Читать книгу Превосходство Неодаренного. Том 1 - Дмитрий Ра - Страница 4

Сергей выговаривает Клоушу сквозь зубы:

– Хватит я сказал.

Не знаю почему, но комичность ситуации доставляет. Огромный и сильный мужик компенсирует размер своего члена самым простым средством: повышением чувства своего величия за счет очевидно более слабого и тощего. В моем мире его бы высмеяли и понизили до шута в таверне. В Варгоне сильный может выразиться только за счет тех, кто сильнее его. И никак иначе.

Чтобы едкая улыбка не бесила идиота, я выплевываю зубочистку, кладу на лицо ладонь, раздвигая пальцы. Нельзя терять из вида противника.

Та-а-ак, над собой и правда следует поработать. Очевидно, что это просто глупая ситуация, а я не могу сдержать улыбку? И, похоже, ладонь не сильно скрывает этот оскал.

– СерВиныч, а он ведь троллит меня… Вам так не кажется, а?

Не знаю, что такое «троллит», но сегодня я точно проиграл. Был застигнут врасплох очевидной и самой простецкой провокацией. Мой бывший учитель отправил бы меня за это в бараки – на переподготовку по контролю за телом.

Хм, а вообще странно, что у меня не получается себя контролировать. Похоже, новое тело влияет на меня сильнее, чем я думал. А еще оно немного подростковое. А это значит…

Я раздвигаю пальцы шире, сгибаю голову в бок, смотрю за спину великану. Там стоит девушка, похожая на фею. Лет семнадцати-восемнадцати. Синие волосы до самой попы, обтянутые спортивными легинсами сочные ляжки, легкий топик, живот с четырьмя кубиками пресса на тончайшей талии. Приятная родинка рядом с пупком. Глаза хищные, большие. Улыбка милая, но обманчивая. Неплохо. В этом мире женщины наращивают мускулатуру

– Ты куда уставился? – закипает великан.

Не отвечаю, прислушиваюсь к своему организму. Хочу ли я секса? Хм. Ну вроде и не против, но подросткового безумия на сиськи не наблюдаю. Ну и отлично. А то боялся, что молодой организм будет бросаться на каждую женскую задницу и думать другой головой. Знаю это дело, проходил.

– Ты ублюдок, отвечай! – плюется великан. – Ты на мою Яру смотришь, сучий дрищёнок?!

– Стоять! – орет Сергей, навалившись на великана всем телом.

Я глубоко вздыхаю, усилием воли заставляя засунуть свою улыбку обратно в себя. Вроде получилось. Убираю ладонь с лица, сую руку в карман джинсов.

Другой рукой опираюсь в спину Сергея:

– Держите его Сергей Вениаминович. Очевидно, что он не в себе. Накачался и теперь хочет раздавить дрища, доказывая всем, что между ног тоже накачено. Я таких боюсь у-у-у-у…

Кто-то в толпе засмеялся. А великан разъярился еще сильнее. Слышу Сергея:

– Главный вход! Нападение на стража!

Это он кому сказал?

Великан под именем Клоуш краснеет и белеет одновременно, но его тянет за рукав спортивная подружка. Вроде успокаивается:

– Я ни на кого не нападаю, СерВиныч. Извиняюсь. Всё, – поднимает руки, отступает на шаг, не отрывая от меня ненавистного взгляда.

Странный. Неуравновешенный. И это меня отправляют к психологам?

Трое стражей в черных жилетах и с пистолетами в руках появились в считанные секунды. Они замирают как изваяния, выискивая источники неприятностей. Сергей тяжело дышит, дает им знак, что все нормально.

Клоуш тычет в меня своей сосиской:

– Ты! В понедельник договорим.

Я прыскаю, довожу этим Клоуша до состояния каленого железа. Отчетливо слышу скрежет зубами. Подумав немного, спрашиваю:

– И что ты сделаешь? Изобьешь меня? Ты себя в зеркало видел? Огромный такой. А я, – развожу руки. – Спичка. Переломлюсь от твоего первого удара.

Это, конечно, вряд ли. Но рисковать не хочу. Ни один мой прием не сработает в этом дохлом теле. Невозможно двигаться быстро, если не разработаны мышцы ног. Невозможно бить сильно, если суставы того и грозятся разойтись. А еще одной мусорной корзины может и не подвернуться.

