Читать книгу Мастер клинков. Клинок заточен - Дмитрий Распопов - Страница 4

Дети от пяти лет и юноши в возрасте до восемнадцати в остолбенении смотрели на меня и настоятеля монастыря, когда мы вошли в общую столовую, где подопечные сидели за рядами столов. Попросив минуту тишины настоятель, представил меня:

– Ваш новый товарищ, Максимильян. Надеюсь, вы подружитесь.

Затем незаметно подмигнул мне и, улыбнувшись в бороду, быстренько слинял. Он сам был в недоумении, когда граф привёз босого меня, одетого в одну холщовую робу, и так же представил, как ищущего слово Божье. Настоятель был категорически против, говоря, что я слишком стар для этого, на что паладин показал ему письмо от главы ордена и произнёс слово «надо», так что тому пришлось смириться и подчиниться. Поэтому, представив меня своим юным воспитанникам, он получил свой заряд бодрости, увидев их остолбенение.

Под всеобщими взглядами, в которых было больше любопытства и недоумения, чем недовольства, я подошёл к раздаточному столу, получил кусок хлеба, тарелку чечевичной каши и стакан молока, затем сел на ближайшее свободное место, рядом с пятилетками. С другого стола, где сидели взрослые подростки, раздалось фырканье, которое сразу же прервалось спокойной речью повара, стоявшего на раздаче:

– Гнем, Вирт – сегодня вы дежурные на кухне.

– Да, наставник. – Эти же голоса, только сильно разочарованные, раздались с того же места, откуда недавно прозвучали смешки.

«На этой еде я долго не проживу, – вздохнул я, осматривая свой нехитрый обед, – и что меня заставило поддаться на уговоры графа?»

Приехав в столицу, граф развил бурную активность, пока я находился в раздумьях и не успел даже толком встретиться и поговорить с герцогом, а также принять купцов, которые толпой ждали меня у моего дома, едва прослышав о моём возвращении. Через три дня он появился на пороге моего дома, заставил снять с себя всё и переодеться в принесённую им робу. Затем увёз меня за город, причём последний день пути я проделал с мешком на голове, болтаясь в седле, поскольку он сказал, что монастыри, где воспитывают будущих паладинов, не то место, о котором следует знать посторонним. Поскольку мне было скучно ехать, ничего не видя и не понимая, я расспрашивал его о жизни в монастыре, а также о том, что мне конкретно там нужно делать. В ответ он охотно рассказывал мне о быте, но ни слова не сказал о том, что мне там предстоит, лишь туманно намекнув, что брат Антоний отдал чёткие указания Наместнику, так что мне нужно просто смириться.

– Максимильян, пошли, – отвлекая меня от мыслей о странностях судьбы, ко мне обратился маленький мальчик, сидящий рядом, – иначе наставники будут недовольны.

Стараясь не улыбаться, поскольку остаться серьёзным, когда с тобой на равных пытается разговаривать кроха, не достающий тебе даже до пояса, я поднялся и зашагал за всеми. Вышли мы на атриум монастыря, и я смог наконец разглядеть его хотя бы изнутри, поскольку мешок с меня сняли, только когда мы въехали внутрь. Серые, потемневшие камни, обвитые зелёным плющом, венчали стены, окружавшие донжон монастыря, который раньше был замком. Это было заметно по форме строений, а также по укреплениям и башням. Из атриума были видны также три этажа и коридоры, по которым проходили редкие священники. Похоже, комнаты здесь приличные, поскольку помещений достаточно много.

– Братья, сегодня у нас новый ученик, поэтому, как бывает обычно, мы выявим его силу, чтобы понять, в какой группе он будет заниматься.

Неожиданно на площадке появился седоусый монах, показывая на меня рукой, он велел подойти – мне пришлось подчиниться.

Совершенно не обращая внимания на то, что я на двадцать лет старше самого маленького воспитанника, он предложил мне выбрать оружие и вызвал на бой со мной именно его. Ситуация стала меня раздражать, ведь я сказал графу, что обучаться воинскому искусству не буду, а тут такая подстава. Только сделав с десяток глубоких вдохов и выдохов, я успокоился и вспомнил пословицу, которая сейчас была актуальна, как никогда, про «чужой монастырь и свои правила». Это позволило мне взять со стенда длинную палку и встать напротив ребёнка, который выбрал деревянный меч.

