего каннибала он при всей своей ограниченности не тянет. Скорее простой разбойник-головорез, который ради удовольствия поедает своих жертв.

«Людоед-аристократ… Людоед-гурман…» – подумалось Иде. – «Бр-р! Мерзость какая!»

– Ид! – раздался недовольный голос Андрея. – Ида! Тут работы на пятерых! Подключайся!

– Сейчас иду!

Благо, Андрей не открыл дверь и не узнал, что его добрая подруга привнесла в окружающий хаос свою лепту. Комната выглядела так, будто по ней прошелся маленький смерч.

Словно очнувшись от дремы, Ида бросилась убирать книги и кассеты обратно в сервант.

Остаток дня Ида и Андрей трудились, приводя дачу в порядок. Ида мыла полы и окна, выносила из дома хлам. Андрей раздобыл в кладовке косу и кое-как навострился ею махать.

Потом включил счетчик, и Ида, без особой надежды щелкнув кнопкой, оживила суровый «Горизонт». На экране, шипя, замельтешили серые мурашки. Ида с треском повернула переключатель – тоже ничего. Щелк! Опять ничего. Щелк! Едва различимые образы: кажется, футбол, но без звука. На одной единственной работающей программе черно-белый человек говорил о необходимости введения дополнительных пошлин. Ида выключила телевизор.

– Ладно! Без телека даже лучше!

– Без такого точно лучше! – хмыкнул Андрей.

Они поужинали бутербродами, выпили чаю из термоса. Остаток работы было решено перенести на завтра.

Вечером Ида гуляла по пустынной дороге, наслаждаясь видами засыпающей природы и сизым, как васильковое поле небом. Последние лучи омывали темные облака, зажигая в них алую жизнь. Маленький полупустой поселок уже видел сны. Лишь в паре окон уютно, как в сказке, горели ночные лампы. Призрачной кромкой темнел за полями лес, укрывшись серебристой шалью тумана. Грустила о чем-то водонапорная башня.

Когда Ида вернулась домой, было уже темно. Над головой проносились летучие мыши.

Они спали крепко. Старые добрые стены отогнали сновидения, и не подпускали к постели кошмары. Ни один тревожный звук не нарушил ласковый покой цветущей летней ночи.