Чувствую на себе сотни взглядов. Продолжаю:

– Думаешь произвести впечатление? Девочка твоя скажет, какой ты мужик? Ты вроде там крутой какой-то? Что твой папа скажет? Что сынок накачал в голове мышцы, вместо серого вещества и доказывает всем, что он опаснее того, кто в два раза меньше его?

Хм, а у меня всегда была такая манера общения? Странно. Видимо, я изменился чуть больше, чем казалось изначально.

– Сучий белячок…

Даже Сергей перестает на меня шипеть, выпучивает глаза. Я достаю стыренную зубочистку, сую в рот. Заместитель директор не заметил, как я ухватил с его стола не одну, а сразу две мятные ковырялки. Ловкость рук и ничего более. Задумчиво грызу, наслаждаясь мгновением тишины. Только пыхтение сотен носов. Ну да ладно. Смотрю на Клоуша. Его дергает за рукав Яра, но тот этого не замечает, смотрит пожирающими вселенную глазами.

– Ну чего уставился? Я тебе сразу говорю, что ты меня побьешь. И заранее сдаюсь, молю тебя о пощаде и всё такое. Так что ты доказывать мне собрался, а? Что ты сильнее? Или что у тебя член больше? Эй ты, – смотрю на Яру. – Ты посчитаешь хер Клоуша больше моего, если он изобьет меня до полусмерти? Или ты уже не раз видела его издевательства над слабаками, но стручок как был маленький, так и остался?

Теперь я точно уверен, что в моей манере что-то изменилось. Жаргон, слова, вывороты смысла. Это из-за того, что я говорю на другом языке? В принципе, неплохо. Но нужно этот момент контролировать.

Теперь смешков становится больше, но вид разъярённого великана быстро затыкает весельчаков. Только желтые пиджачки продолжают скалиться.

Яра не отвечает. Но от моего взгляда не ускользает еле заметная улыбка.

Судя по звуку, великан уже стер зубы в порошок и сейчас трется деснами, доставляя себя особое наслаждение. Он пытается взять себя в руки и успокоиться, но постоянные смешки мешают. Он открывает рот и говорит:

– Я не буду тебя бить. Ты прав. Слабаки меня не интересуют. Но я… я…

Я вытаскиваю зубочистку, осматриваю. Мятный наконечник рассосался.

Еле сдерживаюсь, чтобы не передразнить придурка. Бедолага, запнулся, не знает, что дальше сказать. Как я и думал, мозгов у него как, у земляного червяка. Попался на такую дешевую провокацию. Но главное, что своего я добился. Без кулаков. Пока что.

… – я тебя научу трепаться, сука!

Рано радуюсь.

В одно мгновение мои уши улавливают стальной звук напрягающихся мускулов Клоуша. Великан подается вперед, не замечая напирающего Сергея и спешащих на подмогу стражей.

Взмах!

Слишком быстро! Хоть я и слышу надвигающуюся опасность, мои мышцы слишком долго оживают. Максимум что получится…

Крепко сжимаю зубочистку в зубах, разворачиваю голову в сторону удара, расслабляю мышцы шеи.

Шлепок ладонью по лицу чувствительный, но он больше отталкивает, чем бьет. При полном расслаблении мышц в организме можно избежать множества травм.

Охрана бросается на великана, на удивление ловко закручивает ему руки за спину. Жаль, я уж надеялся, что они его пристрелят.

– И не смей зазнаваться, сопляк! – ревет великан, отбрыкиваясь от стражей.

Я улыбаюсь, медленно выпрямляю закинутую за спину голову. Какое же дрянное тело. Если бы удар был чуть сильнее и не ладонью, то связки бы не выдержали.

– Кло, твоя рука! – зажимает рот Яра.

Народ охает. Впечатлительные какие.

Великан смотрит на девушку, на свою ладонь…

Зубочистка проткнула мягкие ткани насквозь. Кровь лениво стекает по пальцам.

Глаза Клоуша расширяются, сквозь сжатые губы просачивается слюна:

– Гни-и-и-ида! – ревет он, но охрана знает свое дело – вырваться не получается.

– Так ты же сам, – спокойно потираю я шею.

– Ты это специально! Сучара драная! Да отпустите вы!