– Начали!

Едва заметное движение лёгкой палкой, которая была в три раза легче моего копья, и ребёнок, стискивая кулаки, чтобы не разрыдаться, ушёл за выбитой из рук деревяшкой.

– Следующий! – приказал наставник, вызывая воспитанника постарше.

Я не двинулся с места, не шевельнулся, лишь кистью проделал то же самое и с ним.

– Следующий!

Когда очередь дошла до старших ребят, они всерьёз восприняли меня и взяли в руки такие же длинные палки, но результат был всё тот же, не двигаясь и не шевелясь, я одной кистью доставал до их рук и бил по кисти, заставляя ронять оружие.

– Моя очередь. – Монах‑наставник подошёл к стойке и взял двуручный меч, прикидывая размеры моей палки, затем приблизился и встал напротив меня.

Я видел, куда он может ударить, и легко наклонял палку, прикрывая те места, на которые указывали движения его мышц, хотя сам он при этом не шевелился. Его взгляд был направлен за меня, так что приходилось ориентироваться именно на эти мускульные сокращения, которые были хорошо видны под робой. Если бы он был в доспехах, пришлось бы драться всерьёз, но сейчас я мог угадывать его движения, ещё когда они были в стадии подготовки.

– Принимаю поражение, – внезапно сказал он и, поклонившись мне, пошёл возвращать меч на стойку.

Я не был удивлён, в отличие от всех остальных, которые, видимо, ждали жаркой и яростной стычки между нами. Поняли произошедшее только я и мой противник: я оценил то, что когда‑то он был отличным мечником, к тому же ясно понимающим силу противника, а он – то, что я, находясь на пике своей формы, не по силам ему.

– С сегодняшнего дня брат Максимильян освобождается от физических занятий и волен распоряжаться этим временем по собственному усмотрению, – во всеуслышание заявил он, вернувшись назад.

В ответ была тишина, поскольку его подопечные всё ещё не понимали, что сейчас произошло.

«Хитрец, – до меня только сейчас дошло, зачем он это сделал, – если бы меня просто освободили от физической подготовки, дети бы не поняли такой шаг своих наставников, проповедавших об их равенстве, а сейчас, когда им продемонстрировали, насколько я силён, вопросов об этом не могло быть в принципе».

– Вы свободны, брат. – Наставник обратился ко мне и пошёл разбивать группы детей по способностям, которые, видимо, были определены ранее, так же как мои.

Поскольку идти было некуда, ведь мне ещё не показали мою келью, я остался, следя за занятиями ребят. Вначале они много бегали и выполняли физические упражнения, затем им показали удар, который воспитанники начали отрабатывать. Я, конечно, был небольшим знатоком‑мечником, но его многие, особенно младшие дети, наносили неверно. Посмотрев на это безобразие пять минут, я не вытерпел и подошёл к ближайшему.

– Ты неправильно держишь руки и переносишь корпус. – Я взял меч из его рук и показал ошеломлённому мальчишке, как нужно правильно бить. Затем посмотрел, как малец повторил, поправил ему стойку и пошёл к следующему, который словно молотил бревном по воде.

Начав с детей, я вскоре обошёл тех, кто вообще делал удар совершенно неверно, и остановился возле старшей группы, никто мне и слова не сказал о том, что я помогаю, а их наставник ни разу не глянул на меня за всё это время.

– Не старайся. – Мне не нравилось, с какой яростью парнишка наносил удар, возникало чувство, что перед ним враг, которого он решил убить.

Воспитанник остановился и удивлённо на меня посмотрел.

– Почему? Разве это плохо?

– Ты слишком азартен, гнев овладел тобой. – Я покачал головой. – Чем больше ты стараешься, тем заметнее у тебя не получается из‑за того, что ты злишься. Просто сядь, успокойся и начни сначала.

– Но… – Он беспомощно взглянул на наставника, который сейчас смотрел на нас, стоя неподалёку. Тот пожал плечами, предоставляя ему выбор.

Парень сначала сделал несколько движений в том же стиле, но едва я отошёл от него, как он со злостью опустился на землю и сидел неподвижно несколько минут, затем встал, снова взял деревянный меч в руки, и в этот раз у него получалось значительно лучше.

