Читать книгу Это судьба! - Дмитрий Селиванов - Страница 4

После аварии по вечерам она добиралась домой на общественном транспорте – это не утро, можно обойтись без такси. Просидев в наклон много часов, хотелось размяться, и, в зависимости от настроения и погоды, она часто шла пешком несколько остановок. Как и сейчас. В книжном, попавшемся по дороге, Светлана зависла на полчаса перед полками о психологии – даже не ожидала, что выбор окажется так велик. Значит, есть спрос, и серьёзный. Это тебе не зубные болезни, где почти все проблемы видны сразу или высвечиваются обычной «катэшкой». Здесь просто так диагноз врачу не даётся, играет и с пациентом, и с ним – не у всех же есть эта новая анестезия, чтобы так развязывать языки…

Да, теперь уже было ясно – это какой-то глубокий гипноз. Карпульный шприц будто протыкал не ткань десны, а саму душу, проникал внутрь, а затем совершал обратный ход – и вытаскивал всё содержимое. Эффект, невидимый глазу, но сравнимый, наверное, с целым стаканом водки, если мерить какими-то простыми вещами. Ведь они оба – что Попов, что Оксана – стали сразу рассказывать о самом больном, сняв с себя всю шелуху за секунду. Удивительно! И, похоже, таких уколов в холодильнике ещё восемнадцать – именно это занимало её больше всего. Как поступить – сообщить обо всём, остановиться, пока не поздно? Или её и сейчас в чём-то можно уже обвинить? С Поповым вообще всё вышло естественно. Только беседа с Данилиной представляет опасность – запись с камеры в кабинете покажет, что она начала разговор, явно видя, что пациентка уснула! Даже хуже – специально этого дожидалась! Можно сделать скидку, конечно, на их давнее знакомство и постоянные разговоры о том о сём, но её поведение как врача неэтично. Чего стоят одни манипуляции с тушью! А «укрепление эмали» лампой для пломбирования? Это же прямой обман! Но и это не главное! С учётом того, что Данилина рассказала, любая огласка будет автоматически считаться нарушением неприкосновенности частной жизни… А это уже Уголовный кодекс…

Получается, она уже вляпалась? Светлана даже замедлила шаг и прокрутила в голове эту логическую конструкцию несколько раз. Да, заявлять о странностях анестезии нельзя – сама выроет себе яму. Тем более что с пистолетом у виска никто не стоит. Ничего страшного и не случилось – просто узнала кое-какие тайны своих пациентов. Не раскрыла другим – лишь узнала. Как психолог на консультации или священник при исповеди – ближе было, конечно же, ко второму. Те обязаны молчать об услышанном – и она тоже будет. Ну а камер бояться не стоит. Их повесили в кабинетах давно, и за всё время работы они пригодились лишь дважды. Первый раз пациент ударил врача – вызывали даже полицию, а потом с помощью камер вскрылось банальное воровство. Вера говорила, что записи хранятся три дня и тут же затираются новыми, так что после ЧП надо не мешкать и сразу копировать видео на жёсткий диск. Но разве у неё тут ЧП? Светлана совершенно так не считала.

Наоборот, происходило нечто удивительное и потрясающее. Будто она в первом ряду опустевшего кинозала, а по сцене перед белым экраном нескончаемой вереницей идут люди – все те, кто ещё недавно сидел рядом с ней. Стоит ей захотеть, указать на любого – тотчас механик просветит его, словно рентгеном, своими лучами, и на экране появятся новые кадры, намного более интересные, чем фальшивые страсти героев с афиши. Кто откажется от такого? У неё на руках билеты на восемнадцать подпольных сеансов, аплодисменты и критика запрещены, приглашена лишь она. Не совсем законно, чуть-чуть рискованно, но ведь так интересно! Почему же она должна проходить мимо? Она ведь не делает ничего плохого – только смотрит, никак не пытаясь вмешаться…

После ухода Данилиной ей хотелось рвать и метать – в таком она пребывала бешенстве. Как можно было вести себя так беспечно, лгать так жестоко, так долго? Острое чувство несправедливости и жалость к Павлу были так велики, что злорадная мысль всё ему рассказать даже заняла её на минуту-другую. Не в лицо рассказать, конечно – она знала его телефон и могла отправить смс через какой-нибудь сайт. Даже пыталась уже придумать коротенький текст – «проверьте ДНК, это не ваша дочь», «жена вас обманула, ребёнок не от вас», «у Сони другой отец» – но каждый раз ужасалась своей идее.

Всё, чего она сможет добиться – боли в этой семье станет намного больше. Вдвое, а то и втрое. Море боли… Это было так жутко, что её передёрнуло. Только после этого на смену ярости пришло сострадание. Жить так всё время, в мучениях, страхе; бояться больниц, анализов, учебников биологии, разговоров родственников – это ведь самый настоящий кошмар… И она поняла – если кого и жалеть по-настоящему, так это саму Оксану. А потом в дверях показалась Соня, и на смену жалости неожиданно пришло любопытство.

Ни за кем из своих пациентов она ещё не наблюдала с таким интересом. Ещё бы – теперь-то она знала! Девочка, как обычно, была весела. Бросилась бесстрашно в кресло – так, что чуть не свалилась с другой стороны, залепила жвачку за ухо. Всем своим видом показывала – не боюсь я ваших осмотров! Светлана жадно ловила каждое её движение или взгляд озорных глаз. От Павла в ней, как выяснилось, ничего и не было, а от матери Соня действительно взяла многое – глаза, волосы, нос. Может быть, что-то ещё, но только не зубы. Вот и разрешилась эта загадка – а то она столько лет удивлялась, в кого у ребёнка такая генетика?! Скалер легко скользил по эмали, зацепиться было в буквальном смысле не за что, и скоро она её отпустила. А следующие полчаса удаляла зубной камень у Павла и ежеминутно боролась с соблазном «найти» кариес и поставить укол – чтобы поговорить с ним о дочери.

И вот сейчас, цокая каблучками по тротуару и пытаясь не попасть в стыки плиток, она шла и раздумывала, что от него, собственно, хотела услышать. Как сильно он её любит? Что не знает, что она ему не родная? Почему не настоял том, чтобы родить второго? А она бы наверняка от души наревелась, сидя напротив. Что же её удержало? Только ли кодекс врача? Да, в этот раз для анестезии не было совершенно никаких оснований, и рука в буквальном смысле не поднималась – но она чувствовала, что это слишком лёгкий ответ. На самом же деле она просто пожалела укол. С Оксаной всё было иначе – надо было проверить новые ампулы, а сейчас этот вопрос уже не стоял. И ответы его, кроме слёз, ей ничего бы не дали, она знала их наперёд – любит сильно, не знает, не смог. Эта тяжёлая тема исчерпана, её лучше оставить – бесполезны любые советы, ничего сделать нельзя. Поэтому что толку зря тратить укол? Лучше послушать другую историю!

Светлана замерла посреди оживлённой толпы, когда честно себе в этом призналась. И поняла – пока не кончатся ампулы в холодильнике, жажду новых историй ей уже не унять. Но была и другая мысль, которая её просто ошеломила. Она ведь не усидит на месте, если окажется, что сможет чем-то помочь…