Клоуш перестает бесноваться после того, как Сергей орет на него и тянется за оружием. В памяти всплывают образы… из какой-то игры? Не понимаю, какой еще игры… Но зато теперь ясно, что это пистолет Макарова. Да, точно. Так вроде эта штука называется.

– Все, харэ! Я понял, – шипит он.

Охранники отпускают его, но далеко не отходят.

Клоуш хватается за зубочистку, дергает и… стонет, как девка.

Слышатся неуверенные смешки. Краем глаза замечаю, что это глумятся все те же парни в желтом. Остальным смелости не хватает подтрунивать великана.

Я сдерживаю улыбку. Сразу после удара, я слегка повел зубами, переламывая зубочистку пополам. Вытащить ее будет чуток сложнее, чем кажется.

– Живо! – толкает меня Сергей. – Ну! Пошли! Вы, – тыкает пальцем на охрану, – разберитесь тут. Отведите этого в лазарет! А вы что встали?! Занятия сейчас начнутся! Все живо в школу! Клоуш, а ты успокойся! Сейчас приду, поговорим…

Сергей тянет меня, а я и не сопротивляюсь.

Пока уходим быстрым шагом, чувствую на себе множество взглядов. Над каждым моим движением наблюдают. Шепчутся. Сплетничают. Им что, заняться нечем? Все же уже закончилось. Чего уставились?

Вздыхаю от утери своей драгоценности. Оборачиваюсь:

– Ни у кого нет зубочистки? Только мятной? Нет? Ну ладно. Сергей Вениаминович, мне так страшно. Этот большой парень чуть не убил меня. Давайте быстрее уйдем, прошу вас. Помогите-спасите, все дела.

Снова редкие смешки. У многих хватает мозгов уловить сарказм в моих словах.

Не успеваем мы отойти, как кто-то кричит в спину:

– Эй, парень! У меня есть! Держи…

* * *

Сергей доводит меня до остановки. И что радует – больше не достает нотациями. Просто странно смотрит:

– Закажу тебе проезд. Жди.

И уходит. Наверное, нянчится с великаном.

Гомон учеников постепенно замолкает. Они возвращаются в школу. Я сажусь на лавку и… зеваю.

Ну и денек. Я должен был проснуться в своей роскошной комнате подземелья Храма Шейлы и заняться своими ужасными и одновременно прекрасными повседневными делами.

Но вместо этого я очнулся на толкане, зная кучу странных вещей и слов, избил троих, как последний бандит, скормил дерьмо путане и поставил на место сопляка-переростка. Не совсем обычный мой будний день.

Смотрю на наручные часы:

14 октября 2022 года.

16:37

Откидываюсь на спинку лавки, закидываю руки за голову, закрываю глаза. Звуки леса мне нравятся намного больше, чем орущие толпы. Тут всегда хорошо. Птицы, насекомые, листва. А нахожусь я именно в лесу. Остановка, дорога и лес вокруг. Ну и зубочистка в зубах. Высокий парень со стильной прической в желтом пиджаке дал мне целую пачку этих прекрасных штук со словами «неплохо, друг». И что тут неплохого вообще? Хрень какая-то дешевая. Игра на публику.

Итак, сегодня пятница. До понедельника два дня, чтобы во всем разобраться. Если я, конечно, решу вернуться. Пока не вижу в этом никакого смысла.

Вытаскиваю смартфон из кармана, открываю браузер и… дисплей тухнет. Безрезультатно тыкаю по кнопкам. В голове мелькает мысль, что он разрядился. Не уверен, как это работает, но да ладно. Дома разберусь. А то, что меня довезут до дома, я не сомневаюсь.

Черная маршрутка подъезжает, автоматические двери открываются. Водителя не видно. Он спрятался в запечатанной кабине. На дверях эмблема школы. На сайте школе ее описывали, как Пентаграмма Пенроуза.

Захожу, сажусь, закидываю ногу на ногу.

Машина трогается. Смотрю в окно. Деревьями меня не удивишь, но через десять минут мы проезжаем через КПП. Огромные автоматизированные ворота из стали распахиваются. Успеваю оценить высоту и толщину забора. Все-таки я чего-то не понимаю. Почему эта школа так охраняется? Боятся, что детки разбегутся? Или на деток набегут?