– Брат! Брат Максимильян! – Ко мне подошёл маленький мальчик. – Я хочу так же, как ты, бить копьём. Покажешь мне свой приём, а то Гарри постоянно надо мной издевается, выбивая меч из рук.

Я тяжело вздохнул, оказавшись втянутым в местные мальчишечьи разборки, ведь я в монастырь приехал не за этим! Хотел сначала отшить его, но решил, что раз начал помогать, то бросать дело на полпути явно не стоило.

– Хорошо, только можно и мечом это делать, необязательно на копьё переучиваться.

– Хочу! Покажи мне! – Мальчонка требовательно схватил меня за руку.

В конце занятий, когда он, раздувшись от важности, вызвал своего недруга на поединок и выбил из его руки оружие, я понял, что попал. Десятки заблестевших детских глаз, направленных на меня, показали, что ближайшее время я буду очень занят. На моё счастье, занятие закончилось, и нас развели по кабинетам, где детям преподавали разные предметы, меня же отвели к ещё одному пожилому паладину, который вручил мне книгу и велел прочитать её всю. Открыв её, я увидел, что это книга Единого, та, по которой многие священники ведут свои проповеди, в ней содержались заповеди и деяния Господа.

* * *

Месяц спустя

– Что думаешь о новеньком, брат Гнат? – Глава монастыря собрал у себя в кабинете трёх паладинов‑наставников.

Седоусый пригладил свою пышную растительность, задумался и ответил очень обстоятельно, тщательно выговаривая каждое слово:

– Вы знаете, я был против подобных экспериментов. Нельзя зрелого воина переучить или заставить переосмыслить свою жизнь, только детей можно повести с самого начала путем, ведущим к Богу.

– Но?.. – Наставник хитро прищурился.

– Но, если человек всю жизнь живёт с правильными мыслями и делами, он не потерян для Бога и Ордена, – словно сам себе не веря, ответил седоусый.

– Брат Ивор?

– Несмотря на то что с этим еретиком мне пришлось слишком часто общаться, – слова наставника Слова Божьего вызвали усмешки у всех присутствующих, – и доводил меня он до белого каления, как никто за всю мою долгую жизнь, но и я вынужден признать, что его либо нужно сейчас же сжечь на костре, чтобы не забивал нашим чадам голову своей ересью, либо допустить до тренировок. Таких людей я не встречал на своём пути, вынужден признать.

– Брат Дар?

– Я тоже за то, чтобы его сжечь, – усмехнулся наставник, отвечающий за образование детей, – если он пробудет в нашем монастыре хотя бы год, то боюсь, что наши воспитанники с криками «Бога нет!» повесят нас на воротах монастыря и разбегутся кто куда.

Все тут же сделали знак Единого, отгоняя дурные мысли.

– Но? – Главный наставник откровенно смеялся, прошедший месяц внёс в их тихую и размеренную жизнь столько сумбура и неожиданных поступков, что хотелось избавиться от возмутителя спокойствия как можно быстрее. Дети сразу потянулись к новенькому, а обладая недюжинными способностями не только в фехтовании, но и ораторском искусстве, он быстро заставил всех наставников бледнеть, краснеть и отвечать на неудобные вопросы, которые новый брат задавал во множестве. Одно его утверждение, что их мир круглый и вращается вокруг какой‑то звезды, повергало в шок многих, а его доводы, которые легко проверялись на практике, вынуждали наставников гореть тихой ненавистью, поскольку переспорить его или привести свои контраргументы, которые могли быть так же проверенными здесь и сейчас, они не могли.

– Лучше допустить его до тренировок и затем как можно быстрее избавиться, пока то, что я описал, с нами не случилось, – зло ответил брат Дар и сел на место, при этом тихо пробурчав: – Но лучше всё же сжечь.

– Таким образом, все здесь согласны, что брата Максимильяна можно допустить к тренировкам, а также уведомить об этом главу ордена. – Главный наставник монастыря подвёл итог совещания.

– Попросите всё же у брата Антония разрешение сжечь еретика, – ухмыльнулся брат Ивор. – Мне неизвестны причины благоволения ордена к подобным людям, но они опасны для нас и неграмотной бедноты своим духом. Воспользовавшись засухой или голодом, он поднимет массы на восстание, я встречался с похожими людьми, которые могли задурить голову любому.

