Читать книгу История Наврунга - Дмитрий Раевский - Страница 14

Гьянг смотрел на атланта и понимал, что тот умирает. Куда делась отвага воина, куда подевались удаль и пренебрежение к собственной жизни? Кто научил воина сдаваться, когда нет надежды на спасение, куда исчезла его способность сражаться даже на том свете?

Гьянг понимал, что представления Наврунга о себе, как о теле, которое можно заковать в тиски неподвижности, и есть та иллюзия, что привела к такому бесславному концу. Однако Наврунг этого не понимал и продолжал цепляться за свое представление о невозможности поднять неподъемное и одолеть неодолимое. Маленький огонек надежды стремительно угасал в воине, и с этим надо было что-то делать.

Гьянг, святой и чистый, знал, что лишь любовь и сострадание к тому, кто проходил это страшное испытание могут принести те силы, что были необходимы умирающему. Огонь питается топливом. Душа питается красотою и высокими стремлениями. Надежда питается любовью близких: без нее она, как в безвоздушном пространстве, задыхается и умирает.

Когда-то сам Гьянг проходил это испытание – его проходили все без исключения – и потому он знал, что собратья по оружию, всем сердцем прикипевшие к испытуемому, и есть та сила, что может помочь ему. Насколько Гьянг прикипел сердцем к этому атланту? Достоинство Наврунга было удивительным и вызывало уважение. Чистота в принятии решения и верность ему были необычны для атлантов, отличавшихся коварством. Размышляя над достоинствами атланта, Гьянг пытался найти в себе те тончайшие нити искренней симпатии, что только и могли сейчас помочь погибающему Наврунгу. Подобно канатам, брошенным утопающему в сильный шторм, они лежали сейчас где-то в глубине души Гьянга, и он ждал, когда же эти нити-канаты проснутся, чтобы бросить их терпящему бедствие собрату. Собрату? Да, именно! В этот момент он всем сердцем ощутил, что там гибнет его Собрат; и это чувство – сильное, как ураганный ветер, и горячее, как лава тысячи вулканов, – вспыхнуло в его душе, опалив сердце и подарив решимость. Что-то горячее, как угли, и терпкое, как молодое вино, разлилось в груди Наврунга. Что это? Жизнь? Или смерть? На смерть это было явно не похоже. Тяжесть. Тоска. Зачем они? Они так не нужны, так мешают… Бытие вне качеств и жизнь вне условностей показались Наврунгу такими знакомыми и близкими, так увлекли его вдруг, что он, забыв и об удушье, и о нестерпимой боли раздавленного тела, встал и пошел. Перед ним открылось нечто совершенно непостижимое. Жизнь вне условностей – разве такое может быть? Со всей готовностью вместить в себя новое, он погрузился в это неизведанное им Знание, да так, что забыл обо всем на свете. Удивление и восторг, смешавшись в его груди, родили в нем совершенно иное миропонимание, – как если бы покровы тьмы исчезли и яркое солнце Знания стало бить в глаза.

Наврунг вдруг стал видеть сквозь туман четко и свободно: не было преград в нем, и не было их вокруг. Не испытывая более любопытства к прежнему миру и к этим битвам, но, будучи полностью погруженным в удивительный мир новых смыслов и значений, он перестал зависеть от его законов, и страшные змеи, огромные драконы рассыпались в прах под его взглядом. Атлант видел и знал их иллюзорность, она открылась ему вместе со всем этим Новым Знанием – таким удивительным, всеобъемлющим, и, казалось бы, невозможным. Но это оказалось более реальным, чем вся его прежняя жизнь!

Так, удивляясь и преодолевая, он увидел Врата. Это был выход из Подземелья. Но арка была высока, а двери мощны, и не было никакой возможности открыть их. Однако удивительная способность – знать иллюзорность всего сущего – превратила их в прах от одного его прикосновения! Яркий свет ударил в глаза. Привыкнув к нему, атлант увидел, что стоит перед высоким троном в огромном светлом зале. Свет лился отовсюду, и казалось, что источником его были и стены, и крыша, и даже сам воздух. Это был не просто свет, он лился елеем на открытые раны души Наврунга, что появились в сражениях, оставленных за спиной. На троне сидела Дева удивительной красоты и непреодолимой силы. Казалось, что более сильного и мудрого существа и быть не может. Глядя на нее взглядом, обретшим Истину, Наврунг вдруг с удивлением понял, что Она и есть Нечто более, чем Настоящее, существующее, в то время как все остальное – иллюзия существования. Глядя в эти бездонные, удивительные глаза, он осознал, что Ее мудрость и сила – есть именно то, чего желала его душа многие жизни. Он понял, что весь мир есть прах у Ее ног, и все вращение Вселенной есть Ее мысль и Ее любовь.

Глядя в эти, наполненные глубоким смыслом, глаза, Наврунг вдруг стал понимать, что ради этого Существа нужно жить, за него стоит умереть, и другого идеала нет. Атлант пал на колени перед Ней и начал рыдать изо всех сил. Слезы омывали раны его души, отдавая дань всему опыту прошлого и прокладывая в душе борозды для опыта нового, удивительного и неизведанного. Ощущая свое бытие подобно малой песчинки перед этим истоком неиссякаемой Любви и глубочайшей Тайны, он осознал, что не сможет существовать теперь без Нее, и то были слезы не сожаления, а радости открытия и надежды.