По пути разглядываю город, с трудом сдерживаю ритм сердца. Этот мир в корне отличается от моего. Дома настолько высокие, что я не вижу их крыш. Разноцветные огни, шум машин, вонючий воздух пробивал чувствительный нюх даже в салоне. В моей голове мелькают слова «машина», «электричество», «светофор», «пробка». Но все это мешается в одну бессмысленную кашу. Слишком много поступающих знаний.

Я морщусь от городской вони. Как они могут здесь жить? Это невыносимо. А эти звуки? Сирены, шум, скрежет, людской гомон.

Мое внимание привлекает массивное здание хм… в восточном стиле? Оно выглядит очень чужим меж двух невзрачных высоток. Словно должно находится в центре города, но хочет от него спрятаться. Вычурная черепичная крыша, забор огораживает небольшой оазис – вижу кроны неизвестных деревьев.

Присматриваюсь. Замечаю вывеску на воротах и символику перекрещенных мечей. Написано «Азиатское Содружество». Сами ворота охраняют узкоглазые в мешковатых одеждах и с двумя мечами на поясах – длинным и коротким. Они очень худые. Первый раз вижу, чтобы люди выглядели, как обтянутые кожей скелеты. Не самый надежный выбор охранников. Хм, а ведь таких же ускоглазых я видел в толпе учеников. Только те были потолще.

Даже из машины слышу, как за воротами журчит вода и плеск рыбы в пруду. Хоть уши у меня маленькие, слух остался острым. Это радует, но добавляет вопросов. Как в этом недоразвитом теле прижились мои прошлые чувства? И почему нет остального? Например, чувства эфира или развитой мускулатуры? Острые слух и нюх – это, конечно, хорошо, но, раз уж я попал черт знает куда, то не отказался бы от какого-нибудь более весомого преимущества перед остальными.

Хмыкаю про себя. Вряд ли существует такая удача. Многие бы хотели попасть в неизвестный мир с силой, делающей тебя особенным перед остальными. Однажды я дошел в одиночку до племени Акне-Ляот на Самийских вершинах. Они были очень удивлены моим умениям манипулировать эфиром. До такой степени, что на следующий день стали поклоняться мне, как какому-то пророку.

До конца пути я смотрю в окно, стараясь запомнить все, что вижу. Это непросто. Глаза устают от ярких красок, уши болят от городской суеты. Да сколько же здесь этих машин? Уже полчаса мы стоим на месте. Зачем надо разъезжать в огромных колесницах, если пешком быстрее? Не понимаю.

Наконец-то мы подъезжаем к дому. Девятиэтажный, разваливающийся, с облупленной желтовато-блевотной краской. Грязный двор, потрепанные и явно дешевые машины. Деревья больше похожи на уродство, чем на дар природы.

Дверь открывается, и я выхожу. Жду сопровождения, но школьная машина просто уезжает. Провожаю ее взглядом. И всё? Я свободен?

Пожимаю плечами и-и-и-и…

Куда дальше?

Полагаю, этот дом – мой дом. Вот только в нем немудрено заблудиться. И все-таки странно. Я живу в такой огромной и одновременно разваливающейся бандуре? Не проще все это продать и купить домик получше, но поменьше.

Из дома выходит первый, второй, третий… десятый. Столько же зашло.

Понятно. Вопрос закрыт. Это общинный дом. И я… тут живу.

Итак. Главный вопрос. А зачем мне жить по законам прошлой жизни этого тела? Может начать все с нуля?

Пожалуй, нет. Слишком мало я разобрался в местных устоях. А в своем доме мне многое простительно. Кто там у меня? Мать? Отец? Жена? Или я слишком молод?

Щупаю себя между ног. Агрегат мощный для такого тельца, на детский не похож. Мимо проходит бабка, смеряет меня уничижительным взглядом:

– Извращенец.

– Надеюсь, нет.

Проглотив ошметки зубочистки, я решаюсь. Для начала нужно понять, где я живу в этом огромном захолустье. Шарюсь по карманам. Очередной раз убеждаюсь, что ничего, кроме ключей у меня нет.

Подхожу к крыльцу, вижу надписи:

Подъезд № 5

Квартиры: 211-250

Тяну за ручку двери. Не открывается. Осматриваю дверь. А это что за кнопки? Набираю три случайные цифры, слышу:

– Кто?

– Хотел бы я знать.

Тыкаю во все подряд. Сбрасываю вызов. Различаю надпись:

Домофон зав. № 3442

Домофон значит? Да, точно. Так он называется. Похоже, не все знания этого тела мне доступны с ходу.