– Хорошо, упомяну об этом в своём письме, а пока давайте решим, кто откроет ему путь паладина?

Все наставники тут же стали отводить взгляды, и главный наставник понял, что этим «кем‑то» придётся стать ему.

– Что же, так тому и быть, пришлите ко мне брата Максимильяна сразу после вечерни.

Паладины тут же засобирались на выход, пока глава монастыря не передумал, никому из них не хотелось быть наставником у такого подопечного, у них и своих забот хватало.

* * *

Вечером меня вызвали к настоятелю. Если честно, то от безделья я не знал, чем себя занять, вот и сцеплялся с паладинами‑учителями по поводу и без. Смешно было наблюдать, как эти мудрые мужи бесятся, не понимая сути некоторых явлений, причём я показывал на очевидных примерах, что они не правы в своих суждениях. Этот месяц в монастыре мне совершенно ничего не дал, поскольку я выполнял тупую и рутинную работу, которую мне давали, ни на шаг не приближаясь к разгадке таинств ордена паладинов.

– Максимильян!

Дверь в большой кабинет закрылась, и мы остались одни. В комнате было очень много книг, так много, что какой‑нибудь ребёнок мог здесь запросто потеряться. Горевшие свечи не давали много света, зато жутко коптили, оставляя мало свежего воздуха.

– Настоятель, – чуть склонил голову я, из уважения к его сединам.

– Мы решили допустить тебя к тренировкам, так что следуй за мной, месяц ты проведёшь в одиночной келье.

– Каким тренировкам, настоятель? – осторожно спросил я, не совсем понимая его слова.

– Тем, ради которых ты сюда и прибыл, – желчно отозвался он, – не за тем же, чтобы изводить нас.

– Круто! – Я не ожидал подобного поворота, поэтому вскочил на ноги, приготовившись следовать на паладином.

– Не торопись, тебе нужно сначала узнать несколько правил поведения в келье. – Он не шелохнулся, с усмешкой посмотрев на меня, так что пришлось сесть.

– Хочу, чтобы ты сразу понял, что выйти оттуда до срока тебе не удастся, это не комната в прямом смысле слова, а каменный мешок, куда тебе будут два раза в день опускать еду. Там тебя ждёт абсолютное одиночество и тишина. Ты уверен, что готов к такому испытанию?

– А в чём тогда заключается суть подобной тренировки? – не понял я.

– Ты поймёшь, пробыв там достаточно долго, – уклончиво ответил он.

– То есть мне, по сути, всего лишь надо пробыть там некоторое время? – Я всё никак не мог уразуметь, что от меня требуется.

– Верно, – кивнул настоятель.

– Хорошо, тогда давайте начнём быстрее, у меня не так много времени, чтобы впустую его тратить.

Прошедший месяц в монастыре я считал бесцельно потраченным, ибо выполняя ту же работу, что и все, ведя тот же образ жизни, кроме внутреннего раздражения, ничего более не испытывал.

– Максимильян, – настоятель тяжело на меня посмотрел, – я не знаю причин, по которым ты оказался у нас, но имей терпение, никто до тебя не получал доступа к сокровенному так быстро, сумей это ценить!

– Мастер, – после его слов я частично взял себя в руки, – моя жена и ребёнок в большой опасности, и единственный способ их спасти находится в руках ордена, так что, как вы думаете, насколько я готов ждать танцев вокруг да около?

Он задержал на мне взгляд и понял, что я не вру и не шучу.

– Следуй за мной! – Настоятель поднялся и пошёл к задней двери своей комнаты, не той, через которую я к нему вошёл.

Мы вышли в глухой коридор и пошли по нему. Было видно, что им редко пользовались: пыль, паутина и общее запустение говорили об этом лучше всяких слов. Вскоре коридор перешёл в винтовые ступеньки, ведущие вниз, и вынув факел из одного из держателей, настоятель стал аккуратно спускаться, подсвечивая нам дорогу. На моё удивление, путь вниз занял значительное время, так что я даже сбился со счёта, стараясь определить количество ступеней, которые мы миновали. Пытаясь вспомнить, на какой тысяче сбился, я едва не уткнулся носом в спину паладина, который резко остановился, затем проделал какие‑то манипуляции и, нагнувшись, сдвинул люк у себя под ногами.