Дверь открывается, выходит пузатый мужик с мешком мусора. Подозрительно на меня глазеет, но я проскакиваю в подъезд.

Отлично. Задание выполнено, магистр. Я проник на территорию врага.

Осматриваюсь. Облупленные стены, затхлый запах. Какая-то дверь, рядом кнопки. Вверху табло с цифрами… Уменьшаются…

3… 2… 1…

На всякий случай прячусь в углу. Из комнаты метр на метр выходит дама с большой кошкой или крысой на поводке. Ого, гавкает. Это мелкое уродство – собака?

– Тише, Пуфик, тише.

Женщина глядит на меня, недовольно поджимает губы. Перед тем как скрыться из вида, шепчет:

– Обоссали весь подъезд.

Хмыкаю. Зачем вообще ссать в подъездах?

Осматриваю стены, вижу сотни маленьких ящиков с цифрами. На каждом замочная скважина. Достаю из кармана ключи. Проверяю каждый.

С тридцать седьмой попытки дверца под номером «233» открывается.

Сопоставить цифры труда не составляет. Получается, я живу в какой-то там квартире под номером двести тридцать три.

Второй этап выполнен, магистр.

Нехитрыми манипуляциями с «поднимающейся комнатой» определяю, что живу на шестом этаже. Нахожу свою берлогу, проверяю ключ. Подходит. Слышу, что за дверью кто-то стоит. Открываю дверь и…

– Константин! – кричит женщина лет сорока.

Высокая, длинноволосая блондинка, лицо строгое, но привлекательное. Немного морщинок. Кидается обниматься. Пахнет парфюмом. Слишком сильно пахнет.

Полагаю, это и есть моя мать. Или жена?

– Господи, ты почему не отвечал на телефон?! Я уже обзвонилось! С работы отпросилась! Пришлось и в школу звонить! Мне сказали, что ты уже едешь домой и тебя… тебя… понизили за драку?! Боже, Константинчик, что случилось?!

Да не кричи ты, женщина. Так, придется вспомнить уроки актерского мастерства.

– Телефон разрядился, – говорю я, уткнувшись носом в сочную грудь.

Мама отрывает меня от себя, осматривает:

– Боже ты мой! Что у тебя с лицом?!

Медленно и незаметно выдыхаю. Нужно говорить кратко, чтобы не вызвать подозрений:

– Подрался.

– Не может быть. Я вообще не поверила Георгию Александровичу. Он сказал, что ты кого-то избил. Ерунда какая-то. Тебя побили, Константинчик? Пойдем, я обработаю рану… ох…

Хм. Ну пусть так. Похоже, это больше вписывается в ее представление меня.

– Немного. Не надо обрабатывать. Все уже прошло.

– Божечки… опять… А если у тебя сотрясение?! Я вызову врача.

– Меня уже осмотрели в школе, – вру я. – Сказали, что царапина.

– Ничего себе царапина! Да ты весь распух! Но ладно, раз так сказали…

Мама суетится:

– Я подогрею чая. Все мне расскажи, хорошо, сынок?

Паникерша уходит на кухню, а я снимаю ветровку, инстинктивно хочу скинуть сумку с плеча. С интересом замираю, нащупав пустоту – свои вещи я оставил в школе. А мое новое тело помнит об этом лучше, чем я.

Осматриваю свое жилище.

Негусто.

Мерзкие и приторные рисунки на стенах. Что это? Бумагу наклеили прямо на стену? Шкаф для одежды обшарпан, дверка скрипит так же противно, как и пол.

Снимаю обувь, кладу на стойку. Замечаю, что тут четыре размера обуви. Женская – больших размеров. Это матери. Есть мужская, но меньше, чем у меня. И снова женская, но совсем мелкая. Интересно.

Иду за матерью. Мд-а, трапезная не сильно отличается от прихожей. Здесь явно требуется обновка. Всего.

Сажусь за стол, жду, когда мама подаст трапезу.

Кружка с травяным настоем и… круглые хлебцы? Похоже сегодня я останусь голодным.

– Сейчас пельмени отварю. Ну? – подсаживается мама. – Рассказывай.

Ну что ж. Была ни была. Стараюсь говорить, как можно более нейтрально. Не выражать никаких лишних эмоций. Иначе вряд ли попаду в характер бывшего носителя этого тела. Пока говорю, мама напряженно меня рассматривает.

Это плохо. Меня уже подозревают?

Ладно, это ожидаемо. Но в конце концов, мало ли какой у меня стресс от пережитого ужаса.

Историю я немного изменяю. Но в целом рассказываю, что меня побили, хотя я сопротивлялся. А потом засранцы поскользнулись на моих слезах и разбили себе нос. Моя история должна быть схожей с историей директора. По-любому, он ей все рассказал.

– Понятно… значит они издевались над тобой и сами же ударились, свалив все на тебя?

– Ну да, – киваю, отхлебывая чаек. – Как-то так.

– Сволочи буржуйские, – бубнит мама и озабоченно осматривает меня. – Болит?

– Нет. Мне повезло, наверное.

– Повезло, да? – еще сильнее напрягается мама. – Ты уверен, что с тобой все хорошо? Может все-таки скорую вызвать? Давай я тебя осмотрю.

– Да все хорошо. Честно.

Я отхлёбываю из кружки. Мало ли что на моем лице читается, так хоть за кружкой спрячусь. Кстати, хлебцы весьма неплохи для своего внешнего вида. Удивлен.

Недолгая пауза.

– Ладно. Это, конечно, хорошо… Но, может… хочешь поплакать?

Еле удерживаю чай во рту. Что? Серьезно? Поплакать? В Варгоне в этом возрасте я уже убивал и точно пережил одну пытку инквизиторов. И не помню, чтобы плакал хоть раз. Орал, да. Но не плакал.

Заставляю себя улыбнуться:

– Да что-то не хочется.

– Хм… ну ладно… Хочешь может… что-нибудь? Кстати, тебя правда понизили до первого этажа?

Да хватит ты на меня так смотреть, женщина.

– Да.

Женщина бледнее, стареет лет на десять:

– Ну… ничего. Мы это переживем. Лишние два года. Мы справимся. Я договорилась с начальством. Мне разрешили подрабатывать еще по воскресеньям. Главное, что ты цел.

Поразительная семья. Получается, я живу за счет этой леди? Странно, что предыдущий хозяин этого тела не повесился от стыда.

– Я бы отдохнул… мам.

– А, да-да, конечно.

Мама подскакивает, хватает меня под руку, словно я калека.

– Пойдем, мой сладкий.

Первый раз в этом мире тошнота подступила к горлу. Я – сладкий? Серьезно?

Мама чуть ли не за ручку отводит меня в комнату с ковром на стене и плакатами какого-то мужчины с татуировками по всему телу. Он кривляется, высунул язык. Написано «Моргенштерн». И почему эти картины здесь висят? Что приятного в созерцании мужиков? Особенно таких. Ладно бы красивая женщина.

Быстро осматриваюсь. Два шкафа, два стола. Двухъярусная кровать. Все пошарпанное. Куча разбросанной одежды. И даже трусы с носками. За одним из столов сидит мальчишка лет пятнадцати. Курносый, тощий, в грязных обтягивающих штанах и майке, немного ускоглазый. Рядом с ним три тарелки и пять кружек.

– Марк! – возмущается мама, усаживая меня в кровать. – Сколько тебе еще раз сказать убраться в комнате?

– Мам, я в данже, выйди!

Мальчишка с выпученными глазами пялится в коробку с движущей картинкой и лупит пальцами по доске с кнопками. Это что? Как телефон, но только большой? Так, думай… думай… Компьютер!

Мама вздыхает, смотрит на меня:

– Отдыхай, мой сладенький.

– Отфай мофь слафенький… – бубнит мальчишка, передразнивая маму.

– Перестань, Марк! Это не смешно! Твоего брата побили, между прочим!

Не отрываясь от компа, «брат» хмыкает:

– Опять?

– Это твой брат, Марк. Пожалуйста, поддерживайте друг друга. Ваш отец учил вас сплоченности. Вы – семья.

– Да-да, конечно. Отца больше нет. Мам, я же сказал выйти. Отвали, а! – чуть ли не визжит мальчишка.

Мама будто постарела еще лет на десять, вздыхает, хочет выйти, но…

Замахиваюсь.

Бам!

Смачный подзатыльник впечатывает братца в монитор.

– Извинись, сопляк, – спокойно улыбаюсь я.

Достаю из кармана зубочистку, сую в рот.