– Спускайся. – Он повернулся ко мне, осветив факелом дырку в полу и крюк, к которому был привязан канат.

Мне стало страшновато, едва представил, что проведу в этом застенке месяц.

– Боишься? – Он удовлетворённо кивнул головой. – Наших воспитанников годами готовят к этому испытанию, уверен, что осилишь его.

Я покачал головой, но тем не менее молча подошёл и, ухватив канат с узлами, стал быстро спускаться вниз, в кромешную темноту. Судя по длине верёвки, высота от пола комнаты до люка была метров пять, так что без посторонней помощи мне отсюда не выбраться, если бы я вдруг захотел. К тому же едва я выпустил из рук канат, как настоятель тут же его поднял, следом за этим с грохотом захлопнул люк, отрезав меня от единственного источника света – так я остался один. Через минуту я услышал его удаляющиеся шаги, а ещё через пять на меня навалилась тишина, да такая, что я сначала подумал, будто полностью оглох, так непривычно было это чувствовать. Дабы убедиться, что со слухом ничего не произошло, я временами хлопал в ладоши, убеждая себя, что всё хорошо.

Глаза мои вскоре привыкли к кромешной темноте, и я смог разглядеть очертания контуров комнаты, а также деревянную кровать, стоявшую в углу. Полазив на четвереньках, я ощупал её и всё остальное, убедившись, что ближайшее время мне, кроме всего прочего, придётся ходить в горшок, который тут наличествовал, а затем, пока его не заберут, ощущать запахи, которые из него будут исходить.

– Что же. – Я едва узнал свой голос, прозвучавший в полной тишине оглушающе громко. – Пожалуй, пора придумать, как не сойти тут с ума.

Для начала я решил спланировать весь день, чтобы не тупо валяться на кровати, а быть всё время чем‑то занятым. Можно ориентироваться на то, когда мне будут приносить еду, разделив день на три части. Утром, до приёма пищи, заниматься физическими упражнениями, после чего поесть и немного отдохнуть, затем повспоминать всё то, что я знал, после чего снова тренировка и приём пищи. Я уже попадал однажды в похожую ситуацию, когда казалось, что из пещеры не смогу выбраться, но стоило поверить в себя, в свои силы и заняться делом, как вскоре я повстречал кобольдов и выход нашёл на поверхность – это был хороший жизненный урок, и следовало просто его повторить.

* * *

Утром я проснулся, заставил себя встать, выбить соломенный матрас, чтобы он был без комков, и сделать зарядку. Затем металлической крышкой ночного горшка выскреб на стене рядом с кроватью палочку проведённого здесь дня. По давнему пребыванию в пещере я помнил, как важно знать, сколько нахожусь в этом месте. Затем изучил досконально размеры своей кельи, а также постарался запомнить, сколько шагов до каждого из предметов в ней, чтобы потом спокойно передвигаться, не обращая внимания на кромешную темень.

Набив синяки и шишки, я остановился только тогда, когда сверху раздался шум шагов, затем лязг люка, и мне спустили корзинку на тонкой бечёвке. Я бросился к ней, так как живот давно отчаянно сообщал о том, что его пора кормить. При бликах факела, который светил сверху, я увидел только графин воды, хлеб, головку сыра и пару яблок – слишком мало для моей привычной трапезы. Поскольку выбора не было, я опустошил корзину, которая не спешила подниматься вверх.

«Горшок! – догадался я, аккуратно положил еду на кровать и, достав горшок, поставил его в корзину». Её подняли и вскоре вернули обратно.

Я заметил, что бечёвка, на которой проделывали все манипуляции, такая тонкая, что не выдержит веса человека, а это значило, что моё пребывание здесь затянется настолько, насколько это нужно будет паладинам. Если решат сгноить меня здесь навсегда, то я ничего не смогу с этим поделать.

«Яблоки нужно растянуть надолго», – решил я, разрывая их руками на четыре части, чтобы хватило подольше, еда в виде хлеба, сыра и воды нисколько меня не порадовала, организм требовал мяса и разнообразия.